The Inside Story

К востоку от Пусана, вдали от суеты и ярких огней города, в районе Юнг-Донг, вы найдете небольшую, но очаровательную рыбацкую деревню Чхонсапо. Здания яркие и красочные, гавань полна разноцветных рыбацких лодок, стены украшены фресками на морскую тематику. По обе стороны гавани стоят два маяка, белый и красный. Чхонсапо — это место, где вырос Чонгук. Его отец был рыбаком, а Чонгук и его старший брат Чон Хён провели большую часть своего детства на рыбацкой лодке отца, вытаскивая ловушки, полные крабов, которых их мать продавала на рыбном рынке. Это была тяжелая работа, но у Чонгука остались только приятные воспоминания о детстве.  Он любит Сеул, любит быть частью суеты. Но только когда он оказывается у кромки воды, он понимает, как сильно он соскучился по морю. Он стоит, положив обувь на песок, теплый морской бриз треплет его волосы по лицу, приклеивая футболку к ребрам. Наступил вечер, и небо окрашено в калейдоскоп глубоких пурпурных и синих цветов, сливающихся с горизонтом и заставляющих море казаться чернильным.  Он стоит на песчаном берегу, небольшом пляже, который невозможно не заметить с проходящей рядом дороги. Он перемещает свой вес, чувствуя, как твердый песок движется под ногами. Этот пляж... ну, он не для отдыха. Песок не белый и пушистый, как на Хэундэ или Квангалли. Он имеет более глубокий серый оттенок, который исходит от скал, выступающих вдоль побережья. Слева от него стоит небольшой деревянный эллинг с потертыми белыми панелями на фасаде. У него есть спусковой трап, ведущий в темную воду, и деревянный причал длиной в несколько метров, плавающий на синих бочках.   Здесь нет шума. Здесь тихо, если не считать приглушенного дыхания моря, плещущегося о песок, и случайного скрипа причала, который движется вверх и вниз на волнах. Чонгук глубоко и медленно вздыхает, желая, чтобы море успокоило мысли, бушующие в его голове. Он не может помешать определенному лицу постоянно затуманивать его разум, и этому не помогает то, что это лицо красуется на каждом рекламном щите в Южной Корее.  После ссоры с Чимином Чонгуку пришлось уйти. Когда у него на сердце тяжело, он хочет быть только в одном месте. Он поехал домой со съемочной площадки, собрал кое-какие вещи и поехал прямо на вокзал. Отсюда чуть больше двух часов езды на поезде из Сеула, и это дало Чонгуку достаточно времени, чтобы подумать. Он облажался. Он сильно, абсолютно облажался.  Чимин был прав. Чонгук осудил его еще до того, как встретил его. Еще до того, как Пак Чимин вошел в кабинет Ён Хи, Чонгук уже принял решение о нем, и почему? Из-за нескольких дрянных статей в Dispatch? Какие-то слухи, распространяемые анти в твиттере? Размытое, вырванное из контекста видео, снятое сасэном? Неужели он такой журналист? Чонгук стонет от разочарования, проводя рукой по волосам. Да, Чимин был ему просто неприятен с тех пор, как они встретились. Но Ён Хи сказала ему, что Чимин ненавидит прессу. Конечно, он не захочет, чтобы о нем написали еще одну статью, если он думает, что она будет такой же, как и все остальные. Его заставили позволить Чонгуку следить за ним, написать статью, которую он не хотел писать. Очевидно, Чимин не захочет, чтобы он был рядом.  Он вспоминает тот первый день в гримерке Чимина. Да, Чимин был придурком, но он согласился на интервью. Он мог бы ответить на вопросы Чонгука правильно, вместо того, чтобы намеренно неловко, но, возможно, если бы Чонгук был терпелив, как все ему говорили, и попытался сначала построить какое-то доверие к Чимину, вместо того, чтобы вступать с ним в спор и первые пять минут дела могли пойти немного лучше. Ему следовало сделать шаг назад и провести несколько дней, просто наблюдая, показывая Чимину, что он не представляет угрозы. Вместо этого он начал стрелять и разрушил любое доверие, которое он мог построить с Чимином во время их самого первого разговора. Он сказал Чимину, что не похож на всех остальных журналистов, но вел себя точно так же, как они. Он вел себя непрофессионально и предвзято. Чимин был прав, не доверяя ему.  Грудь Чонгука снова сжимается, когда боль на лице Чимина мелькает в его голове, чувство вины давит на него, заставляя проваливаться в песок.  Он еще раз вдохнул морской воздух. Еще раз. И еще раз. Он смотрит на рыболовные судна на горизонте, их яркие прожекторы светятся на темной воде теперь, когда солнце садится и начинается ночная рыбалка.  —Итак, что заставило моего младшего брата прийти ко мне в такой короткий срок?— говорит Чон Хён позади Чонгука, спускаясь со ступенек, ведущих к эллингу, дерево скрипит под ногами, прежде чем его шаги заглушает песок. Его брат пошел по стопам отца и несколько лет назад открыл здесь успешный бизнес по ловле крабов. Его родители теперь владеют популярным рестораном морепродуктов в деревне, и Чон Хён каждый день снабжает их свежевыловленными крабами.  Чонгук поворачивается, чтобы посмотреть на брата, ветер подхватывает его волосы сзади и развевает их вперед по лицу. Он поворачивается и снова смотрит на море, ожидая, когда его брат встанет рядом с ним. Сзади они, вероятно, выглядят одинаково, их телосложение похоже. Во всех воспоминаниях Чонгука он всегда был намного меньше своего брата, но теперь, когда он вырос, они стоят на одном уровне, и только их лица отражают разницу в возрасте.  Чонгук закрывает глаза и вздыхает, слушая ветер, который несется на них со стороны волн. Он задается вопросом, как далеко это зашло.  —Мне просто нужно было уйти ненадолго. Работа портит мне голову. Извини, если я тебе мешаю. Чон Хён хрипло смеется, его голос звучит хрипло от морского воздуха: — Ты знаешь, что тебе здесь всегда рады, Чонгук-а. Я уверен, что Ю Чжун будет рада тебя видеть… ты останешься на ужин, верно? — Да, — через мгновение кивает Чонгук, — это было бы здорово, спасибо. Что в меню? —Ну, сейчас пик сезона. Я был на рыбалке до рассвета. Ты можешь иметь честь попробовать некоторые из моих лучших продуктов, только что пойманных.  Чонгук улыбается: — Спасибо, хён. Знаешь, я теперь не могу есть крабов, не думая о тебе. —Рад слышать. Мой краб — лучший в Южной Корее, — говорит он с усмешкой, взъерошивая волосы Чонгука, как всегда с тех пор, как они были детьми. Чонгук позволяет ему это сделать, утешаемый формой привязанности. — Значит, работа тебя напрягает? —Ага... —Мой младший брат, крупный офисный работник, — смеется Чон Хён, — Я до сих пор не могу в это поверить. Я всегда думал, что ты пойдешь в отца, в меня и станешь рыбаком. Тебе всегда нравилось находиться на воде. —Да, ну… может быть, если эта статья, которую я пытаюсь написать, окажется отстойной, я просто уйду на пенсию и стану рыбаком, — фыркает Чонгук и пожимает плечами, — с этими городскими людьми всегда слишком сложно иметь дело. — Кто-то доставляет тебе неприятности? — Скорее, я доставляю им неприятности, — вздыхает Чонгук, потирая лицо руками.  —Хочешь поговорить об этом? — тихо спрашивает Чон Хён. Чонгук делает еще один вдох: — Это… я пишу статью о ком-то. У него не очень хорошая репутация, поэтому я не был в восторге от необходимости писать это. Я как бы решил, что ненавижу его еще до того, как мы встретились. Чон Хён поднимает брови в удивление. —Знаю, знаю. Я как бы впал в ярость, и наш первый разговор закончился тем, что он выгнал меня из своей гримерки. —Звучит как отличное начало. — Потом стало хуже, — вздыхает Чонгук, проводя рукой по волосам, — этим утром мы сильно поссорились. Я сказал вещи… вещи, которые мне не следовало говорить. Это было действительно непрофессионально, хён, но я не мог сдержаться. Я был так зол, даже не знаю, почему. Чон Хён вздыхает: —Ты всегда был вспыльчивым, Чонгук-а. Хотя я думал, что за последние несколько лет ты стал лучше. —Так и есть! Просто… он так бесит. Он груб и не отвечает ни на один мой вопрос. Он просто пристально смотрит на меня пятьдесят процентов времени, а остальные пятьдесят процентов ведет себя так, будто меня не существует. Он лишает меня возможности выполнять свою работу! —Хорошо. Так почему же ты чувствуешь себя таким виноватым? Чонгук смотрит на брата широко раскрытыми глазами, прежде чем опустить взгляд в пол. Конечно, его брат может читать его, как книгу. —Я... он сказал, что я сужу его, не зная его. Что он не мог поверить, что моя журналистская деятельность будет другой… и хён, он прав. Я был так непрофессионален. Я возненавидел его еще до того, как встретил, просто из-за того, что читал о нем в Интернете. Я имею в виду, какой из меня теперь журналист? Чонгук горько посмеивается, пиная песок у своих ног. — Самое смешное, что близкие ему люди, кажется, любят его до безумия. Так что, очевидно, здесь есть история… очевидно, происходит что-то такое, чего все остальные не видят, и вместо того, чтобы быть хорошим журналистом и пытаться понять, что это такое, я вместо этого просто кричал на него… — Чонгук вздыхает в поражении, — Я облажался, хён. Теперь он никогда мне не поверит, статья будет отстойной, мой босс возненавидит меня, моя карьера рухнет… Лицо брата смягчается, когда он поворачивается к нему лицом: — Чонгук-а, посмотри на меня. Чонгук поднимает глаза и встречается взглядом с братом: — Мы все совершаем ошибки, Чонгук-а. Ты хороший журналист, я видел, что ты пишешь, это всегда правильно и честно. Может быть, ты напортачил, но тебе явно из-за этого плохо, достаточно, чтобы прийти сюда. Ты знаешь, что сделал не так, и теперь знаешь, что нужно сделать, чтобы это исправить. Доверие можно вернуть. Это требует времени и усилий, но если ты извинишься и будешь честен и искренен, то в конце концов он это увидит. Чонгук выдохнул, затаив дыхание: — Ты правда так думаешь? Чон Хён кивает: — Я не говорю, что это будет легко, но Чонгук, которого я знаю, никогда не отступал перед вызовом. Чонгук усмехается и качает головой: — Ты прав. Спасибо, хён. — Пожалуйста, — отвечает Чон Хён, ласково сжимая его плечо, — хочешь немного покататься на лодке? До обеда? Чонгук взволнованно выпрямляется. — Правда? —Ага. Просто ненадолго, хм? — подмигивает он, обнимая Чонгука загорелой рукой за плечо. — Я знаю тебя дольше, чем ты знаешь себя, Чонгука. Я знаю, что тебя снимает стресс. Я знаю, где ты счастливее всего. Чонгук кивает, губы растягиваются в благодарной улыбке: — Хорошо, спасибо, хён. Они идут вдоль пристани к месту, где пришвартована лодка Чон Хёна, и оба забираются на борт. Море сегодня спокойное, волны мягко покачивают лодку, и Чонгук чувствует это в своей крови. Он натягивает на голову спасательный жилет и садится в стороне, пока его брат запускает мотор, и лодка оживает. К креплению на носу корабля прикреплен прожектор, и, видя, что небо теперь стало темно-фиолетовым, Чонгук включает его. Освещая воду прямо перед собой, чтобы избежать камней или препятствий, таких как буйки. Они отправляются в море, и им нужно всего несколько минут, чтобы выплести прямо из залива, земля далеко, а море вокруг них темное. Небо и море сливаются воедино, поэтому невозможно сказать, где заканчивается одно и начинается другое. Это почти сюрреалистично. Чонгук чувствует, как гаснет огонь в его крови, как морской воздух смывает тяжелое чувство, оставшееся после его столкновения с Чимином. — Чувствуешь себя лучше? — говорит его брат, и свежий морской бриз свистит над поверхностью воды и вокруг них. — Намного лучше. — Ты собираешься остаться на ночь? Мы можем постелить футон. —Да, мне бы этого хотелось. Спасибо, хён. — Всегда пожалуйста, Чонгук-а. Когда они глушат мотор и останавливаются, Чонгук выключает свет и откидывается на спину, чтобы посмотреть на звезды, легкое покачивание лодки успокаивает его душу. Наблюдая за мерцающими над ним звездами, он чувствует новую решимость начать работу над своей статьей заново, без предвзятых идей и предубеждений. Попытаться разгадать загадку Пак Чимина.                          ––– Освещение киностудии на самом деле может быть чертовски ослепляющим.  Чонгук быстро это усвоил, потому что случайно прошел мимо одного из них и чуть не сжег себе сетчатку. Прошло всего полторы недели с тех пор, как он присутствовал на съемках дорамы Чимина, но у него уже началась мигрень от огромных, похожих на прожекторы ламп, которые освещают съемочную площадку сверху, придавая дораме «романтическое сияние». Что достигается во время постобработки с добавлением тонны насыщенности.  Чонгук сидит в дальнем углу съемочной площадки, на стуле, который, как он надеется, не украл у какого-нибудь бедного стажера. Это стало его постоянным местом жительства, пока он бесполезно слонялся по съемочной площадке, не изучая ничего, кроме количества различных смертельных взглядов, в которые способно трансформироваться лицо Пак Чимина. Сегодня среда, и это его первый день на съемочной площадке после их ссоры на съемочной площадке. В понедельник он остался у своего брата, а вчера провел время с родителями, а вечером вернулся домой. Перерыв пошел ему на пользу, и он уверен, что Чимин был более чем счастлив провести день без него.  До сих пор Чимин не сказал ему ни слова. Когда Чонгуку нужно о чем-то сообщить, он делает это через своего менеджера. Чимин, кажется, полностью его избегает, и Чонгук, честно говоря, его не винит. Это обычный съемочный день, и Чонгук с любопытством наблюдает, как Чимин ходит туда-сюда по съемочной площадке, бормоча слова себе под нос и в десятый раз за минуту проверяя сценарий в руке. На нем белый врачебный халат, очевидно, он снимает сцену, где ему приходится говорить пациенту много медицинского жаргона.  Он повторяет свои слова, пока съемочная группа готовит место происшествия, когда ему внезапно звонят. Чонгук наблюдает, как Чимин видит идентификатор звонящего, и его лицо падает. Он что-то говорит Хосоку, который кивает, его лицо принимает торжественное выражение, когда он смотрит на звонящий телефон Чимина. Чимин быстро покидает съемочную площадку, прокладывая быстрый путь сквозь толпу людей, которые инстинктивно расступаются, как Красное море, и на несколько минут исчезает в своей гримерке. Когда он наконец возвращается на съемочную площадку, он выглядит мрачным, его глаза опущены и рассеяны, и он почти плывет обратно к Хосоку в оцепенении. Чонгук немного наклоняется вперед и наблюдает, как Хосок осторожно его осматривает. Он физически может видеть, как Чимин собирает все свои душевные силы и пытается взять себя в руки. Должно быть, это был чертовски плохой телефонный звонок.  Чимин слегка качает головой, несколько раз моргает глазами, берет в руки сценарий и снова начинает перечитывать свои строки. Вскоре режиссер зовет его на съемочную площадку, и Чимин оказывается перед чертовым ослепляющим светом.  Половина сцены проходит без проблем, но как только Чимин доходит до более сложных медицинских терминов, он портит свои реплики. Режиссер объявляет перерыв, и сцена начинается заново. И Чимин снова путает строки. И опять. И опять. Со спины, где он сидит, Чонгук видит, что Чимин выходит из себя. Он видит, как его разочарование растет, каждый раз, когда режиссер кричит «снято». Чимин несколько раз смотрит в его сторону, его плечи продолжают напрягаться. — А пока мы можем перейти к другой сцене, Чимин-щи, — предлагает режиссер после одиннадцатой попытки. — Нет, — рявкает Чимин, сжимая руки в кулаки, — я могу это сделать. Я… мне просто нужно еще раз просмотреть свой сценарий. Помощник подбегает, чтобы передать Чимину его сценарий, и в отчаянии тот выхватывает его слишком сильно. Ассистент спотыкается вперед, неподготовленный к тому, как быстро он собирается схватить бумагу. Она мгновенно отшатывается от Чимина, несколько раз извиняясь или, может быть, в страхе кланяясь, прежде чем развернуться и броситься прочь. Чонгук видит вспышку сожаления в глазах Чимина, его губы приоткрываются, чтобы что-то сказать, но ассистент быстро исчезает со съёмочной площадки.  — Чимин-щи, подожди пять минут, — тихо предлагает режиссер, — мне все равно нужно настроить камеры. Ты можешь поработать над своими линиями. Чимин медленно кивает и отходит в сторону. Оказавшись за камерами, он оглядывает команду. Чонгук предполагает, что он ищет помощницу, но её нигде не видно. Он наблюдает, как Чимин идет в свою гримерку, на мгновение исчезает внутри, а затем снова появляется, когда он осушает бутылку воды.   Упав в кресло сбоку от съемочной площадки, Чимин наклоняется вперед, чтобы снова просмотреть сценарий, упираясь локтями в колени и сжимая руками макушку волос. Он так пристально смотрит на сценарий, что Чонгук почти уверен, что он в любой момент загорится.  Чонгук наблюдает еще немного, прежде чем перевести дух и встать. Он даже не знает почему, но подходит к Чимину, перетаскивает стул и садится прямо напротив него. Он повторяет позу Чимина, опираясь локтями на колени, наклоняя голову в сторону, и чувствует жар в животе, когда глаза Чимина отрываются от сценария и встречаются с его собственными. — Что ты хочешь? — рявкает он, брови опускаются.  — Покажи мне строчки, с которыми у тебя проблемы, — Чонгук кивает на скомканный текст в сжатых кулаках Чимина.  Чимин просто смотрит на него: — …зачем? Чонгук пожимает плечами: — Возможно, я смогу помочь. Я имею в виду, это какие-то длинные слова… авторы этой дорамы тебя ненавидят или что-то в этом роде? —Вероятно. Большинство людей так и делают, — уныло отвечает Чимин. Что-то в груди Чонгука напряглось. Хотя Чимин говорит это как пренебрежительное замечание, почти как шутку в свой адрес, чтобы показать, что это его не касается, Чонгук всё равно слышит в этих словах эхо обиды.  — Что ж, позволь мне помочь тебе. Чимин хмурится: — Мне не нужна твоя помощь. Просто… — он прижимает сценарий к груди. Он снова выглядит уставшим, те же темные круги под глазами видны даже сквозь густой макияж: —Твое присутствие здесь слишком сильно портит мне голову. Мне это сейчас не нужно. Просто… оставь меня в покое, пожалуйста. Чонгук смотрит на Чимина и кивает: — Хорошо, на сегодня все. Глаза Чимина расширяются от недоверия: — …Что? Ты уйдешь? Чонгук кивает: — Это поможет тебе пройти через эти проблемы? — Я… да, — кивает Чимин, — на самом деле было бы. —Хорошо. Тогда я пойду. — Ладно… — Чимин смотрит на него так, словно не может поверить в то, что говорит Чонгук. Чонгук в последний раз кивает Чимину и Хосоку, которые снова поспешили поправить Чимину волосы: — Ты уходишь? Хосок спрашивает: — Мы еще не прошли и половины дня. —Да. Я смогу кое-что написать сегодня днем. Увидимся завтра. — Хорошо, увидимся завтра, Чонгук-щи, — говорит Хосок с улыбкой. Чимин только кивает, непрерывно кусая ноготь большого пальца и снова сосредотачиваясь на своих репликах. Чонгук покидает съемочную площадку и направляется в столовую студии. Ну, можно сказать, столовая, это скорее ресторанный дворик высокого класса, предлагающий всевозможные блюда. Съемочная группа и актеры разных постановок порхают туда-сюда, занятые, поскольку сейчас около полудня.  На столе в углу, рядом с большим окном, сидят Ким Сокджин и Ким Тэхён, отдыхая между сценами. Тэхён сидит, поджав ноги, на стуле, перед ним на столе разложена колода карт, а Сокджин отдыхает, скрестив ноги, элегантно глядя на телефон в руке. Увидев Чонгука, Тэхён машет ему рукой, выдвигая стул рядом с ним: — Привет! Чонгук-щи, верно? Чонгук кланяется в приветствии:— да, мы ненадолго встретились в начале недели. Мне жаль, что я не смог должным образом представиться в тот момент. — Все в порядке, я вижу, ты не ожидал, что Чимин сбежит в другую часть страны, — усмехается Тэхён, — не хочешь ли ты посидеть с нами? Чонгук кивает и садится в кресло рядом с ним, актер ярко улыбается: —Так ты из журнала GQ, верно? Недавно я снимался с ними для обложки. —Да, я помню, ты выглядел очень хорошо. Они сказали, что ты принес в обложку некую винтажную атмосферу, которой раньше не было. Главному редактору это понравилось, — отвечает Чонгук. — Это здорово, — улыбается Тэхён, слегка наклоняясь в сторону и глядя на пасьянс, в который он сосредоточенно играет. — Я люблю винтажную атмосферу, так что мне это подходит. Итак, теперь ты пишешь статью о нашем Чимин-и? Чимин-и? Значит, эти ребята тоже ему очень близки? — Эм, ну, я пытаюсь, — неловко смеётся Чонгук, — из-за него мне сложно чего-то добиться. Тэхён вздыхает: —Чимин общается с прессой только тогда, когда это совершенно необходимо. Он даже больше не реагирует на все нелепые слухи. Он говорит, что не имеет значения, как люди смотрят на него. Сокджин смотрит поверх телефона на Чонгука: — У Чимина всегда были проблемы с прессой. С тех пор, как он был молод, они рвали его при каждой возможности. Я имею в виду, что я начал заниматься этой деятельностью позже, и даже мне было трудно, когда обо мне написали несколько негативных статей на Naver. Я не могу себе представить, каково это, когда это происходит с тобой уже более 20 лет. Он кладет телефон на стол и смотрит на Чонгука с подозрительным выражением лица: — А как насчет тебя, Чонгук-щи? он поднимает бровь: —Ты здесь, чтобы тоже писать всякое дерьмо? —Хм? Глаза Чонгука расширяются от этого вопроса, и он качает головой, чувствуя пристальный взгляд Сокджина. — О нет нет, я не такой журналист, — успокаивает он. Сокджин смотрит на него узкими глазами, словно пытаясь понять его, затем улыбается, как будто Чонгук прошел какое-то молчаливое испытание, удовлетворенно кивая самому себе: —Ну ладно. Я не получаю от тебя плохих эмоций. — Я тоже, — кивает Тэхён, — он проходит мою проверку вибрации. Сокджин вздыхает: —У меня было достаточно людей, пытающихся подобраться к Чимину и к нам, просто чтобы попытаться собрать на него какой-нибудь компромат. Это случалось слишком много раз, мой бедный ребенок. Тэхён грустно кивает, соглашаясь. Чонгук переводит взгляд с них на них, надеясь, что его лицо не слишком отражает его неверие. Как и Хосок, эти парни кажутся по-настоящему милыми и, кажется, искренне любят Чимина. Почему все друзья Чимина такие добрые, хотя он кажется таким контрастным? Чонгук откашливается: — ну, если честно, у нас с Чимином началось несколько непростое начало… Не думаю, что я ему вообще нравлюсь. — Жалко, — вздыхает Тэхён, отрываясь от карт в руках, — хотя это и неудивительно. Чимину нужно время, чтобы доверять людям. Ему потребовалось много времени, чтобы открыться мне и Сокджину, думая, что мы пытаемся подружиться с ним только ради собственной выгоды и рекламы. Это была чушь, конечно. — Полная чушь, — кивает Сокджин, — эй, Тэхён-а, раздай карты, давай сыграем в покер, — он вытягивает длинные руки над головой, рукава рубашки касаются его каштановых волос, —… У меня есть время, чтобы убить его до следующей сцены. Он поворачивается к Чонгуку: —Хочешь поиграть? Чонгук удивлен, что эти знаменитости из списка «А» такие дружелюбные и приземленные, но не показывает этого, вместо этого кивая: —Конечно. Сдайте на меня карты. — Давай, — усмехается Тэхён, изящным движением запястья раздавая карты каждому игроку за столом, а Сокджин убирает свой напиток с дороги. — Так вы давно дружите с Чимином? — с любопытством спрашивает Чонгук. Не так долго, как Хосок, очевидно, но около восьми лет, верно? Сокджин ждет подтверждающего кивка Тэхёна, прежде чем продолжить, беря карточку и изучая ее: —Мы работали над фильмом с Чимином, когда мы оба только начинали играть, и Хосок иногда занимался нашим гардеробом, когда нашим стилистам требовалась помощь. Мы с ним очень хорошо ладили, и он всегда говорил, что Чимин очень милый, и нам следует приложить к нему усилия, потому что у него действительно нет друзей. Тэхён улыбается ностальгической улыбкой: — Раньше Чимин просто прятался в своей гримерке… ну, примерно так же, как и сейчас, вообще-то, — он тихо смеется, — но мы продолжали пытаться подружиться с ним после того, что сказал Хосок. Это заняло некоторое время, но в конце концов он открылся нам, и с тех пор мы больше не оглядывались назад. —Помнишь тот вечер, когда мы вчетвером сидели у реки Хан в 3 часа ночи и просто болтали? — спрашивает Сокджин у Тэхёна, и тот кивает: —Это была ночь, когда я понял, что Чимин действительно один из самых милых людей, которых я когда-либо встречал. Серьезно. Это безумие, как неправильно его представляют другим. Это все чушь, — сухо говорит Тэ, — просто потому, что он стесняется людей, которых не знает, и не такой веселый и громкий, все автоматически думают, что он грубый или заносчивый, — он поворачивается, чтобы посмотреть на Чонгука, — Это все чушь. типа: у всех нас бывают плохие дни, верно? Ты знаешь те дни, когда ты просто чувствуешь себя ворчливым и не хочешь ни с кем разговаривать?Чонгук кивает. Один из таких дней у него бывает хотя бы раз в неделю. Иногда дважды. Тэхён продолжает: —Ну, если у Чимина будет один из таких дней, то он окажется на первой полосе. В статьях говорится, что он высокомерный и неприступный только потому, что он немного сварливый. У него не может быть даже плохого дня, как у любого нормального человека, без того, чтобы его не исказили и не превратили во что-то, чем он не является. Честно говоря, это смешно. Я не знаю, как он со всем этим справляется, — он качает головой, — он крепкий маленький «орешек». Чонгук задается вопросом, не являются ли все слухи о Чимине просто преувеличенной историей.  Мнение некоторых случайных людей, которое было преувеличено, поскольку его перешептывали с уха на ухо, пока оно не впиталось в таблоиды. — Да, ну, если кто-то захочет с ним связываться, ему придется пройти через меня, — угрожающе говорит Сокджин, и Чонгук по причуде на его бровях видит, что он не шутит. Чонгук кивает, слушая, как говорят остальные. Ему трудно провести грань между Чимином, о котором они говорят, и тем, с которым он столкнулся. Как будто человек, о котором они говорят, — это тот, кого Чонгук никогда не встречал. Он чувствует своего рода любопытство и что-то еще где-то глубже в груди. Например, когда люди рассказывают историю о веселой вечеринке, на которой они были, и вам немного грустно, что вы упустили такое веселое воспоминание, которое они все разделяют.  Чонгук тянется вперед и делает шаг, подперев подбородок рукой, когда очередь переходит к Тэхёну. Возможно, если бы он вообще сохранял хладнокровие, ему бы удалось мельком увидеть человека, о котором они говорят. Вместо этого все, с чем он сталкивается, — это стены, которые он в одиночку построил.  Он теряет счет времени, играя в карты с Тэхеном и Сокджином. Приятно просто общаться с порядочными людьми. Они очень напоминают ему Намджуна и Юнги. Наблюдая за тем, как Тэхен расстраивается, когда Сокджин без особых усилий выигрывает еще одну игру, он думает про себя, что они, вероятно, действительно хорошо поладят, если будут тусоваться все вместе.  —Что ты делаешь? из-за спины Чонгука раздается недовольный голос, который он слишком хорошо знает. Он поворачивается и видит стоящего там Чимина, его взгляд скользит по игре в покер, прежде чем снова приземлиться на Чонгука: — Ты сказал, что уйдешь. — О, я уходил, я просто увлекся спонтанной игрой в покер с Сокджином и Тэхёном. Хочешь присоединиться? — Нет, —  говорит Чимин. — Пожалуйста, можешь называть нас обоих хёнами, — говорит Сокджин, подпирая подбородок ладонью. — Мне нравится твоя атмосфера, Чонгука. Это хорошо вписывается в мою эстетику. Ты можешь прийти и потусоваться с нами в любое время. —Хён! Глаза Чимина расширяются, как будто он не может до конца поверить в происходящее. Он пристально смотрит на Чонгука, ледяной взгляд приковывает Чонгука к его месту: — Ты берешь у них интервью, как это делал  у Хоби-хёна? Ты пытаешься облить меня грязью? Чонгук вздыхает: — Нет, я не такой, я буквально просто играю в дружескую игру в покер. Меня пригласили, — он отодвигает стул и встает, — а теперь я ухожу. Хорошо? — Чонгук-а, не уходи пока. Мы еще не закончили игру, — жалуется Сокджин. — Чимин-и, я не думаю, что он похож на остальных. Он кажется очень милым, — добавляет Тэхён.  Чимин осторожно отступает назад, когда Чонгук движется, его взгляд немного гаснет, его глаза перебегают с Чонгука на Сокджина и Тэхёна. — Было очень приятно познакомиться, — говорит Чонгук с улыбкой, кланяясь Тэхёну и Сокджину.  — У тебя есть наши номера, — кивает Сокджин. — Давай потусуемся снова, — дуется Тэхён, махая рукой. Чонгук поворачивается к Чимину: — послушай… прежде чем уйти, я хочу извиниться за то, что сказал на днях. Ты был прав, я действовал непрофессионально, и мне очень жаль. Чимин выглядит ошеломленным, его нахмуренное выражение превращается в выражение замешательства, когда он изучает лицо Чонгука, как будто пытается решить сложную головоломку. Чонгук практически видит, как крутятся шестеренки у него перед глазами.  — Ты закончил свою сцену? — спрашивает Чонгук. — Хм? Чимин отрывается от своих мыслей: — Эм да? — Это хорошо, — с улыбкой кивает Чонгук. Он указывает на выход позади себя большим пальцем: —Теперь я точно ухожу. Он кланяется на прощание, предлагая Чимину улыбку: — Увидимся завтра, Чимин-щи. Чимин просто смотрит на него в замешательстве, как будто понятия не имеет, что только что произошло. Чонгук глубоко вздыхает и уходит. Чимин, вероятно, не ожидал извинений после того, как их отношения быстро покатились по ужасной нисходящей спирали. Но Чонгуку от этого становится легче.  Выходя из кафетерия, Чонгук оглядывается через плечо. Чимин все еще стоит там, где он его оставил, рядом с Сокджином и Тэхеном, которые увлечены карточной игрой за столом. Он смотрит на Чонгука с нечитаемым выражением лица. Чонгук слегка кивает, поворачивается и уходит.                           ––– На следующее утро Чонгук приезжает на парковку ровно в то же время, когда Чимин вылезает с заднего сиденья своей машины, а Хосок выскальзывает за ним. На нем, как обычно, маска, лицо обнажено, волосы без косметических средств свисают ему на глаза. На этот раз в руке у него большая сумка из местной кондитерской, он осторожно несет ее и смотрит в телефон. — Доброе утро, — Чонгук бежит, чтобы догнать их, пока пара направляется на съемочную площадку.  — Доброе утро, Чонгук-щи, — вежливо улыбается Хосок. Чимин лишь отрывает взгляд от телефона, хмурясь от его присутствия. Однако Чонгук работает над своим терпением, поэтому решает быть более крупным человеком и продолжать вежливо улыбаться. Когда они втроем идут через парковку, Чонгук снова бросает взгляд на сумку в руке Чимина: — Что там у тебя? Чимин тянет сумку перед собой, бросая на Чонгука острый взгляд через плечо: — Ничего. Чонгук невинно поднимает руки вверх: — Я просто спрашиваю. Чимин поворачивается и смотрит на него, его глаза подозрительно скользят по чертам Чонгука. Он снова смотрит на свой телефон, не отвечая, пальцы слегка сжимают устройство, когда он переминается с ноги на ногу.  Чонгук бросает взгляд через плечо Чимина и видит, что тот просматривает последние статьи на Naver на своем телефоне. Он хмурится, когда замечает, что Чимин ввел свое имя в строку поиска и просматривает последние результаты. Он помнит, что сказали Сокджин и Тэхён о Чимине, которого СМИ с юных лет уничтожали. Каждый день его имя где-то упоминается, новостные сайты и журналы надеются на то, что его поклонники и широкая публика будут кликать по всему, что имеет его имя в заголовке - положительному или отрицательному.  Он чувствует, как у него сводит живот, когда он понимает, что Чимин должен начинать свой день с поиска своего имени, ожидая, чтобы увидеть, что о нем пишут каждое утро. Он не может себе представить, как можно жить так, когда все смотрят на тебя, твое имя у всех на устах. Чонгук чувствует себя подавленным, даже думая об этом. Они проходят через вход в студию, и Чимин мгновенно начинает идти быстрее, прижимая сумку к груди и целенаправленно направляясь к своей гримерке. Хосок издает неожиданный звук и бежит, чтобы догнать его, пока они оба не исчезают в комнате. Чонгук идет по коридору мимо гримерки Чимина, пока не оказывается в главной студии. Он удобно устраивается в своем обычном кресле в углу съемочной площадки, достает ноутбук из сумки и ставит его на скрещенные ноги, чтобы отправить Юнги электронное письмо с обновленной информацией.  Через несколько минут дверь гримерки Чимина открывается. Чонгук с любопытством отрывается от ноутбука и видит Хосока с сумкой, которую держал Чимин. Он подходит к столу с закусками, который обычно в течение дня заставлен закусками и закусками, что делает долгий съемочный день более терпимым для актеров и съемочной группы.  Еще рано, и никто толком не замечает, как он тщательно и быстро раскладывает дорогую на вид выпечку, торты и пирожные. К тому времени, как он открыл модные коробки и расставил их по местам, он уже заполнил почти половину стола. Закончив, он удовлетворенно кивает и спешит обратно в раздевалку. Пока съемочная группа медленно заполняет комнату, готовясь к съемкам, вокруг вкусного сладкого шведского стола собирается небольшая толпа. Все они кажутся удивленными, мгновенно узнавая марку на коробках и быстро хватая сладкое.  С макияжем и одетым в то что нужно Чимин появляется из гримерки, выходит на съемочную площадку и стоит в стороне, просматривая сценарий в последний раз. Хосок следует за ним, поправляя его одежду и следя за тем, чтобы его макияж был безупречен. Он слегка хмурится и промокает под глазами Чимина, добавляя еще консилера. Он выглядит так, будто немного отчитывает Чимина, жестикулируя на его глаза. Уголки губ Чимина приподнимаются, когда он что-то говорит ему в ответ, отрываясь от сценария и пожимая плечами. Хосок дуется и мягко хлопает Чимина по плечу, качая головой.  Чонгук оглядывается на сотрудников, которые едят угощения:  —Ух ты, посмотрите на все это,— говорит один из сотрудников с тарелкой, полной выпечки.  — Кто это принес? — Никто не знает. — Они такие вкусные, они из той популярной кондитерской, не так ли? — Ага. Они такие дорогие! Должно быть, это стоило целое состояние! — Джиху-а, разве ты не постоянно говоришь о том, как сильно ты любишь эту кондитерскую? Это твой любимый, верно? Женщина, Джиху, выходит вперед, и Чонгук мгновенно узнает в ней помощницу, у которой Чимин отобрал сценарий и напугал накануне. В руке у нее клубничный пирог, а на губах улыбка: —Да, это мой самый любимый пирог, — вскрикивает она, —но он такой дорогой, что я хожу туда только на свой день рождения, чтобы угоститься. Не могу поверить, что кто-то все это получил, это словно стол, составленный специально для меня! Это лучший день! она хихикает, а её коллеги смеются. Чонгук смотрит на Чимина и видит, что он наблюдает, и на его губах от её слов проступает едва заметное эхо улыбки. Он выглядит облегченным. Именно тогда Чонгук складывает два и два. Очевидно, ни для кого не секрет, что помощница Джиху любит эту кондитерскую. Кажется, даже экипаж знает. И, видимо, Чимин тоже.  Чимин, известный своими «приступами ярости», чувствует себя настолько виноватым за то, что случайно напугал одного из сотрудников, что буквально привел половину кондитерской, чтобы извиниться. Пак Чимин, который известен тем, что не интересуется никем, кроме себя, слушает и знает предпочтения персонала, интересуется тем, что говорят окружающие, даже когда кажется, что он поглощен своей работой.  Чем больше Чонгук узнает о Чимине, тем больше все это противоречит тому, что он слышал. Он откладывает ноутбук в сторону и подходит к столу, берет эклер и откусывает. Сдобное тесто и сладкая ягодно-сливочная начинка наполняют его рот, и он почти стонет, потому что это чертовски вкусно. Стоя и слушая, как вся команда восторгается тем, какое это чудесное удовольствие, Чонгук не может не чувствовать раздражения. Никто не знает, что это сделал Чимин. Помощница Джиху понятия не имеет, что Чимин извиняется перед ней. Почему он просто не скажет им? Почему он не извиняется перед ней напрямую? Возможно, это изменит мнение людей о нем. С выпечкой во рту он подходит туда, где Чимин сидит на стуле и читает свои строки. —Спасибо за выпечку. Они действительно вкусные. Чимин просто игнорирует его. —Угощения, которые ты купил… Чимин все еще игнорирует его. —Почему бы тебе не сказать всем, что они от тебя? Чимин смотрит на него, нахмурившись, — потому что это не имеет значения. —Но ты извиняешься перед сотрудницей, верно? За то, что напугал её, когда вчера взял сценарий. Я видел, что произошло. Чимин нахмурился еще сильнее: — Что, ты собираешься поместить это в свою статью? — Что, нет! Чонгук разочарованно говорит: — Я просто не понимаю. Ты сделал что-то действительно хорошее, о чем даже никто не знает. Почему бы тебе просто не извиниться лично? Как будто ты даже не хотите пытаться изменить мнение людей о тебе. Я не понимаю. Чимин встает, глядя на Чонгука: — Нет, ты не понимаешь, так почему бы тебе просто не отступить! Он разворачивается и несется в свою гримерку, с грохотом захлопывая за собой дверь. Чонгук вздыхает, проводит рукой по волосам и падает на стул, который освободил Чимин. Хосок подходит к Чонгуку, засовывает руки в карманы и мягко улыбается: — Он всегда был таким. —Хм? Чонгук отрывает взгляд от двери гримерки и смотрит на Хосока: — Что? — Когда я впервые вошел в общежитие нашей школы, когда мне было тринадцать, мне сказали, что меня поместят в одну комнату с Чимином. Я слышал, что он был ребенком-актером и что его время от времени вызывали на съемки. Я думал, что он будет высокомерным, и, честно говоря, боялся этого. Но я был так удивлен, что он был очень застенчивым и тихим.  Он вздыхает, пожимая плечами:  — Во всяком случае, я помню, как однажды вечером вернулся в общежитие, и одна из моих рамок для фотографий упала в сторону, и край стекла треснул. Ну, я особо об этом не задумывался, у меня на столе было много фотографий, и, эй, несчастные случаи случаются. Но после этого я продолжал находить для себя на кровати маленькие подарки. Немного сладостей, кусок моего любимого торта из столовой, красивая ручка. Затем, в конце концов, замена рамки. —Чимин оставил тебе все эти вещи? — Ага. Когда я, наконец, рассказал ему об этом, он покраснел, как помидор, — нежно смеется Хосок, — вот как я понял, что это, должно быть, был он. Он был настолько застенчив, что даже не мог посмотреть мне в глаза и продолжал это отрицать. Тогда я понял, насколько он на самом деле милый. Люди думали, что он застрял, потому что он был ребенком-звездой из известной семьи, но на самом деле он просто хотел друзей, как и все остальные. Чонгук оглядывается на гримерку Чимина, когда дверь открывается, и он идет на съемочную площадку, занимая позицию перед камерой. Он представляет его застенчивым школьником, которому было так плохо из-за того, что он повредил фоторамку, что он крал подарки с извинениями в постель своего друга. — После этого я бы не оставил его одного, — вздыхает Хосок, с любовью глядя на Чимина, — и с тех пор он остался со мной. — Итак, выпечка… — спрашивает Чонгук, указывая на стол. — Думаю, старые привычки отмирают с трудом, — улыбается Хосок.                                           ––– — Я не ожидал увидеть тебя в офисе так скоро, — говорит Намджун, садясь на край стола Чонгука, — тебя уже отстранили от написания этой статьи? Чонгук стонет, запуская руку в волосы и нажимая на пробел сильнее, чем нужно. — …Я бы хотел. — Все еще не все в порядке? Чонгук смотрит на Намджуна: —Можно с уверенностью сказать, что мне сейчас не нравится моя работа. Просто… он совсем не облегчает мне задачу. Все могло бы пойти гораздо более гладко, если бы он просто работал со мной. — И о ком же может идти речь? — Как ты думаешь, кто? Чонгук вздыхает, откинувшись на спинку стула и выпивая половину чашки кофе, пытаясь проснуться после очередной беспокойной ночи. —Я слышал, что он приедет на съемки для обложки, ты поэтому здесь? —Ага. Я думал, что приду пораньше, потому что все равно не сплю. Просто работаю над некоторыми статьями, которые отложил ради этой. — Я думал, Юнги хён сказал, чтобы я сосредоточился только на твоей статье о Пак Чимине. — Ну, его здесь нет. — Доброе утро, — говорит Юнги позади них, от чего Чонгук чуть не выпрыгнул из кожи, захлопнув ноутбук на столе. Намджун рассмеялся, откинувшись на стол, а Юнги подозрительно посмотрел на них. — Чонгука, Пак Чимин должен прийти на фотосессию для обложки через пятнадцать минут, лучше приходи туда. Эта фотосессия предназначена для твоей статьи, поэтому тебе нужно будет рассказать команде, чего вы от нее хотите, хорошо? Я оставляю творческий контроль тебе. — Да, сэр, — стонет Чонгук, откатываясь назад на стуле, а затем разворачиваясь и неохотно направляясь к лифту. Чего он от этого хочет? Он даже не знает этого момента. Со всеми своими прошлыми статьями он точно знал, какого тона он добивается, в каком направлении он хочет, чтобы развивались съемки. Прочитав эту статью о Чимине, он даже не знает, с чего начать. Он не привык брать ручку и писать ею по бумаге, но слова не выходят. Это расстраивает. Особенно в условиях дедлайна. Чонгук прислоняется к задней части лифта, опуская голову вперед. Его разум кажется таким полным и в то же время таким пустым. И всякий раз, когда он пытается думать о Чимине, он инстинктивно думает о чем-то другом, как будто его мысли убегают от него. Он провел две недели, следя за Чимином, и так и не приблизился к его разгадке. Двери со звоном открываются, и Чонгук бросается вперед. Придя в фотостудию, он обнаруживает, что там полно сотрудников, которые усердно работают и готовят все к приезду Чимина. Проведя последние две недели в студии, где снимают дораму Чимина, Чонгук понял, что даже фотосессия — это результат совместной работы многих людей.  Свет исправен, костюмеры пропаривают одежду сбоку. В отличие от киностудии здесь нет отдельной гримерки. Вместо этого в углу длинные черные шторы образуют отдельную кабинку для переодевания, а вдоль стены рядом с ней оборудовано место для причесок и макияжа. Студия большая и открытая, с простым глубоким белым фоном, готовым и ожидающим, с камерой, установленной на штативе, в окружении огромных осветительных стоек в форме зонтика.  Фотограф Ким Кён Су настраивает настройки своей камеры. Он известен в индустрии моды, снимая редакционные статьи для таких брендов, как Chanel и Louis Vuitton. Он разговаривает с художественным руководителем Хван Муном. Чонгук работал с Хван Мун во время фотосессии Пак Ён Хи, и это было, мягко говоря, попыткой. Он довольно эксцентричен, известен как перфекционист и провидец. Но он создает красивые фотографии, которые раздвигают границы и идеально соответствуют эстетике GQ. Чонгук подходит и кланяется им обоим. Они все раньше работали вместе, так что здесь есть профессиональное знакомство, которое исключает любую неловкость. —Как здорово, что ты пишешь такую ​​большую статью о Пак Чимине, — щебечет Хван Мун, — он обычно не пишет такие статьи, я удивлен, что он согласился на это. Он не хочет этого говорить, но Чонгук прикусывает язык. —Я приготовил несколько нарядов для съемок, — продолжает Хван Мун, — хочешь взглянуть? — Я доверяю твоему вкусу, — пренебрежительно говорит Чонгук. Если он честен с самим собой, у него нет никаких эмоциональных вложений в съемку для обложки. Он предпочел бы оставить это профессионалам, полагая, что они помогут Чимину выглядеть хорошо. Не то чтобы у них была тяжелая работа, Чимин мог носить мешок для мусора и при этом выглядеть потрясающе. — Когда он должен приехать? — спрашивает Кён Су Чонгука. — Мне сказали, в девять часов, — говорит Чонгук, с интересом наблюдая, как люди вокруг него занимаются своей работой. — Хорошо, давайте убедимся, что все готово для него и его команды. Ровно в девять часов Чимин входит в дверь студии в сопровождении своей команды менеджеров и, конечно же, Хосока. Капюшон низко нависает над лицом, руки засунуты в карманы. На нем обычная повседневная одежда, в которой Чонгук уже привык его видеть, лицо обнажено, волосы не уложены. Даже когда он одет так скромно, вокруг него все еще царит аура, которая притягивает к нему взгляды всех в комнате.  Он приветствует Ким Кён Су и Хван Муна поклоном и вежливой улыбкой, на которую они отвечают таким же профессионализмом. Взгляд Чимина ненадолго перемещается на Чонгука, прежде чем отвести взгляд.  — Добро пожаловать, Пак Чимин, — говорит Хван Мун, — для меня большая честь снова работать с тобой. — И мне, Хван Мун-щи, — отвечает Чимин, кивнув. — Если ты последуешь за мной, я расскажу тебе о своем видении твоей сегодняшней съемки. Чимин следует за Хван Муном к столу, где, кажется, стоит что-то вроде мудборда. Чонгук уже не раз работал над фотосессией с художественным руководителем и научился не подвергать сомнению его методы. Когда брифинг заканчивается, стилисты проводят Чимина в зону макияжа и гардероба, которые едва могут сдержать волнение, пораженные тем, что он находится так близко к Пак Чимину. Чонгук следует за ним с Хосоком. Вдоль стены расположены зеркала с подсветкой, а рядом с ними Хосок быстро приступает к работе над макияжем, нанося под глаза толстый консилер. Лицо Чимина выглядит немного осунувшимся, в его тяжелых глазах ясно видно усталость. Похоже, он давно не спал. — Доброе утро, — говорит Чонгук позади них, отступая в сторону, когда мимо него спешит стилист.  Глаза Чимина вспыхивают, чтобы посмотреть на Чонгука через зеркало: — У тебя потрясающий талант появляться в худшие времена, Чонгук-щи. Ты везде, где ты мне не нужен. — Эй, на этот раз ты пришел ко мне на работу, — возражает Чонгук, оборачиваясь и садясь на край стола. Он поднимает бровь, ожидая ответа Чимина. Чимин просто закрывает глаза, пока Хосок наносит макияж, как будто пытается отгородиться от Чонгука и игнорировать все его существование. Доброе утро, Чонгук-щи, — говорит Хосок с широкой улыбкой в ​​форме сердечка, — у тебя здесь хорошее место, — он обводит их кистью для макияжа, — неудивительно, что ты всегда так хорошо одет, если работаешь. в таком здании. Губы Чонгука растягиваются в улыбке: — Думаешь, я хорошо одеваюсь? — спрашивает он, глядя на свою одежду. Он полагает, что прилагает некоторые усилия, чтобы выглядеть умным, когда находится в офисе. Не так уж и много, когда он в своей повседневной одежде. Он пожимает плечами: —Думаю, да? В такой индустрии нужно выглядеть соответствующе. —Ну, ты всегда выглядишь великолепно. На днях я говорил это Чимину, не так ли, Чимин-а? — подсказывает Хосок. — Вы говорили обо мне? — спрашивает Чонгук, удивленно приподнимая бровь. Чимин напрягается, открывает глаза и пристально смотрит на Чонгука. —Нет. Я вообще забыл о твоем существовании до этого момента. Чонгук наклоняет голову, выдерживая взгляд Чимина: — Мне бы хотелось сказать то же самое, Чимин-щи. Но, кажется, ты оказываешь на меня противоположное влияние. Каменное выражение лица Чимина колеблется. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но только бормочет и снова закрывает его. Хосок посмеивается над этим разговором, припудривая Чимину глаза: — Что это должно значить? — Это значит, что за последнее время у меня была не одна бессонная ночь из-за этой статьи, — вздыхает Чонгук, отталкиваясь от стола и стоя, засунув руки в карманы. Он смотрит на Чимина, который не отвечает, и снова закрывает глаза. — Эмм, извини, Чимин-щи? Рядом с ними появляется помощник гардероба, которого Чонгук не узнает: — Если ты готов, у нас есть твой наряд, в который ты можешь переодеться. Чимин кивает, вставая со стула, избегая взгляда Чонгука, проходя мимо него. Аромат цветов апельсина скользит по носу Чонгука. Это свежо и приятно. Почти сладкий. Видя накрашенного Чимина, его темные и дымчатые глаза, это кажется контрастом, но когда Чимин в своей повседневной одежде, с открытым лицом и мягким взглядом, Чонгук думает, что аромат ему идеально подходит.  — Итак, вот первый наряд, — говорит ассистент, строя сердечные глаза Чимину и протягивая ему наряд, рассматривая его с такой близости, о которой она, вероятно, никогда не думала, что у нее будет возможность сделать это в своей жизни.  Чимин замирает: — Я… это все? — Эм… да, — говорит она дрожащим голосом, — есть проблемы? Выражение ее лица наполняется беспокойством, когда она смотрит на Хван Муна и снова на Чимина. Я… это… — Чимин начинает что-то говорить, но вместо этого останавливается и качает головой, — все в порядке. Помощница гардеробщика вздыхает с облегчением: «Здесь можно переодеться», — говорит она, указывая на тяжелую занавеску, закрывающую раздевалку. Чимин, нахмурившись, смотрит на минимальную ткань в своих руках, а затем поднимает голову и вежливо кивает. Он подходит к кабинке и исчезает за занавеской, зовя Хосока прийти и помочь ему, что он и делает. Несколько минут спустя Хосок отодвигает занавеску и выходит с обеспокоенным выражением лица. Он отходит в сторону, когда Чимин полностью выходит из гримерки.  На нем очень узкие черные кожаные шорты и что-то вроде черного боди в сеточку. У него длинные рукава, закрывающие руки, и несколько стратегически расположенных отверстий в сетке на груди и животе. Это чрезвычайно показательно. Чимин с таким же успехом мог бы быть топлесс, потому что это чудовище не оставляет ничего для воображения.  Тяжелый материал полностью обнажает туловище Чимина. У него есть татуировка на ребрах, которая теперь полностью обнажена, и Чонгук читает слово «Неважно», когда руки Чимина поднимаются, чтобы прикрыть ее. Он защитно обхватывает себя руками и смотрит в пол. Сердце Чонгука сжимается. И дело не в том, как много кожи Чимина он видит. Это из-за выражения лица Чимина. Он выглядит таким неловким, будто надеется, что пол провалиться и поглотит его целиком. Совершенно очевидно, что он не хочет его носить, и Чонгук его не винит. Так почему же он ничего не говорит? Он Пак, черт возьми, Чимин. Почему он просто соглашается с этим? — Эм, я думаю, нам удалось понять, как это происходит… — Хосок неловко смеется, — там, э… не так уж много всего. Внезапно появляется Хван Мун:  —Да, да, в этом вся суть. У Чимина отличное телосложение, он справится с этим, — пренебрежительно говорит он, — теперь дайте мне посмотреть… да, это идеально. Это раздвинет границы моды. Если это будет на обложке в сочетании со статьей, этот номер станет нашим бестселлером, я это точно знаю. Ну что ж, тогда начнем, — он выжидающе смотрит на окружающих его сотрудников. —  до работы — говорит он, хлопая в ладоши.  Люди вокруг разбегаются, и ассистент проводит Чимина к центру комнаты, где подготовлен большой белый фон с ярким светом. Многочисленные взгляды задерживаются на Чимине, пока он идет, и он крепче обхватывает себя руками. В этот момент перед ним появляется Чонгук. — Ты чувствуешь себя некомфортно, не так ли? Чимин моргает, глядя на него: — Что? — Нетрудно заметить, что тебе некомфортно, что бы это ни было, — он указывает на тело Чимина, и Чимин поднимает руки, прикрывая грудь, — …почему бы тебе не сказать им, что ты не хочешь это носить? Чимин вздыхает и собирается протолкнуться мимо него. Чонгук снова выходит вперед, преграждая ему путь: — Чимин-щи, это твое тело. Тебе не обязательно носить то, в чем ты не чувствуешь себя комфортно. Просто скажи им, что хотите другой наряд. — Ты не понимаешь, — рявкает Чимин почти шепотом, — если я подниму шум из-за чего-то столь тривиального, как выбор наряда, это будет во всех заголовках завтрашних газет. Они скажут, что я требовательный и трудный, и на всю оставшуюся жизнь меня будут называть избалованным. —Они бы не написали такую ​​глупость. —Уже было раньше — и гораздо дешевле. Это не первое мое родео, — горько говорит Чимин, — я научился выбирать свои битвы. Чонгук отходит в сторону, ошеломленно наблюдая, как Чимин стоит перед камерой, неловко ерзая, когда все взгляды в комнате падают на него в его откровенном наряде. Чонгук чувствует, как в нем зарождается гнев. Тот факт, что Чимин чувствует, что не может контролировать свое тело, приводит Чонгука в ярость. — Чимин-щи, ты выглядишь великолепно, — усмехается Хван Мун. —Интересный вид… — говорит фотограф, поднося камеру к глазу, — «Мне просто нужно, чтобы ты немного расслабился, ты выглядишь немного напряженным…» — Мне это не нравится, — громко кричит Чонгук. Комната в шоке поворачивается и смотрит на него, включая Чимина, который смотрит широко раскрытыми глазами, как он идет на съемочную площадку и стоит перед ним, закрывая его от камеры. —Что ты делаешь? — шепотом кричит Чимин позади него, в замешательстве. — Думаю, на этот раз я буду дивой, — отвечает Чонгук через плечо.  — Чонгук-щи, что случилось? — спрашивает Хван Мун.  —Я знаю, что ты спросил меня, какие наряды мне бы хотелось, и я знаю, что сказал, что оставлю это тебе. Но этот взгляд не соответствует духу моей статьи. Мне бы хотелось, чтобы Чимин-щи выбрал что-то другое. —Ч-что? Чонгук-щи, я ценю твое мнение, но эту фотосессию нужно начать без промедления… —Чимин-щи привык к быстрым переменам. Я уверен, что это не займет много времени, — парирует Чонгук, все еще стоя перед Чимином, как щит, и яркий свет светит ему в лицо. Хван Мун бормочет: —Н-но это то, что я себе представлял! — И это для моей статьи. Главный редактор предоставил мне творческий контроль над всем, что с этим связано, — Чонгук виновато улыбается. — Я знаю, что это вас всех выводит из себя, и мне очень жаль. Но мне нужно сменить наряд. Он оборачивается и жестом предлагает Чимину следовать за ним, в то время как Хван Мун смотрит на него смертельным взглядом, который мог бы соперничать с взглядом Чимина. Он ведет Чимина обратно к вешалке для одежды, стоящей у стены.  —Вот, выбери, что бы ты хотел надеть, — говорит он, указывая на разные наряды, висящие на вешалке. Чимин смотрит на него с нечитаемым выражением лица, прежде чем повернуться и посмотреть через стойку. Он выбирает белую рубашку, черные брюки и длинный черный пиджак с красной отделкой. Когда Чимин снова появляется перед камерой в новом наряде, он выглядит комфортно и уверенно. На мгновение его глаза встречаются с Чонгуком. Он слегка кивает, а затем поворачивается и смотрит прямо в камеру. Чонгук видел множество фотографий Чимина на рекламных щитах и ​​в журналах, но заглянуть за кулисы — это совсем другая история. Глаза Чимина яростные и глубокие, когда он смотрит в объектив, меняя ракурсы с каждой вспышкой камеры, удерживая определенную позу дольше, когда она получает хороший отклик от фотографа и Хвана Муна, который сидит в своем кресле за мониторами, просматривая фотографии сверкающими глазами. Он двигается, как танцор, придавая своему телу такие формы, которые, как знает Чонгук, его собственное тело никогда бы не смогло создать. Его движения элегантны и красивы, и Чонгук не может оторвать взгляд. Ему неприятно это признавать, но Чимин чертовски хорош в своей работе. Он наблюдает за мониторами через плечо Хван Муна, и не нужно быть гением, чтобы понять, что они, вероятно, добились успеха в первых пяти кадрах.  Как только съемки завершаются, Чимин возвращается в кабинку в углу, чтобы переодеться в свою одежду. Через несколько минут он появляется из-за занавески, слегка поправляя верх. Он что-то говорит Хосоку, который отвечает ему тем же, глядя в сторону Чонгука. Чимин направляется к выходу, кланяясь на прощание персоналу и команде, кружащей по комнате.  Проходя мимо Чонгука, он останавливается, переводит дыхание, прежде чем взглянуть на него. — Спасибо, — тихо шепчет он, прежде чем выйти из комнаты, вслед за ним следует ухмыляющийся Хосок.                                ––– После внезапного изменения графика Чонгук каким-то образом оказался на заднем сиденье машины Чимина. Он сел рядом с Хосоком, который сидел посередине, а Чимин слева от него. — Мне жаль, что в твой график в последнюю минуту внесли изменения, Чимин-щи. А если говорить о промоушене, то это интервью станет отличной рекламой драмы. Шоу Чо Се Хо пользуется популярностью среди аудитории, на которую ориентирована дорама, — объясняет менеджер Чимина. — Все в порядке, — пожимает плечами Чимин, глядя в тонированное окно. Чонгук слегка склоняет голову набок и изучает профиль Чимина. Его мягкая блондинистая голова слегка волнистая, прилегающая к скуле. Он грызет ноготь большого пальца, следя глазами за проносящимися мимо зданиями. Хосок уже нанес ему макияж, готовый к съемочному дню, прежде чем планы внезапно изменились. —Мы будем там через пять минут, — говорит менеджер Ли, глядя на свой телефон, — заранее записанное интервью не должно занять больше получаса, а затем мы сможем вернуться к сегодняшнему графику съемок. — Ммм, — мычит Чимин в ответ.  У студии, где записывается шоу, нет парковки, только стоянка недалеко от здания, где разрешены высадки и посадки. Когда они приезжают, менеджер Ли быстро выводит Чимина из машины к входу в здание, Хосок следует за ним. Они двигаются быстро, но Чонгук спешит за ними и видит, как много людей сразу замечают Чимина. Он не может отрицать свою популярность.  Телестудия оформлена в виде гостиной дома, для ведущего установлено кресло, а для гостя — белый диван. Как только они входят в студию, Чимин быстро бросается перед камерой и садится на диван. Приходит техник, чтобы подключить к нему микрофон, пока Хосок поправляет макияж и что-то ему шепчет. Ведущий, Чо Се Хо, небрежно заходит в студию, садится и просматривает свои карточки-подсказки, пока визажист подправляет его макияж. Чонгук, конечно, узнает его. Он популярный телеведущий, у которого есть собственное шоу в прайм-тайм. Он выглядит высокомерным. Он еще даже не поздоровался с Чимином, и само то, как он сидит, скрестив ноги, на стуле, бесит Чонгука. Через некоторое время Се Хо смотрит на Чимина, улыбаясь почти снисходительной улыбкой и слегка кланяясь, ожидая, что Чимин сделает то же самое. Чимин уже поклонился ему, когда он вошел, но Се Хо, конечно, этого не заметил, слишком поглощенный своим собственным облаком высокомерия. Чимин снова кланяется, улыбаясь натянутой вежливой улыбкой, когда Хосок сжимает его плечо и уходит в сторону.  Продюсер называет резко «действие», и вдруг начинают снимать. Это все так неожиданно. Если бы Чонгук был на месте Чимина, он был бы совершенно ошеломлен, но Чимин просто сидит прямо, вежливо улыбаясь ведущему, представляя свое шоу. —Теперь я хотел бы поприветствовать нашего специального гостя, который действительно не нуждается в представлении. Он находится на вершине своей карьеры, попадая в заголовки газет по всей стране, в лучшую или в худшую сторону. Нация радует глаз, Пак Чимин! Чонгук чувствует, как его брови опускаются вниз. Это было немного грубое вступление. Он оглядывается на команду, которая просто наблюдает за происходящим. Кто-то нажимает кнопку, и из динамиков раздаются аплодисменты. Чимин просто улыбается в камеру, машет руками и кланяется. Он выглядит так, будто делал это миллион раз. Вероятно, он так и сделал.  —Да, да, очень хорошо. Итак, Чимин ши, ты сейчас снимаешь новую дораму под названием… — Се Хо смотрит на свою карточку-подсказку, делая ненужное представление, напоминая себе название дорамы: — Мы встретились весной… ну, сейчас лето. прямо сейчас, понимаешь? Раздается стандартный смех, и Чимин просто смеется. Чонгук аплодирует его профессионализму. — Да, ну, мы начали снимать весной, — вежливо говорит он, — тогда герои и встретились. Поэтому мы встретились весной. Никакого стандартного смеха, но громкое фырканье Чонгука вызывает раздраженные взгляды со стороны команды. — Да, я понимаю, — дергается губа Се Хо, вероятно, привыкшего к этим уколам, — ну, ты говоришь, что персонажи встретились весной, и они явно влюбились друг в друга. А как насчет тебя, Чимин-щи? Ходили слухи о возможных отношениях с коллегой по фильму Ким Со Хён? Се Хо поднимает бровь. Улыбка Чимина гаснет, глаза метнулись к камере, а затем снова вернулись к Се Хо. — Мои отношения с Ким Со Хён — только отношения как коллеги по работе. —Недавно тебя также связали с моделью Пэ Су Чжи. Кажется, ты оправдываешь свою репутацию ловеласа, — говорит Се Хо с ухмылкой. —Все остальные слухи также оказались необоснованными, — отвечает Чимин. Се Хо громко смеется, откинувшись на спинку стула и пренебрежительно жестикулируя в сторону Чимина: «Ну, я думаю, твоя история на Naver могла бы сказать об этом что-то другое». Чонгук чувствует, как его гнев нарастает. Что, черт возьми, это за вопросы? Это интервью должно было быть о дораме.  Чимин напрягается: — Могу заверить Вас, что ни один из слухов не был правдой. Теперь, если вы хотите поговорить о дораме… Се Хо приподнимает бровь, когда Чимин пытается сменить тему, а затем резко поднимает руки: — Прошу прощения, Чимин-щи, я не хочу вставать на твою плохую сторону. Я слышал, что ты немного вспыльчивый… Кулаки Чимина сжимаются на коленях: — Уверяю Вас, я не… Се Хо эффектно поднимает перед собой карточки-подсказки и делает вид, что защищается от Чимина. Из динамиков снова раздается противный стандартный смех, и Чонгуку хочется придушить звукорежиссера. —Ах, извини, — усмехается Се Хо, — нельзя быть слишком осторожным! Я много заплатил за это лицо. Руки Чимина продолжают сжиматься на коленях, глаза скользят по съемочной группе, а объективы камер направлены на него. На мгновение он выглядит потерянным, затем переводит дыхание и пытается улыбнуться — тихонько посмеяться над шутками, отпускаемыми в его адрес. Ведущий отвратительно ухмыляется, продолжая интервью, делая еще несколько тычков в сторону Чимина, и Чонгук чувствует, как его собственные ногти врезаются в ладони. Интервью длится чуть меньше получаса, и, по мнению Чонгука, быстрее его сделать невозможно. Чимин справился с этим невероятно хорошо. Чонгук не знает, как ему удалось сохранять такое спокойствие и профессионализм, ведь если бы это был он, он бы скинул ведущего со стула в течение первых пяти минут.  Хосок подходит близко к Чимину, поглаживая его по спине, пока они снова идут через здание к главному входу. Менеджер Ли идет впереди, а Чонгук идет сзади, все еще пытаясь избавиться от чувства недовольства, которое он почувствовал после этого дерьмового интервью.  Когда они движутся к входу, хор криков эхом разносится по фойе. Чимин замирает, Хосок все еще рядом с ним, а Чонгук останавливается прямо за ними. Менеджер Ли подбегает и разговаривает с охранником, стоящим у входа, прежде чем вернуться с торжественным выражением лица.  — Прости, Чимин, кто-то, должно быть, раскрыл твое местоположение… Лицо Чимина опускается, и он переводит взгляд с менеджера на дверь и обратно: — Сколько их? —Там значительная толпа. Это смесь папарацци и фанатов. — А другого выхода из здания нет? — спрашивает Чимин, его голос постепенно становится тише. — К сожалению, нет, — говорит менеджер Ли с извиняющимся взглядом, — машина стоит на стоянке сразу за толпой. Глава службы безопасности сказал, что они предоставят несколько охранников, чтобы держать толпу на расстоянии. Сзади появляются трое мужчин в костюмах и направляются к входу.  Чимин слегка кивает. Он делает глубокий вдох, выпрямляется и высоко держит голову. Чонгук почти убежден в храбрости Чимина, пока не видит, что его рука дрожит, когда он тянется к руке Хосока. — Останься со мной, пожалуйста, — тихо шепчет он. Хосок кивает, просовывая руку через руку Чимина: — Я буду здесь. Они движутся группой: менеджер Ли идет впереди с одним охранником, Чимин и Хосок между двумя другими, а Чонгук идет сзади, охранник не нужен, потому что толпе на него наплевать. Когда они выходят из входа, фанаты начинают громко кричать, вспышки камеры ослепляют. Это не запланированное появление, и поэтому не существует никаких барьеров или сотрудников службы безопасности, чтобы защитить их, кроме трёх охранников, и когда Чимин выходит вперёд в толпу, Чонгук быстро понимает, что их просто не хватает, чтобы удержаться. толпа в страхе.  Истеричное море людей хлынуло вперед, отчаянно желая взглянуть на Пак Чимина, сфотографироваться с ним, получить возможность прикоснуться к нему, и вдруг они полностью поглощены толпой. На секунду все, что может видеть Чонгук, — это волосы, шляпы и камеры, с силой проносящиеся мимо него. Ему удаётся прорваться сквозь толпу, следуя в направлении, в котором шёл Чимин, и тогда он находит Хосока одного, столь же отчаявшегося среди маниакальной толпы. Он в панике смотрит на Чонгука. Чимина рядом с ним нет. Чонгук чувствует, как у него падает живот. — Где Чимин? — кричит Чонгук, перекрикивая шум. —Я-я не знаю! Мы разделились! Толпа слишком сильная!— кричит в ответ Хосок, отчаянно ища глазами в направлении, куда направлены камеры, в поисках каких-либо следов Чимина. Чонгук проталкивается мимо нескольких человек и видит макушку Чимина, который поднимает руки вверх, пытаясь защитить себя от толпы людей, цепляющихся за него. Толпа либо раздавит его, либо разорвет на части. "Дерьмо." В этот момент камера врезается в голову Чонгука, и тогда он видит красный цвет. К черту это. В свое время он побывал во многих мош-питах и ​​знает, как пробраться сквозь грубую толпу. К тому же он сложен как гребаный танк, поэтому несколько мужчин с камерами и фанатками не собираются его останавливать. Бип-бип. Проходя через бешеных фанатов.  — Я доберусь до него, — кричит он Хосоку, уже легко отталкивая в сторону двух человек, — просто сконцентрируйся на том, чтобы самому добраться до машины. Я встречу тебя там. Хосок кивает и выскальзывает из толпы. Чонгук отталкивает другого мужчину в сторону, заглушая его жалобу взглядом, который может убить. Нескольких фанатов с поднятыми телефонами легко оттолкнуть, затем еще нескольких папарацци. Последнего мужчину, который стоит на его пути, он хватает за ремешок от фотоаппарата, который удобно висит у него на шее. Он тянет его назад, вырывая из горла сдавленный звук и отталкивая его в сторону.  Именно тогда он наконец достигает Чимина. Он закрывает лицо, плечи защитно сжимаются, когда он съеживается от нападения. Волосы у него растрепаны, одежда местами растянута, руки царапают его. Гнев Чонгука нарастает. —Чимин! он зовет. Чимин смотрит на него широко открытыми глазами, полными паники и страха. Чонгук протягивает руку: — иди сюда. Облегчение наполняет черты лица Чимина, и он тут же тянется к Чонгуку. Чонгук притягивает его ближе, защитно обхватывая его рукой, прикрывая Чимина своим телом. Чимин мгновенно вцепляется в него, сжимая руки в кулаки и прижимаясь к боку Чонгука. Чонгук отбивает руку, которая тянется к лицу Чимина, защищая его голову, а свободной рукой толкает любого, кто подойдет слишком близко. Он чувствует, как Чимин дрожит в его объятиях, его руки мертвой хваткой сжимают его рубашку, голова практически повернута к его шее, когда он позволяет Чонгуку вести себя через хаос.  После, кажется, самой длинной минуты в его жизни, Чонгуку удается протолкнуть их сквозь толпу к ожидающей машине, а трое телохранителей удерживают толпу от открытой двери. Хосок уже внутри, пробираясь сквозь толпу. Он забирается в машину с обеспокоенным выражением лица и наблюдает за их приближением.  Чонгук осторожно перемещает Чимина перед собой, защищая его от толпы людей. Чимин забирается в машину, таща за собой Чонгука за тиски, которые он все еще держит на рубашке. Глаза Чонгука расширяются от удивления, его голова едва не задевает дверной косяк, когда его дергают внутрь. — О боже мой, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Хосок, когда Чимин садится на центральное сиденье, а Чонгук садится рядом с ним. Хосок крепко обнимает Чимина за плечи: — Мне очень жаль, что мы разделились, это… это было такое безумие. Кто-то толкнул меня, я споткнулся, и вдруг ты исчез! — Э-всё в порядке… — заикается Чимин, когда Чонгук с грохотом закрывает дверь. Чимин вздрагивает от звука, его дыхание становится учащенным, плечи быстро поднимаются и опускаются. — …можем мы просто убраться отсюда? Менеджер Ли появляется на переднем сиденье рядом с водителем, и еще до того, как его дверь полностью закрывается, машина трогается с места, уклоняясь от нескольких смелых людей, практически бросающихся на капот, чтобы взглянуть на Чимина. Хосок наклоняется вперед, в поле зрения Чимина: — Чимин-и, ты ранен? —Я в порядке. Всё в порядке, — Чимин качает головой. — Твоя рубашка порвалась, — тихо говорит Хосок, осторожно касаясь рубашки Чимина, — черт, как сильно они тебя тянули? — Они были как чертовы животные, — сплевывает Чонгук, пытаясь успокоить собственное сердцебиение, адреналин все еще бурлит в его венах, — как люди могут так себя вести? Они должны быть твоими фанатами! —…Все в порядке, — повторяет Чимин, отводя взгляд и глядя в пол. Кажется, он не осознает, что все еще крепко держит рубашку Чонгука, и поэтому Чонгук понимает, что с ним не все в порядке. Он думает о том, чтобы постучать по руке Чимина, показывая, что все еще держит его, но похоже, что Чимину сейчас нужно что-то, что могло бы его заземлить. Поэтому Чонгук тихо сидит, оставляя Чимина держаться за него столько, сколько ему нужно. — Ох, Чимин-и… дай-ка посмотреть… — мягко говорит Хосок, уговаривая свободную руку Чимина убрать с колен. Его кулак крепко сжат, так же, как другой в рубашке Чонгука. Чимин судорожно вздыхает, и Хосок медленно массирует его запястье, а затем ладонь, нежными движениями разгибая пальцы. Чонгук пытается не зашипеть, когда видит глубокие следы на ладонях Чимина, его ногти почти врезаются в плоть. — Тебе нужно помнить, что ногти должны быть короткими, — шепчет Хосок, потирая ладонь Чимина, — дай мне другую руку.  Только тогда Чимин понимает, что все еще держит Чонгука, глаза метнулись к нему и широко раскрылись, прежде чем он резко отдернул руку. — И-извини, — заикается Чимин, прежде чем повернуться и вложить руку в руку Хосока. — Все в порядке, — говорит в ответ Чонгук, немного подвигаясь и поправляя рубашку. — Чимин-и, посмотри на меня? Хосок спрашивает: — Ты все еще со мной, да?  Чимин кивает, судорожно вздыхая: — Да. Мне просто… мне нужно…  —Я знаю. Они в твоей сумке, одну секунду. Хосок отпускает руки Чимина и наклоняется, чтобы обшарить его сумку. Он возвращается с маленькой бутылочкой таблеток и небольшим количеством воды. Чимин практически отрывает руки Хосока, забирая их у него, его руки дрожат, когда он пытается открыть бутылку. Чонгук занят тем, что смотрит в окно, постукивая руками по коленям. Это не похоже на то, что он должен видеть. Чимин глотает таблетки и откидывает голову на подголовник, закрыв глаза и глубоко вдыхая. Некоторое время они продолжают молчать, менеджер Ли единственный, кто нарушает молчание, поочередно извиняясь перед Чимином и звоня по телефону. Чимин даже не слушает, его голова слегка покачивается от покачивания автомобиля. Они поворачивают за угол, и Чонгук узнает дорогу недалеко от киностудии. Он чувствует облегчение, вернувшись в место, которое, как он знает, закрыто и где Чимин не может подвергнуться толпе. —…Спасибо. Тихий голос Чимина прерывает его мысли. Он поворачивает голову и видит, что Чимин смотрит на него, его красивое лицо близко, когда они сидят плечом к плечу. —Хм?— спрашивает Чонгук, в голове все еще немного мутно. — Спасибо… за помощь мне, — говорит Чимин, снова поворачивая голову вперед и снова закрывая глаза от изнеможения. — О-о, — неловко говорит Чонгук, — не волнуйся. У тебя было плохое утро, да? Этот засранец MC, а потом огромная толпа психопатов. Довольно хреново. Глаза Чимина остаются закрытыми, но уголки его полных губ слегка приподнимаются, намекая на улыбку: — Да, это было довольно дерьмово. Они въезжают на подземную парковку, и машина останавливается возле лифта. Чонгук подпрыгивает, когда дверь рядом с ним внезапно открывается, и их ждет помощник. — С возвращением, Чимин-щи. На съемочной площадке все готовы принять тебя, — вежливо кланяется она.  Глаза Чимина открываются, и он садится вперед, поднимая сумку из-под ног, его руки все еще дрожат. Он выжидающе поворачивается к Чонгуку, поднимает бровь и жестом предлагает ему выйти первым. Чонгук вырывается из замешательства и вылезает из машины, наблюдая, как Чимин выскальзывает за ним и молча проходит мимо ассистента.  Чонгук может только с недоверием наблюдать, как Чимина возвращают на съемочную площадку, Хосок быстро меняет ему макияж и одежду, прежде чем снова поставить его перед камерами и ослепляющим светом. Буквально час назад его окружила толпа, и, кажется, никого это не волнует. Ни один человек не проверил, в порядке ли он, и не заметил, каким чертовски измученным он выглядит. Они просто толкнули его перед камерами, не задумываясь. Чимин на мгновение закрывает глаза и глубоко вздыхает, прежде чем открыть их и натянуть улыбку, когда режиссер кричит «начали».