Six peculiar things about Chuuya Nakahara according to Dazai

Еще одна вещь, которая интриговала Дазая, заключалась в том, что Чуя был, бесспорно, невероятно человечным. Несмотря на неизвестное происхождение, Осаму никогда не сомневался в том, что Чуя может быть кем-то другим, кроме человека. Дазай изучал его в течение долгого времени, анализируя его реакции, его мышление. Он справлялся с трудностями так, как сам исполнитель никогда бы не поступил. Осаму нравилось вытягивать из него реакции. Например, сейчас, когда они лежали на крыше, бетон давил на ребра, а Дазай подполз к Накахаре, чтобы поправить винтовку в его руке. Сейчас они занимались стрельбой по мишеням. Чуя был из тех, кто предпочитал пачкать руки и сражаться с помощью способности и тела. Он редко использовал оружие в отличие от Дазая, для которого это стало некой изюминкой, дополнением к стилю. Что было еще одной причиной научить его пользоваться всем оружием, начиная с дальнобойного. Конечно же, Осаму получил приказ помочь напарнику с этой задачей, так как именно он предложил эту идею боссу. — Приспособь свой глаз к прицелу, — скомандовал Дазай, протягивая руку, чтобы немного помочь Чуе. Накахара же ясно дал понять, как сильно ему не нравится данная ситуация, очень напрягаясь рядом с Дазаем. — Почему я, блять, не могу просто снести их гравитацией? — Чуя прошипел себе под нос, больше самому себе, но Осаму все равно ответил. — Потому что убивать с помощью винтовки намного проще. Она позволяет выполнять работу гораздо быстрее и эффективнее. — Я могу сделать свою работу идеально своими собственными руками. — Чуя слегка подался вперед, приклад пистолета уперся ему в плечо. — Нет-нет, не так, — Дазай хлопнул напарника по плечу, а затем придвинул пистолет чуть ближе к его шее, — если будешь держать его слишком далеко, то отдача может ударить тебе в плечо, не то чтобы это было шибко больно, учитывая оружие. — Ага, понял , — стиснул зубы Накахара, — я и так могу контролировать траекторию пули. Мне не нужен этот проклятый пистолет. — Нет, если я аннулирую тебя, — Дазай прижал руку к затылку Чуи, блокируя способность, — могу ли я быть уверенным, что ты справишься с простой стрельбой по мишеням? — Убери от меня свою ебанную руку и посмотри. — Нет, не могу~ Их "практика стрельбы по мишеням" на самом деле была заданием, данным боссом. Довольно легкое, которое они могли бы закончить часами раньше, но Осаму был не в настроении работать. Они должны были убить мошенника, который занимался контрабандой наркотиков из личных запасов Портовой Мафии, скорее всего для их перепродажи. Дазай рассчитал путь, по которому пойдет этот контрабандист, и примерное время. Он поставил Чую на крышу с наилучшей дальностью выстрела, как только появилась возможность. Глаза исполнителя метнулись к часам. Сейчас. Как всегда, он был прав. Под ними послышались легкие шаги, по узкому проходу пробежала темная фигура. Ребёнок, лет одиннадцати-двенадцати максимум. Накахара глянул в прицел, затем отстранился с потрясенным выражением лица, когда вновь повернулся к Осаму: — Я, блять, не буду стрелять в него. Дазай поднял бровь: — О, Чуя решил подвести черту касательно убийства детей? Глаза юноши были темными, в них бушевала буря, и ему не нужно было ничего говорить, чтобы Осаму понял. — Ах, он был частью овец? Организация, из которой Накахара вышел всего три месяца назад. Чуя выглядел готовым приставить пистолет к груди напарника, но рука Дазая на его затылке сжалась. Он наклонился ближе, чтобы прошептать Накахаре на ухо: — Работа есть работа, Чуя. Я уверен, ты знаешь, что происходит с теми, кто не слушается босса. Эта тактика, похоже, не сработала на Чуе, потому что, пока он следил за ребенком через прицел, его палец на спусковом крючке даже не дернулся. Осаму нужно было изменить подход. — Стреляй, — снова прошептал он, — выстрели, Чуя. Накахара сжал губы в тонкую линию. Его руки дрожали на металлической поверхности ствола. — Этот пацан с улицы, ворует у Портовой Мафии. Всадить ему пулю в голову будет гораздо милосерднее, чем позволить кому-то другому схватить его и мучить. Он даже может оказаться в сети торговли людьми. Чуя сам будет сурово наказан за неповиновение. Дазай не хотел бы этого для него, ведь они были напарниками. Дазай накрыл своей рукой руку напарника, палец к пальцу: — Стреляй, Чуя. И это, похоже, подействовало, потому что палец дернулся, и выстрел тут же отозвался обратной связью. Ничто нельзя спутать с глухим звуком тела, ударяющегося о тротуар, эхом отдававшегося от зданий, заполняющего тишину. Выстрел Накахары был точным, прямо в затылок. Ребенок даже не успел ничего почувствовать. Осаму ожидал удар, что будет направлен ему в лицо, но ничего не произошло. Вместо этого тишина стала всепоглощающей. Чуя сделал один прерывистый вдох, затем другой. Дазай внимательно наблюдал за ним, и через мгновение парень, наконец, оторвался от пистолета. У него был идеальный выстрел. Какой позор, что он предпочитал избивать людей вместо того, чтобы выбрать легкий путь. Но Накахара мыслил по-другому, поэтому вместо того, чтобы быть довольным тем, что он идеально выстрелил, он встал на колени и тут же перегнулся через перила. Его вырвало за стену здания. Что ж, Дазай должен был это предугадать. То, что он сам больше не мог чувствовать мучительную тошноту, не означало, что и Чуя не мог, потому что исполнитель точно знал, что Чуя куда чувствительнее, чем он. Когда Накахара отвел взгляд от рвоты, тот тут же приковался к телу внизу, истекающему кровью. Что-то изменилось в его глазах, появилось что-то темное и яростное. У Дазая было всего мгновение, чтобы почувствовать человечность, которая, казалось, отходила от него волнами, прежде чем ощутить удар в лицо и провалиться в темноту. Вот теперь это был удар. Осаму очнулся через час, все еще лежа на холодном бетоне, но уже в одиночестве. Тело исчезло.

***

В конце концов, Дазай компенсировал это, хотя ему и не пришлось многого делать. Чуя был олицетворением гнева и негодования в течение нескольких недель, но позже, когда столкнулся с напарником, последний видел только презрение и вину, исходящие от него волнами. Вина за убийство ребенка, но также и за знание того, что Осаму все это время был прав. Хорошей жизни этого ребенка не суждено было случиться. Большинство из них уже были убиты гораздо более жестокими способами, а те, что остались живы, страдали. Теперь Овцы превратились в организацию-призрак, только старшие члены остались, а младшие погибли. Выстрелить ему в голову было гораздо милосерднее, чем возможные альтернативы. — Ты знал? — спросил Накахара Дазая несколько недель спустя. У них было другое задание, в котором Чуе не нужно было ни в кого стрелять. Осаму не нуждался в уточнении о чем он. — Нет, я не знал, что он был частью Овец, пока мы не оказались там. И Чуя, должно быть, также сделал из этого вывод, что если бы они не подчинялись прямым приказам, то им пришлось бы иметь дело с боссом. — Нам не нужно было его убивать, мы могли просто предупредить, — фыркнул Накахара и плотнее закутался в куртку. В последнее время на улице похолодало. — Никаких других вариантов не было, — сразу же ответил Дазай, потому что их действительно не было. На самом деле они должны были передать тело боссу, и исполнителю пришлось подтянуть некоторые связи, потому что Чуя похоронил ребенка. — Я не знаю, как иногда ты можешь быть таким чертовски бесчувственным, — вздохнул Накахара, и ненависть, которая была за несколько недель до этого, покинула его. Высказывание задело бы Дазая, если бы ему было не все равно. — И я не знаю, как Чуя может быть настолько человечным. Осаму хотел вызвать у партнера еще одну реакцию, но вместо этого рыжеволосый посмотрел на него полными шока глазами, после чего вернул взгляд на тротуар, по которому они шли. Что бы Дазай ни сказал, сейчас он глубоко задумался. И что же это могло значить?

***

Когда Осаму впервые встретил Чую, он никоим образом не назвал бы его чутким. Но теперь, когда он знал рыжего чуть получше, Дазай сказал бы, что он проявлял это очень странными способами. Он считал, что Накахара не был тем человеком, который мог бы подобрать щенка с улицы только потому, что там шел сильный дождь. Но знал бы Дазай, как сильно ошибается. Судя по всему, Накахара мог подобрать какого-нибудь щенка с улицы только потому, что там шел сильный дождь. — Ты слышал это? — юноша остановился, шлепнув ботинками по луже. Осаму прекрасно слышал тоненькое тихое поскуливание, доносившееся из мусорного бака справа от них. — Нет, я ничего не слышал. — Это ты просто глухой, там точно что-то есть, — Чуя уже направился к мусорному баку, прежде чем Дазай успел возразить. — У нас нет весомых причин останавливаться под дождем, давай продолжим… — Мы уже промокли, — парировал Чуя, потянувшись, чтобы открыть крышку мусорного бака. Осаму наблюдал, как Накахара перегнулся через него, ударившись животом о металл, когда копался в баке, как енот, прежде чем выпрямиться уже с какой-то маленькой штукой в руках. Она скулила и рычала, но даже при этом Дазай прищурился, чтобы убедиться, что та живая, потому что в руках Чуи она висела, как измусоленная тряпка. — Это вообще животное? — спросил он, и Накахара нахмурился. — Это собака, идиот, — Чуя прижал ее к себе, а потом даже снял куртку и накинул на маленькое существо. Теперь Дазай наконец смог разглядеть, что у собаки тёмная шерсть. Щенок открыл свои глаза-бусинки, и Осаму сразу понял, что ему это не понравится. — Зачем тратить свои силы на него? — спросил Дазай, идя рядом с напарником, который торопливо шагал под дождем. — Выглядит полудохлым. — Он не полудохлый, а просто маленький. Теперь перестань меня раздражать и либо уйди с дороги, либо помоги мне. Осаму хотел увидеть, как эта ситуация будет развиваться, поэтому ему не оставалось ничего другого, кроме как заткнуться и наблюдать. Тогда им нужно будет отчитаться перед боссом завтра. — Кажется, я сказал, что тебе нельзя в мою квартиру? — спросил Накахара, даже когда он впустил Дазая, и вода с них обоих уже капала на паркет. — Неужели Чуя настолько безжалостный, чтобы вышвырнуть меня на улицу во время шторма? Я имею в виду, что он все-таки спас этого щенка. — Ну да, — хмыкнул Чуя, сбрасывая туфли вместе с промокшими штанами, — но ты ведь не щенок. В конце концов они оба переоделись в сухую одежду, чтобы не мочить паркет ещё больше. Накахара взбесился, узнав, что у Осаму есть запасная одежда, которую тот прятал в глубине шкафа Чуи, на что Дазай только хихикнул. Затем наступила самая трудная часть. Ну, по крайней мере, для Чуи . Осаму наблюдал, стоя напротив, как напарник проверял температуру воды в раковине, прежде чем положить туда щенка. Теперь он дрожал значительно меньше и даже немного пошевелился, когда Чуя провел мыльными пальцами по его меху, смывая грязь с шубы. Он несколько раз встряхнулся, брызгая водой на Накахару, но тот, похоже, совсем не возражал. Более того, он рассмеялся. Как только мытье закончилось, Дазай заметил, что мех собаки на самом деле был скорее коричневым, чем черным, а хвост начал вилять. Сильно вилять. Чуя слил воду, а затем оглядел комнату: — Дазай, иди возьми полотенце. — Но- — Сейчас же. Осаму нашел полотенце и отдал его Чуе. Он вышел из комнаты вскоре после того, как Накахара начал вытирать собаку. Буря все еще безумствовала. Если бы Чуя оставил щенка в мусорном баке, то он уже был бы мертв. Дазай занял вторую ванную, чтобы принять душ, и отдаленно услышал звук накладываемой собачьей еды. Конечно, у Накахары было немного корма в самом дальнем углу его кладовой, как будто он пытался скрыть свою привычку кормить бездомных собак в задней части жилого комплекса. Осаму вышел спустя двадцать минут, специально использовав всю горячую воду, и ухмыльнулся, заметив свежий рулон бинтов, который был в шкафчике. Когда он вышел из ванной комнаты, было странно тихо, были слышны только звуки ливня. Он проскользнул в гостиную и увидел руку, свисающую с дивана. Подойдя поближе исполнитель заметил, что его напарник растянулся на спине в характерной для сна позе, но на этот раз у него на груди также спал маленький комочек. Клубочек пуха свернулся прямо под его подбородком. Дазай почувствовал, как уголки его губ приподнялись, и в кои-то веки это не выглядело фальшиво. Он предположил, что так Чуя был еще более человечным.

***

Были времена, когда Чуя боролся со своей человечностью, и они были самыми трудными. В то время как Накахара отчаянно желал подтверждения того, что он является человеком, Осаму чувствовал, что сам давно потерял право на это звание. Дазай чувствовал, что временами Чуя презирал его за этот факт. Впервые Осаму увидел признаки борьбы с собой или даже кричащий знак, который невозможно было не заметить: Накахара начал избегать всех после того инцидента с Верленом. У Дазая не было времени пожалеть Чую, вместо этого он уладил свои проблемы с боссом. Через месяц он смог вернуться в строй, конечно, с Осаму, потому что он все еще был под его ответственностью, но теперь Чуя ясно дал понять свое имя в преступном мире. Он прослыл тем, кто вызвал массовые разрушения, в одиночку громя городские кварталы. Подобная слава вскружила бы голову любому, но юноша, казалось, только ожесточился. Осаму никогда не пытался узнать причину, ведь он и сам прекрасно видел. Но теперь, чтобы плавно вернуть Накахару к преступной жизни без последствий в виде постельного режима в течение нескольких дней, ему дали легкую миссию. Простое задание, всего-то допрос одного человека, с которым будет несколько охранников, которых необходимо устранить. Было решено, что Чуя возьмет на себя охранников, сколько бы их ни было, а Дазай допросит этого человека, а затем, как только тот станет бесполезен, всадит ему пулю в лоб. Судя по всему, Чуя не получил записку. Они работали, разделившись. Осаму увел свою цель в другое место за портом, чтобы расспросить ее. Мужчина был бесполезен, из его рта практически текла слюна, когда он умолял Дазая не убивать его. Исполнитель всегда находил таких типов жалкими, в то время как те, у кого был внутренний стержень, по крайней мере, делали его работу веселее. Прежде чем Осаму успел сказать хоть слово, мужчина начал пресмыкаться перед ним. Он решил застрелить его на месте, что сработало. Допрашиваемый наконец замолчал, когда звук взрыва эхом разнесся по всему порту. Его тело обмякло, а под ним начала растекаться лужа крови. Власти найдут его труп позже. Им в худшем случае прийдётся сделать публичное заявление о пропаже. Парень перевернул мужчину ногой и еще дважды выстрелил ему в грудь, заехав после каблуком своего ботинка прямо в челюсть. Хруст поломанных костей доставил едва ли больше удовольствия, чем выстрел. Дазай огляделся вокруг. Накахара уже должен был быть здесь, должен был уже притащить за шкирку троих мужчин и бросить их на землю, но его не было видно, как и телохранителей. Осаму напряг слух и, сосредоточившись, услышал слишком знакомый звук боя. Звук кулака, ударяющего плоть. Чуя так не дрался. Вместо того, чтобы положить свое оружие обратно в кобуру, Осаму держал его наведенным на пол и заряженным, когда он быстро перемещался от одного контейнера к другому, чтобы получить четкое представление о положении своего партнера. Но казалось, что он никогда не получит четкого представления, потому что трое мужчин, которых Накахара должен был победить, закрывали обзор Дазаю. У одного был лом, и он поднял его, чтобы нанести еще один удар по телу Чуи, у другого были кастеты, запрещенные в Йокогаме, но это не имеет значения. Осаму задавался вопросом, почему напарник позволил этим людям взять над собой верх, пока наводил свой пистолет, стреляя всем троим в затылок. Они упали на асфальт, как мешки с кирпичами, по сторонам от Накахары, и теперь, когда Дазай мог ясно видеть его, он даже поднял бровь, подходя ближе. Он проигнорировал кульбит в животе. Грудь Чуи тяжело вздымалась и опускалась, его дыхание прерывисто вырывалось из разбитых губ. Он выглядел таким измученным, кожа вокруг носа, рта и других открытых ран была измазанна кровью. Синяки начали наливаться цветом. Осаму слегка пихнул бок партнера носком ботинка, и рыжий медленно открыл глаза. Они были наполнены не болью, а разочарованием. Такой же взгляд Дазай видел в отражении зеркала после очередной неудачной попытки суицида. — Почему ты позволил им избить тебя? — наконец спросил Осаму, но Чуя даже не повернулся в его сторону, а лишь продолжал смотреть в ночное пасмурное небо. Он не ответил. — Ты позволил им это сделать, — утвердил Дазай, снова пихая напарника. Но на этот раз он присел рядом с ним, не обращая внимания на кровь его жертв, которая теперь покрывала подошву его ботинок. — Чисто гипотетически, это селфхарм. — Я не… ты , — прошипел Чуя приглушенным голосом, пронизанным ядом. Накахара поднял руку и провел ею, ощупывая свое тело, будто хотел найти что-то, но все, на что он наткнулся, были расцветающие на коже синяки. Он выглядел разочарованным. Можно сказать, даже напуганным. И Осаму наконец понял. Он позволил себя избить, чтобы посмотреть, пойдет ли у него кровь, будет ли она красной. Конечно, если бы он выдержал это, как нормальный человек, и его не пришлось бы вытаскивать с того света. Дазай встал, распрямляя плечи: — У тебя сильное кровотечение. Если останешься здесь, ты можешь умереть. Это была чистой воды ложь. Чтобы умереть от потери крови Чуе понадобилась бы целая ночь, а за это время он точно смог бы подняться и дотащить себя до штаб квартиры. Но именно это и нужно было услышать Накахаре, потому что его плечи наконец расслабленно поникли. Он мог умереть и истечь кровью. Он хоть немного был человеком. — Что скажешь, Чуя? Не против вернуться со мной? Парень немного задумался, прежде чем кивнуть, а затем тут же поморщился от боли. Осаму встал и протянул руку Чуе. Он выглядел очень по-человечески, весь в синяках и крови, растекающейся по бетону.

***

Чуя был чувствительным человеком, особенно после Порчи. В последнее время Дазай мог сказать, что напарник изо всех сил старался отстраниться от него после использования способности, но какая была этому причина? Обычно он мог проводить недели в постели, а когда его освобождали от постельного режима, он использовал любой предлог, чтобы вступить в физический контакт с Осаму. "Случайно" дотронуться до руки, ударить по лицу, помочь ему подняться после этого же удара. Все это было обычным делом для Накахары. Это было бы одной из многих необычных вещей в его эмоциях. По крайней мере, для Дазая. Он никогда не говорил, почему его прикосновения задерживались, всегда возвращаясь к нормальному поведению через некоторое время. Но на этот раз все было иначе. Осаму ожидал привычных действий, возможно, что они даже возьмутся за руки, но Чуя наотрез избегал его после последнего использования Порчи. Он позволил Дазаю быть с ним в комнате, пока тот находился на постельном режиме, но после этого парень его не видел. Затем последовала их миссия, на которой исполнитель намеревался наконец разобраться, что происходило в голове его напарника. В качестве эксперимента Осаму несколько раз протягивал руку, и когда он все-таки коснулся Чуи, на лице парня появилось выражение облегчения, но он быстро отстранился и уклонился от него, не сказав больше ни слова. Очень странно. Он также заметил, каким растрепанным выглядел Накахара. Хотя после порчи юноша любил красиво одеваться, чтобы доказать самому себе, что с ним все в порядке. Но в этот раз он даже не пытался. Его одежда - рубашка и спортивные штаны - была изодрана и помята, и даже волосы были взлохмаченными. Он переоделся в чистую одежду сразу после того, как они вернулись с миссии, и Дазай последовал за ним домой. У Чуи не было сил возражать, что напарник идет к нему домой, вместо этого он лишь сердито посмотрел на него: — Тебе что, идти больше некуда? Оставь меня в покое. — Да, — подтвердил Осаму и протиснулся в дверной проем, — мне больше некуда идти. Это привело к тому, что Дазай сидел на диване, а Накахара порхал по квартире, убирая вещи, которые он не смог прибрать, находясь в постельном режиме. Его движения были отрывистыми, каждое из них было наполнено чрезмерным количеством энергии, как будто он пытался подавить боль действиями. Дазай раньше никогда не видел Чую таким. Обычно он сидел на диване рядом с исполнителем, заставляя есть. На этот раз он даже не пошел на кухню. Чуя похудел? Да, что-то определенно было не так. Осаму смотрел, как напарник пытается отчистить несуществующее пятно на окне: — Чуя, я могу поинтересоваться, что ты делаешь? Чуя повернулся к нему, обиженный. Дазай увидел темные мешки, отягощающие его налитые кровью глаза: — Убираюсь, в отличие от тебя, придурок. Хождение вокруг да около ни к чему не приведет, но Осаму знал, что Чуя будет честен, если он сразу перейдет к делу. — Что не так? Накахара остановился: — А? Дазай указал на своего партнера: — Не пытайся придуриваться со мной, Чуя. Ты избегаешь меня, а я в последнее время даже не отпускал злых шуток в твою сторону. Ты выглядишь так, будто тебя побили и… Юноша не стал продолжать, потому что Накахара и так понял его. Обычно Чуя опровергал бы все слова Осаму с оставшейся гордостью, но это была нетипичная ситуация. Дазай встал с дивана и подошел к своему партнеру. Чуя в ответ попятился к окну, очень похожий в этот момент на загнанного в угол зверя, оскалившего зубы при виде опасности. Он был весь напряжен, а также странно молчалив. — Не убегай от меня, Чуя, — обычно это предложение было бы шутливым, но точно не сейчас. Накахара на удивление подчинился, и Дазай не знал, было ли это из-за того, что он был слишком измотан, чтобы сопротивляться, или в глубине души он просто сдался, но когда он обнял его, тело Чуи напряглось, прежде чем он полностью завалился на Дазая, из-за чего они оба грохнулись на паркет. — А теперь скажи мне, Чуя, — пробормотал парень, глядя в большое окно, выходящее на горизонт Йокогамы. — Почему ты ведешь себя так странно? Накахара судорожно вздохнул, и Осаму почувствовал легкое прикосновение к своей шее, затем его губы шевельнулись, касаясь кожи Дазая. — Порча, — его голос звучал таким измученным. — Эта гадость сидит во мне месяцами. Голос Архабаки в моей голове сводит с ума, он никак не хочет заткнуться. — А, понятно, — промычал Осаму. — Моя способность может свести на нет все это, так почему?... Глядя на молчание партнера, Дазай мог предположить. Однако ему нужно услышать, как это скажет Чуя. Он подтолкнул рыжеволосого на случай, если тот уже задремал. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сформулировать предложение. — «Больше не человек» — единственная чертова вещь, которая может заставить меня чувствовать себя человеком, — они оба воспользовались моментом, чтобы насладиться чистой иронией предложения. — Твое прикосновение заглушает все, даже боль, но… — Но? — подсказал Осаму. Еще один прерывистый вздох: — Ты не будешь здесь всегда, идиот, я должен привыкнуть к этому, прежде чем ты уйдешь. Из-за твоих стабильных попыток самоубийства раз в неделю и твоего гребаного хитрожопого поведения ты не проживешь долго. Дазай не совсем знал, что на это ответить, потому что Накахара говорил правду. Все, что делал Дазай — это искал цель в жизни, и он запутался в партнерских отношениях с Чуей, но было одно, что он знал об их союзе. Хоть они и могли дерьмово вести себя, но они все же знали друг друга лучше, чем кто-либо. — Я ветреный, — согласился юноша, его колени уже начали болеть от долгого пребывания на полу, — но пока я буду здесь как минимум из-за порчи. Я не планирую уходить в ближайшее время, и даже если я это сделаю, тебе не придется снова использовать силу… Чуя? Дазай снова подтолкнул напарника, на что его голова только еще больше склонилась в сторону, теперь полностью разместившись на плече Осаму. Он заснул. Дазай вздохнул и покачал головой. Иногда с Чуей было слишком сложно иметь дело, он был таким человечным. Его человечность была подобна маяку, и Дазая всегда тянуло к нему, как мотылька к свету.