The heart wants what it wants

…Мо Жань так никуда и не ушёл, и Чу Ваньнин втайне радовался, что тот остался с ним на ночь, потому что после пережитого ему было спокойнее видеть студента Мо рядом с собой. Только так он мог знать, что с ним всё в порядке. Мо Жань всё ещё был взвинчен, он даже выломал дверь в ванную комнату, но он же клялся Буддой, что починит её, а потому Ваньнин был готов признать, что не слишком зол из-за испорченного имущества. В конце концов, вещи не были так важны, как то, что Мо Жань действительно нуждался в поддержке. И, если ему было легче принять её, заботясь о Ваньнине, Чу Ваньнин был готов с этим смириться, оставив свою гордость до лучших времён. Он позволил Мо Жаню обнимать себя до поздней ночи, и они мирно лежали под пушистым одеялом, коротая время за просмотром исторического детектива. Чу Ваньнин даже не думал выворачиваться из объятий, в этот вечер он слишком устал, и тепло прикосновений, скорее, успокаивало, нежели горячило кровь. Когда же сон наконец его одолел, он смутно почувствовал тёплое дыхание на своей щеке, сменившееся горячими губами, опустившимися ему на прикрытые веки. — Мо Жань… — Чу Ваньнин всё равно не собирался отстраняться, так что он позволил Мо Жаню зарыться в свои волосы лицом, привлекая его к себе ближе. Так даже во сне он чувствовал, что Мо Жань оставался с ним — а, значит, они оба были в безопасности. Лёгкие его наполнял знакомый аромат тёплой кожи, смешанный с едва заметным запахом геля для душа и пороха. Своей щекой он ощущал, как размеренно бьётся сердце Мо Жаня, и звук этот, казалось, воскрешал в нём воспоминания, которых у него никогда не было — чужие, словно явившиеся из других миров и жизней, придрейфовавшие к нему из бессознательного. Пережитый ужас отнял у него все силы, так что проспал он до самого обеда. Не разбудили его ни шум дрели, ни гудение шуруповёрта. К тому моменту, когда он встал, дверь в ванной была на своём законном месте, более того — во всей квартире сложно было найти разболтанные петли или грозящие открутиться ручки. Мо Жань воспользовался временем, проведённым в гостях, с максимальной пользой, хотя об этом его никто не просил. — Я не хотел тебя будить, — Мо Жань поспешно убрал в сторону сладкую рисовую кашу, которая уже давно остыла. — Сейчас что-нибудь приготовлю тебе подкрепиться. В кухне было уютно и чисто, на столешнице лежали аккуратно сложенные кухонные полотенца и салфетки, о существовании которых Ваньнин сам не знал. Вся посуда была разложена по ящикам и полкам и скрыта от глаз. На столе в глубокой глиняной вазе стоял импровизированный букет из покрытых едва распускающейся листвой нескольких тонких побегов снежной ивы. Чу Ваньнин словно проснулся не у себя дома — по крайней мере, он явно не помнил, чтобы его квартира выглядела так, когда он ложился спать. Он растерялся, не зная, стоит ли поблагодарить Мо Жаня за уборку и цветы, или отругать, чтобы пресечь подобные выходки в дальнейшем. Из-за вмешательства Мо Жаня он чувствовал себя отвратительным хозяином. Мо Жань, между тем, просто вылил остывшую кашу в раковину, и Ваньнин поморщился, внутренне осуждая его за растрату. — Не нужно ничего готовить, — он подошёл к чайнику. — Я редко ем по утрам. — Сейчас уже час дня, — Мо Жань недоверчиво пожал плечами. — Как скажешь. Не настаиваю. Только сейчас Чу Ваньнин заметил, что даже кофе в его шкафчике теперь соседствовало со сливками и сиропами — похоже, Мо Жань ещё и успел сходить в магазин, пока он спал. От осознания, что ему нужно будет как-то объясниться, что он должен пойти в больницу проведать Ши Мэя, Ваньнину окончательно сделалось не по себе. Этот визит он планировал ещё на неделе, но откладывал его, потому что Мо Жань полностью заполнил собой всё его свободное время. Между тем, Ши Мэй нуждался в его поддержке — более того, он мог знать, что именно произошло четыре года назад, и пролить свет на вопросы, обсуждать которые с Мо Жанем Ваньнин никогда бы не стал. Возможно, Мо Жань и просил его не вмешиваться и не ворошить прошлое, но теперь, когда прошлое само их нашло, Чу Ваньнину хотелось знать, с кем он имеет дело, и кому именно он собирается противостоять. — Мне нужно съездить кое-куда по делам, — Чу Ваньнин встретил вопросительный взгляд студента Мо с непроницаемым лицом. — Тебе не обязательно ждать меня. — Я могу поехать с тобой? — Мо Жань выглядел одновременно встревоженным и полным надежды, и Чу Ваньнин подавил в себе желание нагрубить ему, потому что слишком хорошо помнил, как Мо Жань обнимал его прошлой ночью. После того, как оба они едва не погибли, он отлично понимал, почему Мо Жань так себя ведёт. — Можешь, но, боюсь, место и человек, к которому я еду, тебя разочаруют, — он сознательно не стал искать отговорки и опускаться до обмана, потому что Мо Жань беспокоился о нём и заслуживал слышать правду, даже если она могла его задеть. — Ты едешь к Ши Мэю, — Мо Жань смотрел на Ваньнина испытывающе, а лицо его утратило прежнее тёплое выражение. Взгляд его стал пронизывающим. — Именно так, — Чу Ваньнин пожал плечами. — Ши Мэй лежит в больнице, и у него нет никого, кто бы позаботился о нём. Он так же одинок, как и… многие люди, у кого нет семьи, — он вовремя осёкся, чтобы не сказать “так же одинок, как и я”. Мо Жань должен был как никто понимать, каково это — оставаться один на один с проблемами, когда у тебя никого нет. — Если ты считаешь, что нам следует навестить его, я пойду с тобой, — Мо Жань кивнул, однако при этом выражение его лица говорило лишь о том, как сильно его раздражает сама необходимость такого визита. — Да, я так считаю, — Чу Ваньнин неосознанно выпрямился, чувствуя, словно гора свалилась с плеч. Мо Жань мог испытывать к Ши Мэю смешанные чувства, их отношения явно закончились не на хорошей ноте, но по крайней мере он не устроил скандал. К тому же, он верил, что между Ши Мэем и Мо Жанем произошло недоразумение, которое давно следовало решить. То, что Ши Мэй из всех людей назвал имя Мо Жаня, пытаясь предупредить Ваньнина об опасности, явно было какой-то ошибкой — да, находиться рядом с Мо Жанем было опасно, но сам он явно не представлял угрозы. Позже, купив по дороге букет цветов и корзинку фруктов, Мо Жань и Чу Ваньнин наконец добрались до больницы, где лежал Ши Мэй. Чу Ваньнин не успел предупредить его о том, что придет не один, а потому лишь надеялся, что присутствие Мо Жаня не слишком потревожит пациента. Он осторожно постучался, прежде чем войти, и попросил Мо Жаня подождать его у дверей, пока он не пригласит его сам. — Ты недооцениваешь стрессоустойчивость этого засранца, — напоследок сказал Мо Жань, но спорить не стал, чем Ваньнина в который раз удивил. Чу Ваньнин вошёл в уже знакомую палату, и тут же прикрыл за собой дверь, надеясь, что до Ши Минцзина не долетел его с Мо Жанем разговор. Ши Мэй в этот раз выглядел свежее: к лицу его вернулись краски, а глаза больше не казались огромными на фоне впалых бледных щёк. Если бы ни стойка от капельницы, можно было бы решить, что он сам — посетитель. Он отложил планшет, на котором, похоже, читал какую-то книгу, и приветственно улыбнулся Ваньнину: — Я так рад тебя видеть! — он собирался встать с кровати, но Ваньнин остановил его. — Не нужно. Я принёс тебе немного фруктов и цветы — в этот раз, прочитал в интернете, что тебе рекомендовано. Отдыхай. Я… ненадолго. Ши Мэй вопросительно приподнял аккуратную бровь: — Снова завал на работе? — Не совсем, — Чу Ваньнин решил отвечать уклончиво. Он не хотел, чтобы Ши Мэй знал о происшествии на реке — в его состоянии это было ни к чему. Что до того, что он сблизился в последнее время с Мо Жанем, правда рано или поздно должна была открыться. — Мо Жань попросил меня составить ему компанию, и я не решился отказать ему. — Мо Жань? — Ши Мэй тут же посерьезнел. — Ты всё-таки продолжаешь общение с ним? — Если совсем откровенно, то… да, — Чу Ваньнин растерянно вздохнул, стараясь не чувствовать себя смущённым. Мо Жань был одного возраста с Ши Мэем, но он всё равно не мог избавиться от чувства, будто он растлевает студентов. — Всё в порядке, — Ши Мэй неожиданно улыбнулся, — тебе не нужно чувствовать себя виноватым передо мной. Я прекрасно помню, каким он может быть… интересным. Чу Ваньнин очень наделялся, что не покраснел на этих словах, но лицо и уши его так горели, что едва не дымились. — Он попросил меня взять его с собой, — выпалил Ваньнин, решил выложить всё сразу. — Я надеюсь, ты не против. — Отчего же мне быть против? — Ши Мэй продолжал вежливо улыбаться, но при этом улыбка так и не коснулась его глаз. В этот момент он напоминал холодную фарфоровую статуэтку — невероятно красивую, но при этом застывшую во времени. — Хорошо, — Чу Ваньнин вздохнул, и этот вздох подавил так и крутящиеся на языке оправдания. “Так уж вышло. Прости. Я не хотел, чтобы он был здесь, но я не смог его оставить после всего, что произошло, потому что он мне небезразличен,” — разве мог он позволить себе сказать нечто подобное? Ши Минцзин столько раз предостерегал его, и он был прав, но никаких предостережений бы не хватило, чтобы Чу Ваньнин прекратил идти на поводу у своих чувств. Среди сотен причин “против” того, чтобы быть с Мо Жанем, его сердце не находило ни единой действительно веской. Он мог запрещать себе думать об их отношениях всерьёз, но своему сердцу таять всякий раз, когда они были вместе, запретить не смог бы, даже если бы хотел. Стараясь не концентрироваться на том, как Ши Мэю, должно быть, неприятно, он позвал Мо Жаня, и тот тут же вошёл, но при этом было видно, как ему неуютно. Если прежде, сталкиваясь с Ши Минцзином, он позволял себе вести себя, как полный мудак, теперь, в больнице, он был лишён такой возможности. — Шисюн, — он решил назвать Ши Мэя старшим, поскольку они действительно были соученикми, — я не знал, что ты болен. Как твоё здоровье? — Через пару дней меня обещают выписать, — прохладно ответил Ши Мэй, не пускаясь в объяснения о том, что состояние его является хроническим. — Я слышал, ты продолжаешь учёбу, и учитель хорошо отзывается о тебе. Это… похвально. В этот момент Чу Ваньнин готов был поклясться, что в тоне Ши Мэя звучала угроза, словно он заранее предостерегал Мо Жаня от чего-то. При этом он всё ещё вежливо улыбался, что делало ситуацию ещё более гротескной. — Я рад вернуться к учёбе, — согласился Мо Жань, а затем добавил. — В общем… я пойду. Не хочу вам мешать. Ваньнин… учитель, я буду ждать вас дальше по коридору, — он коротко кивнул Ши Минцзину и быстро вышел. Когда его шаги наконец затихли, Ши Мэй перевёл озадаченный взгляд с двери на Ваньнина: — Это совсем непохоже на него. Что это с ним? — Он бы не стал опускаться до оскорблений, зная, что ты болен, — Чу Ваньнин пожал плечами. — Мо Жань… он плох во многих отношениях, но он не отморозок. Ши Мэй удивлённо заулыбался: — Ты думаешь о нём лучше, чем он того заслуживает, но я не собираюсь тебя переубеждать, уважаемый учитель Чу. В конце концов, ты и обо мне лучшего мнения, но правда в том, что из нас троих лишь ты видишь в нас хоть что-то, заслуживающее внимания. Чу Ваньнин покачал головой, вздыхая. Он знал, что Ши Мэй до сих пор не простил Мо Жаня, и также понимал, насколько, должно быть, тяжело было Мо Жаню прийти к Ши Мэю в больницу. Он до сих пор знал, что именно между ними произошло, лишь в общих чертах, но в то же время подозревал, что Ши Мэй, осознав, что Мо Жань готов рисковать всем, и в том числе им, ради своего дела, тоже не сидел сложа руки. Вероятно, он отомстил Мо Жаню, потому что объяснить такую неприязнь было сложно одной лишь пропажей материалов расследования. Именно Ши Мэй должен был быть пострадавшей стороной, но почему-то Мо Жань вёл себя как жертва. — Ты всё ещё ненавидишь его за то, что он рисковал тобой и подверг тебя опасности ради своего расследования? — решился спросить Ваньнин. — Ненавижу ли я его?.. — Ши Минцзин пожал плечами. — Вероятно, не больше, чем себя, потому что именно я позволил ему так с собой обходиться. Он никогда на самом деле меня не любил, и теперь я это отчётливо понимаю. Чу Ваньнин молча кивнул. Он как никто понимал, о чём говорил Ши Мэй. Мо Жань был в его жизни только потому, что Чу Ваньнин ему это позволял. Он сам соглашался на такие отношения — вернее, на их отсутствие. Вероятно, он бы злился на себя, но… в последнее время так легко было обмануться и начать верить, что между ними было возможно нечто большее. Порой ему приходилось напоминать себе о том, что Мо Жань в самом деле его не любил, потому что всё выглядело так, словно он был по уши влюблён в Ваньнина. — Четыре года назад вы были вместе, и ты наверняка знаешь, что расследовал Мо Жань. Я уже знаю, что речь о клубе Цзуйуй, но, может быть, у тебя сохранились какие-то воспоминания, или информация об этом? — осторожно спросил Ваньнин. Он уже однажды пытался расспросить Ши Мэя, но тот сказал ему, словно ничего не помнит. Ваньнин понимал, что, вероятно, он по какой-то причине боялся говорить. Ши Мэй медленно покачал головой, глядя на Ваньнина в упор, но его ответ, очевидно, значил вовсе не то, что ему нечего сказать, а, скорее, то, что он не рискнёт говорить. — К сожалению, нет, — он выглядел удручённым. — Но ты ведь всегда можешь просить Мо Жаня. Почему не задашь ему все вопросы прямо? Чу Ваньнин задумчиво кивнул, понимая, что Ши Минцзин прав. Мо Жань не помнил события, произошедшие в клубе, но наверняка должен был помнить об утраченных материалах. Остаток времени посещения он больше не затрагивал расследование, и просто говорил с Ши Мэем обо всём и ни о чём. В конце концов, он пришёл к нему, чтобы поддержать, а не, чтобы устраивать допросы с пристрастием прямо в больничной палате. Когда время истекло, за окном уже растеклись февральские сумерки. Мо Жань действительно сдержал слово и мирно сидел в коридоре, увлечённо играя с телефона в какую-то аркаду. Когда Ваньнин подошёл к нему, он не сразу оторвался, и какое-то время преподаватель Чу просто наблюдал за тем, как его студент морщит лоб и пыхтит от концентрации, какую не проявлял ни одной контрольной или самостоятельной. — Не знал, что ты играешь, — он застал Мо Жаня врасплох, и тот дёрнулся от неожиданности, запоздало разворачивая телефон экраном вниз. — Ваньнин!.. Тебя долго не было, а я устал курить во дворике и слоняться по этажу. Ты проголодался? Я купил тебе… — зашелестел пакет, из которого вскоре показались аккуратно завёрнутые в тонкую бумагу для выпечки всё ещё тёплые пирожки с рисом. — Спасибо, — Чу Ваньнин, который не завтракал, благодарно кивнул. Сейчас он бы съел что угодно, за исключением, разве что, жирного и острого мяса. Голод помогал ему сохранять фокус на важных вещах, но даже такому человеку, как он, иногда необходимо было подкрепиться. Его желудок издал звук одинокого кита, подтверждая, что не прочь наконец нормально поесть. Мо Жань улыбнулся, хлопая ладонью около себя, указывая на свободное место на скамейке. — Дома я приготовлю для тебя что-нибудь приличное, а пока давай просто перекусим. Только по дороге нам нужно будет заехать в супермаркет за продуктами, ладно? Твой холодильник совсем пустой. Так Ваньнин с удивлением понял, что Мо Жань собирается провести у него дома третью ночь подряд, к тому же — не собирается ограничиваться покупкой приправ и сиропов для кофе. Сердце его отреагировало на эту новость радостным замиранием, потому что он слишком хорошо помнил, как хорошо вчера ему было засыпать в тёплых объятиях. Он даже перестал задаваться вопросом, откуда у Мо Жаня взялся пистолет — казалось, присутствие Мо Жаня изгоняло из его головы все дурные мысли, которых в последнее время и так становилось слишком много. Пока они оставались вдвоём, это создавало обманчивое ощущение некой безопасности. — Почему ты не ешь? — Мо Жань, похоже, заметил, что Ваньнину кусок в горло не лез от слишком уж активной мозговой деятельности. — Невкусно? Чу Ваньнин наконец вспомнил, что в руках у него надкушенная рисовая баоцзы, и, покачав головой, лишь откусил ещё немного. Мо Жань весь день не прекращал его удивлять чудесами тактичности и заботы — ещё немного, и он бы начал верить, что человек, который совсем недавно вламывался к нему в дом, был кем-то другим, а не студентом Мо. Впрочем, аппетит у Ваньнина и вправду пропал, стоило ему вспомнить, что он собирался спросить у Мо Жаня о событиях четырехлетней давности. Ароматное тесто теперь напоминало картон, и даже большой глоток горячего кофе не помог избавиться от холодного предчувствия, сковавшего всё внутри. Чу Ваньнин улыбнулся Мо Жаню, стараясь запомнить его таким: заботливым, уютным, готовым приходить на помощь, с чуть прищуренными глазами, наполненными теплом лиловых сумерек, и мягкой улыбкой. К сожалению, он слишком хорошо знал, что всему этому не суждено было продлиться. Едва он задаст свой первый вопрос, как иллюзия тепла рухнет, словно песочный замок, и он натолкнётся на жёсткие углы и стальную решимость. Искушение оставить всё, как есть, было сильным, однако правда однажды всё равно будет открыта, и Ваньнин хотел знать наперёд, к чему им необходимо готовиться, и кому они противостоят. К тому же, в отличие от Ши Мэя, Чу Ваньнин не боялся, что Мо Жань предпочтёт ему возможность добиться справедливости — он и так никогда не верил, что Мо Жань его любит. Что до его чувств... это было личное дело Чу Ваньнина, и никого больше.