Разорванные цепи

      Какого это — чувствовать опустошение внутри себя? Многие испытывают небывалое наслаждение от собственного равнодушия ко всему окружающему. Эти манящие хладнокровие, отрешённость от мира, спокойствие — кто бы не хотел ощутить их на себе? Кто-то, конечно, пытается вернуть всё на круги своя, а кто-то не предпринимает никаких действий, чтобы это исправить.       Ллойд совсем запутался. В его жизни происходили такие переломы, которые некоторым даже не снились. А сейчас все повторяется с двойной силой. Он совершенно не воспринимает то, что происходит вокруг, ему почти безразлична реакция друзей на его поведение и слова. Он опустошен.        — Я хотела помочь.        — Не-ет, — всё кажется каким-то далёким и несущественным, что хочется поскорее впасть в состояние полного безразличия.       И это неприятно. Блондин хочет исправить это состояние, излечиться от такой неправильной для него и абсолютно любого спасителя мира бесчеловечности, которая с неведомой скоростью захватывает весь его разум, прогрессирует, словно болезнь. Апатия? Скорее всего. Вероятно, на этом сказывается огромное количество новой, совершенно нелогичной и, может быть, даже абсурдной информации, внезапно свалившейся на всю команду — той, которую мозгу примитивного человека почти невозможно понять.       Вторжение Они.       И кто в этом виноват? Он один.       Новая забота и ответственность в лице Харуми.       А здесь чья вина? Ллойд снова попался в эту сеть. Здесь только его проблема.       Неконтролируемая энергия, которая с каждой секундой все больше норовит вырваться.       И опять в точку. Зелёный ниндзя по полной влип. Кому сказать — не поверят, так?       Погрязнув в этих мыслях, он совершенно выбился из реальности, потерял счёт времени, которое пролетело так быстро, а шло так медленно…       Разговор, друзья, выяснение правды, тренировка, смех, молчание, грубые слова, злоба, рассеянность и темнота, темнота, темнота… И снова воспоминания, не дающие покоя.       Мимо проходит отец. Или, скорее, тот, в кого он превратился. Кай прищуривается, с опасением выжидая его последующих действий. Остальные же продолжили свои занятия, искоса поглядывая на темного лорда. И только Смит с большим подозрением следил за врагом, который неизвестно что может вытворить.        — Тренировка тебе не помешает, — Гармадон одним лёгким движением создаёт фиолетовый клинок и трижды демонстративно прокручивает его в руке, после чего с довольной ухмылкой смотрит на задумчивого сына. Блондину же показалось странным, что тот обратился к нему. — Как считаешь?       Зелёный ниндзя, слегка удивленный порывом отца, помедлил и, выплывая из омута раздумий, коротко отозвался:        — Ты прав.       Не произнося лишнего, мастер Энергии хватает лежащую рядом катану, спускается с палубы, предварительно окинув взглядом лучшего друга, мол «не беспокойся, всё под контролем». Как только ноги коснулись рыхлой земли, он с облегчением выдохнул. Природа, тишина и хорошая тренировка — вот, что должно помочь справиться с огромным потоком совершенно ненужных мыслей.       Но с Харуми это не прокатило.       «Брось, это совсем другое!»       Ллойд и Гармадон отошли на достаточное расстояние от воздушного судна, чтобы в ходе занятий случайно не задеть его и находящихся на палубе, и расположились на свободной поляне.        — Готов? — пытаясь казаться вежливым, что несвойственно самому опасному в мире злодею, интересуется мужчина. Получив утвердительный кивок, он произносит. — В таком случае, нападай.       Блондин не стал выжидать лишних пауз и тут же бросился вперёд, сильнее сжав рукоять оружия. Он полагался на чутьё, а не на мускулы. Всем известно, что против Гармадона не выстоять, используя лишь физическую силу. Своей уникальностью — подпиткой за счёт драк — тот обычно и пользовался.       Спустя несколько бессмысленных неудачных атак, Ллойд замедляет движения, заставляя соперника так же приостановиться.        — Я смотрю, после моего ухода ничего не изменилось. Ты всё никак не можешь справиться в одиночку.        — Изменилось многое.        — Разве? Уверен, останься я в монастыре Кружитцу… — Гармадон не успевает договорить. Раздражимость Ллойда, как бы он ни старался упрятать ее, берет верх, и парень более грубо продолжает диалог.        — Хочешь поговорить об этом? Почему ты ушёл? Разве сложно было хотя бы попрощаться? Ты просто взял и исчез из моей жизни, как и много лет назад. По-моему, если что-то и остаётся неизменным, так это ты!        — Если ты так не хотел отпускать меня, почему же не остановил? — слишком спокойный тон, слишком сдержанный… Это сводит с ума.        — Я… — мастер Энергии замолк, не зная, что ответить. Вопрос поставил его в самый настоящий тупик.       А правда, почему? Было столько удобных моментов, чтобы схватить отца за руку, крепко обнять и больше никогда не отпускать… чтобы проявить любовь и заботу, пробудить его светлую сторону — да хотя бы попытаться. Но он не сделал этого. Почему? Боялся быть отвергнутым? Боялся потерять его снова, боялся собственных действий, боялся… Чего? Что. Его. Останавливало?!       Вдруг он чувствует тяжесть. Поднимает глаза, мгновенно встречаясь с парой кровавых, принадлежащих Гармадону. Закинутая кверху рука, сдавливающая оружие, дрожащая и уже уставшая, неумолимо поддается напору фиолетового клинка. Ллойду приходится отступать: он в последний момент — когда собственное лезвие оказывается у самой макушки, — отталкивает противника и делает сальто назад, таким образом оказываясь на расстоянии. Даже за столь малое время можно придумать тактику. Что ж, теперь его черед.       Ниндзя намеренно подпускает его ближе, после чего делает ряд ударов. Звон железа, соприкасающегося друг с другом, слегка цепляет слух, однако оба давным-давно привыкли к этому.        — Кажется, я понимаю, что ты делаешь, — увидев ухмылку на лице Гармадона, выпалил Ллойд, решив пропустить затронутую тему, которая приносила лишь дискомфорт. Движения его стали плавнее и собраннее. — Хочешь вывести меня из себя. Только одного не пойму: зачем?        — Тебе стоит больше времени уделять тренировкам.       Он как раньше уходит от прямого ответа.        — Правда? — одним рывком блондин выбивает клинок из руки отца. Оружие с гулким лязгом откатывается от владельца и исчезает в сиреневой дымке.        — Никто не говорит, что тренировки должны быть направлены на нагрузку физическую.       Монтгомери приподнял бровь, тем самым показывая некое недопонимание. Он вернул катану в ножны и теперь пытался вникнуть в сказанное.        — Ох, мальчишка… — испустив вздох, Гармадон продолжил. — Развивать нужно не только мышцы, но и ум.        — Из твоих уст это звучит как оскорбление, а не совет.       Мастер Разрушения позволил себе выдать саркастический смешок.        — Ты наивен. Слепо доверяешь силе стихии, не обращая внимание на отголоски сознания. Слушать нужно не сердце, а разум.        — И с чего такие доводы? Наверное, ты не понимаешь, но я уже не маленький ребенок, который ничего не знает и которым можно крутить, как только вздумается.        — Я просто хочу наставить на правильный путь. Знаешь, я стараюсь не водиться с теми, кто может застелить разум, заставить что-то к нему почувствовать. Это опасно и глупо.        — Согласен, глупо. Глупо, что ты так думаешь, — резко отзывается парень, несмотря на столь жестокое давление прошлым.        — Я запомнил один очень важный урок из прошлого.        — Какой? — на этом моменте Ллойд замолк, заинтересованно глядя на отца, готовый выслушать что-то новенькое, помимо регулярных насмешек.        — Жил-был мальчик… Когда ему исполнилось шесть лет, отец подарил ему сокола и сказал приручить птицу. Сокол жил на воле больше года, и теперь его уже невозможно было приручить, но мальчик старался изо всех сил, потому что так велел папа, — это самое папа так непривычно звучало от Гармадона. Наверное, это потому, что сам Ллойд нечасто произносил это слово, вследствие чего совсем забыл, насколько оно нежное и родное. — Он проводил с соколом все свое время, разговаривал с ним, не давая уснуть: ведь усталую птицу приручить легче. Вскоре мальчик мог держать птицу на привязи.       Он приучил его есть с руки. Сначала сокол не прилетал за едой, а потом начал клевать с руки с такой силой, что разбивал ладони мальчика в кровь. Но мальчик все равно очень радовался — ведь у него уже кое-что получилось. А еще он хотел добиться от сокола доверия, даже ценой собственной крови. Со временем мальчик оценил красоту сокола, его крылья, созданные для быстрых полетов, его скорость и ловкость, беспощадность и… нежность. Мальчик любовался, глядя, как сокол камнем летел к земле. Когда ему удалось научить птицу прилетать на руку, мальчик почти закричал от восторга. Потом сокол стал садиться мальчику на плечо и зарывать клюв в волосы.       Сокол полюбил его. И вот настало время, когда птица была не просто обучена, а обучена как следует. И тогда мальчик пошел к отцу: он надеялся, что папа будет гордиться им. Но тот взял в руки послушную птицу и свернул ей шею. «Я просил, чтобы ты научил сокола слушаться.» — С этими словами отец швырнул мертвое тело птицы на землю. — «А ты научил его любить тебя. Соколы не домашние любимцы, они неистовые и дикие, сильные и жестокие. Ты не обучил его, а сломал!» Отец ушел, а мальчик еще долго плакал над трупом любимой птицы. Наконец папа приказал слуге унести мертвого сокола и похоронить его. С того дня мальчик перестал плакать и на всю жизнь запомнил урок: любовь — это уничтожение, и если тебя полюбят — значит уничтожат.        — И зачем ты мне это рассказал? — ниндзя часто заморгал, не думая противоречить тому, что история и вправду заставила его кое о чем задуматься.        — Чтобы до тебя наконец-таки дошла суть.        — Ты зря потратил время. И вообще, что за бред? Кто автор этого безумия?       Ллойд задавал много вопросов, при этом непроизвольно жестикулируя. Видя такую смену настроения, Гармадон усмехнулся — представление казалось ему излишне жалким.        — Как я уже говорил, ты слишком сентиментален. Эмоции делают тебя слабым, — повторно завел эту шарманку лорд Тьмы. Кажется, ему приносило удовольствие издевательство над психикой сына. Однако, благодаря разговорам с Омегой, парень был морально готов к подобным темам.        — Но ведь благодаря ним мы чувствуем себя живыми, — почти равнодушно — насколько это вышло — ответил он.        — Они мешают думать, затмевают разум. Это дефект человечности. Вы всегда ставите эмоции выше старого доброго здравого смысла.        — Тебе ли говорить о здравом смысле? Ты потерял себя в погоне за величием, разучился делать добро. Разве это того стоило? — не замечая того, что выходит из себя, стал расспрашивать мастер Энергии.        — О-оу, малыш Ллойд наконец говорит то, что думает! Ну, так давай, выплесни свой гнев.       «Нет, молчи! Так станет только хуже! Помни, чему тебя учили.»        — Так и думал, — мужчина безучастно пожал плечами. — Тебе не понять всего, что пережил я.        — Нет, я прекрасно понимаю, ведь пережил ровно столько же и с самого детства мечтал стать таким, как ты! — шаг вперёд. — Я хотел быть похожим на того, перед кем сейчас стою, — ещё несколько шагов навстречу, — А сейчас понимаю: лучше терпеть эту адскую ношу героя, которая ничего хорошего не приносит — одни страдания и разочарования, чем превратиться в жалкого, вечно проигрывающего злодея, — и вот они уже стоят лицом к лицу.        — Мальчишка! — Гармадон в ту же секунду схватил сына за ворот кимоно. Ядом из его уст вылетели слова: — Хватит нравоучений. Не тебе меня судить. Ещё немного, и я за себя не ручаюсь, — он слегка ослабил хватку, надеясь на понимание со стороны потомка.        — Ты ведь не исправишь всего того, что натворил, — словно назло ему, продолжил Ллойд. — Так что не утруждайся, мы справимся и без твоей помощи. Можешь снова уйти из Ниндзяго, не появляться несколько месяцев и, наконец, исчезнуть из моей жизни, но ты никогда, слышишь? — никогда не перестанешь быть тем, кого выбрал с самого начала.       Вот оно, то, о чём говорил Кайм. Искусство слова — слишком великая сила, чтобы до конца осознавать ее. В какой-то момент можно попросту потерять контроль над тем потоком, что изливаешь на собеседника, а уж какие будут последствия — одному Первому мастеру известно.       Молчание затягивается на несколько мучительно долгих минут, пока блондин не решается произнести:        — Мне надоело. Я ухожу.       Он разворачивается и поспешно удаляется к Дару Судьбы, лишь бы больше не оставаться наедине со злодеем, который так любит позубоскалить. Ему надоела игра в кошки-мышки, и если Гармадону это нравится, пусть играет наедине с собой.       Миновав друзей, которые, благо, не успели заметить на его лице негодование, Ллойд практически ворвался в каюту, раздражённо захлопнул за собой дверь и прошёлся вперёд. Незаметно для себя, он стал наворачивать круги по комнате, попутно бормоча под нос.        — «Не понять, не понять». Да что он заладил?! Я не нуждаюсь в его присмотре! — сдавленное рычание вырывается следом за произнесенными в пустоту словами.       Кровь пульсирует в венах, мысли об отце забиваются в один снежный ком, не давая прохода любым другим. Ллойд жмурится в попытке успокоить разыгравшиеся нервы.        — Так, спокойно… — шепчет он. — Все не так плохо.       «Зачем ты врёшь самому себе?»       Ниндзя распахивает глаза от удивления. Голос, что так умело молчал и не мешал концентрироваться, снова дал о себе знать. Ему нужно было обернуться, чтобы сделать точный вывод, что это никакая не галлюцинация. Так и вышло: он безусловно был один. Вновь обвел взглядом каждый уголок, но остановился на конкретной вещи — раме с фотографией. Да, его с новой силой захлестнули воспоминания.       Одиночество парня прервал глубокий вздох со стороны входа. Ллойду не пришлось оборачиваться, чтобы узнать, кому он принадлежал. Все и так ясно, как день.        — Тебе бы марафоны бегать.       Мастер Энергии даже бровью не повел. Подобная шутка не исправит положения Гармадона. Не получив никакой реакции, мужчина усмехнулся и сделал пару шагов к месту, где стоял его сын.       Как странно…       Маленькая освещенная кабина комнаты, такая же, как и прежде; снова тот же человек, которого любишь… он здесь, и вместе с тем каким-то странным образом его уже нет. Протяни руку, и ты коснешься его, но обрести больше не сможешь.        — Прогуляемся, — прерывает сухое безмолвие тёмный лорд.       Ллойд несколько секунд пребывает в лёгком оцепенении с приоткрытым от удивления ртом. Гармадон предлагает ему прогуляться. Ему. Прогуляться. Своему злейшему врагу! Какая-то потусторонняя сила подталкивает парня вперёд, и он беспрекословно следует за успевшим скрыться от глаз отцом.       Мастер Энергии бессознательно хватает стоящую на столе фоторамку, выбегает наружу, встречается взглядами с Молчаливой, тренирующейся в паре с Нией, — что было максимально странно, — и тут же отводит свой. Пожалуй, ему хватит необычного поведения Гармадона, что уж говорить о Харуми, которая только сегодня проклинала существование блондина раз пятьдесят.       Монтгомери ловко спрыгивает с палубы корабля на твердую землю и догоняет отца, оставаясь за его спиной. В груди, в надежде на хорошо проведенный вечер, затрепетало сердце, а в голове смешалась целая буря эмоций.       Когда расстояние между воздушным судном ниндзя и Гармадонами заметно увеличилось, блондин заметил что-то знакомое в пейзаже. Недолго думая, Ллойд вспомнил, что этой же дорогой первый раз шел на встречу с Омегой. Та же тропинка, которая благодаря парню уже была слегка протоптана, те же деревья, склонившиеся друг к другу, образовывающие некую арку, и та же прохлада, веявшая от здешнего озера. В какой-то степени он был рад тому, что Гармадон ведёт его в знакомое место, где не стоит чего-нибудь опасаться, — разве что прихода Кайма. С другой стороны, в голову лезло ещё большее число подозрений: откуда он знает эту тропу, почему из всей территории дремучих джунглей выбрал именно это место, может ли он о чем-то догадываться, если уж повел сюда?       К сожалению, ни один всплывший вопрос не мог получить ответа. Ллойд предпочел и дальше идти в полном молчании, пресекая возможность появления новых конфликтов и недопониманий.       Погрузившись в себя, парень чуть не столкнулся с отцом, когда тот остановился посреди поляны.        — Зачем мы здесь? — поинтересовался он, внимательно разглядывая местность. Во время тренировок с Каймом, ему не удалось детально осмотреть территорию и полностью погрузиться в естественный мир природы, насладиться такими нужными для него тишиной и покоем.        — Мы просто шли. Тебя что-то не устраивает? — довольно сурово спрашивает мастер Разрушения, толком не ответив.        — Нет-нет, что ты, — зеленоглазый выставил согнутые в локтях руки вперёд. — Не заводись. Я просто спросил, — стараясь не вывести ситуацию из-под контроля, торопливо сказал он, на что Гармадон лишь хмыкнул, отводя пристальный взор в сторону. — Мне вот интересно: на что ты рассчитывал, решив остаться наедине? Думаешь, я перестану добиваться того, что изначально задумал?        — Мне жутко наскучило твое упрямство, — Гармадон закатил глаза. — Теперь мы связаны одной нитью. У нас одна задача — избавиться от Они. И действовать мы должны сообща. Когда все закончится, мы вновь разойдемся.        — Серьезно? Для чего тогда весь этот цирк? Ты же знаешь, как я отношусь к тебе.        — Ненавидишь, — оскалившись, предположил он. — Будь проще. Если замешаны чувства, невозможно принимать рациональные решения.        — Что за чепуху ты несешь?! В этом нет логики!        — В твоих так называемых «эмоциях» нет логики, — скрестив руки на груди, заявил Гармадон.        — Да посмотри, кем ты стал! Говоришь, что без эмоций лучше живётся, но ты ведь даже не пробовал! Ты всегда носишь одну маску на лице — безразличие. Не надоело? Я имею в виду… — тяжёлый выдох. Уже через секунду Ллойд цепляется за надежду на то, что фото, до сих пор находящееся у него в руке, сможет пробудить хоть частичку того отца, который был для блондина сенсеем. — Ты действительно не помнишь прошлое?        — Нет, — равнодушно отозвался тёмный лорд. Плечи мастера Энергии дернулись.        — Это ты… — он чуть ли не силой вложил рамку в руки отца. Все же обида, таящаяся внутри, выросла настолько, что хотелось ударить его, швырнуть фото прямо в лицо, но каким-нибудь образом пробудить воспоминания. — Посмотри, пожалуйста. Вспомни. Я и ты. Мы были счастливы! У нас была семья.        — Ты напрасно стараешься, Ллойд.        — Ты не можешь вести себя так, словно тебе безразлично! — в сердцах воскликнул ниндзя.        — Но так и есть.        — Нет! Хватит притворяться. Ты не стал бы мне помогать, будь тебе все равно. Я знаю. Ты ведь тоже что-то чувствуешь!        — Это сентиментальности, как ты не поймёшь?! Люди свободны, и привязанность — это глупость, это жажда боли. Взять хоть недавнюю ситуацию: ты чуть не угробил себя и всех нас! Если хочешь выжить, подчинить себе силу, избавься от каких-либо чувств. Прекрати вести себя как ребенок и включи голову!        — И превратиться в тебя? Ну уж нет, — упорствовал зеленоглазый. Он и не думал отступать под напором слов отца. Он во что бы то ни стало отстоит свою точку зрения и докажет, что эмоции — это вовсе не слабость.        — Тебе пытаются помочь, а ты не слушаешь. Не надоело строить из себя героя? И весь этот, — Гармадон презренно и с нескрываемым отвращением покосился на рамку и недовольно фыркнул, — мусор… Выброси его к чёрту! — он с силой швыряет фотографию в водоём.        — НЕ-Е-ЕТ!!! — казалось, в этот момент весь мир остановился, как и сердце парня. Ллойд не верит, что отец взаправду оказался настолько чёрств, что бездушно, не жалея о содеянном, отобрал у него частичку света. Он убил последнее воспоминание о прежнем себе, но блондин не намерен мириться с этим фактом.       Мастер Энергии в мгновение ока преодолевает короткое расстояние и бросается в воду. Ныряет в глубь и следует за уходящей на дно рамой. Он ни за что ее не потеряет. Не в этот раз. Это его прошлое. Его счастье. Его жизнь. Пусть отец не понимает этого — плевать.       Когда только он стал таким злым?.. Почему у него вместо сердца пустой конвейер?..       Рука тянется за уплывающей вещью, наровясь затормозить движение.       Нет, ну пожалуйста! — он хочет крикнуть, но не может. Нельзя, иначе он станет жертвой безжалостной стихии.       Внезапно случайная волна энергии обретает свободу, заставив гладь озера содрогнуться и пустить по поверхности лёгкую рябь, а в голову бурным потоком врываются обрывки прошлого. С каждым мигом воздуха в лёгких становится всё меньше.        — Ты не убьёшь меня… Я твой сын.        — У меня нет сына! — По телу мастера Энергии пробегает волна дрожи.       Табун ледяных мурашек покрывает руки и спину, заставляя дрожать все тело. Теплая, нагретая солнечными лучами, вода медленно обволакивает волосы, глаза и губы.        — Хотел бы я проводить с тобой больше времени. И что ты мог бы видеть все, через что я прошел, но тебя там не было. Я бы хотел, чтобы мы вернули то время, и… мне нужен мой папа. Я просто… мне нужен мой папа.       Неведомая сила тянет его на дно.        — Он сделал меня тем, кто я есть сегодня. Он был моим отцом, был моим противником. Но, в конце концов, он был моим другом.       Перед глазами отчётливо пляшут картинки уже произошедших событий.        — Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен избавиться от нее прямо сейчас.        — Я назову две причины. Ты снова хочешь встретиться со своим отцом. И ты любишь меня. Ах, твои эмоции… От них не избавиться, верно? Я тоже испытывала эти чувства. Мы действительно родственные души.       Жидкость жадно захватывает дыхательные пути ниндзя. Паника не даёт собраться и придумать, как выбраться из этой западни. Ллойд руками и ногами инстинктивно ищет хоть что-то, за что сможет ухватиться, перестав барахтаться в воде, как неумеющий плавать.       Что-то невесомое неожиданно хватает за руку и тянет тело парня к себе. Покрытые лёгкой полупрозрачной пеленой глаза замечают фигуру, плывущую к поверхности.       Юный мастер чувствует под собой рыхлую почву. Капли под своей же тяжестью стремительно падают с мокрых волос на землю. Одежда неприятно липнет к телу, создавая больший дискомфорт. Небольшое количество воды, успевшее забиться в глотку, выливается из организма так же быстро, как и проникло туда. Обессиленный и еле держащийся в сознании, Монтгомери переворачивается на бок и позволяет себе слабо прокашляться.        — Спятил? — Гармадон с беспокойством внимательно оценивает состояние сына.       В ответ он получает лишь небрежное фырканье. Его сын злится? Уморительное зрелище. Жаль, у него нет с собой фотоаппарата, чтобы запечатлеть момент.        — Не делай так больше.        — Просто больше так не делай.        — Замётано. Может, расскажешь?        — О чём?       Ещё одна минута молчания проходит слишком быстро для Ллойда. Он хочет отдаться пленительному желанию и впасть в глубокое царство Морфея. Его уже порядком клонит в сон, и он из последних сил держится с приоткрытыми глазами, примерно представляя, о чем думает отец.        — Дурак, — вынес вердикт мастер Разрушения и присел рядом, чтобы открыто видеть лицо блондина.        — Весь в тебя.