ЧАРЫ КРОВИ И РОЗ. Другая история Белль

      Аннабелль сидела в ванне, обхватив колени руками. Мокрые волосы липли к спине, вода почти остыла, Белль стала замерзать, но ей было всё равно. Она вспоминала оглашение приговора, и как, вцепившись в подлокотники, она замерла в своём кресле; как Адам глядел на неё, улыбаясь, будто этот приговор – часть его плана. Белль не могла поверить ни тогда, ни сейчас: неужели Адама в самом деле казнят? Это просто… бессмысленно! Ради чего были эти сто шестьдесят лет ожидания, смерти стольких фейри?.. Ради чего Белль долгих полгода жила вдали от близких, мёрзла в замке, перерывала библиотеку и допрашивала Адама в поисках ответов?.. Ради чего прогнала Фредерика?.. Чтобы вот так всё закончилось?..       Белль вспомнила, как Адам после оглашения приговора попросил у короля позволения не вводить ему яд. «Хочу провести последние мгновения своей жизни в сознании», – его голос звучал спокойно и уверенно, с лёгкой улыбкой – точно это не заключённый обращался к королю: нет, так говорят с равным себе.       Белль легла на спину и стала медленно погружаться под воду.       «Я знаю, – прозвучал в голове тихий голос Адам, – ты была так добра ко мне, потому что меня скоро казнят. Но я благодарен тебе за это».       Это были последние слова, которые она услышала от него, пока гвардейцы вели его между рядов кресел к выходу.       Нет, он не мог быть таким спокойным, если бы у него не было плана, как спасись! Если Белль что-то и знала об Адаме, так это то, что он не любит проигрывать. Он не из тех, кто сдаётся. Однако если он всё-таки избежит казни…       Лёгкие начало печь, и Белль вынырнула, глотая воздух. Каждый раз, когда ей становилось жаль Адама, она представляла, что будет, если он окажется на свободе, и каждый раз картинка была пугающей.       Но ей всё равно хотелось с ним поговорить. Однако ещё в зале суда викарий ясно дал понять: её больше не пустят к заключённому. «Вы оба плохо влияете друг на друга», – сказал мистер Грейер авторитетно. Из подслушанных разговоров Белль поняла: Адама перевезут в другое место, где продержат до казни, которая состоится совсем скоро – шестнадцатого мая, на рассвете. Куда они так торопятся?..              День тянулся неумолимо долго, а следом пришла ночь, тягучая, вязкая, засасывающая в зыбучие пески чёрной печали. Белль сидела в кресле с пяльцами в руках, время от времени механически делая один-два стежка.       Лучше бы она всё ещё жила в замке! Адам был бы Чудовищем, они бы много разговаривали и иногда ссорились, а потом Адам бы всё-таки рассказывал бы ей что-то интересное и полезное. Белль виделась бы с фейри, а её цель была понятна и проста: снять проклятие. Сейчас же проклятия больше нет, и не осталось никакой надежды…       Аннабелль оставила пяльцы и пошла на кухню включить чайник. Насыпав заварки, добавив мяты и чабреца, она бросила в взгляд в окно и увидела знакомую фигуру под окнами во дворе. Белль бросилась вниз и, лишь уже оказавшись у дверей парадной, подумала: не ловушка ли это? Но она отбросила эту мысль и выбежала во двор.       – Фредерик, что ты здесь делаешь? – спросила Белль, подходя ближе. – Почему не заходил?       – Твой телефон вне зоны доступа, – ответил он, сняв с себя пальто и накинув ей на плечи: Белль выбежала из дома в одном домашнем лёгком платье.       – Я про него забыла, – сказала Белль, только сейчас вспомнив: она так и не отключила режим полёта после Суда. – Тебя не будут искать в больнице? – спросила она.       – Я выписался, – ответил он. – Ещё днём.       – Поздравляю.       Он кивнул.       – Зайдёшь? – спросила она и первой пошла к дверям парадной. – Почему ты не позвонил в домофон?       – Я всё время ждал, – ответил Фредерик, – ты вот-вот погасишь свет и ляжешь спать и не хотел тебя беспокоить.       Белль обернулась:       – Давно?       – С вечера.       Она остановилась и призналась:       – Я не сплю уже две недели. И ты напрасно не позвонил в домофон.       И потом она вспомнила, что слышала звонок домофона вечером, дважды, но не захотела снимать трубку и узнавать, кто пришёл.       – Прости, – сказала она, оборачиваясь. – Что не открыла. Трудный день.       – Понимаю. – Он распахнул перед ней дверь квартиры. – Возможно, этот день будет лучше, – заходя вслед за Белль и прикрывая за собой дверь. – Если начать его где-нибудь повыше.       Белль вопросительно взглянула на него:       – Повыше?..       – Метров семьсот поднимемся на машине, – ответил Фредерик, – а потом ещё двести – пешком.       – Когда выезжаем? – спросила Белль, улыбнувшись.       – Чем раньше, тем лучше, – ответил Фредерик. – Я возьму твой термос? – спросил он, повернувшись к шкафчику.       – Конечно, – ответила Белль. – Только я теперь храню его внизу на полке, – она открыла дверцу и вытащила термос. – Держи. Ты ведь тоже всю ночь не спал. Тебе не нужно отдохнуть?       – Нет, – ответил Фредерик. – Я в порядке.       – Я тоже всем так говорю, хотя это не так, – усмехнулась Белль и, привстав на цыпочки, достала с полки кофе и тростниковый сахар.       Фредерик поставил на плиту турку с водой.       – Почему ты говоришь, что в порядке, хотя на самом деле нет? – спросил он, обернувшись и внимательно взглянув на Белль.       – Все так делают, – ответила она, пожав плечом. – Мы не хотим тревожить других своими проблемами.       Фредерик достал коробку с пряностями из ящика. Отложил палочки корицы, мускатный орех, кардамон и имбирь на тарелку и закрыл ящик.       – Ты обещала мне, – он взглянул на Белль, – что попросишь помощи. Помнишь?       Как давно был тот разговор! Столько всего произошло… Белль отвернулась.       – Ты бы… не смог помочь, – произнесла она очень тихо – Фредерик не расслышал.       Не дождавшись ответа, Фредерик примирительно сказал:       – Тебе нелегко сейчас. Просто помни: ты не одна, хорошо?       Белль повернулась к нему. Он был так близко – только руку протяни. А почему бы, собственно, и не…       Аннабелль подошла ближе и обняла его. Он обнял её в ответ. Погладил по волосам как ребёнка. Белль пыталась понять, что она чувствует?.. А потом услышала, как шипит пузырьками кофе, поднимаясь в турке.       – Кофе, – сказала она, отстраняясь.              Когда они вышли во двор, Фредерик распахнул перед Белль переднюю пассажирскую дверцу тёмного высокого внедорожника, а сам сел на водительское кресло.       – Ты собираешься сам вести машину? – не сдержала удивления Аннабелль.       – У тебя же регенерация фейри, чего ты так волнуешься, – усмехнулся он. – Но лучше пристегнись, – он потянулся за её ремнём и защёлкнул его, потом пристегнулся сам.       – Я думала, ты не любишь водить машину, – проговорила Белль, следя за его уверенными движениями.       – Решил перерасти это, – улыбнулся Фредерик, поворачивая ключ зажигания: мотор утробно заурчал.       – Откуда у тебя машина? – спросила Белль.       – Аарон одолжил, – ответил он. Внедорожник мягко тронулся с места. – Ты не переживай, – улыбнулся Фредерик, взглянув на Белль, – я начал снова водить ещё в феврале, так что у меня есть небольшой опыт.       Белль следила за его движениями, как его руки мягко поворачивают руль, скользя пальцами по кожаной оплётке, как правая рука плавно переключает передачу. И до неё начало медленно доходить: они едут в горы встречать рассвет. Вдвоём! От этой мысли у Белль перехватило дыхание, к щекам прилила кровь, внутри разлилось тепло, на душе стало светлее и легче.       Фредерик быстро взглянул на неё и заметил, улыбнувшись:       – Ну наконец-то первая настоящая улыбка.       Белль встретилась с ним взглядом, и ей так захотелось его обнять, уткнуться носом в плечо, закрыть глаза и забыть обо всём на свете…       – Спасибо тебе, – произнесла она.       Вот ради чего стоило быть здесь, а не в про́клятом замке – ради одной такой минуты с Фредериком. А впереди их будет ещё много – целая жизнь. Или хотя бы один этот день.              Внедорожник остановился на Турьем уступе. Белль стояла возле машины и оглядывалась, пока Фредерик доставал из багажника вещи. Вон там, чуть левее, стоял прозрачный купол, а здесь таксист остановил машину. Белль неожиданно рассмеялась.       – Ты чего? – улыбнувшись, спросил Фредерик и, вскинув на плечи рюкзак, подошёл ближе.       – Я думала, – ответила Белль, – с Турьим уступом у меня навсегда будут связаны лишь неприятные воспоминания. – Она повернулась к Фредерику. – Но я рада, что ты привёз меня сюда – теперь я буду любить это место.       – А что здесь случилось? – осторожно спросил он.       – В конце октября прошлого года Гидеон решил устроить мне тут свидание, – ответила Белль, – заплатил таксисту, и тот привёз меня сюда. Ох, как я разозлилась!.. – вспомнила Белль и усмехнулась.       Фредерик задумался.       – Так вот за что мэр депортировал таксиста? – догадался он.       Белль кивнула и сказала:       – А что с Гидеоном, я не знаю.       – Аарон говорил: родители отправили его в Европу.       Аннабелль отвернулась.       – Иногда я думаю, а чем я лучше... – она осеклась, ей не хотелось произносить имя Адама. Он и так украл у неё слишком много жизни, а теперь отнимает и этот момент.       – Иди сюда. – Фредерик мягко привлёк Белль к себе и обнял. Совсем не так, как час назад. Зажмурившись, Белль уткнулась носом в его плечо, ощущая в темноте лишь тепло, аромат его парфюма и его нежность, окутывающую тёплым покрывалом. И был в его нежности огонь – от которого захватывало дух и внутри всё расцветало, но который, она знала, никогда не причинит ей боли, не обожжёт, лишь даст свет и согреет.       – Скоро взойдёт солнце, – проговорил Фредерик. – Надо идти…       Белль чуть отстранилась, не разжимая объятий, и улыбнулась:       – Дашь мне рюкзак?       – Свой – не дам, – отрезал Фредерик, и Белль видела задорный блеск в его глазах. – Но у меня есть запасной.       Он вернулся к машине, открыл багажник, достал оттуда рюкзак и переложил из своего свёрток.       – Понесёшь одеяло, – вручая ей рюкзак, сказал он.       – И термос! – решительно заявила Белль.       – Нет, – возразил Фредерик, уворачиваясь от её попыток влезть к нему в рюкзак. – А мне тогда что нести?       – Себя, – ответила она, улыбнувшись. – И пирожные, которые лежат у тебя в рюкзаке. Я всю дорогу чувствовала запах песочного теста и миндального крема.       – Тебе даже сюрприз сделать невозможно.       – А ты упаковывай лучше. И давай сюда термос.       – Пойдём уже, – увернувшись в очередной раз, рассмеялся Фредерик.              Серые сумерки постепенно медленно бледнели. Фредерик шёл впереди, Белль за ним. Узкая тропка петляла между небольших скалок и кустов можжевельника, в невысокой траве пестрели первоцветы: бледно-жёлтые и сиреневые примулы, светло-голубые низенькие колокольчики, белые анемоны, золотые рябчики и тёмно-фиолетовые чёрные тюльпаны.       – Давай пойдём помедленнее, – сказала Белль, услышав: дыхание Фредерика сбилось, а сердцебиение участилось.       – Не надо меня жалеть, – не оборачиваясь, ответил он. – А то я так никогда в форму не приду. К тому же мы почти пришли.       Фредерик прошёл между кустов тёрна и исчез за скалой, и Белль ускорила шаг, чтобы нагнать его. Вынырнув из-за скалы, она ахнула от восхищения: вдали внизу серебрилось море, над которым уже пламенела бледно-розовая полоса; а справа внизу раскинулся кое-где мерцающий огоньками курорт «Эдельвейс».       – Как красиво!.. – проговорила она.       Ей вспомнилось старое пророчество: на Элфин вернётся магия, стоит злым чарам пасть. И в этот миг, когда рассветное солнце поднималось из-за моря, Белль всем сердцем ощутила: магия вернулась на остров. Но, возможно, дело было в человеке, который, улыбнувшись, снял с её плеч рюкзак, раскинул одеяло и устроил для неё самый лучший на свете пикник. Белль помогла расставить тарелки и разложить пирожные с украшенными ягодами шапками миндального крема и разноцветные макаронсы.       – Только не говори, что ты успел всё это сделать за один день, – с наслаждением откусив от смородинового макаронса, произнесла Белль. Идеальный баланс хрустящей миндальной меренги-бисквита и нежного крема с приятной кислинкой.       – Готовка меня успокаивает, – ответил Фредерик, протянув Белль её любимую кружку со схемой элфинских гор.       Аромат пряного кофе сливался с запахом сдобы, сонным ароматом первоцветов, росистой травы, можжевельника, влажной земли и камней. Фредерик достал из своего рюкзака пледы и укрыл одним из них Белль.       – Прости, что заставила волноваться, – произнесла Белль, укутываясь в плюшевую ткань. – Я теперь всегда буду держать телефон поблизости.       – Я и не думал тебя упрекать, – возразил Фредерик.       – Я знаю, – улыбнулась Белль. – И поэтому упрекаю себя сама, – она сделала глоточек кофе. – Твоё спокойствие важно для меня. Я была невнимательна… И Вики там, наверное, с ума сходила…       – Вики я сказал, что ты дома, – ответил Фредерик.       Белль кивнула:       – Спасибо. Я позвоню ей попозже, – она помолчала. – Вчера был безумный день…       Но вчерашний день показался ей таким далёким, будто в густом тумане, или увиденным в полузабытом сне. Повернувшись, Белль придвинулась ближе к Фредерику, коснулась затылком его плеча. Фредерик привлёк её к себе, мягко обнял рукой-крылом. Белль улыбнулась, грея руки чашкой с горячим пряным кофе.       …А из-за моря медленно поднималось солнце, сияющее над волнами как розовый турмалин в кобальтовой оправе. Рассвет точно пожар охватывал всё больше неба, опаляя облака, раскаляя их докрасна как вулканическая лава.       Когда солнце чуть откатилось от линии горизонта и стало жёлтым как яблоко «Золото Элфина», Аннабелль с аппетитом вернулась к пирожным и кофе. Фредерик объяснял ей один из сложнейших переходов траверса Ружейников – разлом Линдворма, двигая по крему пирожного ягоды голубики.       – А дальше? – спросила Белль.       – А дальше только прыгать, – ответил Фредерик и, подкинув тёмно-синюю ягоду, поймал её ртом.       – Но там же футов пять! – не поверила Белль.       – Даже больше, – ответил Фредерик. – Да шучу я, – улыбнулся он. – Можно там верёвку навесить. Пройдём.       Белль кивнула, успокоившись. На самом деле сама бы она допрыгнула без проблем, хотя в комплекте к расстоянию шёл наклон вверх, да и с гружёным припасами и снаряжением рюкзаком такой прыжок совершить было бы труднее. Интересно, что разлом Линдворма было нигде не обойти, он буквально разделял надвое хребет Ружейников. Можно, конечно, спуститься к Базовому лагерю и обойти трещину по низу, но это означало сойти с маршрута и провалить весь траверс.       – А это ведь даже меньше половины пути, – проговорила Белль, и сердце её сладко ёкнуло в предвкушении приключений.       – Да, – согласился Фредерик, взяв фисташковый макарун. – Примерно в середине маршрута есть участки, которые вообще, кажется, никто толком не проходил. По крайней мере, нет описания их прохождения. С запада тоже иногда ходят, особенно в районе Орлиных скал, но около озера Лионелля – почти никто.       – А я там фрирайдила этой зимой, – похвасталась Белль. – Эллиас на вертолёте заброски делал.       – И как там склоны? – спросил Фредерик.       – С запада для катки отличные, – ответила Белль, – хоть и крутоватые местами: по большей части наклон от сорока двух градусов и больше – сплошные чёрные трассы. А что с востока – я не знаю. Мы же по восточной стороне пойдём? – спросила она.       – Да, конечно, – ответил Фредерик. – Надо бы перед полным траверсом сходить со стороны Лионелля, глянуть маршрут, чтобы хоть какое-то представление иметь.       Белль кивнула.              …А потом они лежали и смотрели на облака. Когда-то дедушка водил Белль и Вики гулять, и они втроём любили лежать в траве и выискивать в переменчивых очертаниях животных, здания или людей. Белль тогда часто искала в облаках иллюстрации к дедушкиным историям об Элфине. Вот и сейчас она видела двух кентавров, держащих в руках свиток; лежащего под деревом единорога и дракона, расправившего крылья и вытянувшего шею, – точь-в-точь Эйсуза.       Дракон стряхнул с жемчужной чешуи и крыльев белую пену облаков и, оттолкнувшись от земли сильными лапами, взмыл в небо, к огромной серебристой луне. Звёзды бисером осыпались с небесного свода, когда дракон цеплял их крыльями, и на их месте зажигались новые. Потом поднялась солёная волна, шипя белой пеной, и слизнула с влажного песка и звёзды, и дракона, и луну, и стало тихо, темно и уютно.              Белль почувствовала запах можжевелового дыма и услышала потрескивание огня. Потянувшись на одеяле, открыла глаза. Она была укрыта двумя покрывалами, под головой лежала сложенная толстовка Фредерика, рядом стоял его рюкзак, тень которого падала ей на лицо, защищая от солнца. Белль села на одеяле, увидела Фредерика, подбрасывающего сухие веточки можжевельника в горящий неподалёку костёр, над которым висел небольшой котелок, и вдруг поняла: она спала! Снова смогла уснуть! А проснувшись, увидела идеальную картину.       Белль встала и подошла к Фредерику.       – Я думал, ты ещё поспишь, – сказал он, улыбнувшись. – Вода только начала закипать.       – Долго я спала? – спросила она, присаживаясь на корточки рядом.       – Чуть больше полутора часов.       – А ты?       – Проснулся полчаса назад, – ответил он. – Даже и не понял, как уснул. Сейчас выпьем чаю и пойдём где-нибудь пообедаем.       Белль кивнула и улыбнулась.       – Давно мне не было так хорошо, – проговорила она, опираясь ладонями о траву и подставляя лицо к солнечным лучам. – Я будто заново родилась.       – Представь, что будет, когда поспишь часов восемь, – усмехнувшись, заметил Фредерик. – Пойдём, подтащим сюда одеяло и вещи.              Они сидели у догорающего костра, смотрели на маленькие язычки пламени, пляшущие на углях, на море всё в маленьких волнах, на облака, проплывающие по голубому майскому небу, и пили душистый горный чай – чабрец, манжетка, шиповник, липа и смородиновые веточки. И казалось, здесь, на горе, выше города и моря, остановилось время и пространство живёт своей жизнью, и от того хотелось остаться тут навсегда.              Белль решила: раз везде, куда бы она не пришла, её всё равно узнают, то почему бы не пойти в «Клевер и фиалку»? Фредерик согласился с ней. По пути они заехали к Вики, где переоделись и оставили машину.       Когда они подошли к кафе, Белль увидела светловолосую девушку, которую встретила на ступенях перед Мэрией в то злополучное первое мая. Девушка была, как и в прошлый раз, одета в светлое платье, только в волосах у неё теперь были веточки с сухими ржавыми плодами шиповника. Незнакомка встретилась взглядом с Белль и подмигнула, и на миг Белль показалось: зрачок в янтарных глазах стал вертикальным.              Джозеф Льюис очень обрадовался, увидев Белль, даже прослезился. Она не ожидала от него такой сентиментальности. Обнимая Белль, мистер Льюис спросил:       – Ты знаешь, почему это место называется «Клевер и фиалка»?       Белль не знала, и он, предложив гостям присесть за столик, продолжил:       – Я много лет мечтал открыть ресторанчик в Торнфилде. Но у меня никогда не было ни средств, ни связей. Я подрабатывал уборщиком и мойщиком посуды в нескольких ресторанах, но меня и близко не подпускали к готовке, а уж открыть своё дело... И однажды я посетовал на это твоему дедушке. А ты стояла рядом. Тебе было лет пять. Вдруг ты куда-то убежала, а после вернулась с четырёхлистным клевером. «Это тебе, Джо», – сказала ты и снова убежала. С того дня всё изменилось. Сначала мне внезапно предложили место заготовщика в «Королевской пристани», после чего спустя пару месяцев дали работу гардманже́. А после отправили в Лондон на кулинарные курсы. И вот, – Джозеф развёл руками, – «Клеверу и фиалке» уже больше пяти лет. Всё благодаря тебе, Белль. А когда ты устроилась работать у меня официанткой, «Клевер и фиалка» стал известен на полмира, а я смог наконец полностью рассчитаться с долгами. – Он улыбнулся и встал с кресла. – Отдыхайте. Всё, что закажете, за счёт заведения. И сегодня, и всегда.       Выслушав рассказ мистера Льюиса, Аннабелль растерялась – так она была растрогана. Сидела на диванчике, смущённая и притихшая. Фредерик внимательно взглянул на неё и, сдвинув брови, серьёзно изрёк:       – Святая Аннабелль, покровительница кулинаров. А что, звучит, – он улыбнулся. – И шансы пожить подольше у тебя заметно увеличиваются, – добавил он, подмигнув.       Белль рассмеялась и шутливо пихнула его в бок.       – А ты думал, я только тебе помогаю? – она вскинула голову. – И кстати. Надо бы мне найти третьего кулинара, нуждающегося в помощи. А то двоих как-то маловато для причисления к лику святых, – добавила она деловито, а потом, не удержавшись, вновь рассмеялась.       Фредерик тоже засмеялся и привлёк её к себе. Белль закрыла глаза, вдыхая аромат его парфюма, смешанный с едва уловимым запахом можжевелового дыма. А сквозь них она ощущала тонкий совершенно умопомрачительный запах его кожи. Этот сложный аккорд сводил Белль с ума, он был идеален.              Пообедав, Аннабелль и Фредерик пошли пешком к его новому дому. Солнце медленно клонилось к западу, вызолачивая вуали цветущих яблонь и груш; отовсюду доносилось вечернее пение птиц. У поворота на Тьюлип-стрит позвонила Вики и пригласила на ужин. Белль не верилось: неужели на этом семейном застолье она наконец будет сидеть рядом с Фредериком, смотреть на него сколько захочется и даже держать за руку!.. Это мысль поразила её, и она улыбнулась, встретившись с ним взглядом.       Особняк Мартинесов сиял золотом в закатном свете. Неподалёку рос клён, и Белль вспомнила, как красиво здесь бывает в октябре. Заросли чертополоха перед домом исчезли, но взрыхлённая земля ещё не была засажена.       – Что ты собираешься здесь посадить? – спросила Белль.       – Не думал ещё, – ответил Фредерик. – Кусты красных роз? – с улыбкой предположил он, взглянув на Белль. – Нестареющая классика.       Она улыбнулась.       – Я могу попробовать, – подумав, сказала Белль. – Но не уверена, что получится.       После того, как она сняла проклятие, ей не представлялось случая проверить, способна ли она вырастить розы или нет?       Опустившись на колени и не боясь запачкать лавандовый шёлк платья, Аннабелль сосредоточилась внутри себя, в области солнечного сплетения, и представила тёплую силу весенней земли и текущую от корней к алым лепесткам золотую энергию жизни. Послышался тихий шорох и лёгкий треск – это гибкие молодые побеги пробивали себе путь сквозь глину и камни. Вокруг разлилось нежное благоухание роз и раздался восхищённый возглас Фредерика. Белль открыла глаза: везде, где минуту назад была лишь голая земля, пламенели на длинных стеблях алые розы. Фредерик помог Белль подняться, и она с удивлением обнаружила: у неё не кружится голова, напротив, внутри всё наполнено светом и мягко пульсирующей силой. Неужели магия роз останется у неё?.. Это было бы чудесно!..              Фредерик провёл Белль по дому. Почти нигде ещё не было мебели: лишь старинный резной платяной шкаф и роскошный секретер из красного дерева времён короля Уильяма да пара кресел – всё в чехлах. Внутренняя отделка началась только в кухне – в той расцветке, которую выбрала Белль.       – Мне нравится, – сказала она, с удовлетворением оглянувшись.       – Мне тоже, – улыбнулся Фредерик.       Пройдя по всем комнатам и полюбовавшись сквозь панорамное окно на оранжевое вечернее солнце над горами, Фредерик и Аннабелль спустились в сад. Чуть в стороне от дома висели оставшиеся от предыдущих хозяев большие качели в виде скамьи. Удобно расположившись на них и укутавшись в пледы, Аннабелль и Фредерик глядели на город и море, охваченные закатным светом.       Белль взглянула на Фредерика: его лицо было серьёзным и сосредоточенным – он определённо думал о чём-то важном. Белль не стала мешать расспросами и лишь улыбнулась. Ей было знакомо это выражение лица: сейчас он сам расскажет, о чём думает. И Белль не ошиблась. Фредерик вскоре заговорил.       – Я знаю, – начал он, – у тебя есть твоя магия и ты боишься, что всё дело в ней. – Фредерик повернулся к Белль и встретился с ней взглядом. – Я сам так думал. Целое лето. Думал, может, меня так тянет к тебе из-за чар?.. – он помолчал, а Белль сидела, замерев, ожидая, что он скажет дальше. Внутри неё всё сжималось от болезненного предвкушения, заставлявшего сердце ускоренно биться. Фредерик продолжил: – Когда я вижу самое красивое явление природы или произведение искусства и вспоминаю тебя, то понимаю: ты – красивее.       Фредерик никогда не говорил Белль о её красоте, будто вовсе её не замечал, и Белль нравилось это. Но сейчас от его слов точно от первых весенних лучей в сердце распустился огромный цветок.       – Когда я увидел тебя на пороге гостиной Уайтов в том чёрном платье, – вновь продолжил он, – я подумал: почему я раньше не замечал, что ты такая красивая?.. И мне стало стыдно: почему я думал так о тебе, а не о своей девушке? И тогда мне впервые пришла в голову мысль: просто это чары фейри.       Белль прикусила губу. Она вспомнила залитую тёплыми вечерними огнями уютную гостиную, весёлые разговоры и шутки Аарона и Джеймса, и Фредерика, у которого на коленях сидела Камилла.       Помолчав, Фредерик заговорил тише.       – Но ты выглядела такой расстроенной, такой… хрупкой, совсем не коварной. И ты хотела уйти, словно чувствовала себя лишней. А мне… так не хотелось, чтобы ты уходила…       Белль вспомнила его голос тогда, в нём звучал мягкий упрёк: «Аннабелль, неужели ты хотела уйти, не поздоровавшись?»       Как давно это было, и как странно узнать сейчас, что думал и чувствовал тогда Фредерик.       – Но ты всё равно ушла слишком быстро, – произнёс он после паузы, – а я совсем забыл отдать тебе дедушкин платок.       Белль вспомнила их встречу в церкви на следующий день: как они вышли вместе во двор, и как Фредерик отдал ей незабудково-серебристый платок.       – А на следующий день, на кладбище… – произнёс Фредерик, будто бы подхватив воспоминания Белль, но голос его вдруг осёкся, – я впервые… захотел тебя поцеловать. Подходящее место, не правда ли? – усмехнулся он и отвернулся, точно стыдясь самого себя.       Ледяной озноб пронзил Белль тысячами морозных игл: это она хотела поцеловать его на кладбище! Это её магия заставила испытывать его это неправильное желание! Но Аннабелль не успела ничего произнести: Фредерик, повернувшись к ней, продолжил:       – Я тогда снова подумал, что это чары фейри, о которых мне постоянно твердила Камилла.       Белль сидела, оцепенев, а в горле встал саднящий ком. Адам был прав! Человек не может полюбить фейри без чар. А с чарами… это уже не любовь. У Белль задрожали губы и защипало в глазах. Ей захотелось вскочить с места, но внутри всё застыло, как замирает на миг мир перед глазами падающего в бездну.       – Но я ошибался, – продолжил Фредерик. – Да, моё желание поцеловать тебя на кладбище над могилами товарищей было неуместным, но желание защитить тебя было самым обыкновенным. Однажды ты сказала, что чувствуешь эмоции людей, и мне хотелось, чтобы ты могла отдохнуть и расслабиться хотя бы тогда, когда приходила ко мне в гости.       С губ Белль сорвался удивлённый выдох, горячая влага обожгла ей щёку и капнула на руку. Белль рассказала ему о своей способности ощущать чужие эмоции в ту первую зиму, когда они только начали вместе готовить. Неужели с тех пор он намеренно окружал её спокойствием и теплом, чтобы она могла отдохнуть от чужих чувств?..       – Ты как цветок, – проговорил Фредерик, взглянув на Белль и протянув ей свой носовой платок, – такая сильная, что пробиваешься сквозь камни и высохшую глину, но такая хрупкая – любой неосторожный может причинить тебе боль.       – Спасибо, – едва слышно прошептала Белль и прижала платок к глазам. Она не могла поверить: Фредерик так хорошо понимал её и чувствовал!.. Значит, и у него есть над ней власть, раз она как заплутавший корабль во тьме штормового моря тянулась к нему весь тот безумный день на кладбище, когда хоронили альпинистов. Потому что он хотел и мог защитить её.       – Я всего лишь хочу, чтобы ты знала, – сказал он, – не из-за твоей красоты мне хочется планировать с тобой дом, обсуждать траверс Ружейников, новости, ходить в горы, готовить вместе. Ты умная, твои вопросы вдохновляют, мне нравится твоё чувство юмора, и ты не обижаешься на мои шутки, – он улыбнулся.       Белль удивилась: ей никогда не казалось, что он обидно шутит.       – И если ты скажешь «нет», я смогу прожить без тебя, – взглянув в сторону, проговорил он. – Хотя я точно не буду так счастлив, как с тобой. Но в конце концов счастье – это роскошь, доступная не всем, – он усмехнулся, а потом посерьёзнел и взглянул на Белль: – И я знаю: если ты согласишься быть со мной, войти в этот дом хозяйкой, – он сделал движение рукой в сторону особняка, – я сделаю всё, чтобы ты была счастлива. – Его зелёные глаза блестели точно буковый лес, омытый майским ливнем.       Губы Белль дрожали, по лицу текли горючие ручейки слёз, а внутри расцветал самый прекрасный на свете сад.       – Быть с тобой, – проговорила она, – это всё, о чём я мечтала эти три года.       Она всхлипнула и, уткнувшись ему в плечо, расплакалась.       – Милая, или сюда, – с нежностью проговорил Фредерик и обнял её, ласково гладя по голове и спине.       Белль почувствовала, как его нежность разливается в ней, словно рассветное солнце персиковым светом и ласковым теплом охватывает пробуждающийся от сна дом. И на душе у Белль стало так хорошо, так тихо, она перестала всхлипывать, лишь крепче прижалась к Фредерику, слушая его ускорившееся сердцебиение. Он поцеловал её в макушку и негромко произнёс:       – Я люблю тебя.       Белль почувствовала, как леденеют кончики пальцев, а внутри всё стягивается в тугой узел. Руки, обнимавшие Фредерика, разжались и упали, повиснув вдоль тела безвольными плетьми. Скомканные бордовые простыни, разорванное жёлтое платье грудой тряпья лежащее на полу; и её собственное тело, сломанное и брошенное как надоевшая игрушка.       Белль отодвинулась от Фредерика, вскочила с качели.       – Ты… – её голос дрогнул, горло перехватило тугой петлёй, – ты не можешь любить меня!.. – Испуганное и встревоженное лицо Фредерика стало нечётким, в глазах защипало. – Я плохой человек и… – она вспомнила безжизненное тельце сокола, пронзённое выпущенным ею болтом, – и ужасная фейри! – слёзы вновь полились из глаз, обжигая щёки.       …Руки Адама на её теле, его тело повсюду, его когти, рассекающие её грудь. Она лишь кусок мяса, вывороченный наизнанку, выпотрошенный, обглоданный и теперь гниющий. Фредерик не должен это терпеть, она этого не вынесет.       Белль опрометью бросилась бежать, не разбирая дороги. Внутри всё заполнилось густым удушающим дымом, в висках стучало, в сердце влили раскалённое железо, а тело разрывало на части и ломало, будто его снова и снова сбивал тяжёлый грузовик и переезжал на всей скорости. Белль не знала, где она, но сил бежать больше не было. Ноги подкосились, и тьма поглотила залитую закатным светом улицу.              Белый потолок, сиреневые стены, платяной шкаф – всё плыло и кружилось перед глазами. Как она оказалась в своей спальне в доме Уайтов?.. Или она спит?..       Белль почувствовала Вики, её волнение, а потом увидела встревоженное лицо сестры над собой.       – Слава Богу, ты очнулась!.. – проговорила сестра и улыбнулась.       Белль попыталась приподняться и сесть на кровати, но комната, шатаясь и вращаясь, стала стремительно уменьшаться, потолок почти придавил Белль, и она упала обратно на подушку.       – Как я сюда попала?.. – проговорила Белль, пытаясь восстановить ход событий.       – Фредерик тебя принёс. Ты потеряла сознание.       – Фредерик… – повторила Белль, и жгучие слёзы застлали ей глаза.       – Он обидел тебя?.. – в голосе Вики послышалось недоумение.       – Он самый прекрасный человек на свете. – Белль всхлипнула и, повернув голову, уткнулась лицом в подушку. – А я…       Она не могла объяснить сестре, что чувствует. Она сама не понимала, что с ней. Это должен был быть самый лучший день в её жизни!..       Аннабелль горько плакала от бессилия и отчаяния. Вики присела на край постели и ласково коснулась плеча сестры.       – Ну же, не плачь, сестрёнка, – негромко проговорила она успокаивающим тоном и потянулась обнять.       Белль повернулась. Вот её сестра: голубые глаза, так похожие на дедушкины, нежная улыбка. Любимица отца, гордость матери. Заботливая и любящая жена и мать.       Белль всхлипнула и отвернулась. Внутри разлилась обжигающая густая обида. «Вики идеальна… – пронеслось в голове. – А я… – тяжёлый ком перекрыл горло. – Лучше бы я не родилась». Ей вдруг стало ужасно жалко себя, и она заплакала ещё горше.       – Уйди, пожалуйста… – прошептала Белль, стараясь сдержать рыдания. Выносить такое незаслуженно ласковое сочувствие сестры становилось невыносимым.       – Я не оставлю тебя! – возразила Вики.       – Мне просто нужно… – ответила Белль, – немного времени. Хорошо?.. – она оторвалась от подушки и взглянула на сестру.       Та, подумав, встала с кровати и негромко сказала:       – Я приду проверить тебя через десять минут.              Белль заставила себя сесть на постели. Потолок, стены и шкаф покачивались, будто на корабле, но уже не так сильно.       «Я в порядке», – сказала себе Белль твёрдо. Она вспомнила слова Фредерика: «Почему ты говоришь, что в порядке, хотя на самом деле нет?» – и разрыдалась с новой силой.       Она ещё не наплакалась вволю, когда зазвонил телефон. Это был незнакомый номер, судя по первым цифрам – лондонский. Поколебавшись, принимать или нет звонок, Белль всё-таки приняла.       – Добрый вечер, мисс Тэйлор, – раздался в динамике сладкий голос мистера Грейера.       Аннабелль ощутила: ей физически трудно слушать его голос. Захотелось немедленно бросить трубку. Но она ответила:       – Здравствуйте.       Белль потребовались усилия, чтобы не всхлипнуть.       – Я не отниму у вас много времени, – заверил Белль мистер Грейер. – Я звоню сообщить, что встреча с вами – последнее желание мистера Спенсера.       «Мистер Спенсер?..» – Белль не сразу поняла, что это об Адаме, которого вчера лишили всех титулов.       Адам… Белль похолодела: ей придётся снова с ним встретиться?.. Нет, нет! Она на это не способна… Белль прижала ладонь к губам, чтобы не расплакаться в трубку. Потом прикусила кожу на руке: боль немного привела её в чувство, и этого хватило, чтобы торопливо шепнуть в микрофон: «Я не приду», нажать отбой и затем вновь дать волю слезам.       Прошла четверть часа, прежде чем ей удалось немного успокоиться. Всё ещё дрожащими руками Белль заколола волосы и пошла в душ, надеясь окончательно прийти в себя. Вода подействовала благотворно, и, выйдя из ванной, Белль решила: нужно объясниться с Фредериком. Только сейчас она задумалась, как выглядело её поведение со стороны. Ей стало так жаль Фредерика, что она едва-едва не расплакалась вновь. Надеясь отвлечься, Белль стала перебирать платья в шкафу, и в результате остановилась на бледно-лавандовом платье, расшитом фиалками. Одевшись, Белль вытащила из волос заколку-дракона и достала из комода расчёску.       Вдруг что-то заставило Белль обернутся, и расчёска выпала из руки, гулко ударившись о пол. На пороге комнаты стоял Адам. Внутри Белль всё похолодело, сердце пропустило удар. Белль оцепенела, вся сжалась, глядя на высокую фигуру. Адам в несколько плавных неслышных шагов оказался рядом. Белль попятилась к окну, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Глаза Адама блестели полноводными озёрами в свете звёзд. Он сделал ещё шаг навстречу Белль, и она вжалась в подоконник: отступать было больше некуда. Сопротивляться тоже бессмысленно: Адам сильнее. Белль прислушалась: в гостиной Марк и Алекс играли в машинки, Вики с Генри на кухне резали салат и обсуждали, готов ли уже пирог или нет, а Фредерик разговаривал по телефону в комнате через одну. Если Белль закричит, первым прибежит он, и…       Нет, она не будет кричать. Глаза Белль подёрнулись горячей пеленой, и солёная горечь обожгла щёки. Белль вся дрожала, но ни звука не сорвалось с её губ.       – Я ненавижу себя за ту боль, которую причинил тебе, – нарушив тяжёлую мучительную тишину, негромко произнёс Адам, и голос его дрогнул. – Но люблю тебя за ту боль, которую ты причиняешь мне.       Он медленно преклонил колено и коснулся губами края подола её платья. Так воин перед битвой, зная, что идёт на смерть, целует боевое знамя.       – Если можешь, – проговорил Адам, глядя ей в глаза снизу вверх, – прости меня.       «В роднике твоих глаз, – пронеслось в памяти Белль, – и виселица, и висельник, и верёвка». Сердце у неё сжалось. Она подумала, что имеет право ненавидеть того Адама, который рвал на ней платье, заставил Эллиаса повернуть вертолёт, угрожал убить её родных, самодовольно признавался в убийстве святого Элреда. Но перед ней был Адам, который ни разу не шелохнулся, пока она вытаскивала из его тела капсулы с ядом, который отвечал на все её расспросы и просил короля позволить быть в сознании перед смертью, который сожалел, что убил Элреда и забрал его магию. От этого Адама она не может отвернутся.       – Да простит тебя Лита... – проговорила Белль едва слышно. – А я… – губы задрожали, слёзы острой льдиной встали поперёк горла, и она не смогла продолжить.       Адам глядел на неё снизу вверх. Серебристые ручейки прочертили его щёки. Он обхватил руками её талию и уткнулся лицом в её живот. Белль всхлипнула, перед глазами всё расплылось, слёзы полноводными реками заструились по лицу. Она ощущала ледяное дыхание иного мира, незнакомого, пугающего, откуда нет возврата; чёрная бесконечная бездна была у неё под ногами, окружая и утягивая в самое сердце. Дрожа, Белль запустила пальцы в волосы Адама. Ей хотелось сказать ему что-то успокаивающее, но голос не слушался и подходящие слова не приходили на ум.       Она не знала, сколько они так стояли, как вдруг ощутила: в комнате она одна.       Белль вытерла ладонями мокрое лицо, медленно прошла через комнату и без сил опустилась на постель. Потом легла, свернувшись калачиком и обняв себя за колени. Вдруг она услышала, что к ней в комнату вошёл Марк.       – Это был твой друг? – спросил он, садясь рядом и касаясь ладошкой её волос.       – Что? – Белль взглянула на племянника, встревожившись.       – Он сказал, чтобы я приглядел за тобой, – сказал Марк. – Я обещал приглядеть. – Марк взял с кресла сложенное одеяло и укрыл им Белль.       – Хорошо, спасибо, – растерянно улыбнулась Белль.       С кухни раздался голос Вики:       – Мальчики, ужин!       И затем Вики направилась в спальню младшей сестры.       – Белль, ты… – увидев сына, повернулась к нему: – Я же сказала, крёстной нужен отдых, почему ты…       – Он мне не мешает, – остановила сестру Аннабелль. – Но от ужина я всё-таки откажусь. Пожалуй, пораньше лягу.       – Хорошо, отдыхай, – улыбнулась Виктория. – Если тебе что-нибудь нужно…       – Спасибо, Вики.       Когда сестра и племянник вышли, Белль переоделась в ночную сорочку, забралась под одеяло и…              Аннабелль не поняла, как уснула и почему проснулась. За окном была глубокая ночь. Телефон показывал три часа сорок три минуты. Белль села на постели. До рассвета есть ещё время. Она успеет. И, включив настольную лампу, стала одеваться.       Белль стояла перед своим платяным шкафом в одной шёлковой комбинации. Ни одно платье не казалось ей подходящим к случаю. Она даже не понимала, как нужно одеться. Вдруг дверь в комнату с лёгким скрипом приоткрылась и в спальню заглянула Вики.       – Почему не спишь? – тихо спросила она.       – Не спится, – ответила Белль. Тут ей пришла в голову хорошая идея: – Вики, ты уже отдала то бархатное платье с плетёным поясом?       – Нет, а что?       – Дашь его мне?       – Ты же не носишь красное, – напомнила Вики с удивлением.       – Это особый случай.       Вики принесла платье – из тонкой бархатной ткани цвета бордо, свободного покроя, с треугольным вырезом; со вставками из плотных кружев в виде цветов, с тонким плетённым поясом и кружевными рукавами-крылышками.       – Спасибо, – сказала Белль, надев платье, и взяла с комода свой телефон: нужно было узнать адрес.       Вики с тревогой следила за действиями сестры.       – Я собираюсь пойти на казнь, – ответила Белль на немой вопрос сестры и нажала на вызов. – Доброе утро, мистер Грейер, – сказала она в трубку.       – Доброе, мисс Тэйлор, – отозвался тот с улыбкой в голосе. – Какой приятный сюрприз!       – Где будет проходить казнь? – спросила Белль.       – Вы уверены, что хотите пойти?.. – с заботливым беспокойством поинтересовался викарий.       – Да, ваше высокопреподобие, – твёрдо ответила Белль и, подумав, добавила: – Я хочу своими глазами увидеть его смерть.       – Понимаю, понимаю… – проговорил викарий задумчиво. – Через сколько вы будете готовы выехать? – спросил он.       – Я уже готова.       – Через десять минут будьте у ворот, – и мистер Грейер положил трубку.              Чёрный автомобиль не спеша двигался по спящим улицам Торнфилда. Аннабелль сидела рядом с викарием на заднем сидении.       – Разрешите задать вам вопрос, – нарушила молчание Белль.       – Разумеется, мисс Тэйлор, – ответил мистер Грейер.       – Почему на вас не подействовала моя магия?       – А вы как думаете? – он пытливо взглянул на неё.       – Либо вы принимаете особый препарат, блокирующий действие магии, – предположила она, – либо… – Белль задумалась, формулируя мысль. – Либо вы научились ей сопротивляться.       – Воздержание и молитва позволяют мне держать контроль над телом и разумом. – Голос мистера Грейера звучал без привычного мёда, просто и сдержанно. Он посмотрел на Белль изучающе: – Вы не первая фейри, кого я знаю, но первая, кто попытался зачаровать меня.       Белль смутилась и опустила глаза.       – И признайте уже наконец, – продолжил он, наблюдая за ней, – вы здесь не потому, что хотите увидеть его смерть.       Аннабелль отвернулась к окну.       – Никто не должен быть один в такой момент, – ответила она.       – Перед лицом смерти каждый из нас одинок, – возразил викарий. – Один на один мы встретимся с Создателем.       – И всё-таки… – негромко, но убеждённо проговорила Белль, – за миг до… хотелось бы ощутить, что рядом есть кто-то… кому не всё равно.       Мистер Грейер понимающе кивнул. Аннабелль помолчала. Автомобиль двигался к морю. Тьма медленно расступалась, небо на востоке светлело. Белль вспомнила, как Адам одним словом заставил мистера Грейера уйти и не появляться больше часа и спросила, глядя в окно.       – Значит, его магия на вас повлияла сильнее, чем моя?       – Не стану отрицать, – ответил викарий. – С такой сильной магией я раньше не сталкивался.       – Поэтому вы так торопили казнь?       – Это было решение короля, – возразил мистер Грейер. – Но я с ним согласен.       Белль кивнула и спросила:       – А кого из фейри вы ещё знали?       – Эмбер Найтингейл и Джеймса Тэйлора.       Именно такой ответ Белль и ожидала услышать.              Автомобиль остановился рядом с гасиендой Агиляров, которую владельцы уже лет пять переделывали в отель. Это было двухэтажное п-образное здание с арочными террасами, усаженное вокруг растениями: вместо пальм и азимин здесь росли низенькие деревца мирта, вьющиеся розы и плющ. Посреди квадратного вымощенного брусчаткой двора громоздилось высокое деревянное сооружение с широким лезвием: гильотина – символ королевского милосердия к бунтовщикам во время попытки свергнуть монархию во Франции в конце восемнадцатого века. Белль обняла себя за плечи, не то стараясь согреться из-за подувшего с моря утреннего ветра, не то пытаясь унять дрожь при виде этой пугающей машины для казни. «Я не смогу смотреть, – пронеслось в голове, – когда это лезвие… Зачем я пришла?..» – Белль плотнее закуталась в длинную накидку и отвернулась к морю. На востоке небо над водой порозовело; совсем скоро у горизонта появится краешек солнца.       Белль услышала шаги и звяканье цепей: гвардейцы вывели во двор Адама. Белль никак не могла себя заставить обернуться, всё смотрела на море, пока шаги не раздались совсем рядом. Она чувствовала взгляд Адама, он едва не прожигал насквозь. С быстро бьющимся сердцем она повернулась. Гвардейцы в бордовых мундирах и скрывающих лица масках замерли по бокам от приговорённого, очевидно, ожидая команды. Из динамиков раздался голос мистера Грейера. Он вновь перечислил предъявляемые Адаму обвинения и затем сказал:       – Напоминаю, мистер Спенсер, в ответ на любое не предписанное инструкцией движение мы активируем вам капсулу с ядом. Мисс Тэйлор, прошу вас, не приближайтесь к осуждённому.       Белль кивнула и сняла с головы капюшон.       – У вас есть несколько минут на прощание и молитву, мистер Спенсер, – продолжил викарий. – С первым солнечным лучом раздастся команда, вы встанете на колени и положите голову на плаху. Это понятно?       – Предельно, – отозвался Адам.       – В противном случае мы активируем капсулу. Конвой, кругом, – велел он гвардейцам, и те покинули двор, исчезнув за дверью.       Воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском волн, порывами ветра да тихими голосами пробуждающихся птиц.       – Я даже не смел надеяться, – негромко произнёс Адам, глядя на Белль, – что ты придёшь.       – Мне не хотелось, чтобы ты был один, – ответила она.       На лице Адама появилась улыбка.       – Благодарю тебя, – сказал он. – И хочу верить: однажды ты меня простишь.       Аннабелль развязала завязки на плаще, и в этот миг первый рассветный луч прорезался из-за моря, блеснув на остром лезвии и вызолотив волосы Адама. Плащ упал к ногам Белль, и солнце полыхнуло алым на багровом бархате платья. Глаза Адама сияли в рассветном свете.       – Ты прекрасна… – проговорил он, глядя на Белль.       – Я прощаю тебя, – произнесла она. Сморгнула густую пелену слёз и улыбнулась.       – Мистер Спенсер, – раздался в динамиках голос викария.       Адам кивнул и подошёл ближе к гильотине. Сердце у Белль сжалось. Неужели он в самом деле сейчас умрёт?.. Неужели она позволит ему?.. Ей отчаянно захотелось броситься к нему, защитить, спасти… Но она осталась стоять. «Я буду жалеть об этом всю жизнь», – пронеслось у неё в голове, пока она смотрела, как Адам, остановившись у сверкающего лезвия, собирался опуститься на колени.       Вдруг за гасиендой раздалось шуршание гальки и тяжёлый шелест кожистых взмахов. Аннабелль и Адам переглянулись, осенённые одной и той же мыслью. Белль не успела додумать эту мысль до конца, потому что в небе показалось её живое подтверждение: медленно взмахивая крыльями, над гасиендой кружил дракон. Серебристое гибкое тело, покрытое жемчужной чешуёй, отливающей розовым в лучах рассветного солнца, длинный хвост, четыре изящные когтистые лапы, тонкий гребень и гордо посаженная голова. Аннабелль стояла, подняв голову к небу, и ей казалось, будто она видит сон или наяву оказалась внутри одной из дедушкиных историй.       – Ты была права, Аннабелль Грейс, – переведя взгляд на Белль, проговорил Адам, – я тоже увидел дракона.       Эйсуза сделала ещё один круг и, величаво взмахнув крыльями, замерла прямо над Адамом.       – Я люблю тебя, Аннабелль, – улыбаясь, произнёс Адам прежде, чем белое драконье пламя обрушилось на него, в несколько секунд оставив от него лишь груду серебристого пепла.              Слёзы беззвучно струились по лицу Белль. Залитый розовато-оранжевым светом двор, жёлтые стены гасиенды, сверкающая острым лезвием гильотина – всё расплывалось перед глазами. Белль увидела движущиеся силуэты, почувствовала варгисов, собравшихся вокруг того, что осталось от Адама. Залитый розовым светом двор окрасился в чёрное. Белль закрыла лицо руками и, оседая на землю, разрыдалась в голос. Почему, ну почему она не остановила Эйсузу?.. Почему не шагнула в пламя и не сгорела вместе с Адамом?.. А теперь ничего уже не исправить. Ушла целая эпоха. Безвозвратно. Адам Спенсер мёртв.              Эллиас и Дреа, взяв Белль под руки, увели её со двора. Усадили на диван. Дреа подала стакан с водой. В голове Белль гулко звучали слова древнего пророчества: «…и бысть сие знамением прощения апостата в жизни будущего века», и лишь в них Белль находила для себя утешение.       – Через несколько минут мы отправляемся в Багровую бухту проститься с Адамом, – сказал подошедший Дэвид. – Ты с нами, Аннабелль?       Она кивнула.       Когда они шли к воде, где их ждали лодки, Белль увидела шерифа Вольфгена, раздающего указания; Стюарта, Ольсена, Нила и других знакомых варгисов. Она увидела плачущую Сильви, прижавшуюся к невысокой женщине в зелёном, и поджавшего дрожащие губы Колдера. Эверин и Джиови тоже были здесь. А потом Аннабелль увидела её – незнакомку в белом платье со светлыми растрепавшимися на ветру волосами. Ощутила древний огонь, бурлящий внутри этого хрупкого тела, пылающий в янтарных глазах с вертикальными зрачками. Перед ней была Эйсуза – последний дракон Элфина, спавший полвека в недрах Драконьей горы и пробудившийся после снятия проклятия. Белль успела встретить её дважды в человеческом обличии и не признала.       – Всё закончилось, сестра, – шепнула Эйсуза. – Ты справилась.              Лодки обогнули западное побережье Элфина, минуя виноградники Уайтов, Сумеречный лес, домики и пастбища Линденшира, острые пики Красных гор, и остановились в узкой расщелине Багровой бухты. Варгисы выходили в воду и шли к берегу. Шериф Вольфген подошёл к сидящей в лодке Белль, взял на руки и вынес её на сушу.       Среди обломков скал был сложен высокий костёр из толстых брёвен. Эйсуза подошла ближе.       – Позвольте мне, – сказала она и опустилась на одно колено перед шалашом из брёвен. Голос у неё был негромкий, хрипловато-бархатистый, не высокий и не низкий.       Эйсуза сложила ладони лодочкой и, поднеся их к губам, выдохнула белое пламя. Просунув руку между брёвен, она ссадила огонёк с ладони точно птенчика. Он стал быстро расти, Эйсуза ещё раз подула на него, и вскоре огонь, окрасившийся в привычный оранжевый цвет, охватил несколько брёвен.       Все наблюдали за Эйсузой как заворожённые. Белль увидела вышедших из воды сирен. Их стройные бледные тела укрывали густые волосы, ниспадавшие волнами до самой земли – белые, розовые и зелёные. Таунара в синем платье с короткими голубыми волосами и в чёрной шляпе стояла неподалёку. Несколько дриад с бледно-зелёной кожей и волосами-ветвями покачивались, взявшись за руки. В светлокожей нимфе с длинными золотыми волосами Белль узнала наяду озера Лионелля из рассказов дедушки.       Магия вернулась на Элфин.              Аннабелль не заметила, как пролетел день. Высокое пламя взметалось ввысь, к небу струились голоса: тихие разговоры, старинные песни. Дети Литы вспоминали прошлое, скорбели и с надеждой глядели в будущее. Вместе.       На закате, когда бриз сменил направление, они простились со своим братом навсегда, развеяв его прах над алыми в свете уходящего солнца волнами Багровой бухты.              Эллиас отвёз Белль к Уайтам. В её сердце была тишина и покой. Вики встретила сестру на пороге.       – Как ты? – спросила она, обнимая Белль.       – Хорошо, – ответила она и улыбнулась. Именно так она себя и ощущала.       – Если что-то понадобится, звони, – сказал Эллиас.       – Доброй ночи, Аннабелль, – обняв Белль на прощание, проговорила Дреа.       – Доброй ночи, – улыбнулась Аннабелль.       Проводив взглядом чёрный внедорожник, выехавший за ворота, Белль вместе с сестрой вошла в дом. Услышала доносящиеся из гостиной голоса Марка и Алекса, Генри и Фредерика и улыбнулась. Всё закончилось, можно вернуться к нормальной жизни. Вики свернула на кухню, а Белль прошла по коридору и остановилась на пороге гостиной. Генри и Фредерик, расставляя тарелки и раскладывая ложки и вилки, решали, какое вино открыть сначала; Марк, сидя на ковре, вырезал из бумаги неровные кружочки, а рядом Алекс, зажав в кулаке фломастер, сосредоточенно чертил в альбоме. Разлившееся внутри тепло, нежность и свет вдруг ощетинились в горле Белль железными шипами, пронзили сердце клинком, и она, зажав ладонью рот, почти ослепнув от прожигающих глаза слёз, выскользнула из гостиной и, вбежав в свою комнату, расплакалась в голос. Рыдания раздирали её, она вздрагивала всем телом и никак не могла остановиться, не понимая, что с ней и почему она плачет. Мысли пугливой стайкой птиц разлетелись кто куда, оставив наедине с поднявшимися точно девятый вал и обрушившимися на неё чувствами.       Когда Вики вошла в комнату, Белль попятилась, забившись в угол. Все инстинкты фейри вопили в ней в один голос: нужно держаться подальше от сестры, чтобы навредить ей. Тревога Вики, её страх за младшую сестру голубым холодным светом разливались вокруг. Вики тоже заплакала:       – Что с тобой?.. Что с тобой, Белль? – повторяла она, пытаясь подойти ближе.       – Я не знаю!.. Не подходи ко мне!..       Аннабелль плакала, злилась, не понимая, что с ней происходит. Ведь весь день она была в порядке!       Вики, всхлипывая, вышла, рассказала всё Генри и Фредерику. Когда Фредерик вошёл в спальню Белль, источая такое знакомое и родное ощущение безопасности, сердце Белль едва не разбилось на тысячи осколков. Ей стало так больно, так ненавистно собственное существование… Она смогла только прошептать: «Уйди, пожалуйста, прошу тебя…» – а когда дверь за Фредериком закрылась, рыдания накатили с новой силой. Белль слышала, как Вики, Генри и Фредерик, посовещавшись, решили позвать мисс Уэлш. Белль не хотела видеть никого, особенно крёстную, но сказать об этом не было сил.       Когда Эверин вошла, ярость кровавой вспышкой ослепила Белль, переполнила и выплеснулась наружу.       – Не подходите ко мне!! – крикнула Белль. – Вы лгали мне столько лет! Ненавижу вас!.. Уйдите!!       Окно в спальне с треском разлетелось на части, когда усыпанная белоснежными цветами ветвь яблони со всего размаха врезалась в стекло и потянулась к Эверин гибкими молодыми ростками. На лице банши изобразилось изумление, а затем ноги у Белль подкосились, перед глазами чернильными пятнами разлилась темнота, медленно поглотив целиком.