The heart wants what it wants

…Рано или поздно Чу Ваньнин бы узнал о прошлом Мо Жаня — и всё же болтливость Ши Мэя всё равно застала студента Мо врасплох. Мо Жань догадывался, что Ши Мэй не скупился на нелицеприятные подробности. Этого следовало ожидать — и, хотя его экс-возлюбленный знал лишь часть истории, вероятно, этого было бы достаточно, чтобы напугать идеального до кончиков ногтей преподавателя. Казалось, едва между Мо Жанем и Ваньнином возникло притяжение, как всё пошло под откос. Единственным выходом оставалось рассказать всё как есть, притом сделать это как можно скорее. — Ты говоришь, ты мог попасть в тюрьму? — Чу Ваньнин поражённо замолчал, очевидно, не зная, как реагировать. Чай на столе давно остыл, а сам он избегал смотреть Мо Жаню в лицо. Вот он, казалось бы — тот самый шанс всё объяснить. Но слова отчего-то не шли. — Мог, — Мо Жань прикусил язык, осознавая, что сам себе роет могилу. Чу Ваньнин занервничал. Он вцепился в давно остывшую чашку, словно в спасательный круг, комкая рукава свободного свитера. Испуганные тёмные глаза продолжали смотреть мимо Мо Жаня. — Я хотел бы узнать, что случилось, — спросил он спустя целую вечность. — Я понимаю, всё это для тебя неприятно, так что можешь не отвечать, но, если найдёшь в себе силы ответить, я готов слушать. Мо Жань опустил голову. Впервые за долгое время он почувствовал страх, словно снова попал на допрос. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы продолжить вести себя спокойно, тогда как всё, чего ему хотелось — поскорее убраться подальше, чтобы только не переживать всё заново. Чу Ваньнин с самого начала так искренне верил в него, так отчаянно пытался помочь... но, разумеется, он считал, что Мо Жань — обычный бестолковый прогульщик, а не преступник. Не зная о нём буквально ничего, он сделал ошибочные выводы, и видеть разочарование, написанное на его лице, было теперь невыносимо. В то же время, как мог Мо Жань теперь рассказать действительно всё, если сам не был уверен, во что верить? — Я точно не знаю, — он покачал головой, и в эту же секунду взгляд Чу Ваньнина впился ему в лицо. — Я знаю, что я точно был там, но… — Там? — Чу Ваньнин приподнял брови. — Вы действительно ничего не знаете, да? — Мо Жань в который раз проклял себя за то, что сам завёл этот разговор. — В клубе Цзуйуй четыре года назад произошёл пожар, в результате которого остался лишь один выживший. Это был я. Полиция сочла, что я причастен к поджогу и убийствам. — Я приехал в город три года назад, — Чу Ваньнин покачал головой, — так что понятия не имею, о чём речь. Ши Минцзин никогда ни о чём таком не упоминал. Я думал, тебя выгнали из университета за неуспеваемость — разве нет? Когда всё это случилось? — Клуб Цзуйуй принадлежал Мо Няньцзы, женщине, от рук которой пострадало немало людей. Она знала, что я копаю под неё, а потому постаралась запугать всех, кто мог бы помочь мне предать её деятельность огласке. Меня действительно исключили за неуспеваемость. А затем, когда я не отступился, она же подставила меня руками своего сына. — Я никогда не слышал об этом, — Чу Ваньнин выглядел расстроенным. — Мне действительно жаль. — Тут не о чем жалеть, — Мо Жань шумно выдохнул, заставляя себя собраться. — Я не знаю, причастен ли я к пожару в Цзуйуй и смерти его владелицы. Погибли люди — возможно, по моей вине. Я ничего не помню о той ночи. Когда пытаюсь восстановить воспоминания, мне становится дурно, и я сам не свой. В тишине, нарушаемой шумом дождя по подоконнику, он продолжал сидеть напротив Ваньнина, поражаясь, как тот находил в себе силы жалеть возможного преступника и психопата. Куратор Чу, вероятно, всё ещё не понял, что его студент мог оказаться жестоким убийцей — иначе почему он никак не реагировал? — Я хотел бы помочь тебе, — заговорил Ваньнин после непродолжительного молчания. Мо Жань, собиравшийся уже попросить прощения за беспокойство и уйти, потому что не желал ни сочувствия, ни продолжения неприятной темы, замер. Он чувствовал себя так, словно только что с него содрали кожу, обнажив кровоточащие раны, так и не исцелившиеся за всё это время. Возможно, он мог бы говорить о своих сомнениях и страхах с кем-то посторонним — но ни в коем случае не с Чу Ваньнином, который всё это время относился к нему с таким теплом. — Не думаю, что это хорошая идея… — Мо Жань потёр переносицу, машинально пытаясь сказаться усталым и незаинтересованным. — Мы должны восстановить справедливость, — Чу Ваньнин оборвал его на полуслове. — Ты мой студент, и ты заслуживаешь, чтобы тебе верили. Разве это не важно? Разве не за этим ты вернулся на первый курс? Нет, Мо Жань вернулся на первый курс не для этого, но врать Чу Ваньнину он не собирался, а рассказать правду не мог. Не хватало ещё подвергать Ваньнина опасности — как будто история с Ши Мэем совсем его ничему не научила. — …не знаю, — он в который раз предпринял попытку подняться из-за стола, но Чу Ваньнин, похоже, не собирался никуда его отпускать. В какой-то момент тонкая худая рука легла Мо Жаню на предплечье, удерживая, и прикосновение это прошибло Мо Жаня током, отдаваясь по телу волнительным жаром. Мо Жань прошёлся взглядом по аккуратному срезу тонких розоватых ногтеввых пластин и точёным фалангам — куратор Чу впервые прикоснулся к нему по своей инициативе, однако было в этом прикосновении что-то тоскливое и тревожное, отчего сердце Мо Жаня на секунду волнительно сжалось. — Я собираюсь поднять всю информацию по этому клубу. Ши Минцзин предупреждал, что кто-то угрожал тебе через него четыре года назад, и это нельзя вот так оставлять. Мы очистим твою репутацию. Мо Жань, не зная, как ещё сказать “нет”, в отчаянии затряс головой: — Что, если всё это лишь моя вина, и все они правы?.. — Ты не сидишь в тюрьме. Ты — мой ученик, — Чу Ваньнин, несмотря на простуду, выглядел серьёзным и сосредоточенным. — Я не собираюсь слушать твои отговорки — тем более, твоё дело может быть связано с моим. Мо Жань застыл, понимая, что Чу Ваньнин, возможно, прав, и уже, наверное, было слишком поздно отступать. Наверняка всё скоро станет явным, и правда, какой бы она ни была уродливой, откроется. Возможно, в иных обстоятельствах, он был бы этому даже рад… Возможно. Если бы человеком, который оказался вовлёчён в его проблемы, не оказался Чу Ваньнин. — Я действительно не думаю, что дело четырёхлетней давности имеет отношение к тому, что кто-то рылся в ваших вещах, — Мо Жань вздохнул. — Куратор Чу… всё это произошло четыре года назад. Больше не имеет смысла возвращаться к тем событиям. Пальцы куратора Чу медленно разжались, выпуская руку Мо Жаня, а сам он выглядел смущённым. — Хорошо, — он кивнул, поднимаясь с места. — Но ты мой студент, и, как ты верно заметил, заботиться о тебе — мой долг. Если однажды тебе понадобится помощь, я хочу, чтобы ты знал, что ты не один. — Спасибо, — Мо Жань кивнул, не решаясь смотреть Чу Ваньнину в глаза. Он не знал, какие слова подобрать, чтобы дать понять куратору, как много для него значило его доверие, и как сильно он боялся, что, выяснив правду, Чу Ваньнин отвернётся от него. Он был из тех людей, кто за эти четыре года привык к дурному отношению. Теперь, когда Чу Ваньнин его не просто заметил, но и попытался поддержать, вставая на его защиту, терять всё это было бы слишком мучительно. — Думаю, мне пора, — он бросил последний взгляд на куратора, — выздоравливайте поскорее и не стесняйтесь мне писать, если вам что-нибудь понадобится. Чу Ваньнин кивнул, и, попрощавшись, Мо Жань наконец вышел на улицу. Первой его мыслью было отправиться сразу домой, однако спустя какое-то время он осознал, что ноги сами ведут его в направлении квартала, где раньше находился клуб Цзуйуй. Здание это давно подлежало сносу: поскольку его так и не удалось восстановить после пожара, его оградили высоким забором, развесив через каждые пару метров таблички, запрещающие вход посторонним. Уже спустя пару минут Мо Жань нашёл лаз и оказался у почерневших стен в окружении истлевших досок. В который раз он окинул взглядом чёрные от копоти стены и выгоревшие выбитые окна. Именно здесь всё и произошло четыре года назад — однако всё, что он помнил, сводилось к обрывочным образам. Он смутно осознавал, что лежал на траве среди осколков выбитого стекла, весь в саже, надрывно кашляя, примерно в метре от места, где стоял сейчас. “Скорая” тогда приехала с опозданием, и врачи, оказывавшие ему помощь, избегали смотреть ему в глаза, как если бы им было не по себе находиться рядом с ним. Уже позже Мо Жаню сообщили, что его обвиняют в поджоге и убийстве, онако он понятия не имел, был ли в самом деле причастен к случившейся трагедии. Единственное, что он знал наверняка — он не сочувствовал никому из тех, кто сгорел той ночью заживо в клубе Цзуйуй. Он сам не знал, как долго простоял у входа в заброшенное здание, щёлкая неисправной зажигалкой — из воспоминаний его вырвал настойчивый звук новых сообщений. Нехотя он достал телефон из кармана и в замешательстве уставился на имя отправителя. Сюэ Мэн: “Ты дома?” Сюэ Мэн: “Соседи пишут, кто-то искал тебя. Стучали так, что чуть дверь входную не вынесли. Где тебя носит?” Сюэ Мэн: “Я всё ещё у родителей, а Наньгун Сы не вернётся ещё пару дней. Сможешь разобраться, в чём там дело?” Мо Жань нахмурился. Ситуация и вправду странно напоминала то, как вели себя головорезы Мо Няньцзы четыре года назад. Неужели они снова вышли на его след? С другой стороны, Чу Ваньнин задавал вопросы о случившемся и, вероятно, мог разворошить осиное гнездо, сам того не зная — стоило ли теперь предупредить его об опасности? Мо Жань колебался буквально с минуту, прежде чем решился написать куратору Чу. Возможно, тот сочтёт его параноиком, но Мо Жань всё равно хотел знать, что с ним всё в порядке. Мо Жань: “У вас всё хорошо, куратор?” Сообщение осталось непрочитанным, и было глупо предполагать, что Ваньнин сразу же ответит. Вероятно, он уснул, или попросту был чем-то занят. Мо Жань подавил в себе желание вернуться к Чу Ваньнину, чтобы увериться, что с ним всё хорошо, в третий раз за этот проклятый день — поступи он так, и Ваньнин, чего доброго, сообщит в полицию, что его студент его преследует. К тому же, уже вечерело, так что следовало действительно вернуться домой и разобраться, что там произошло. Мо Жань старался не поддаваться дурным предчувствиям, когда переступил порог своего подъезда. Мир Мо Няньцзы был куда ближе ему, чем студенческая тусовка, и он с детства умел постоять за себя. На этаже было относительно спокойно и на первый взгляд ничего не предвещало проблем, а входная дверь была в полном порядке — разве что коврик кто-то сдвинул в сторону, словно что-то искал. Мо Жань достал ключи и постоял ещё немного на лестничной площадке, надеясь, что кто-то из соседей выйдет и объяснит, что случилось, однако никто так и не объявился. Вероятно, ситуация была вовсе не такой уж страшной, как её описал Сюэ Мэн. Мо Жань вошёл в пустующую квартиру, которая выглядела ровно так же, как и когда он уходил, и, тщательно закрыв двери на все замки, устало привалился к стене, позволяя себе наконец расслабиться. Каким-то образом день, который он предполагал провести в обществе куратора Чу, ухаживая за ним и постепенно завоевывая его внимание и симпатию, обернулся совсем не так, как он предполагал. Чу Ваньнин по-прежнему оставался для него недосягаемым, и теперь ему уже начинало казаться, что, что бы он ни делал, расстояние между ними будет лишь увеличиваться. Ваньнин, так или иначе, всё равно узнал бы правду — так что было неясно, на что именно Мо Жань вообще рассчитывал с самого начала. У него попросту не было шансов, вне зависимости от того, хранил ли куратор Чу его фотографии у себя в телефоне. Мо Жань отправился к холодильнику и, окинув взглядом полупустые полки, достал банку пива. Усевшись на подоконник, он сделал большой глоток. Всё, чего ему теперь хотелось — напиться до бесчувствия, чтоб прекратить думать, что единственный человек, который оказался к нему неравнодушен, теперь знал, что его студент — убийца, которого так никогда и не оправдали. Его телефон продолжал жужжать в кармане, но даже смотреть, кто ему пишет, не было ни сил, ни желания. В итоге Мо Жань сам не осознал, как отключился прямо сидя на окне, в окружении батареи из пивных банок. Пришёл он в себя лишь когда в дверь снова кто-то начал настойчиво звонить. *** Едва оставшись один, Чу Ваньнин тут же отправился искать информацию о событиях, упомянутых Мо Жанем. Теперь он точно знал, что пожар, скорее всего, был после летней сессии и пересдачи — а, значит, либо в августе, либо осенью. Также ему было известно название клуба, и этого вполне хватало для поисков. Закутавшись по самые глаза в тяжёлое одеяло и вооружившись чашкой горячего чая, он погрузился в чтение архива новостей. Перед воспалёнными от простуды глазами проносились афиши и старые анонсы клубных шоу и вечеринок, пока в какой-то момент лента не подошла к концу, прерываясь несколькими скудными заметками о единственном подозреваемом, который приходился родственником некой Мо Няньцзы, владелицы клуба. Впрочем, имя Мо Жаня фигурировало ещё в нескольких заметках: в одной из них рассказывалось, как всё та же Мо Няньцзы усыновила сироту. В другой речь шла об изнасиловании и убийстве неизвестной девушки, тело которой нашли в заброшенном притоне за городом. Мо Жаня обвиняли в убийстве с особой жестокостью, и было неясно, как он оказался после этого на свободе. Чу Ваньнин хмуро уставился на внезапно засветившийся экран телефона, отвлекаясь от поисков — Мо Жань написал ему сообщение, но читать его не хотелось. Он и без того редко с кем-либо переписывался, и теперь, когда Мо Жань его разоблачил, Ваньнин испытывал стыд и сожалел о своей выходке. В который раз он признался себе, что намеренно затягивает с ответами, стараясь отдалиться от своего непутёвого студента. Как если бы это могло помочь перестать его замечать. Он снова вернулся к новостным порталам, надеясь найти больше зацепок — но, к его разочарованию, весь его “улов” за вечер состоял из коротких упоминаний, что Мо Жань мог устроить поджог и убить приемных мать и брата, чтобы получить колоссальную страховую выплату. Всё это как-то совсем не вязалось между собой, а убийство в коттедже и вовсе, похоже, было кем-то старательно замято. Ваньнин вздохнул, уныло подпирая щёку рукой. Между тем, его телефон снова засветился, и на этот раз на экране всплыло имя Ши Мэя. Ши Минцзин: “Я вспомнил кое-что важное. Ты ещё не спишь?” Юйхэн: “Нет.” Он отлично понимал, что, вероятно, Ши Мэй с самого начала не хотел делиться подробностями расследования, над которым работал Мо Жань четыре года назад, а потому был несколько обескуражен, почему его бывший студент вдруг передумал держать всё в тайне. Тем не менее, ему было интересно, потому что рассказ Мо Жаня не соответствовал скудным новостным повесткам, которые ему удалось найти. Ни одно издание не писало о том, что клуб Цзуйуй мог быть притоном — и в то же время сам Мо Жань ни разу не упомянул о том, что был связан с клубом, хотя в колонке новостей это чётко значилось. Ши Минцзин: “После того, как Мо Жаня отчислили, он какое-то время преследовал меня, обвиняя в том, что это я украл его материалы расследования. Но я не брал их и, по правде говоря, думал, что это лишь повод, чтобы не давать мне покоя. Теперь, когда я думаю о том, что кто-то роется в твоих бумагах, мне неспокойно.” Юйхэн: “Ты пытался меня предупредить об этом сегодня днём, разве нет? Мы ведь вместе пришли к выводу, что моя ситуация не имеет никакого отношения к Мо Жаню, хоть у него и тёмное прошлое.” Ваньнин потёр лоб, чувствуя, что простуда окончательно лишила его последних сил. Он не понимал, что Ши Мэй пытался донести. Ши Минцзин: “Дело не в этом. Сегодня после разговора с тобой я пересмотрел архив управления полиции. Оттуда тоже исчезли некоторые документы четырёхлентней давности, и, возможно, для тебя это будет новостью, но в обоих делах главный фигурант — Мо Жань.” Чу Ваньнин вздрогнул. Он уже знал, о каких делах шла речь, однако слышать подтверждение, что что-то в самом деле неладно, было подобно ведру ледяной воды, внезапно обрушившемуся на его температурную голову. Юйхэн: “А можно узнать, когда примерно пропали эти два дела?” Ши Минцзин: “Судя по журналам, я был первым, кто заметил исчезновение, но, поскольку я не имел официального допуска к этим материалам, я никому об этом не сообщил. Что до записей, то, похоже, кто-то поднимал этот архив несколько месяцев назад.” Перед поступлением на первый курс?.. Чу Ваньнин обречённо вздохнул, понимая, что, видимо, между его таинственным наблюдателем и человеком, рывшимся в материалах архива, всё-таки была взаимосвязь. Несколько месяцев назад Ваньнин как раз и начал замечать, что его бумаги лежат не на своих местах. Он задумчиво перевёл взгляд на сообщение от Мо Жаня. Мо Жань: “У вас всё хорошо, куратор?” С момента, когда он задал этот вопрос, прошло уже около восьми часов. С тех самых пор от студента Мо ничего не было слышно. Чу Ваньнин поморщился, пытаясь прогнать непрошенное волнение. Он хотел бы верить, что Мо Жань просто занят, однако по опыту знал, что его студент обыкновенно не ограничивался одной фразой, когда хотел поговорить. К тому же, вопрос сам по себе был каким-то неправильным — разве они не виделись совсем недавно? С чего бы Мо Жаню интересоваться, как у него дела? Юйхэн: “Всё нормально. Я просто уснул, так что не видел твоего сообщения.” Ваньнин помедлил, раздумывая, стоит ли добавить что-нибудь, и в итоге дописал: Юйхэн: “Ты вернулся к себе?” Мо Жань был оффлайн. Разумеется, это было вполне предсказуемо, учитывая, что время было вечернее. Ваньнин замешкался всего на минуту, а затем, проклиная собственное любопытство, написал на этот раз студенту Сюэ, с которым, как он знал, Мо Жань делил съемную квартиру. Юйхэн: “Добрый вечер. Это куратор Чу тебя беспокоит. Подскажи, вернулся ли студент Мо домой?” От его сообщения веяло интонациями учительницы младших классов, уточняющей у родителей, благополучно ли добрались домой их чада, однако, трезво рассудив, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, он подавил в себе гордость. Сюэ Мэн словно только и ждал, когда же к нему обратятся — он тут же появился онлайн. Спустя несколько минут молчания, он неожиданно начал звонить Ваньнину, притом настойчиво. Куратор Чу ненавидел говорить по телефону, однако всё-таки ответил на звонок: — Да? — Куратор Чу? Как здорово, что вы написали! Я и сам переживаю. Мо Жань перестал отвечать с тех пор, как сказал, что возвращается домой. — С ним что-то случилось? — по спине Чу Ваньнина пополз неприятный холодок. — О! Нет, не думаю, — Сюэ Мэн фыркнул, и Чу Ваньнин не мог не задаться вопросом, откуда в нём было столько уверенности. — Эта псина, скорее всего, просто где-то загуляла. Сегодня днём соседи жаловались, что его не было дома, и кто-то настойчиво стучался в нашу дверь, чуть не выломали замок. Может, затопил кого, пока был один. Я теперь места себе не нахожу, а возвращаться уже поздно. — Кто-то искал Мо Жаня, а его не было дома? — Чу Ваньнин насторожился. — А что соседи говорили? — Да то же, что и всегда: что, если кто-то снова будет шуметь на лестничной площадке, они вызовут полицию. У них, знаете ли, ребёнок… …Дальше Чу Ваньнин не стал слушать. Он попрощался с Сюэ Мэном, попутно вызывая такси, потому что сам не был в состоянии сесть за руль после ударной дозы противопростудных порошков. У него снова к вечеру поднялась температура, однако прилив адреналина, смешанного с ужасом, что с Мо Жанем что-то могло произойти, помог ему побороть слабость. Он не стал переодеваться — сел в машину прямо в домашних брюках и свитере, продолжая писать и звонить Мо Жаню всю дорогу. С каждой минутой тревога нарастала подобно жуткому крещендо. Въезжая в уже знакомый двор, он едва дышал от страха. Что, если люди, искавшие Мо Жаня сегодня днём, подкараулили его у его дома? Что, если Мо Жань был один, и никто не пришёл ему на помощь? Чу Ваньнин, не дожидаясь сдачи, сунул таксисту пару крупных купюр и, едва различая дорогу, бросился к уже знакомому подъезду. К счастью, кто-то как раз выходил, так что ему не пришлось терроризировать домофон — он забежал в пустой лифт, оставленный на первом этаже, и трясущимися руками нажал на комбинацию кнопок. Лифт загудел, медленно отсчитывая этажи на чёрном дисплее. Между тем, Мо Жань всё так же не отвечал ни на сообщения, ни на звонки. Ваньнин с замирающим сердцем вышел на нужном этаже и, остановившись перед уже знакомой дверью, нажал на звонок, одновременно продолжая набирать Мо Жаня на мобильном. Из-за двери было слышно, как глухо звонит телефон, но при этом не было ни шагов, ни других признаков, что там кто-то есть. Чу Ваньнин снова придавил кнопку дверного звонка, пытаясь успокоиться — и не отпускал ее до тех пор, пока в коридоре не раздалось неровное шаркание.