Истории о привидениях

Требуется некоторое время, чтобы навести порядок в доме на дереве. Сначала Томми приступает к работе на этажах, используя ведро, которое он принес, чтобы набрать воды из реки. Он должен медленно подниматься по лестнице, чтобы вода не пролилась на него, и как только он добирается до верха, он выливает воду на пол. Он использует щетку и средство для чистки дерева, чтобы приступить к работе, болтая с мальчиком, когда он идет. Они обсуждают планы дома на дереве, и Томми объясняет, как он начнет обставлять его после уборки. На полу больше всего грязи, и Томми приходится делать несколько перерывов, чтобы не переутомляться. Сосновый аромат пылесоса все охватывает, наполняя воздух вокруг них. Такое ощущение, что он откусил кусок от сосны, и в горле появляется гноящийся горький привкус. Это, вероятно, вызывает беспокойство, но Томми делает все возможное, чтобы игнорировать это. Хотя он определенно собирается пообедать в поле. Как только он закончил с полами, дерево практически сияет. Он добавил слой полироли, чтобы предотвратить истирание дерева еще сильнее, чем оно уже есть. Он оставляет это на некоторое время, затем начинает работать над стенами. У него болят руки из-за того, как много он трет дерево, и теперь ему приходится делать более частые перерывы, чем раньше. В методичном движении легко потеряться, и только когда он чувствует, что солнце светит ему в спину, он решает остановиться. Он делает вдох и откладывает кисть, вставая на слегка дрожащие ноги. Его колени болят от долгого стояния на коленях, и он опирается на подоконник, чтобы удержаться на ногах. Солнце стоит высоко в небе, когда он выглядывает в оконное отверстие, и так ярко освещает траву, что на нее почти больно смотреть. Он щурится, у него начинает болеть голова, вероятно, из-за резкого освещения и постоянного вдыхания моющих паров. Он со вздохом отходит от окна. Он собирается пойти и достать свой сэндвич из рюкзака, когда видит что-то немного странное, чуть сбоку от окна. Он обсуждает расследование, прежде чем решить, что с таким же успехом может сделать это сейчас, пока не забыл, что он вообще видел. Его рука натыкается на странную надпись на стене, и он проводит по ней большим пальцем, собирая грязь. — Томми, что ты делаешь? — мальчик спрашивает. Он привык сидеть у входа в дом на дереве, наблюдая, как ветер колышет траву. Томми задается вопросом, может ли у тебя болеть голова, когда ты призрак. Он, конечно, надеется, что нет — это сделало бы преследование Уилбура и Техно намного сложнее. — Кажется, я кое-что нашел, — бормочет он, стряхивая грязь с большого пальца. Он берет немного воды из ведра, чтобы смыть пятно, над которым он работал — Таббо? — Да? Слово вырезано на дереве. Это не особенно хорошая работа, и Томми уверен, что именно поэтому он сразу ее не заметил. Буквы неровные, некоторые почти мультяшно выше других. Брови Томми нахмурились, как только он прочитал их вслух, но когда мальчик ответил ему, его глаза расширились, и он посмотрел на него. — Это твое имя? Правда? — Подожди, что? — спрашивает Таббо. Он поворачивает голову к Томми, на его губах появляется неловкая полуулыбка. Солнечный свет проходит прямо сквозь него, подчеркивая его прозрачность и делая его почти золотым. — Это был твой дом на дереве, верно? Мы уверены в этом? — он спрашивает. Теперь мальчик выглядит озадаченным. — Я почти уверен, да, — отвечает мальчик, и он делает паузу на секунду, затем добавляет, — да, это определенно было. Это был мой дом на дереве. — Значит, это твое имя, — удивленно говорит Томми. Он уверен, что был бы немного более взволнован, если бы искусственный сосновый аромат не затуманивал его способность мыслить, но сейчас он все еще чувствует, как он отдаленно пузырится под его кожей. Это такое покалывание энергии, проходящей через него. Томми ничего не может поделать с тем, как он говорит: — Что за имя Таббо? Он слышит, как мальчик — Таббо — от души смеется над его замешательством, и Томми обнаруживает, что становится еще более взволнованным. — Не то чтобы в этом было что-то плохое, конечно, просто это действительно странное название. Я имею в виду, кто назовется Таббо? Это странно, — он бредит, а Таббо только продолжает смеяться над ним. — По крайней мере, это определенно интересно, — говорит Таббо, кивая в знак согласия. Его улыбка дрожит на губах, как будто он борется с новым смехом. Томми не уверен, то ли это из-за него, то ли мальчик просто счастлив, что у него теперь есть имя. Он готов поставить больше на последнее. — Извини, этот дым меня достает, — бормочет он. Мальчик улыбается ему. — Не беспокойся. Но тебе, наверное, стоит сделать перерыв. Ты занимаешься этим уже несколько часов, — говорит Таббо, и Томми хочет отвергнуть это чувство, но боль, которую он чувствует везде, заставляет его кивать в знак согласия. В любом случае, таков был его план; единственная причина, по которой он хотел сказать «нет» — это отмахнуться от беспокойства Таббо. Чтобы избежать любых признаков слабости. Тем не менее, он не слишком уверен, что от мальчика будет много пользы, если он потеряет сознание от чистящих паров. — Да, хорошо. Хочешь пойти пообедать в поле? — он спрашивает, и Таббо взволнованно кивает. Томми нежно улыбается, возвращаясь к своему рюкзаку. Он забирает свой сэндвич, а также чучело пчелы. Однако, когда он хватает плюшевый материал, он не может ничего поделать с небольшим озорством, которое овладевает им. Он бросает чучело животного в середину поля, и Таббо издает еще один удивленный визг, прежде чем его отбрасывает в то же место. Томми не может удержаться от смеха, спускаясь по лестнице, уже слыша, как Таббо кричит с того места, где он приземлился. — Ты такой придурок! — говорит он, весь раздраженный, и Томми ухмыляется без всякого раскаяния, подходя ближе. Свежий воздух, безусловно, приносит облегчение, как и легкий ветерок, который дует по округе. — Без обид, просто так гораздо легче спуститься, — говорит Томми, изображая безразличие, когда садится. Таббо пока не садится — вместо этого он стоит, нахмурив брови с напускным раздражением. — Бросить меня через поле — это более простой способ спуститься? — Ага, — говорит Томми, вытирая руки о джинсы, прежде чем достать сэндвич из пакета на молнии. Он откусывает кусочек. У него смутный вкус сосны. — Я мог бы раздавить свой сэндвич. Простой сэндвич никогда не был таким вкусным. Даже с отдаленным ароматом сосны, это похоже на кусочек рая, и основной вклад — абсолютно возмущенное выражение лица Таббо по всем параметрам. Это чистая ересь и возмущение, и Томми чертовски старается не подавиться сэндвичем от смеха. — Ты невероятен, — Таббо сдается и садится рядом с Томми. Это немного сбивает с толку, так как некоторые из более высоких трав прорастают прямо сквозь его грудь, частично видимые из-за прозрачности его фигуры. Мальчик вздыхает, ложась, и через него проходит еще больше травы, как через запущенный сад. Он лежит так какое-то время, и они вдвоем сидят в спокойной тишине. Птицы поют неровную мелодию. Трава колышется со слабым шуршащим звуком, в то время как деревья почти ревут в ту же мелодию, сухие листья задевают друг друга. Симфонию завершает нежное журчание реки, концерт, оставшийся только для них двоих. Это так, так замечательно. Томми примерно наполовину доедает свой сэндвич, когда Таббо снова заговаривает. — Чувак, я скучаю по возможности прикасаться к вещам, — говорит он, и когда Томми смотрит на него, он видит, что мальчик играет с травинками, которые растут у него из груди. Его рука проходит сквозь каждую из них, но ветерок создает иллюзию, что он их переместил. — Я помню, что это было очень мягко. — Ты смог дотронуться до лестницы, — говорит Томми, немного смутившись от осознания. — Да, но это потому, что я взбирался на нее. — Это имеет значение? — спрашивает Томми, а затем Таббо останавливается, чтобы подумать об этом, — тебе пришлось дотронуться до него, чтобы подняться, поскольку ты не можешь летать. Он не видит причины, по которой мальчик не мог бы прикасаться к вещам, но все же мог дотронуться до лестницы. Может быть, он не смог бы вытащить лестницу, но он мог подняться по ней? — Может быть, вам просто нужно больше практики с этим. Стань более могущественными или что-то такое. — И как мне это сделать? — мальчик спрашивает. Он не звучит саркастично или грубо, но более искренне вкладывается в то, что говорит Томми. Это почти отчаянно, и мысль об этом заставляет Томми быстро ответить: — Я не знаю. — О. Мальчик выглядит немного удрученным этим, и Томми чувствует себя немного неловко из-за того, что его надежды оправдались. Хотя он уверен, что Таббо, вероятно, мог бы прикоснуться к вещам, если бы он достаточно старался, у него нет никакого опыта общения с призраками, чтобы подтвердить это. Они сидят так на мгновение. Здесь по-прежнему тихо и спокойно, но теперь в воздухе витает какое-то напряженное напряжение, от которого Томми действительно хотел бы избавиться. Он оставляет это на минуту или около того, затем снова говорит. — Можешь попробовать вспомнить что-нибудь? Ты сказал, что помнишь, что трава была мягкой, и что дом на дереве твой, — Томми говорит. Мальчик напевает, и еще несколько секунд тишины, прежде чем он снова заговаривает. — Я помню, что часто бывал здесь. Я помню, что там тоже была целая стая пчел. Сейчас их, наверное, уже нет, потому что сейчас осень, — говорит Таббо, и Томми улыбается ему. — Ты любишь пчел, не так ли? Таббо на секунду улыбается и кивает. — Я знаю, я знаю. Они очень интересные. Ты знал, что они танцуют, чтобы общаться? — говорит он, и Томми приподнимает бровь. — Они это делают? — спрашивает он с искренним любопытством, и мальчик взволнованно кивает, — откуда ты это знаешь? То, как он спрашивает об этом, вызывает у него приятный смех. — Понятия не имею, — он говорит, и он сияет, почти сияет от того, как солнце проходит сквозь него. Томми обнаруживает, что тоже смеется, необузданная радость бурлит внутри него, до такой степени, что слезы почти выступают из уголков его глаз, и он задыхается. То, что сказал кто-то из них, было даже не так уж смешно, но хихикающего счастья, возникшего между ними, достаточно, чтобы это продолжалось. — Знаешь, Таббо, однажды у меня был куст лаванды, — говорит Томми, задыхаясь и все еще немного неровным голосом. Он должен остановить себя от очередного хриплого смеха, едва успевая держать себя в руках, когда Таббо смотрит на него с кривой ухмылкой на лице. — Там был куст лаванды, верно? И я бы сидел снаружи на ступеньках, а вокруг лаванды была бы куча пчел. — Что ж, звучит неплохо, — Таббо размышляет, и Томми кивает в знак согласия. — Если бы так было. Я мог бы сидеть там часами, я думаю, просто наблюдая за ними. И я бы… И я бы подумал… — здесь он немного хихикает, и он делает глубокий вдох, чтобы продолжить. Однако это имеет неприятные последствия, и он сразу же начинает хрипеть от смеха. Таббо присоединяется, и от этого становится только хуже, и у Томми почти болит горло от того, как сильно он смеется. — Что? Что бы ты подумал? — спрашивает Таббо, продолжая давить, и теперь Томми приходится втягивать воздух маленькими глотками. Когда он чувствует, что, возможно, взял себя в руки, он глубоко вздыхает, почти стонет при этом. Он прочищает горло, посмеиваясь про себя. — Я бы подумал: «Если бы я только мог контролировать твой разум. Насколько могущественным я был бы?» — говорит он, немного понижая голос, и Таббо подавляет удивленный смех. Это заводит Томми, и он немедленно продолжает, хотя и не может удержаться от смеха. — Насколько могущественным я был бы, если бы мог — если бы я мог управлять разумом пчел. — Это так странно, — говорит Таббо. Он улыбается так сильно, что его щеки вздуваются возле глаз. Это мило. — Почему ты так думаешь? Почему это была твоя первая мысль? — Я не знаю, я не знаю, — бормочет Томми, голос напряженный и измученный из-за его хрипов. Тем не менее, он поддерживает разговор. Это прекрасный опыт, и он еще не совсем готов отпустить его. — Хотя их было много. Держу пари, я был бы довольно могущественным. Остальная часть разговора проходит спокойно, и они обнаруживают, что разговаривают на этом месте почти час. В конце концов Томми ложится на спину к Таббо, ложась на траву рядом с ним. Мальчик был прав — трава вокруг него мягкая. Свежий воздух, который дует по окрестностям, медленно, но верно снимает головную боль, вызванную соснами, и хотя солнце светит прямо на них, ветерок также устраняет ее. Тем не менее, есть работа, которую нужно сделать, и после того, как прошло достаточно времени, чтобы Томми снова начал нервничать, он встает и возвращается к работе. Лак на полу домика на дереве осел, придав ему приятный блеск. Томми начинает со стены, на которой выгравировано имя Таббо, сбрызгивает ее водой и счищает грязь. Как только он закончил, выгравированное имя мальчика стало намного четче, чем было раньше. Процесс повторяется на следующих трех стенах, и как только они будут готовы, это произойдет позже в тот же день. Томми вздыхает, собирая содержимое своей сумки. Он как раз собирается сказать мальчику, что им следует уйти, когда Таббо смотрит на него с улыбкой. — Эй, Томми, хочешь вырезать свое имя на стене? — спрашивает он, и на секунду брови Томми хмурятся, прежде чем удивленно приподнимаются. Таббо с нежностью смотрит на него, забавляясь его реакцией. — Неужели? Я могу? — Да! В конце концов, ты тот, кто все это убрал. Это может быть наш дом на дереве, — Таббо настаивает. На лице Томми появляется ухмылка. Он счел бы это неуважением, исходя из предположения, что мальчика нет. Но, учитывая, что его призрак смотрит на него с такой восторженной улыбкой, как будто Томми держит весь мир в своих руках, Томми принимается за работу, вытаскивая один из гвоздей из своего рюкзака. Он кладет свои вещи и подходит к тому месту, где вырезано имя Таббо, потратив несколько минут на то, чтобы вырезать свое собственное под ним. Это не самая лучшая работа — буквы «м» такие же высокие, как и буквы «Т», но в конце его имя вырезано прямо под именем Таббо. Солнце начало опускаться за горизонт. Сквозь деревья пробивается теплое сияние, небо почти оранжевого цвета. Все — листья, трава, дом на дереве, все окутано его сиянием. От этого лицо Томми светится, а вся фигура Таббо чудесно сияет. Он освещает деревья, их кроны создают маленькие пятна солнечного света на земле перед ними. Возвращение домой приятно, и Томми и Таббо наслаждаются каждой секундой. Чудесный покой после долгого рабочего дня, удовлетворение, бегущее по Томми, как кровь в его венах.