Греческие полубоги и где они обитают

XXVIII. ДМИТРИЙ

      — Когда освободимся, — меланхолично проговаривает Матвиенко, — первое, что я сделаю, это позвоню Егору и задам один-единственный вопрос. На кой. Хрен. Ему. На яхте. Карцер?!       Марго неуверенно хмыкает, остальные игнорируют, и Дима решает хоть немного разбавить обстановку банальной шуткой.       — А ты уверен, что хочешь знать? Потому что лично я — нет.       Он говорит нарочито бодрым тоном, потому что, кажется, у него единственного в команде остаются на это силы.       — Не трави душу, а, — страдающим тоном бухтит Антон, и тут уже все дружно улыбаются, но на большее никого не хватает.       Как бы они ни старались сохранять холодную голову и отшучиваться, ситуация, в которой они оказались, меньше всего напоминает веселое приключение.       Дима всегда боялся смерти. Не самого момента, когда поймешь, что твоя жизнь прервется прямо сейчас — если вообще успеешь это осознать, — а попросту того, что для тебя всё закончится. И все планы, которые были, ты уже не успеешь реализовать. Никогда больше не увидишь близких, не сделаешь то, о чем мечтал.       Это пугало сильнее всего, но было и еще одно: то, что наступает после смерти для полубогов. То, с чем никогда не хотелось бы столкнуться.       Дима хорошо помнит серый воздух, пропитанный отчаянием миллионов душ, помнит бурлящий Стикс, помнит безнадежность и смирение, с которыми гуляют по Полям асфоделей мертвецы. Царство Аида — не то место, куда хотелось бы вернуться. И Дима, при всём своем оптимизме, понимает, что для него иных вариантов не будет: он не достоин и, наверное, никогда не станет достоин Элизиума — какой из него герой? Остаётся только не нагрешить для Полей наказаний, и тогда можно будет надеяться на вечность скитаний без воспоминаний о настоящем себе.       Словом, умирать нельзя ни при каких обстоятельствах. Только не сейчас. Никому из них.       Он держит эту мысль в голове, когда дверь распахивается и в карцер вальяжно проходит один из пиратских главарей. Они, конечно, не представлялись, но Димка слышал и запоминал, как они обращаются друг к другу, и этого называли Борисом. «Барбосса» ему точно подошло бы больше.       И, похоже, ничего хорошего можно не ждать. Темное лицо пирата еще мрачнее, чем обычно, и его приспешники с разбегу подлетают к карцеру, открывают замок и, сунувшись внутрь, хватают Диму в четыре руки и вздергивают на ноги.       — Да ладно вам, мужики, зачем так грубо? — нервно проговаривает Дима, но его никто особо не слушает.       В пару быстрых шагов его подтаскивают прямо к главарю, и тот одним плавным движением достает из-за пояса кинжал (стащенный, кажется, из закромов Выграновского). Девчонки позади испуганно визжат, Антон рявкает «Нет!», и Диме остается только молиться всем богам, чтобы эти идиоты не додумались натворить какой-нибудь ерунды.       Им никак нельзя бросаться в бой — слишком велики риски и слишком мало у них бойцов и навыков. Может, если бы сразу, когда на них только напали, не медлили и попытались отбиться… Но теперь — нельзя, и именно поэтому они последние четыре дня смиренно сидят в карцере.       Их телефоны выброшены за борт, все драхмы забрали, как и всё оружие. Они не могут связаться со второй командой и не могут сражаться сами, потому что под ответственностью две смертных девушки и Матвиенко, который, при всём своём рвении, бойцом не считается. Антон плохо владеет своими силами и не может рисковать.       Всё, что им оставалось, это надеяться, что вызванная Юлей подмога найдет их как можно скорее. А Дима, используя свои немногочисленные навыки манипуляций и лжи, тянул время до последнего. Очевидно, аккурат до этого момента.       — Ты думал, с нами можно шутки шутить? — уже не обманчиво ласковым тоном, как раньше, а грубо и четко спрашивает Борис на чистейшем русском языке. Это, как и их имена, для Димы до сих пор остается загадкой. — Шутить будешь дома у себя, если когда-нибудь вернешься, а со мной не стоит.       — Ребят, да я же не клоун вам какой-нибудь — какие шутки!       «Я импровизатор», — мысленно добавляет Дима, соображая. Поняли, значит, что их обвели вокруг пальца.       — Где ваши друзья? — глухо спрашивает Борис, и Дима чувствует, как к шее с нажимом приставляют холодное лезвие. — И есть ли они вообще?       — Я не знаю, где они сейчас, — медленно проговаривает Дима, подбирая каждое слово. — Дайте мне драхму, я свяжусь с ними и спр…       Вместо ответа в его кожу вдавливают нож. Дима давит в себе желание судорожно сглотнуть, чтобы из-за движения кадыка не порезаться еще сильнее.       — Мы должны были встретиться рядом с островом, у них моторка, они уже бы добрались… Может, заметили вас, а может, у них там всё пошло по пизде — я не знаю, я же сказал! Как бы я узнал, когда вы не даете нам связаться?!       Разумеется, ни на каком они не на острове. Дима понятия не имеет, где ребята находятся, но уж точно не в Икарийском море, куда ему удалось привести пиратскую команду и вот уже четвертые сутки заставлять верить, что они поджидают еще пятерых полукровок.       По напряженному взгляду Бориса Дима предполагает, что тот, несмотря на сомнения, склонен поверить. На кого бы они ни работали, семь полубогов — улов покруче, чем двое.       Тут взгляд Бориса меняется, резко становясь подозрительно довольным. Впрочем, улыбаться он так и не начинает, ухмыляется только. Одним движением убирает саблю в ножны, неприятно скользнув напоследок по коже — Дима чувствует, как по шее стекает несколько капель крови, — и коротким кивком отдает команду. Пираты одновременно ослабляют хватку, и Дима едва не запинается, но остаётся стоять на ногах и твердо смотреть в лицо Борису.       А тот широко разводит руками, дергает бровью и медленно проговаривает, тоже не отводя глаз и не моргая:       — Так давайте подстегнем их ускориться. Один из вас — за борт.       — Нет! — рявкает Антон («Заткнись, идиота кусок, молчи, молчи!»), и Борис неожиданно хохочет.       — Тебя, малыш, и не приглашают.       Дима понимает всё очень быстро. Конечно, полубогов они не тронут, значит…       — И тебя, косичка, тоже. — Борис пристально смотрит на Матвиенко, а потом косится на девчонок, медлит, но ничего больше не говорит. Выходит, и этот обман он до сих пор не раскусил.       Один из пиратов, с длинными темными волосами, который обычно стоял где-то в стороне, вполголоса проговаривает:       — Борь, точно стóит? Это риск.       Борис отмахивается от него — кажется, его называли Олегом, — хмыкает и рявкает:       — Давай на палубу. Скажи парням, чтоб готовились к шоу, а то совсем заскучали от безделья. — Он оборачивается к Диме и произносит угрожающе тихо: — А вы пока определяйтесь, кто из вас отправится кормить рыб.       Они заталкивают Диму обратно под замок; едва за пиратами прикрывается дверь на палубу, со спины на Диму налетает Антон, цепляется за его плечи почти до боли, разворачивает его к себе одним движением. Глаза у него совсем бешеные, красные и сухие — не к добру это.       — Поз, не вздумай, окей? У меня кольцо, я что-нибудь придумаю, ты их отвлечешь, вырвемся, выбьем оружие, освободим Юлю и все вместе…       — Рискованно, Шаст, — перебивает Дима, чувствуя почему-то кристальное спокойствие.       С пола поднимается Серега.       — Сядьте оба, а. Вы полубоги, я — сатир. Я должен вас защищать, так? — Он нервно усмехается. — Скажем им. Надо ж мне в кои-то веки оправдать своё название, ну.       — Нет, — всхлипывает Марго, а за ней и Оксана. Молчит только Юля — потому что самая умная из них всех и прекрасно понимает, что в таком составе они ничего не противопоставят десятерым вооруженным пиратам.       Рассуждать тут не о чем.       Дима прикусывает губу, мотает головой и решительно заявляет:       — Ребят, давайте без паники. У меня есть план.       — Да какой план, Поз?! — почти кричит Антон, и Дима снова резким тоном его перебивает:       — Самый лучший, блять, в такой говняной ситуации! А если что случится… — Голос всё-таки подводит, и Дима, облизнув губы, нервно усмехается: — Ты всегда можешь прийти и забрать меня.       У Антона взгляд меняется, как по щелчку, и он резко отстраняется, выпуская ткань его футболки из пальцев так быстро, будто она стала горячей. Дима больше на него не смотрит — поворачивается к Юле.       — Юль…       Задать вопрос он не успевает, потому что дверь снова распахивается, и на этот раз на пороге появляется половина команды; все язвительно переговариваются и издевательски хохочут с предвкушающими недобрыми улыбками.       — Ну чего, определились? — Еще один из их шайки, рыжий, похожий на викинга, опирается локтями на перекладины решетки и сальным взглядом смотрит в сторону девчонок. Ублюдок. — Может, отдадите нам беленькую? Глядишь, сжалимся и в живых оставим, если заслужит.       Сергей одним коротким шагом встает прямо перед девушками с решительным видом и смотрит на рыжего так, что тот, как ни странно, мигом теряет запал и демонстративно закатывает глаза.       — Да ладно, просто предложение…       — Остынь, Ингвар, — протягивает Борис, оттесняя его в сторону, и рявкает, глядя на Диму: — Решайте, или мы выберем сами.       — Да всё, всё, я иду! — Дима шагает вперед, как можно более непринужденно косится по сторонам («Как же вас много, сволочи») и добавляет тише: — Только можно я, это… Хоть семье позвоню, попрощаюсь.       — И вызовешь подмогу? — смеется кто-то из пиратов. — Мы не идиоты, клоун.       Дима собирается с силами и четко проговаривает, глядя Борису в глаза:       — Пожалуйста. Один звонок. — Потом, чувствуя поддержку в единственном из них человеке, переводит взгляд на Олега и повторяет: — Пожалуйста. Я жене позвоню.       На всякий случай, лишним точно не будет. Обманывать он не собирается — точно не в этом. Он, в конце концов, не так хорош во лжи, как в манипуляциях и игре на словах. Всегда же знал, что и этот навык надо было развивать…       — Ладно вам, парни, — хмыкает Борис. — Мы же не монстры какие-нибудь… Влад, дай свой телефон.       — Чего я-то сразу? — возмущается стоящий за его спиной долговязый светловолосый пацан на вид в два раза младше Антона.       — Потому что твой телефон не отследят, — рявкает Борис и сам вытаскивает из кармана его черных джинсов телефон, а потом одним кивком командует открыть дверь. Дима мысленно просит всех богов, чтобы его не увели на палубу прямо сейчас, иначе… всё будет более рискованно.       Но нет, его выдергивают за пределы решетки, и Борис всовывает ему в ладонь телефон, не забыв угрожающе рыкнуть:       — Одна минута и без фокусов, иначе за борт полетят все, кроме полукровок.       Еще бы Дима рискнул показывать фокусы без подготовки.       Несмотря на всё его показное спокойствие, руки крупно дрожат, и у него не с первого и даже не с третьего раза получается набрать номер. Пираты нетерпеливо переругиваются и подгоняют, но сейчас паниковать нельзя — и Дима не паникует. По крайней мере, старается.       Катя поднимает трубку через четыре гудка, которые показались бесконечно долгими.       — Слушаю? — Ее голос звучит настороженно, с тихой сталью, и Дима на секунду теряется, потому что в груди предательски сдавливает.       Вот же блин.       Приходится напомнить себе, что у него катастрофически мало времени, взять себя в руки и максимально ровным голосом проговорить:       — Катюш, привет. Это я. Прости, что долго не звонил.       Он отворачивается от глумливо присвистывающих пиратов и смотрит в сторону ребят. Катя заметно выдыхает и натянуто смеется:       — Димуль, да ты не переживай, мог бы еще столько же не отзываться… Я же тут совсем не волнуюсь за вас.       «Прости, родная, у меня правда нет других вариантов».       Дима проглатывает десяток — или тысячу — слов, которые действительно хотел бы сейчас сказать. Время. Совсем нет времени.       — Наши рядом? — спрашивает он, глядя точно в глаза Юле.       Та чуть сдвигает брови, соображая, а потом, поняв, медленно опускает подбородок. И этого хватает, чтобы Диму изнутри обдало таким облегчением, как если бы пираты по щелчку исчезли с яхты.       — Савина на занятиях, а Тео рядом, да, — отвечает тем временем Катя, и Дима ничем не выдает своих эмоций, улыбается напряженно и как будто с горечью. Он фиговый актер, но зря, что ли, он столько лет терпел общение с Арсением?       — Поцелуй их от меня, ладно?       — Дим. — Катя, кажется, что-то понимает, но вместо причитаний, вопросов или просьб быть осторожнее она неожиданно говорит: — Помнишь, что я тебе сказала перед твоей финальной защитой в вузе?       Дима замирает. Сглатывает.       — Помню.       — Не забывай, пожалуйста. — Слышно, что она улыбается. — Больше пафосных фразочек от меня в жизни не дождешься, даже не проси.       Сдержать идиотский влюбленный смешок всё-таки не удаётся. Черт возьми, после стольких лет эта женщина продолжает его поражать своей исключительностью! Екатерине Позовой не нужна золотая кровь, чтобы быть богиней.       Даже сейчас, в окружении кучки вооруженных, злобно настроенных пиратов, посреди опаснейшего для полубогов моря, Дима думает о том, что он самый везучий человек в мире.       — Я люблю тебя, — говорит он, прикрыв глаза.       — И я те…       Телефон резко вырывают прямо из его руки, и всего на долю секунды Дима забывает, почему они до сих пор не начали сворачивать этим сволочам головы. Они же целого огромного, мать его, змея победили! Даже двух огромных змеев!       — Надоело, — рычит кто-то, чье имя Дима вспоминает не сразу, а потом его хватают под обе руки и тянут к ступенькам на палубу. Позади раздается громкий Антонов мат, и снова приходится молиться, чтобы Шастун не натворил какой-нибудь ерунды.       Дима был почти уверен, что, прежде чем скинуть, над ним хорошенько поиздеваются как минимум морально — главный ведь аргумент был, что пиратам попросту скучно. Просто поразительно, какими надо быть идиотами, чтобы не понять, кто из пленников является полубогом, а кто — нет.       Но ему просто связывают за спиной руки и сразу подводят к борту, Дима даже испугаться толком не успевает. Без всяких картинных жестов и слов, даже без доски, как в кино.       Об этом Дима, впрочем, не удерживается и спрашивает:       — А доска где? Так же неинтересно!       В ответ вся команда начинает так громко хохотать, что едва не закладывает в ушах. Дима радуется, что удалось еще немного потянуть время, заставляет себя дышать медленнее и глубже, чтобы хоть минимально подготовиться к вынужденному заплыву.       — Не смейтесь, парни, — раздается голос, который до этого Дима слышал только раз, еще в первый день. Звучит он хрипло и тихо, но неведомым образом перебивает нестройный гомон десятка остальных. — Парень просто не понял, с кем имеет дело.       Дима сталкивается взглядом с человеком, в котором безошибочно угадывается капитан пиратской команды. Каким бы суровым и пугающим ни был Борис, даже он рядом с этим человеком кажется неопасным. От капитана веет силой и смертью, и остаётся только гадать, сколько ему лет и что это за… существо. Уж точно не обычный человек. Ни светло-голубые глаза, ни выгоревшие на солнце русые волосы не могут обмануть — не в случае с ним.       — В море его, — так же тихо командует капитан, и в следующие две секунды Дима едва успевает сделать глубокий вдох.       …Вода оказывается теплой. Не парное молоко, разумеется, но и неприятных мурашек от нее нет — казалось бы, самое то для купания. Вот только не тогда, когда ты не планировал в экстренном порядке учиться фридайвингу.       Плавает Дима сносно, но не со связанными за спиной руками. Глаза открывать крайне неприятно, а даже если открыть, перед ними ничего, кроме мути, не видно, так что он понятия не имеет, как глубоко успел опуститься. Давление, вроде, не сильно ощущается… Или это от шока?..       Паника — последнее, что сейчас поможет, так что он из последних сил концентрируется на том, чтобы не позволять сердцу испуганно заколотиться. Тихо. Спокойно.       Пять. Шесть. Семь.       И призываем на помощь всю свою наполовину божественную сущность.       «Я всегда в тебя верила. Посильнее, чем во всех богов, вместе взятых, — говорила Катя в один из разговоров, когда он отчаянно пытался понять, оправдан ли риск и стоит ли переламывать всю свою жизнь ради призрачной надежды на удачу. Сейчас бы те проблемы. — Дима, ты не должен отказываться от своей мечты просто потому, что боишься неудачи».       Десять. Одиннадцать. Двенадцать.       Перебирать ногами, чтобы удержаться на нормальной глубине. Через силу открыть глаза и увидеть снизу поверхность воды — и удаляющийся след яхты.       И продолжать бороться, потому что он не имеет права подвести свою команду, свою семью, своего отца и тех людей, ради которых должен исполнить чертово пророчество. Оно же кому-то нужно, верно? Иначе зачем это всё.       Дима вспоминает, как первый и единственный раз в жизни узнал о том, на что еще способен. Как тогда испугался, как не смог ничего понять — и до сих пор, если честно, не знает, как это возможно. Впрочем, он никогда не общался с братьями и сестрами по отцу, так что не знает: вдруг у всех детей Гермеса есть эта способность?       Лопатки пронзает полузабытая боль, но тут же исчезает, и Дима сердито дергает плечами. Нельзя, нельзя паниковать, но как тут, блять, не паниковать-то?!       Тридцать два. Тридцать три.       В прошлый раз то была критическая ситуация, но сейчас всё намного хуже. Впрочем, и в прошлый раз всё закончилось походом в Преисподнюю. Дима отчаянно не хочет туда возвращаться, как бы ни пытался убеждать себя в том, что даже из такого места можно спастись. Он не хочет, не хочет умирать!       И уж точно не хочет обрекать кого-то из близких на поход в гости к Аиду.       Сорок девять. Пятьдесят. Пятьдесят один.       Вода стремится забрать его, проникнуть в легкие и заполнить изнутри. Он не сын Посейдона, чтобы дышать под водой, но он — сын своего отца и тоже кое-что умеет. Надо только собраться. Пожалуйста, черт, просто собраться и сделать всё правильно!       В прошлый раз получилось, возможно, не только из-за страха умереть. Тогда он смотрел в глаза жуткому монстру и хотел защитить человека, — но еще больше хотел найти то… что могло помочь. Так может, дело именно в этом? В жизненной необходимости немедленно доставить послание?       Голос Кати звучит в мыслях так отчетливо, как будто Дима снова слышит ее рядом:       «Не думаю, что можно лишить метафорических крыльев человека, у которого есть настоящие».       Лопатки обжигает болью, и на этот раз она не пропадает. Впрочем, и не усиливается — только становится всё обширнее, пока вся спина не начинает гореть. Дима не понимает, мерещится ли ему бело-золотой свет или это просто солнечные лучи, под водой особенно яркие. А может, он просто заметил краем глаза белоснежные перья.       Здесь, в этих самых водах, встретил свою смерть Икар, когда его обожженные крылья рассыпались на части. Забавно, что другой человек спустя несколько тысячелетий свои крылья здесь нашел.       Наверное, даже хорошо, что руки за спиной. С непривычки крылья показались бы неподъемно тяжелыми и неповоротливыми, как из ржавого железа, но из-за того, что тело машинально просило взмахнуть наконец руками, сделать это крыльями оказывается легче, чем вдохнуть.       Дима в пару сильных движений поднимает себя из воды, мысленно благодаря богов и продолжая думать про охотниц, которых нужно немедленно отыскать. И наконец-то покончить с этой историей.

XXIX. СЕРГЕЙ

      Сдержать Антона от необдуманных глупостей удается не иначе, как чудом. Тот уже хватается за своё кольцо, бледный, как мел, и собирается что-то сделать, игнорируя синхронные выкрики Сергея и Юли, но тут со стороны палубы слышится какой-то шум, а затем грохот.       Прошло от силы десять минут с момента, как пираты увели Диму, и если он за это время успел сделать то, что собирался (что бы это ни было), ему надо отдать должное за скорость. Но если это всё-таки не Дима… Какова вероятность, что его скинули в воду не сразу или вовсе не успели еще это сделать?..       Звуки борьбы становятся всё отчетливее, и они впятером нерешительно замирают.       — Может…       Тут вперед бросается Оксана, и Сергей не сразу понимает, что она делает и что держит в руке. Антон первым соображает и присвистывает:       — С каких пор ты умеешь вскрывать замки?       Оксана, не отвлекаясь от дела, бросает:       — Менеджер должен уметь всё, сам знаешь.       Антон фыркает, Сергей тоже. Можно подумать, у Шаста в голове остались хоть какие-то знания из университета.       — Повезло, — продолжает Оксана задумчиво, — что замок не электронный. Шутки шутками… — Щелчок. — А в технологиях я профан.       Она выпрямляется с довольной улыбкой, но тут же пошатывается и едва успевает ухватиться за вовремя подскочившую Юлю. А потом, благодарно кивнув, возвращает ей серебристую заколку.       Марго тоже поднимается.       — Ничего, с электронным замком помогла бы я.       — Серьезно? — не сдерживается Сергей.       Та легко пожимает плечами.       — Ну я же во Вместе не за красивые глаза работаю.       «Вообще-то могла бы», — тупо думает Сергей, хотя после того, как Марго легко справилась с управлением яхтой, можно было уже перестать удивляться.       На палубе продолжается потасовка, и по звукам совершенно не представляется возможным понять, на чьей стороне перевес. Охотницы же профессионалы, так? Вернее, профессионалки. Или как там их.       Антон, как ни странно, первым начинает думать.       — Так, Окс и Марго, оставайтесь здесь. Оружие…       — Вон там, — кивает Юля и сразу идет в сторону подсобки, куда унесли часть их снаряжения.       — Супер… Серег, ты оставайся, прикроешь их. Юль…       — Уже! — Юля, уже с колчаном и луком за спиной, снова оказывается рядом и всовывает Сергею в руки ту самую трость. И на секунду кажется, что от прикосновения к лакированному дереву тело прошивает приятным теплом.       — А мы с тобой погнали, — заканчивает Юля, и Антон с готовностью кивает, поудобнее перехватывая катану.       Глядя им в спины, Сергей невольно ухмыляется. Когда только Тоха успел этого набраться? То самое влияние исторической родины или… Или он просто слишком боится за Арса?       Сергей действительно готовится ждать и при малейшей опасности хреначить тростью по головам любого, кто приблизится. Тем более, что чувство тревоги и опасности, которое так обострилось в последние дни, не перестаёт сводить с ума. Но всё заканчивается так быстро, что даже неинтересно.       Дверь на палубу снова приоткрывается, и на ступеньках показывается незнакомая девушка… даже, пожалуй, девочка в серебристом костюме и с луком за спиной. Волосы у нее встрепаны, дышит она тяжело, но кажется до без ума довольной собой.       — Всё, не сикайтесь, вы свободны, — хихикает она, глядя в основном на девушек. Сергея как будто и не замечает, а он, между прочим, тут был готов кидаться на амбразуру!       — Мерси, — буркает он, опуская трость. Выпускать оружие из рук отчего-то не хочется.       Охотница исчезает, больше ничего не говоря, но скоро на ее месте появляется Антон — и смотрит такими огромными глазами, как будто увидел на палубе йети, не меньше. Хотя лично Сережа сомневается, что удивился бы.       — Ребят… там… — Антон аж задыхается словами, затыкает сам себя и, мотнув головой, взмахом руки зовет их наверх. — Идем, короче, вы охуеете!       Сергей машинально скашивает глаза на девушек — мало ли нужна помощь. Но нет, они спокойно отлепляются от стены, у которой стояли, и, держась за локти друг дружки, плетутся на выход.       — Неужели наконец-то на солнышко, — хнычет Оксана. Это первый раз за все прошедшие дни, когда кто-то из них позволяет себе поныть, и, что ж, каждый может гордиться собой. Другие на их месте давно бы стали отчаиваться.       Солнце оказывается ярче, чем Сергей помнил. Во многом потому, что уже клонится к закату и попадает золотыми лучами прямо в глаза. Он, выйдя на палубу последним, сперва щурится и прикрывает лицо ладонью; от неожиданности кажется, что на несколько секунд он слепнет.       Но вот зрение привыкает к яркому свету. Первым делом Сергей замечает всю пиратскую команду, связанную по рукам и ногам в центре палубы, на месте обеденного стола, который сейчас перевернут на бок и валяется в стороне. В целом, бардак стоит такой, как… Ну да, как будто здесь была резня.       Следующее, на что Сергей обращает внимание, это знакомый запах второго полубога. Дима где-то здесь и, кажется, цел. А потом взгляд наконец-то его находит, и Сережа сначала думает, что ему мерещится или что это какие-то чары. Моргает раз, другой, замечает краем глаза, что Марго и Оксана тоже замерли и с открытыми ртами пялятся на Поза.       Тот их замечает и поворачивается, плохо скрывая довольную улыбку.       Огромные белые крылья за его спиной так никуда и не исчезают.       — Тох, — зовет Сергей не своим голосом.       — А, — отзывается Антон, тоже стоящий рядом и до сих пор не отошедший от шока.       — Когда в следующий раз Арсюха назовет тебя ангелом, расскажи ему про вот это чудо. В перьях.       — Да идите вы, — сконфуженно отмахивается Дима и встряхивает крыльями; брызги летят во все стороны. Выходит, его всё-таки успели кинуть за борт.       Остальные неуверенно хихикают, и только охотницы, снующие туда-сюда, закатывают глаза. Сергей наконец-то собирается с мыслями и оценивает обстановку. Судя по всему, никто серьезно не ранен. А еще охотниц совсем мало, всего пять девчонок; видно, им на руку сработал эффект неожиданности.       — Мы, между прочим, знатно охренели, когда в километре от нас из воды вылетело это чудо! — Одна из девочек, темноволосая и смуглая, подходит к ним и с широкой улыбкой протягивает Антону ладонь. — Тома.       Они по очереди представляются. Хватка у Томы оказывается железной, Сергей аж чувствует, как хрустят кости от ее рукопожатия.       — А я-то думал, что у детей Гермеса нет особых способностей, — ворчит Антон, неловко пристраиваясь на первый попавшийся стул.       Тома вдруг хмурится.       — Дима — сын Гермеса?.. Странно.       — Почему?       Она пожимает плечами.       — Ну, ты прав, у них таких способностей нет… Во всяком случае, я никогда о таком не слышала. Да и с чего бы, Гермес же не летал на собственных крыльях, только в сандалиях… Но неважно, — вдруг перебивает саму себя, — мало ли, откуда еще мог быть этот дар. Вы лучше расскажите, как вообще угодили к этим ребятам?       Антон, Марго и Оксана бросаются наперебой рассказывать историю с самого начала, а Сергей отходит в сторонку, тоже садится на краешек стула и несколько минут наблюдает то за охотницами, которые продолжают вязать грозно зыркающих пиратов, то за Юлей, которая что-то обсуждает с одной из подруг.       Потом Сергей не удерживается — встаёт и начинает методично поднимать уроненную мебель и ставить в ровный ряд. Неторопливые движения немного успокаивают мысли, которые так и продолжали хаотично скакать и требовать немедленных действий. Когда вообще он в последний раз был в подобном состоянии?.. Да никогда. Сказывается стресс, надо пиончика попить.       Юля вскоре присоединяется к общему обсуждению, а там и остальные девушки присаживаются рядом — но заметно, что они держатся нарочито далеко от мужчин. Хочется закатить глаза и фыркнуть, и только из чувства благодарности Сергей этого не показывает.       — Мы постараемся узнать, кто их нанял, — говорит Тома в завершение какого-то диалога, который он пропустил мимо ушей. — Но вам точно стоит быть предельно осторожными. Держитесь ближе к материку, но и не выходите на сушу надолго. Думаю, это будет лучшее решение…       — Ты ничего не слышала про вещь Аполлона, которую надо найти? — спрашивает Юля. — Возможно, какая-то деталь колесницы.       Сразу несколько охотниц синхронно кривятся, и Сергей рискует предположить, что брата Артемиды они недолюбливают.       — Ничего не знаю точно, но на вашем месте я бы проверила Делос. — Тома ободряюще улыбается. — Ничего, Юляш, ты же знаешь, пророчества всегда… туманны.       — У нас остается очень мало времени, — вклинивается Марго. — Уже одиннадцатое, и то заканчивается, а мы столько всего не сделали! Еще и телефоны у нас забрали.       — А в тебе что-то есть, — вдруг говорит другая девушка, чуть наклоняясь вперед и всматриваясь в лицо Марго. — Может, желаешь к нам присоединиться?       Все тут же замолкают и внимательно следят за реакцией. До Сережи не сразу доходит, что именно ей только что предложили. Марго, кажется, тоже сперва не понимает, а потом аж бледнеет и мотает головой.       — Нет-нет, вы что! Куда мне… И зачем? Нет!       — Да я просто предложила, — примирительно кивает девушка и ухмыляется. — А зря отказываешься, у тебя бы получилось. В конце концов, один из плюсов — бессмертие…       Юля собирается что-то сказать, но Марго опережает, протягивая елейным тоном, при этом таким острым, что он мог бы перерезать кому-то горло:       — Только если не погибнуть в бою, а бой и составляет всю вашу жизнь… Сколько поколений сменилось за последние лет двадцать?       Антон еле слышно присвистывает, на что получает сразу пять недовольных взглядов. Сергею же остаётся только молча восхищаться. Он не уверен, что смог бы так легко и без раздумий отказаться от подобной возможности (хотя и согласился бы вряд ли).       — В конце концов, — примирительно продолжает Марго уже с более искренней, но всё еще опасной улыбкой, — я слишком люблю мужское общество.       И обнимает одной рукой Антона, а второй — Сергея. И как бы ни было неловко, вытянутые и позеленевшие лица охотниц стоили того.       Юля натянуто смеется, а Тома негромко проговаривает:       — Кстати, если бы она согласилась, нас тут стало бы семь. Счастливое число. Ну или если бы…       Она осекается, одним взглядом уточняет что-то у Юли и так и не заканчивает мысль. Марго тем временем спрашивает про телефоны и Антон тут же вскидывается, забывая про неловкость.       А на Сергея неожиданно наваливается такая усталость, что едва не слипаются глаза, и он потихоньку уходит в каюту персонала, где спал до злосчастного карцера. Надо отдохнуть — может, тогда и тревога наконец его оставит.       …Задыхаться по ночам уже вошло в привычку. А самое страшное в этих снах то, что Сергей никогда до конца не уверен, только ли это проделки больного мозга, или его легкие по-настоящему сгорают от нехватки кислорода, и пора проверяться у врача.       Удушливый запах гари и оглушительный треск палёной смолы окружают его со всех сторон. Кажется, сама земля горит под ногами, когда он пытается бежать, но может только запинаться, то и дело натыкаться ладонями на обугленные стволы деревьев и громко — беззвучно? — вскрикивать от боли.       Сергей никогда в жизни не боялся огня, но такими темпами начнет. Его уже начинает нехорошо потряхивать каждый раз, когда Шаст щелкает зажигалкой и прикуривает.       Но во снах он об этом не думает. Он вообще ни о чем не думает, кроме необходимости бежать, бежать и бежать в истеричной попытке найти выход из бесконечного — он знает — лабиринта огня. Сергей из раза в раз пытается напоминать самому себе, что это всего лишь сон, что он не обожжется, что можно не нестись куда-то сломя голову, но из раза в раз мозг продолжает бешено орать, что нужно спасаться.       Нет, не так. Что нужно кого-то найти и спасти.       И он находит. Не по запаху, потому что в ядовитой гари никаких запахов не ощущается, а интуитивно, как всегда находишь во сне то, что непременно должно там присутствовать. Оно — он — просто появляется, когда нужно.       — Антон! — орет Сергей, сбиваясь на кашель, сгибается пополам, но упорно ускоряет шаг.       Плевать, что это лишь сон. Смысл-то он так и не разгадал, и почему-то он на сто процентов уверен, что для того, чтобы всё понять, нужно наконец-то добежать до Антона, схватить его за руку и вывести отсюда к чертовой матери! Не дать пламени его забрать.       В конце концов, он же сатир, пусть и только наполовину. Суть самого его существования — спасать полукровок.       За все разы, когда Сергей видел этот жуткий сон-кошмар — а он снится в последнее время каждую ночь, — ему так ни разу и не удалось добежать и успеть. Он постоянно запинался за ветки, падал, умирал, просыпался абсолютно разбитым и со вкусом пепла на языке.       Но сейчас что-то меняется.       Он чувствует, как оказывается всё ближе и как с каждым его шагом пламя словно расступается и затихает, уступая дорогу. Может, ему наконец пришло время получить нужный знак?.. Сергей продолжает по инерции двигаться вперед, а сам старается прислушиваться, оглядываться, замечать каждую деталь, которая потом, при пробуждении, может оказаться решающей.       Антон стоит в центре поляны, спиной к нему — как и всегда, — и вокруг полыхает лес. Сергей выбегает к нему и щурится от яркого света. Страшный гул пожара вдруг стихает, как будто оказывается за защитным барьером, больше не мешает и перестаёт обжигать.       — Тох, — снова зовет Сергей тише, потому что кричать больше нет необходимости, теперь будет слышен даже шепот.       Антон поворачивается…       Из груди выбивает весь воздух, хотя запах и тяжесть гари пропали с концами. Нет, его словно под дых ударяет осознанием, что это не Антон.       Тот же высокий рост, похожее телосложение. Те же светлые кудри, одуванчиком покрывающие голову. И даже добрая, широкая улыбка на всё лицо, какая бывает у Шаста… Но лицо вовсе не его — и всё-таки отдаленно знакомое.       — Я не Антон, — весело говорит парень, пристально глядя на него с хитрой улыбкой.       — Да уж понял, — бормочет Сергей, отчаянно вертя в голове разные мысли.       На самом деле — это нужно признать — он понимает всё в ту же секунду. Но это кажется настолько невероятным, что полностью осознаёт и верит он сильно позже. Наверное, только после пробуждения.       Он не сразу вспомнил, на кого похож этот веселый парнишка, потому что лицо того человека ни разу не видел улыбающимся. Уж точно не так искренне и широко. Тот всегда ходил хмурым, напряженным, носил за собой тяжелую печаль — и начинает становиться ясным, какую именно. Он никогда не смотрел вот так открыто. Только зыркал настороженно из-под низко надвинутой кепки.       — Макс?.. — раздаётся позади Сергея знакомый хриплый голос.       Обозначенный Макс еще секунду продолжает смотреть на него, неожиданно подмигивает, а потом поднимает взгляд выше и тяжело вздыхает.       — Когда ж ты сможешь отпустить, горюшко ты моё? — проговаривает совсем как-то ласково, как говорят с детьми.       Сергей медленно сглатывает и оборачивается, попутно продолжая думать. Рассеянно смотрит на огонь вокруг. Вспоминает испытание Януса. У Игоря была другая фамилия, которую он не сразу решился назвать. Какая же?.. На «ша» как-то.       Кем бы ни был Макс, Сергей о его существовании понятия не имел, а значит ни при каких обстоятельствах не мог видеть его в своём сне.       Но мог — в чужом.       Он сталкивается взглядом с недоумевающим Игорем, одетым почему-то всё в ту же кожанку, что и при первой их встрече, и в хорошо знакомую кепку. Неудивительно, что смотрит так ошалело: наверняка неожиданно увидеть в многолетнем кошмаре человека, с которым едва знаком и толком даже не общался.       — Здорова, — выпаливает Сергей и нервно хмыкает. — Сам в ахуе, мужик.       Игорь продолжает тупо моргать, глядя на него, и тут до Сергея доходит во второй раз. Это не совсем сон — точнее, не совсем обычный. Раз они видят один сон на двоих, они смогут здесь общаться, а это, в свою очередь, значит, что наконец-то получится узнать, как дела у всех остальных!       Но сначала надо как-то донести до Игоря открывшуюся информацию.       — Так, послушай, — начинает он, подходя ближе. — Ты знаешь, что такое эмпатическая связь?       Ну да, а чего тянуть-то, когда надо спрашивать прямо и сообщать тоже прямо? Игорь тупо моргает, вряд ли вообще до конца осознавая происходящее.       — Блять, Гром! Или как там тебя? Ша… Шу… — Сергей матерится, хватает его за локти и чуть встряхивает. — Очнись и послушай меня! Я правда здесь, ты слышишь? Я настоящий! На нас тут пираты нападали, прикинь? На Юлю! — пробует безрезультатно. — Но всё уже в порядке. Как вы там? И, это, Петька-то нашел вас?       Игорь моргает, и его взгляд наконец-то проясняется. Ну вот, не зря, значит, Сергей подозревал всякое нечистое.       — Чего?.. — шелестит Игорь.       — Где вы сейчас? Мы не могли с вами связаться, а потом сами проебали все телефоны.       Постепенно до Грома, кажется, начинает доходить, что всё происходит по-настоящему. Он оглядывается, аккуратно делает шаг назад, хмуро смотрит перед собой. Потом, будто что-то вспомнив, совсем мрачнеет, но тут же берет себя в руки и снова фокусирует взгляд на Сергее.       — Ты же сатир, — проговаривает он, и по взгляду видно, как в его голове поворачиваются шестеренки. — Мы, получается… Я слышал о таком, но…       — Гром, у нас мало времени, — перебивает Сергей и повторяет: — Где вы? Как ребята?       Игорь крепко сжимает зубы, смотрит куда-то в сторону, и это всё так… красноречиво, что Сереже даже уточнять не нужно. Пиздец.       И всё-таки Игорь медленно проговаривает:       — Дима… Нет его больше. Остальные целы. — Он делает паузу, как будто снова собирается с духом. — Мы сейчас в Фивах, а вы?..       — С Дельфами не вышло, там ничего не было, — быстро рассказывает Сергей, не позволяя себе отвлекаться на чужую боль — не сейчас, когда один из них может в любой момент проснуться. — Мы сейчас где-то в… в море, короче, вообще в другой стороне. У Юли появилась еще одна идея, проверим одно место и, по идее, будем двигаться к вам.       Игорь кивает на каждую фразу, запоминая.       — Понял. Мы завтра поедем в Афины, надо разобраться с машиной. А потом… Мы, это, думаем, что дальше нужно будет на Олимп. Вы где именно будете? В какой стороне?       — Делос, — неожиданно вспоминает Сергей. — Точно, остров Делос.       Пару секунд молчат, размышляя. Огонь к этому моменту совсем успокоился и затих, остался красно-рыжим заревом где-то далеко за деревьями.       — Тогда, чтобы круги не наворачивать, будет удобнее встретиться в Халкиде. Мы и думали сначала туда… А, так а что там про Хазина?..       Ответить не получается, потому что в этот момент Сергея резко выбрасывает из сна в реальность. Он не сразу соображает, где находится, но яхта уже погружена в ночную темноту, и где-то вдалеке слышится громкий смех и какой-то шум. Должно быть, охотницы наконец отчаливают с дополнительным грузом из десяти злобных мужиков.       Сережа сжимает пальцами виски, морщится и мысленно матерится.       Эмпатическая связь. Охренеть. Но это объясняет, почему он почувствовал Игоря с расстояния в целый город. Интересно только, откуда вообще она взялась… Но, чтобы это понять, надо будет поспрашивать у него про детство и юность.       Сергей машинально проводит ладонью по груди, прислушиваясь к ощущениям. Теперь многое становится понятным, включая эту из ниоткуда взявшуюся тяжесть в груди. Он в жизни не думал всерьез обращаться к богам, но сейчас, будь у него такая возможность, он был бы рад напрямую спросить у Зевса: за что? Чем твой сын заслужил это, любвеобильный ты уебок? Потерять… брата?.. а потом, спустя много лет, друга… И самому десятки раз едва не погибнуть еще подростком… Неужели он не заслужил хоть немного внимания и защиты?       А может, его сатир должен был давным-давно его найти и защищать, хотя бы просто оказаться рядом и дать знать, что Игорь не один. Но Сергей благополучно проебался даже с такой простой задачей.       Под эти мрачные мысли он засыпает и остаток ночи проводит в беспокойных снах, в которых снова огонь, Макс и, на этот раз, Дима Дубин — почему-то с кровью на улыбающихся губах.

XXX. ЮЛЯ

      Разбудить Сергея удается не сразу — он долго ворочается, морщится и жмурит глаза, как будто видит во сне что-то очень важное. Если это снова вещий сон, может, стоило всё же дать ему увидеть то, что послано богами… Но Марго была права вчера: у них безумно мало времени и на счету сейчас каждая минута.       — Сергей, проснись, — повторяет Юля, посильнее встряхивая его за плечо.       Тот наконец открывает глаза и тут же делает глубокий вдох. Дышит прерывисто и тяжело, далеко не сразу фокусирует зрение. Юля на всякий случай отодвигается, чтобы не испугать, и встревоженно следит за ним.       Когда взгляд Сергея наконец проясняется, Юлю обдаёт нехорошим предчувствием, потому что тот выглядит потерянным и разбитым, а он всегда даже в самой опасной ситуации сохранял хладнокровие.       — Что такое? — шепотом спрашивает Юля, не уверенная, что хочет слышать ответ. Сергей медленно переводит на нее взгляд, медлит и, облизнув сухие губы, сперва спрашивает:       — Мы где? И сколько времени?       — Уже восемь утра, мы на подходе к Делосу. — Юля поджимает губы. — Хочу, чтобы ты шел с нами, со мной и Антоном, а девочки останутся на яхте под присмотром Димы.       Сергей почему-то вздрагивает, а потом снова делает глубокий вдох и выдох. Кивает. Прижимает ко лбу тыльную сторону ладони. Юля протягивает было руку к его плечу, но не решается коснуться. Спросить еще раз — тоже. Хотя должна бы, ведь это может оказаться слишком важно.       — У нас будет брифинг? — бормочет Сергей.       Вообще-то не планировался, времени слишком мало, но очевидно, что ему есть, что рассказать, поэтому Юля кивает и просит через десять минут прийти на среднюю палубу. Там уже расставлены по местам стол и стулья, отмыты хотя бы видимые следы крови, и в целом яхта приведена в божеский (полубожеский) вид.       Марго не видно — сидит у себя в рубке. Юля, по привычке нервно потирая буквы на своём луке, вспоминает состоявшийся ночью неожиданный разговор.       — Значит, не показалось, — вполголоса проговорил тот, кого остальные пираты называли Олегом. — Какой, бишь, это был год?       — Двадцать третий, — нехотя призналась Юля. Последний раз, когда она навещала родной Новгород.       — Почти столетие. — Он с трудом растянул губы в подобие улыбки. — Ты тогда еще называла себя графиней… Людмила?       — Любовь, — исправила Юля, и голос даже не дрогнул на собственном имени, данном ей при рождении, которое она не называла никому так давно. После она холодно улыбнулась в ответ. — А твоё имя я помню. Огнедар. — Пират поджал губы, недовольно глядя на нее. — У всех вас были другие имена.       — Время идет, всё меняется, охотница, сама знаешь… Всё, кроме тебя.       — Я изменилась.       — Имя да волосы? — Олег — Огнедар — хрипло рассмеялся. — Верь в это, раз хочешь… Но вот что, я свой долг отдал — сам лично капитана просил, чтоб он тебя не трогал, а он ведь собирался первой тебя убить. Мы в расчете, Любовь Пална.       Юля несильно, но ощутимо сжала его шею, впиваясь в кожу ногтями.       — Не называй меня так — это раз. Во-вторых, скажи, чтó ты отдал Марго? Она подумала, что случайно оставили, но я-то помню, ты эту вещь никогда с себя не снимал!       — Блондинке-то? — Он хохотнул, едва не подавившись собственным голосом из-за пережатого ладонью горла. — Считай, подарок новому капитану судна, которое мы не удержали… Первое такое, ты знала?       — Кто вас нанял? — попробовала Юля снова.       — Прости, охотница, но вот этого сказать не могу, потому что сам не знаю. Капитана, вон, пытай, если осмелишься… Да он не расскажет — наврет с три короба, запутает только.       Доверять слову пирата было нельзя, но выбора не оставалось. Никакой силы в кулоне, который держала в дрожащей руке испуганная Марго, не было, в этом Юля не сомневалась. Просто серебряный кулон с незнакомым символом, только и всего. И всё-таки… Неспроста всё это случилось, ох, неспроста.       Оксана завернулась в плед и устроилась на диване. Она выглядит еще бледнее, чем вчера, и у Юли сердце разрывается от желания вернуть ее если не домой, то хотя бы обратно на Крит. Но на это нет времени, а отправлять ее одну будет крайне неразумно, так что приходится довольствоваться тем, чтобы принести ей чай.       — Завтракать будешь? — спрашивает Юля вполголоса.       Оксана мотает головой; силы на улыбку она уже не тратит.       Дима сидит на краешке дивана, подперев одной рукой подбородок, а пальцами второй барабаня по подлокотнику, и меланхолично смотрит куда-то вдаль. Крылья пропали еще вчера. Антон — на стуле, который привык занимать, одетый очень непривычно: полностью в черное, только белеют кроссовки и надпись «нужён» на футболке. Лицо его, всегда улыбчивое и светлое, напряжено, глаза угрюмо смотрят в стол. Пальцами он крутит то массивное черное кольцо на среднем, то серебристую печатку на безымянном.       — Антон, всё ок? — на всякий случай спрашивает Юля. Она, в конце концов, всё ещё остается лидером и обязана заботиться о своей команде.       Антон вяло пожимает плечами. Потом честно отвечает:       — Будет ок, когда узнаю, что с нашими.       Юля поджимает губы и ничего не говорит. Вот и одна из причин, почему в поход нельзя ходить со своей парой или с тем, кто тебе дорог: будешь волноваться в десять раз сильнее, а значит станешь куда менее внимателен.       Впрочем, ничто так не мотивирует держаться в строю и пробиваться вперед, как понимание, что защищаешь любимого человека.       — С ними всё нормально, — вдруг говорит возникший позади Сергей, и Антон с Юлей синхронно вскидывают головы. — Ну… почти со всеми.       Он садится на ближайший стул и, помедлив, рассказывает про эмпатическую связь, а затем и про всё то, что успел узнать от Игоря.       Новость о гибели Димы повергает всех в ужас. С минуту они молчат, не решаясь посмотреть друг на друга.       — Арсений в порядке? — спрашивает Антон дрожащим голосом, сжав кулаки до побеления костяшек.       — Я не спрашивал подробно, спешил, — качает головой Сергей. — Но он сказал, что остальные живы и целы, так что да, всё в порядке.       — А Петя добрался?.. — спрашивает Юля быстрее, чем успевает себя остановить.       — Как я понял, они не виделись.       Юля коротко выдыхает. Это не плохо, но и не хорошо, потому что, если от Пети нет вестей, он мог угодить в неприятности.       — Может, вечером свяжемся еще раз. Но они думают, что дальше нам надо на Олимп, так что встретиться можно в… Халк… как ее? Опять что-то с Халком…       — Халкида? — предполагает Позов.       — Вот, да, точно.       Юля медленно кивает. Про Олимп она тоже думала, и значит будет разумно действительно двигаться в сторону севера.       — А в Афины, машину забрать?..       — Они сегодня поедут туда, а потом уже дальше, в Халкиду эту. Наверное, приедут раньше и будут нас ждать.       Еще несколько минут сидят в тишине, а потом Юля, решительно тряхнув головой, поднимается на ноги. Антон с Димой синхронно поднимаются тоже, хотя она даже не успевает ничего сказать, и почему-то это вызывает внутри волну щемящего тепла. Такие дурачки, совсем еще зеленые, а так быстро учатся и так стараются.       Как бы хотелось, чтобы этого было достаточно.       На остров они выходят с той же стороны, откуда прибывают катера с Миконоса. Как Юля и предполагала, вход оказывается платным, но больше символически, так что они решают не рисковать с Туманом и просто заплатить, как обычные туристы. Местные что-то спрашивают то на греческом, то на ломаном английском, но они дружно делают вид, что не понимают ни слова, и от них быстро отстают, махнув руками.       — Здесь всегда так пусто? — задумчиво бормочет Антон, снова теребя черное кольцо.       — Да, — отвечает Дима. — Из жителей тут только ящерицы, а для туристов еще рано. Но скоро ломанутся, пока не началась жара.       Под солнцем, которое уже успело подняться, и правда становится жарче с каждой минутой. Кондиционеры на яхте перестают справляться с горячим воздухом, и бороться с мечтами о воде со льдом всё тяжелее.       — Предлагаю потом тоже метнуться в Миконос, — вздыхает Юля через четверть часа пути под открытым небом и палящими лучами. — Яхту в любом случае надо заправить, плюс эти черти выжрали всю нашу еду.       — Саранча, — бухтит Антон. И как еще не задыхается в своем сегодняшнем прикиде?       Дима в ответ сначала демонстративно недовольно сопит, а потом ворчит уже вслух:       — Время, блять, время!..       — Наши всё равно не доберутся раньше вечера, — замечает Юля. — А еще Халкида — крупный город, и днем там будет не протолкнуться… Я бы вообще выдвигалась ближе к ночи, заодно и жару переждем.       Они препираются еще некоторое время, пока Антон вдруг не спрашивает:       — Кстати, а куда мы вообще идем?       Признаваться, что просто надеялась на знак, Юля не хочет. Она нарочито равнодушно пожимает плечами и принимается рассказывать, какие храмы есть на Делосе и где предположительно может быть то, что им нужно.       Так минуты переходят в часы. Поток туристов постепенно увеличивается, и вот уже, куда ни глянь, повсюду кто-то что-то фотографирует. Юля вздыхает — надо было брать с собой камеру, давно забытую в каюте и разряженную. Может, удалось бы в итоге склепать хоть какой-то материал.       — Сорян, ребят, я всё, — первым сознаётся Антон и со страдальческим стоном опускается прямо на руины какого-то храма.       У Юли от жары, усталости и недоедания в последние несколько дней мозги уже не соображают, голова идет кругом и все святилища, которые они обошли, смешиваются перед глазами. Так что она падает рядом, уже даже не соображая, на чей пьедестал могла по неосторожности опустить свой зад.       Дима, не долго думая, садится к ним.       — М-да, я надеялся, что будет как-то понятнее, — бормочет он и вяло передразнивает: — «Пророчества всегда туманны»… Но не настолько же!       — Полностью согласен с вами, — раздается позади мальчишеский голос, и все трое одновременно вскакивают на ноги, хватаясь за оружие; у Юли от такой резкой смены положения снова кружится голова.       Но стоит присмотреться, и выясняется, что перед ними сидит человек, меньше всего похожий на олицетворение опасности. Впрочем, в их мире глазам доверять нельзя, и если бы Юля не узнала этого не-совсем-человека, она бы и думать не смела опускать направленный на него лук.       — Простите, — буркает она и тычет в бок Диму, чтобы убрал меч.       — Ничего-ничего, — отмахивается мальчишка, хитро сверкая золотисто-карими глазами. — У тебя на удивление ловкие спутники, охотница. Учитывая их далеко не молодой возраст…       — Ты не охренел? — будто по инерции отзывается изумленный Антон, и Юле бы отвесить ему подзатыльник, но она только прыскает и ничего не говорит. Кое-кто заслужил.       Кудрявый мальчишка в зеленой футболке и простых джинсах оскорбленно моргает, но ничего не говорит в ответ. Молча поднимается тоже и потягивается, игнорируя вопросительные взгляды. Он выглядит в лучшем случае лет на пятнадцать — но Юле хорошо известно, сколько ему лет на самом деле.       — Лестер… — Она осекается. — Или как лучше к тебе обращаться?       — Пусть будет Лестер, — дозволяет тот. — Так вы по делу пришли, или так и будем языками чесать? Учтите, я страстный фанат хокку и вот-вот поймаю вдохновение, чтобы…       — Нет! — испуганно вскрикивает Юля. — Не надо, мы просто не ожидали тебя здесь увидеть.       Дима, очевидно, догадываясь, кто перед ними, осторожно спрашивает:       — Вы… ты… можешь подсказать, где и что искать?       Лестер пожимает плечами и, откинув кудрявую челку со лба, нагло усмехается:       — А у вас, я смотрю, затык? Вот не зря вас держали подальше от великой Греции, ох, не зря! Говорил я отцу, что это всё плохая идея, но нет — совет богов, видите ли, решил не вмешиваться в чужие дела. Интересный способ невмешательства, согласны?       Дима с Антоном недоуменно переглядываются, да и Юля перестаёт что-либо понимать.       — Как это — чужие дела? В пророчестве же ясно сказано, «что было потеряно солнцем и мудростью», и про Олимп, и…       — Так я и сказал — я совершенно солидарен с племяшкой! Пророчества — то еще зло. Меня вот за раскрытие одного наказали… Совершенно несправедливо! — Он обиженно морщит нос, но уже через секунду снова ослепительно улыбается. — Я к тому, ребятки, что правда раскрывается далеко не сразу. Смиритесь с этим и покоритесь своей судьбе! Иначе можно и того… С ума сбрендить!       Он сам, кажется, уже. Даром, что бог пророчеств.       Дима трет глаза и в целом, кажется, от всей души жалеет, что ввязался в этот поиск. Юля понемногу начинает испытывать схожие чувства, и всё-таки заставляет себя вежливо спросить:       — Так ты сможешь нам помочь?       Лестер вскидывает руки, и его лицо вмиг принимает одухотворенный вид. «О нет», — думает Юля.       — Солнце пылает,       Герои просят помочь…       Стрела или меч?       Он продекламировал это с таким выражением, как будто прямо на их глазах создал новый шедевр мирового искусства. Юля не разбирается в японской поэзии, но почему-то уверена, что это самое отвратительное стихотворение, которое только можно было сочинить в подобной ситуации.       — Чего? — Антон, судя по лицу, не знает, ржать ему или плакать.       С лица Лестера медленно — прямо-таки театрально — сползает возвышенное выражение, сменяясь самым что ни на есть земным презрением. Тем не менее он, всем своим видом показывая отношение к происходящему, вдруг тянется к себе за пояс и достаёт из ножен красивый обоюдоострый меч, покрытый золотом. Юля уверена, что никакого меча у него только что не было.       Лестер любовно проводит ладонью по лезвию, смотрит на него с таким искренним чувством, что даже мысленно шутить как-то неловко, а потом… потом поднимает взгляд на Юлю и протягивает меч ей.       — Что?..       — Бери, — говорит Лестер неожиданно серьезно. — Не спрашивай и не думай. Бери. Поймешь всё, когда придет время. Куда вы там дальше собирались, на Олимп? Отдыхайте и выдвигайтесь, вы и так задержались.       — Что, вот так просто? — не понимает Дима. — Мы же, вроде, должны найти потерянное, а ты просто сам взял и отдал свою вещь!       Лестер раздраженно всовывает меч в руки Юле — лезвие оказывается горячим — и заявляет:       — Вы совершенные придурки! Не можете подумать сами, а когда вам приносят ответы на блюдечке, даже не пытаетесь сложить два и два! Не буду я отвечать на ваши глупые вопросы! Я уже всё сказал — и, кстати, вы бы записали мое гениальное хокку, чтобы потом передавать другим поколениям этот шедевр… Да-да, это шедевр, не смейте его утратить, глупые смертные!       И, сказав так, он демонстративно удаляется, даже не прощаясь. Юля, хотя смотрит ему вслед, прищурившись, не замечает момента, когда Ластер смешивается с толпой: он просто исчезает, растворяясь в слепящих лучах солнца.       — И что это было? — хмуро спрашивает Антон. — Серьезно? Это всё?       Дима мотает головой, шумно выдыхает и говорит:       — Не знаю, но в одном он точно был прав — мы задерживаемся. Еще Олимп, а потом еще две последние строчки, вообще нихрена не понятные. Уже нет времени думать, так что будем считать, что вещь Аполлона мы нашли.