The heart wants what it wants

— Тебе не стоило посылать его, — Мо Жань тщательно подбирал слова, потому что в голове его стоял отборный мат. — У нас был уговор. Прислонившись к сухому дереву, он лениво переводил взгляд с экрана телефона, который он перевёл в режим громкой связи, на полубессознательного незнакомца, которого нагнал и снова избил несмотря на обещания, данные Ваньнину. Мо Жаню пришлось отпустить его на время, чтобы преподаватель Чу не надумал лишнего. Не хватало ещё вмешательства полиции — а Ваньнин так испугался, что в тот момент мог позвонить копам в любую секунду. — Я не знаю, о чём ты, — отозвался Хуа Бинань после непродолжительной молчанки на том конце связи. — Не имею к этому никакого отношения. Ты же знаешь, что о твоём возвращении уже известно нашим врагам. Почему ты решил, что это моих рук дело? — Потому что только тебя, господин Хуа, волнует, с кем я сплю, — Мо Жань раздражённо пнул незнакомца в бедро, и тот отрывисто вскрикнул. — А ещё я умею задавать вопросы так, чтобы на них хотелось отвечать. Я же журналист. Хуа Бинань не оценил шутку. Он замолчал, раздумывая над ответом. Ночью в лесу было удивительно тихо и спокойно, но через динамик телефона доносились едва различимая блюзовая музыка и тихие неразборчивые голоса. — Не впутывай в это Чу Ваньнина, — Мо Жань снова пнул незнакомца, но обращался к Хуа Бинаню. — И не пытайся меня запугать. Мы нужны друг другу. Я уже сказал, что и так работаю над нашим общим делом. Все свои претензии обращай ко мне, а Ваньнина оставь в покое. — Скажи это людям, которые пытаются достать тебя через него, — Хуа Бинань вздохнул. — Я бы не стал трогать твоего преподавателя, даже если захотел бы тебе насолить. Чу Ваньнин — близкий друг моего младшего брата. Если с ним что-то случится по моей вине, мне это так не оставят. Теперь настала очередь Мо Жаня молча переваривать информацию. — У тебя есть брат? — спросил он, потирая вдруг разболевшийся лоб. — А ты не знал? — Хуа Бинань мягко рассмеялся. — Я не верю, что ты спрашиваешь. Да, разумеется. Вы знакомы. Мо Жань раздражённо закатил глаза. Он не припоминал, чтобы Чу Ваньнин водился с кем-то из криминального мира, или — тем более — близко дружил с кем-то настолько опасным, но вполне допускал, что знает о преподавателе Чу далеко не всё. Совсем недавно он выяснил, что Ваньнин имел проблемы из-за разглашения данных подозреваемого… Ваньнин вполне мог иметь информаторов вне закона. Забавно, но мысль об этом принесла Мо Жаню облегчение, потому что одним из его вечных страхов было оказаться разоблачённым Ваньнином. Возможно, он напрасно так тщательно скрывал от Чу Ваньнина, что ведёт двойную жизнь. — Значит, это действительно не ты, — подытожил Мо Жань. — Ясно. Тогда ты не станешь возражать, если я избавлюсь от ненужного свидетеля? Он не верил Хуа Бинаню, однако ему было интересно, на что Бинань способен, чтобы сохранить хорошую мину при плохой игре. — Без проблем. Я не знаю этого клоуна. Хорошего вечера, — Хуа Бинань закончил звонок, и Мо Жань перевёл вопросительный взгляд на избитого до невменяемости незнакомца. Воспоминания так некстати вернули его в те годы, когда он сам исполнял задания Мо Няньцзы, работая в клубе Цзуйуй. Если бы его поймали, Мо Няньцзы бы сказала то же самое, что сейчас говорил Бинань, без колебаний отказавшись от своей пешки. Казалось, между Бинанем и Мо Няньцзы не было разницы. — Я не собираюсь убивать тебя, — вздохнул Мо Жань. Опустившись на корточки, он смотрел незнакомцу в лицо, сокрушённо отмечая, что тот почти ребёнок. — Не сегодня. Это твой шанс свалить от господина Хуа. Ты всё слышал, ведь так? Ты ему нахер не нужен. Пацан медленно моргнул в знак согласия. — Давай. Собери сопли в кулак, и вали. Если увижу тебя ещё хоть раз, ты труп, понял?.. Отпускать кого-то просто так было непривычно, но на сердце от принятого решения полегчало. Мо Жань ещё несколько минут глядел вслед пареньку, раздумывая, не пожалеет ли об этом. В том, что незнакомца послал именно Хуа Бинань, он не сомневался, но стоило ли ни в чем не повинного человека за это убивать? Тем более, Мо Жань никогда не убивал без веской причины. Возможно, Ваньнин ошибся в нём, утверждая, что он достойный человек, но Мо Жань верил, что убийство может быть справедливым, если нет другого выхода. Когда закон бессилен, противостоять жестокости мира может лишь соизмеримая жестокость. Мо Жань не был головорезом — по крайней мере, не таким, каким описали его в деле о поджоге и убийствах в клубе Цзуйуй. Может быть, доведённый до отчаяния, он был способен на зверства, но он не хотел, чтобы его прошлое определяло его личность, и верил, что, поступая справедливо, сможет стать кем-то иным. Достойным — пусть и не прежним. Он старался не вспоминать, как напугал Чу Ваньнина, когда набросился на незнакомца, и как преподаватель заперся от него в доме и долго не выходил, угрожая вызвать полицию. Чу Ваньнин провожал его, когда он сказал, что ему нужно отлучиться, тяжёлым взглядом — он ведь всё понял, но не попытался его остановить… Примет ли он его тёмную сторону, узнав о ней? Мо Жань подошёл к озеру и, склонившись, всмотрелся в темную гладь, не различая своё отражение. Он знал, что от него разит потом и чужой кровью, но ледяная вода легко смоет с него грязь. Единственное, от чего ему никогда не удастся отмыться — его прошлое и настоящее. Он не помнил, что произошло в клубе Цзуйуй в ночь пожара, но знал, что находился там. Когда его упекли в психиатрическую лечебницу, врачи объясняли его утраченные воспоминания глубокой травмой, комплексным ПТСР, и диссоциацией. Пациенты с таким диагнозом часто не знали, что творили, и личность их раскалывалась на фрагменты, часть которых хранила страшные воспоминания о травмирующих событиях. Пациент “забывал” прошлое, чтобы сохранить рассудок, и не мог восстановиться. Мо Жаню так и не удалось вспомнить, что произошло в клубе Цзуйуй, но он читал своё дело, и знал, в чём его обвиняли. Где-то внутри него все эти годы жило чудовище — оно глядело на мир его глазами, дышало его лёгкими, и, возможно, обнимало Чу Ваньнина ночью, когда Мо Жань был уверен, что спал… Он хотел бы верить, что чудовище это всегда будет где-то на периферии, молчаливым наблюдателем, скрывающимся в тени, но сегодня, когда он лишь на секунду подумал, что Ваньнин в опасности, его разум снова заволокло темнотой. Он очнулся, только когда понял, что избитый им человек лежит на земле, а Ваньнин стал невольным свидетелем этой сцены. Мог ли Мо Жань остановиться, если бы захотел, раньше? Что, если бы он потерял контроль, когда перед ним был не противник, а Чу Ваньнин?.. Мо Жань задавал себе эти вопросы прямо сейчас. До этого он отдал Ваньнину пистолет, надеясь, что тот сумеет защититься, если в этом возникнет необходимость, но теперь уже не был уверен, что этого будет достаточно. Мо Жань не знал себя, и он не доверял себе. В присутствии Чу Ваньнина он всё чаще не замечал, как терял контроль, а тьма, обыкновенно никак не проявлявшаяся в нём, пыталась пробиться наружу. Что случится, когда Ваньнин столкнётся лицом к лицу с той частью Мо Жаня, которая сохранила в себе память и ответственность за массовые убийства в Цзуйуй, Мо Жань не знал, и это пугало. Было уже далеко за полночь, когда он вернулся в деревенский домик. Чу Ваньнин к этому моменту уже крепко спал. В темноте, продрогший после купания в мартовском озере, Мо Жань переоделся в свежее и тихо нырнул под тяжёлое одеяло, брошенное на матрасе на полу. Он чувствовал себя разбитым и уставшим, а то, что перед тем, как всё произошло, они с Ваньнином поссорились, погружало его в совершенно новые пучины отчаяния. Что бы Мо Жань ни делал, как бы ни пытался угодить Чу Ваньнину, предлагая ему помощь, готовя для него обеды и ужины, исполняя все его желания, даже если Ваньнин просил его держаться от него подальше на людях… всё было без толку. Знал ли Чу Ваньнин о его чувствах — и, если знал, почему продолжал игнорировать, не позволяя заботиться о себе? “Он не любит меня,” — вдруг осознал Мо Жань с горечью. — “Я нравлюсь ему, но это несерьёзно. Он не доверится мне, и у него есть на то все причины.” Осознание это оглушало. Беспомощно лежа посреди темноты, Мо Жань раздумывал, что, вернись он на четыре года назад, когда он ещё не оказался в зависимости от Хуа Бинаня, и, едва вырвавшись из Цзуйуй, был всего лишь студентом, ищущим справедливости, всё сложилось бы иначе. Если бы он не “вылетел” из универа, не оказался снова на улице с подачи Ши Мэя, и Мо Няньцзы с её сыном не решили убрать его, “повесив” на него убийство дочери торговца, он бы встретил Чу Ваньнина намного раньше. Мо Жаня из прошлого было бы легко полюбить. Тогда его разум всё ещё не раскололся, и сам он точно знал, что правда на его стороне. Мог ли Мо Жань надеяться на что-то сейчас, когда он сам не знал, на что способен? Мог ли винить Чу Ваньнина за то, что тот опасается его, или удерживает на расстоянии?.. Мо Жань перевёл взгляд на укутанного по самую макушку Ваньнина. Заметив, что край одеяла свесился на пол, обнажая его лодыжку, он склонился над спящим и аккуратно поправил постель. Чу Ваньнин сквозь сон ощутил тепло и удовлетворённо вздохнул: — Ложись скорее. Уже так поздно. Мо Жань растерялся. Он замер, не понимая, действительно ли Ваньнин спит, или он проснулся и в самом деле приглашает его к себе в кровать? Понимает ли он, что предлагает? Но Ваньнин больше не сказал ни слова, ничуть не проясняя ситуацию. — Хорошо, — Мо Жань стал коленями на матрас, отчётливо понимая, что места на двоих не так много, и надо бы захватить своё одеяло с пола. — Подвинься, пожалуйста. Чу Ваньнин что-то неразборчиво пробормотал, путаясь в тяжелом одеяле. Скрипнула протяжно кровать, а затем Мо Жаня окутало теплом мягкого пухового кокона. Чу Ваньнин обвил его за плечи, притягивая к себе. Его ладони были горячими, как и он сам. — Спи, — его дыхание опалило Мо Жаню щёку, когда лицо Ваньнина оказалось совсем рядом. Затем длинные ноги обвили его бёдра, и Мо Жаня охватил жар. Он откинулся на подушку, позволяя Ваньнину обвиться вокруг себя. Дурные мысли рассеялись. Если Чу Ваньнин действительно так боялся его, если у него не было чувств к Мо Жаню, неужели он бы клал голову ему на грудь, неужели бы так расслабленно обнимал во сне? Мо Жань ночевал у Ваньнина дома всего несколько раз, но никогда раньше Чу Ваньнин не проявлял инициативу. Впервые он позволил себе показать, что нуждается в нём и действительно хочет, чтобы Мо Жань был подле него. Не важно, сделал ли он это в полусне — Мо Жаню было достаточно, что он наконец перестал избегать его, когда вокруг не было свидетелей. — Ваньнин? — позвал Мо Жань тихо, не ожидая, что Ваньнин ответит ему. — Помнишь, я спрашивал, нравлюсь ли я тебе? — Мммгм, — было неясно, это “да” или “нет”, но Чу Ваньнин беспокойно поёрзал, словно пытался найти удобное положение. Рассудив, что Чу Ваньнин ответил утвердительно, Мо Жань тихо вздохнул: — Ты говорил, что я тебе нравлюсь, но просил держаться подальше от тебя на время практики. Настаивал, что между нами нет отношений. Даже сегодня вечером едва не запретил приближаться к себе… — он поправил волосы Ваньнина, чувствуя, что должен сказать о своих чувствах, даже если Чу Ваньнин снова не пожелает его слышать. Слова, которые давно вертелись на языке, и одновременно ужасали его самого, наконец обрели форму. — Мне кажется, я так больше не могу, — Мо Жань почувствовал, как на мгновение замерло дыхание Ваньнина, и как он напрягся. Казалось, в любую секунду он может оттолкнуть его. Мо Жань прижал Ваньнина к себе, опасаясь, что тот вырвется, и закончил фразу, которая давно висела в воздухе, но всегда оставалась недосказанной: — Я люблю тебя. Он чувствовал, как участился пульс Ваньнина, но тот ничего не отвечал. — Я устал притворяться, — продолжил Мо Жань. — Что, если бы я сегодня опоздал, и с тобой бы что-то случилось?.. Ты бы так и не узнал, что я чувствую к тебе. Кто угодно мог навредить тебе… — воспоминания снова всколыхнули злость, и пальцы Мо Жаня непроизвольно сжались на плечах Ваньнина. Он заставил себя расслабиться, потому что, заново переживая тот момент, ощутил, как на поверхность снова пытается прорваться та часть его, о которой Ваньнину не следовало знать. — Ты можешь не отвечать на мои чувства, но ты должен знать о них, — заключил он, перестав надеяться на хоть какую-то реакцию. — Запрети мне приближаться к себе, проси сохранять дистанцию, но это ничего не изменит. Я люблю тебя. В тишине деревенского дома слова Мо Жаня растворялись, словно их никогда никто и не говорил. Разумеется, Чу Ваньнин ничего не ответил. Он то ли в самом деле спал, то ли только притворялся спящим. Сердце его, поначалу затрепетавшее, теперь билось равномерно и спокойно. Дыхание его было глубоким. — Завтра всё изменится. Вот увидишь, — Мо Жань сказал это, скорее, самому себе, нежели Чу Ваньнину. — А сейчас спи, баобэй. Ваньнин не шелохнулся. Он продолжал обнимать Мо Жаня, неосознанно согревая его после промозглой ночи и купания в ледяном озере. Мо Жань позволил этому теплу убаюкать себя. Он чувствовал себя впервые за долгое время хорошо, словно снял неподъемную тяжесть с души. *** …Утро следующего дня обернулось дурными новостями. Пока Чу Ваньнин собирался с духом, чтобы встретиться лицом к лицу с куда-то запропастившимся Мо Жанем, к нему явился староста деревни. Он стучал в двери домика так долго, что, казалось, всерьёз вознамерился в следующей жизни переродиться дятлом. Именно он сообщил снова проспавшему всё Ваньнину, что ночью куда-то исчезло несколько человек. — Они не могли просто взять и уйти, — сокрушался он с порога, — с ними наверняка что-то произошло. — С кем? Речь о студентах? — Чу Ваньнин насторожился. — Я говорю о брате и сестре, которых воспитывала их тётка, — староста вздохнул. — Совсем ещё дети! Жили в нашей деревне с пелёнок. Мы сбираемся прочесать окрестности. Прошу, подключите к поискам своих ребят! — Разумеется, мы поможем, — пообещал Чу Ваньнин с тяжёлым сердцем. Всё было как в тумане. Он не помнил, как Мо Жань вернулся поздно ночью, и опасался, что поиски пропавших подростков откроют нечто намного худшее. Он не знал, последовал ли студент Мо за тем незнакомцем, и не был уверен, что готов об этом узнать. Всю ночь ему снились тяжёлые, болезненные сны, сквозь которые прорывались обрывки фраз, наполненных нежностью. Ваньнину снилось, что Мо Жань признаётся ему в любви. Шёпот его был похож на несбыточное обещание, в которое не веришь, потому что знаешь, что обманешься. Это был всего лишь сон, тоскливый и одинокий — вероятно, навеянный пережитым шоком и безысходностью. Ваньнин стал невольным свидетелем сцены жестокости, и больше сам не знал, чему и кому верил. После всего, что между ними было, Мо Жань не стал бы говорить о чувствах. Когда он уходил, он был сам не свой. Ваньнин старался не думать о том, что бы произошло, если бы он действительно вызвал полицию — или, если бы Мо Жань начал угрожать ему, и ему пришлось бы воспользоваться оружием для самозащиты. Пистолет, который Мо Жань отдал ему, всё ещё лежал у него под матрасом, и Ваньнин даже проверял его перед сном. Действительно ли он готов был мириться с тем, что Мо Жань мог напасть на незнакомого человека лишь потому, что посчитал, что тот ему угрожает? Чу Ваньнин не знал — как не знал он, возвращался ли Мо Жань ночью. Его постель казалась нетронутой, и в то же время его запах неуловимо ощущался в воздухе, словно незримое присутствие. Казалось, Мо Жань спал с ним в одной постели, но, очевидно, это было не так. Ваньнин неторопливо позавтракал припасёнными крекерами и кофе, и, набросив плотный дождевик, вышел на улицу, окидывая взглядом затянутый туманом лес и островерхие домики с черепичными крышами. Казалось, ничего дурного не могло случиться в этой крошечной деревне, а единственными “пострадавшими” от вчерашней драки были несколько сломанных кустов малины. Ни бурых следов крови, ни брошенных вёдер и разлитой воды — Чу Ваньнин прибрался перед тем, как отправился спать, хоть и не должен был. Разумеется, он знал, что нарушает закон. Если полиция явится к нему за показаниями и уликами, он будет соучастником — но, вопреки тому, что Мо Жань, вероятно, воображал, Ваньнин никогда бы его не сдал. Он мог не верить Мо Жаню, и даже подозревать его, но, после всего, что он узнал о прошлом Мо Жаня, меньшее, что он мог сделать для него — не впутывать в это дело посторонних, пока не будет сам уверен, что Мо Жань преступник. — Уважаемый преподаватель Чу! — едва завидев Чу Ваньнина, один из студентов тут же остановился на его пути. Выглядел он встревоженным. — С самого утра мы не знаем, что и думать, а ваш ассистент Мо… — Что с Мо Жанем? — Чу Ваньнин попытался скрыть волнение. Что, если с Мо Жанем что-то случилось?.. На мгновение у него перехватило дыхание. — Его нигде нет. Вчера примерно в это же время он собирал нас и распределял обязанности, но сегодня его никто не видел с самого утра, а деревенский староста говорит, что пропали ещё люди… — Я слышал об этом, — кивнул Чу Ваньнин с упавшим сердцем. Надеяться на то, что Мо Жань ни в чём не замешан, не приходилось. — Мо Жань вернётся позже, а сейчас нам нужно организовать группы поиска, чтобы помочь деревенским искать пропавших детей. Передайте всем, что через пятнадцать минут будет общий сбор у теплиц. — Будет сделано! — студент поспешил к своим товарищам передать им новость. Через четверть часа у теплиц собралась вся группа, и Чу Ваньнин совместно с сельским старостой раздали всем добровольцам инструкции, как следует прочесывать лес. Ваньнин не сомневался, что наверняка что-нибудь обнаружится, но при этом испытывал двойственные чувства. Он не мог не думать о том, что студент Мо раньше всегда предупреждал его, если ему требовалось куда-нибудь отлучиться. Неужели он попал в беду? Или — совершил нечто непоправимое, и скрылся с места преступления? — Я сообщил в полицию о происшествии, но, пока не пройдет 24 часа, они не начнут рассматривать это дело, — поделился староста с бледным от переживаний Чу Ваньнином. — Правда, это далеко не первое исчезновение в наших местах, поэтому на правоохранительные органы надежды мало. — Были и другие случаи? — поинтересовался Ваньнин, проклиная себя за любопытство. Ему не следовало задавать такие вопросы. В прошлый раз, когда он влез со своим расследованием в чужое дело, его карьера, едва начавшись, едва не закончилась. Тогда он столкнулся с точно таким же равнодушием властей, и не сумел заставить себя смолчать. Вероятно, в этот раз, если дело снова потребует огласки, он поступит так же, и ему всё так же будет не о чем жалеть. Ваньнин никогда не боялся громко защищать справедливость — он не собирался отмалчиваться. Единственным его страхом было обнаружить, что Мо Жань в чем-то замешан. Он не хотел бы в один прекрасный день выбирать между справедливостью, и человеком, которого он любит. Но хуже всего было, что свой выбор Ваньнин уже сделал вчера, когда оттирал следы крови с камней на земле после драки.