Духовный наставник

Мягкость волос юноши оставалась фантомной нежностью на коже ещё очень долго, из-за чего Инсин не находил себе места. Мысли наполняли голову нескончаемым роем. «Я готов продать душу за то, чтобы увидеть то выражение лица ещё хоть разок...» Самодовольная улыбка невольно трогает губы. Он будет вспоминать этот день до самого конца своей человеческой жизни. Чтобы Верховный старейшина кого-то ревновал, да ещё и к самому себе? Инсин знает, что никто и никогда ему не поверит. Придётся смаковать это чувство в одиночестве. «Дразнить Дань Фэна — это уже своеобразный спортивный интерес. Лишь я один знаю правила игры и всегда выхожу из неё победителем.» Мужчина неспешно приводит в порядок свои рабочие инструменты, убирает бардак после попойки и пришедшую в негодность одежду младшего видьядхары. Всё это время его лицо выражает наивысшую степень морального удовлетворения. «А победителей не судят!» С этой мыслью он громко хлопает входной дверью, поварачивает ключ и, окрылённый воистину дьявольскими мыслями, стартует прямиком в комиссию. — Ой! Однако, стоило ему сделать шаг — и прямо в грудь впечатывается чьё-то до ужаса знакомое лицо. — И снова я застала тебя врасплох! — лиса потирает ушибленный нос, смотря на мужчину снизу вверх. Её клыкастая улыбка скрывала в себе тень привычного озорства, — Говорят, что руки кузнеца куются богами на небесах. А что же до остальных частей тела? — она бросает мимолетный взгляд на внушительных размеров грудные мышцы, в которые только что влетела лицом. — Байхен? Что-то случилось? —игнорирование подначек с абсолютно непроницаемым видом — это то, чему Инсин научился у своего дорогого мужа. Он даже копирует его позу, складывая руки на груди и пряча от чужих глаз самое ценное. Байхен в ответ на такое невинно хихикает, уловив сходство. — Да ладно тебе, неужели я не могу просто так проведать своего малыша? Сказав это, она без лишних слов обнимает Инсина и запускает пальцы в ленточку на спине, играя с ней, словно кошка с клубком ниток. Её лисьи глазки вновь пристально следят за его лицом. Совсем как сегодня утром. — Может, соберёмся как-нибудь? Выпьем? — она внезапно принюхивается, забавно хмуря носик, — Ого, так ты уже? А какой повод? Инсин чувствует, как его с ног до головы словно ошпаривает кипятком. Он поднимает руки, позволяя этому комочку мягкости тискать его, словно младенца. В такие моменты он понимает, как ощущает себя Дань Фэн в его компании, когда Инсин выпивает лишнего. — Как бы это сказать... — он всё ещё не знает куда деть руки, а потому неловко чешет щеку, — Дань Фэн опять чудит средь бела дня. Не мог я ему отказать. — Рядом с ним ты словно другой человек... — Ты преувеличиваешь! — он натянуто улыбается, до последнего надеясь, что сможет пережить очередной допрос. Байхен замолкает, утыкаясь щекой мужчине где-то возле сердца. Инсин слышит чуть пониже тихий вздох. — Вы ведь не делаете ничего опасного? Инсин нервно кусает щёку изнутри. Что ж, только что надежда окончательно умерла. — Нет, конечно нет. —... Лиса вновь вздыхает, но уже громче и протяжнее. Почему-то Инсину кажется, что ему не поверили. Это заставляет чувствовать ещё больший дискомфорт. — Просто помни об осторожности. Ты не всемогущ, в отличии от него. Ты всего лишь человек. Поэтому я волнуюсь за тебя сильнее, чем за других. — С таким надзором я гарантированно доживу свой век и умру от старости, — он усмехается и Байхен копирует его усмешку, встречаясь взглядами, однако внезапно вся радость исчезает с лица нерадивого шутника. Он чувствует, как маленькие женские ручки с титанической силой стянули ленту на спине. Инсин резко выдыхает от такого давления, понимая, что опять ляпнул лишнего. — Что ж, я пойду тогда. Приятно было тебя повидать, — она быстро убирает руки и отскакивает в сторону, не давая ремесленнику и шанса на быстрое реагирование. Лиса с громким смехом убирается прочь, а Инсин ошалело держится за поясницу, словно та в любой момент может отвалиться. Злость вперемешку с отборным смущением смешались на его лице причудливыми красками. Униженный и в очередной раз едва не раскрывший чужой секрет, Инсин плетётся в комиссию, думая о том, получится ли у него сегодня нормально поработать. Он всегда из последних сил держал планку и был примером для других в вопросах продуктивности и сверхурочной работы. Ведь он маложивущий, а быть маложивущим среди сяньчжоуцев всё равно что быть гномом среди титанов: если хочешь быть наравне, придётся научиться прыгать до небес. С этими мыслями он добирается до своей мастерской. Родная обстановка, родные запахи словно забирают на себя часть усталости с его плеч. «Всё равно что второй дом.» Инсин немедля приступает к работе, включив нужные приборы и освещение. Он как раз занимается сбором материалов для нового артефакта и настало время сделать отчёты по расходам, чтобы в комиссии возместили убытки. Часы показывали поздний час. Такую нудную и кропотливую работу лучше оставить до утра. Но как он будет выглядеть со стороны, оправдывая своё безделье усталостью и чрезмерной нервозностью? Даже почётный возраст не остановит его на пути к ещё большим свершениям. Однако, как бы сильно ему не хотелось, порой голова совсем отказывается работать. Цифры плывут перед глазами. Он делает пометки в черновике. Пытается посчитать заново. "Сплавы вольфрама, материалы для нефритовых схем, манипуляторы... Нет, почему число такое маленькое? Опять что-то упустил? " Он яростно зачёркивает всю кривую писанину. Быть не на пике своих умственных способностей ощущалось максимально мерзко. «Я так больше не могу. Какой вообще смысл переживать за того ребёнка? И те слова о Байхен...» Дурацкие мысли начинают множится в голове, словно саранча, стоило ему на секунду представить лица маленького дракона и своей названной матери. Байхен всегда была беззаботной и рассудительной, но стоило Инсину начать не договаривать или что-то скрывать — в неё словно вселялся дьявол. Он понимал, что это вызвано чрезмерным беспокойством. Он никогда не злился на неё всерьёз. И он прекрасно знал, почему она не верила ему, когда дело касалось Дань Фэна. Взбешённый невозможностью отключить этот поток тревоги в голове, он одним движением сносит все свои наработки на пол. Инсин быстрым шагом направляется к двери и едва не выбивает её, игнорируя отскочившего в сторону коллегу, что хотел поприветствовать его. Очевидно, сегодня мастер не в духе. Внезапно всё стало слишком сложно из-за очередного фокуса, учинённого Дань Фэном. Инсин всегда бесконечно любил в нём эту черту. Местные жители не даром превозносили Иньюэ-цзюня, ведь даже один день рядом с ним сопоставлялся с месяцами обучения у именитых наставников. Но как Инсину относится к этому теперь, когда в заварушку оказались втянуты посторонние? Свежий воздух совсем немного, но помогает остыть. Обычно Инсин не гуляет один. Ему больше нравится компания из тех, кого он любит и уважает. Тех, кто дарит его жизни смысл и вдохновляет на новые свершения. Созерцание сумеречного неба позволяет мыслям заполнить сознание до отказа. Он настолько крепко задумывается, что не замечает маленькое препятствие у себя на пути. — Чёрт возьми! Инсин падает совершенно по дурацки, словно неловкая девушка в мыльной опере. Не хватает только разлетающихся в стороны бумажек и любовного интереса, что поможет эти бумажки собрать... — А ты ещё кто такой? Чего развалился на дороге?! — он ещё даже не поднялся, но уже успел обругать незнакомца, сидящего у обочины. Цепкий глаз ремесленника мгновенно замечает оружие ненормальных размеров, покоящееся у ног неизвестного мужчины. «Это что? Меч..? » Незнакомец даже не пошевелился. «Умер? Что за странная одежда на нём? Иномирец?» Инсин поднимается, пытаясь игнорировать боль в коленях и пояснице, и аккуратно подходит к человеку. Тяжёлые мысли мгновенно оказались выброшены на десятый план. — Эй! — он окликает его ещё раз. Не получив ответа, Инсин аккуратно пинает чужую ногу носком ботинка. Вновь ничего не добившись, мужчина грешным делом решает, что, должно быть, только что обругал чей-то труп. Он присаживается рядом, пытаясь нащупать пульс на шее незнакомца. Лёгкий запах крови словно терпеливо ждал, когда он подойдёт достаточно близко. Инсин недовольно морщится. Однако именно в этот момент массивное тело наконец-то шевелится. Ремесленник от неожиданности ещё раз совершенно по дурацки падает на асфальт, приземлившись на пятую точку. Его сердце пропускает удар: из темноты на него пялились два кроваво-красных глаза. От такой жути Инсин невольно шарит по бедру в поисках хоть какого-то оружия. «Не взял. Ничего не взял!» Незнакомец пожирает взглядом каждое его движение, однако ничего не предпринимает. Инсин нервно сглатывает. «Всего лишь какой-то полумёртвый иномирец. Почему я так испугался?» Хоть он так и думал, но чутье подсказывало, что не всё так просто. Инсин словно столкнулся с чем-то потусторонним. Для жителей альянса подобное не было чем-то из ряда вон, особенно для такого именитого мастера, как он. Сколько проклятого оружия прошло через его руки, сколько сверхъестественных сущностей пытались залезть к нему в голову и, в конце концов, он сам живёт под одной крышей с мифическим созданием! «Как бы на моем месте поступил Дань Фэн?» Мысль о авторитетном и бесстрашном Верховном старейшине ощущается как тонкая паутинка, за которую мужчина отчаянно хватается в попытке обрести духовное равновесие. — Эй, что с тобой? Нужна помощь? Никакого ответа. Инсин решает, что раз уж на него так беззастенчиво пялятся, он может делать тоже самое в ответ. Незнакомец выглядел скверно: чёрные волосы лежали на плечах словно нечёсанные лисьи хвостики, кровь пропитала одежду, тело и лицо перевязаны бинтами, однако Инсин не заметил, чтобы мужчина испытывал какие-то болезненные мучения. «Может, у него просто плохой день? Или он только-только от лекаря?» С каждым мгновением страх неизвестности постепенно улетучивался. Никакой жажды крови Инсин не ощущал. Только крайне навязчивое внимание к своей персоне. Внезапно он ловит себя на мысли, что всё ещё сидит на дороге, словно перебравший с выпивкой пьянчуга. «Я точно помру, если попытаюсь разогнуться.» В такие моменты он понимает, что зря игнорирует предложения по поводу массажа от легендарного целителя-видьядхары на всём Лофу. Инсин с некоторыми сложностями, но усаживается на бордюр. Он бегло отряхивает одежду от пыли, облегченно выдыхает, мысленно хваля себя за столь титаническое усилие, и вновь смотрит на незнакомца. Тот всё ещё изучает его своим немигающим взглядом. Столь молчаливая компания на вечер — это явно не то, на что он рассчитывал, однако Инсин не жалуется. Он тихо хмыкает, заученным движением поправляя чёлку. Именно в этот момент он замечает движение. Зрачки незнакомца неотрывно следят за его ладонями. Инсин опускает руку — яркая радужка меняет положение. Инсин поднимает обе руки вверх — чёрные зрачки чуть ли не закатываются под веки, но продолжают не мигая пялиться. «Что за комедия!» Состороив довольную гримасу, ремесленник проделывает тоже самое ещё несколько раз. «Это что, какой-то розыгрыш? До чего же забавный человек мне попался!» Глаза незнакомца цветом напоминали красный чай с острым перцем. Инсин частенько пил его вместо бодрящих напитков. В голову закрадывается мысль о том, что внимание таких необычайно прекрасных глаз совсем чуть-чуть, но льстит ему. Усмешка на его губах становится ещё шире, когда Инсин решает подлить масла в зарождающийся огонь веселья. Кончиком большого пальца он проводит по бугристому шраму на внутренней стороне ладони, слегка надавливая на вздутый участок кожи. Его лицо выражает неприкрытое самолюбование. — Шрамы ремесленника всегда полны самых прекрасных смыслов. Особенно такого невероятного гения, как я, — он внезапно поднимает взгляд, замечая что красные глаза во всю рассматривают его лицо. Незнакомец отворачивается, словно смущенный мальчишка. Инсин понимает, что наконец-то поймал рыбку на крючок. Не часто он попадает в столь забавные ситуации. Мужчина чувствует, что ещё чуть-чуть, и он может увлечься. — Можешь потрогать, если есть желание. На удачу. Может, и тебе перепадёт чуток моей гениальности, — в его голосе слышится неприкрытое шутовство и Инсин наклоняется вперёд, протягивая руку. Напоминал он знатную даму, что решила побаловать милостыней бедняка. Инсин всего-то хотел заставить этого молчуна говорить, даже если под этим подразумевается выслушивание возмущений. Однако совершенно неожиданно незнакомец хватает его за запястье. Движение настолько быстрое, что Инсин не успевает его разглядеть. Хотели бы убить — убили, а он даже не понял бы, что умер. Но вопреки ожиданиям, вместо могильного холода он ощущает тёплую сухость чужих губ, что мимолетно коснулись сморщенного шрама. Его глаза округляются, словно два чайных блюдца. «...» Незнакомец смотрит ему в глаза всего лишь мгновение, но Инсину кажется, что оно длилось целую вечность. Он чувствует тепло чужой ладони. Чувствует, как пальцы касаются вен на запястье, пытаются нащупать спрятанные под рукавом секреты. Эти руки совсем как у него. Идентичны. «Что за чертовщина...» Мужчина свободной ладонью хватает незнакомца за плечо, намереваясь оттолкнуть, и именно в этот момент он замечает: всё тело таинственного ночного гостя испещрено поистине ужасающими отметинами. Ожоги, рваные раны, колотые — всё это было представлено его взору, стоило совсем немного потревожить чужую одежду. Он ныряет пальцами под пожелтевшие бинты на щеках, очерчивая глубокие порезы, стремящиеся от скул до самой шеи. Он видит, как вздрагивает чужой кадык, выдавая волнение владельца. Его естество захватывает клокочущее чувство предвкушения. Тлеющий страх наполнял изнутри. Эти скулы совсем как у него, эта кожа, эти волосы, эти губы... Он наклоняется ниже, заглядывает в красные глаза. Незнакомец не сопротивляется, сидя перед ним на коленях, словно безвольная кукла. — Кто ты такой? — эти слова звучат на грани слышимости. Незнакомец молчит. Инсин замечает, что его ресницы на мгновение дрогнули, — Я посмотрю на твоё лицо? — в его голосе слышится осторожность, а большой палец тепло оглаживает холодную щёку. Он чувствует, что незнакомец в ответ едва ощутимо царапает один из его шрамов. Инсин усмехается. Он уже знает, что увидит под этими слоями бинтов. Мужчина справляется на удивление быстро и очень скоро его взору предстает красивое и крайне измученное лицо. Его лицо. — И откуда ты только взялся? Я, наверное, сплю? Видеть перед собой себя, но лет на тридцать моложе — это, несомненно, уникальный опыт. Инсин был готов к чему угодно, но как быть с тем, что на него прямо сейчас пялилась его идеальная копия? —... —...Он говорил, что в таких ситуациях нельзя терять голову. Но я из последних сил остаюсь в здравом рассудке, понимаешь? — Шрамы. — Что? — Шрамы. Ты действительно ими гордишься? Его голос, хриплый и тихий, кажется Инсину чем-то не от мира сего. Он словно слышит свой голос на записи: с одной стороны похож на его собственный, но с другой есть некоторые отличия. — Имеешь ввиду... А, я понял, — Инсин хлопает другого себя по предплечью, нервно усмехаясь, — Вижу, что ты очень этим интересуешься? Сказав это, он аккуратно расстегивает пуговицы на груди, пытаясь игнорировать то, как сильно дрожат пальцы. В глазах напротив вспыхивает удивление. — Этот я заработал, когда в детстве подошёл слишком близко к электро-станку, — он касается кончиками пальцев коротенького, но очень глубокого шрама на груди, — Этот — когда тестировал вместе с учениками по обмену новые ружья. Рикошетная пуля из сплава эбонита — дело скверное. Маленький кусочек до сих пор находится во мне, — его пальцы скользят выше, практически возле аорты, — Дальше...— он бегло скидывает одежду с плеч, намереваясь продемонстрировать все свои богатства, однако внезапный напор спереди вынуждает его упереться руками в бордюр. — Эй, приятель, т-ты чего? — сердце пропускает удар, а поясница стреляет колющей болью, вынуждая Инсина испустить болезненный стон. Чужие руки с невероятной силой впиваются в его лопатки до красных пятен. — Хватит, — горячее дыхание опаляет шею аккурат возле последнего шрама. В голосе слышится едва сдерживаемое раздражение. Инсин всё ещё не чувствует никакой ощутимой угрозы от этого человека, зато ощущает себя полнейшим дураком. Его мысли спутались, мышцы пребывают в напряжении, а настолько близкий контакт не даёт родить хоть какое-то адекватное объяснение всей этой ситуации. Теплота чужого тела согревала его обнаженную грудь и он невольно ловит себя на мысли, что даже Дань Фэн ни разу так к нему не лип. Старейшина любил держать на расстоянии, лишь изредка мостясь рядом, словно холодная змея. А сейчас Инсин чувствует подавляющее давление, неожиданно очень приятное и горячее. От подобных мыслей становится не по себе. Одна из них внезапно полностью его захватывает: «Не могу же я обожать себя настолько сильно?» Это кажется бредом сумасшедшего. Темноволосый мужчина шумно вдыхает его запах, недовольно морщась. Он все ещё не перестаёт прижимать его к себе. — Всё это никогда не будет принадлежать мне. Поэтому... хотя бы так... — пальцы на спине впиваются ногтями в кожу и от такой неожиданности руки Инсина на мгновение слабеют, вынуждая его упасть назад. Всё, что происходит дальше — самый невероятный опыт в жизни престарелого ремесленника. Его словно приковывают к земле стальными цепями, а рот затыкают кляпом. Вот только вместо цепей сильные руки кузнеца удерживаются нечеловеческой хваткой, а в рот залезает чужой горячий язык. Инсина выгибает наизнанку от такой разницы в силе, от этого невыносимого и мокрого жара. Он чувствует, как их руки путаются в его седых волосах, как заколка шелестит по асфальту, и блаженно прикрывает веки, позволяя этому любопытному чудовищу из кошмаров изучать себя. Губы молодого мужчины кажутся необычайно мягкими и гладкими. Совсем не как у него: истерзанные острыми зубами взрослого дракона. — Не хочу только боль... — он слышит в этом голосе что-то жалкое, уничижительное, а следом ощущает мокрый поцелуй на щеке. Затем чуть более суховатый на скуле, на белых ресницах и в итоге меж бровей, — Подари мне то, что я запомню. Но не боль. От таких слов перехватывает дыхание. Жестковатые волосы, совсем как у него в молодости, загораживают обзор, но мужчина всё равно тянется вверх и оставляет беглый поцелуй на чужой шее. «Почему ты такой? Что пережил? Как я могу помочь? Как бы на моём месте поступил Дань Фэн?» В сознании тут же возникает образ двух похожих как две капли воды видьядхар. «Дань Фэн невзлюбил бы его. Но я так не могу.» Что бы не произошло с этим человеком, Инсин не может его оттолкнуть. Даже если тот совершил что-то ужасное, даже если что-то ужасное совершил Дань Фэн — он никогда не отвернётся, не забудет, не бросит и продолжит гореть чувствами, какую бы форму они не обрели. Потому что быть равнодушным — единственное, на что он не способен, даже при всей своей гениальности. Он пытается достать руку из чужой хватки и на удивление мужчина ему не препятствует. Инсин усмехается. — Просить о таком полуголого мужчину посреди пустынной улицы, при этом лёжа на нём — верх бесстыдства. «Ещё и замужнего.» — Но как я могу отказать самому себе в столь маленьком капризе? Валяй, этого старика уже ничем не удивить, — и стоило обронить эти слова, как его внезапный любовник вновь нагло перекрывает весь кислород. Инсин недовольно мычит, едва сдерживаясь, чтобы не зарядить этому грубияну каблуком по копчику. Сам ведь сказал, что его ничем не удивить, но кто бы мог подумать, что его двойник совсем не похож на него в плане любовных предпочтений? Привык, что дорогой муж сдувает с него пылинки и всячески пытается облегчить любые физические муки, балуя массажем, ваннами и прочими лечебными процедурами, из раза в раз оправдывая подобным своё запредельное влечение. А сейчас его трогают и целуют просто так, увеличивают напор без боязни причинить вред, нагло царапают рёбра и живот, пытаясь залезть в штаны. От подобных ощущений даже мысли начинают плавиться. Инсин знает, что перед самим самой его гордость точно не упадёт, а потому отвечает на поцелуи охотно и с не меньшей самоотдачей. Он приподнимается, задевая бедром чужую твёрдость, и в голове проскальзывает завистливая мысль: «Хорошо быть молодым...» Он чувствует, как с него спускают штаны, как очерчивают позвонки и копчик, а затем... Затем всё внезапно прекращается. Инсин недовольно выдыхает, сжимая талию мужчины, и смотрит на его шокированное лицо. Затем медленно прослеживает за его взглядом. Прямо возле них, в метре над землёй, парила знакомая фигура, медленно поглаживая свой массивный хвост. Чёрно-белая жемчужина покоилась в острых когтях. Его глаза, обжигающие леденящим холодом, неотрывно следили за тем, что творилось на земле. Увидев, что его наконец-то заметили, видьядхара не удерживается от жестокой усмешки.