40 : love

*Отказ — ситуация, когда один из игроков отказывается продолжать борьбу по ходу матча, как правило, по причине травмы или по состоянию здоровья. Ему присуждают поражение в матче.

Кобе, сейчас — Я ухожу. — А? — Ацуму скидывает сумку у двери, стягивает кроссы, наступая на задники. — Куда? Я же только пришёл. Он редко бывает дома: из сотни теннисных турниров на очки в таблице в Японии проводится от силы три в год. И те — в Осаке. Можно, конечно, устроить себе отдых на пару месяцев, но, проведя неделю-другую в их с Осаму квартире, Ацуму начинает чувствовать, как ржавеет. С Саму по-другому: в последнее время он пропускает мелкие чемпионаты, засиживается в Кобе, вынуждая Ацуму разъезжать по миру в гордом одиночестве. Тогда он участвует в мелких турнирах, чтобы окончательно не вылететь из рейтинга. Эти турниры — единственные, что он отыгрывает в одиночку. И то, что ни в одном из них не участвует Сакуса Киёми, конечно же, простое совпадение. Последние пять лет Ацуму и Осаму играют в паре. И выигрывают. Часто, красиво, вкусно. Знаменитые братья Мия — дуэт мечты, правда же. Если бы Осаму не отлынивал от турниров, они бы так и держались на первом месте. За полгода их спихнули на вторую позицию, и они вот-вот упадут на третью. — Ухожу из тенниса. Лосось или угорь? — Что? — Онигири. Будешь с лососем или угрём? Я пробую новые рецепты, — Осаму выставляет на барную стойку, что служит им столом, два блюда. На каждом по три пухлые рисовые пирамидки. Первые с лососем, вторые с… Блять, нет. Какая разница?! — Ты уходишь из тенниса?! Ты не можешь уйти! Ты не… Ты ёбнулся? — Цуму нервно хватает с тарелки онигири и запихивает в рот. — Ты не мовеф уфти, мы ве в топе, мы на коне, надо ловить моменф… М-м, вкуфно! Осаму кивает, что-то помечая в своём блокноте. Он весь в закладках, каких-то вырезках, заметках… — Саму! — Ацуму хлопает ладонью по столу, привлекая внимание. Он медленно выдыхает, пытаясь успокоиться. Брат просто дурит. Это не первый раз, когда он пытается бросить теннис: лет пять назад Осаму тоже хотел уйти, но потом они решили играть в паре, а не в одиночках, и всё… Всё было прекрасно! — Мы же классно играем вместе, а? Какое «ухожу»? — Я хочу открыть свой ресторан. — Ресто… Саму, мы вторые в мировом рейтинге! Были первыми! И если выиграем Ролан Гаррос в этом году, а потом Уимблдон, Ю-Эс Опен, кубок Девиса… — Пробуй, — Осаму подносит к его рту ложку с каким-то соусом, и Ацуму на автомате облизывает её. Острота сменяется сладостью, солёные нотки дополняют богатый вкус, и Цуму прикрывает глаза, с наслаждением постанывая. — Ладно, окей, я понял, ты классный повар, у тебя миллион талантов кроме тенниса и бла-бла-бла, ты всё доказал, — Ацуму отодвигает руку брата, тяжело опирается на стойку. — Но это просто хобби, понимаешь? Мы профессиональные спортсмены, высшая лига. Никто не бросает теннис ради онигири! — Буду первым. — Нет, не будешь! — рычит Цуму, но под скептичным взглядом Осаму берёт себя в руки. Напоминает себе дышать. — Смотри. Давай рассуждать логически. Ну, сколько нам осталось? Лет десять, так? Потом стукнет тридцать пять, мы замедлимся, нас будут обходить всякие мелкие ублюдки: молодые, быстрые, с пылу с жару из юниоров. Но за эти десять лет мы увековечим себя в истории, мы заработаем миллионы! Ты сможешь не просто ресторан открыть, а, не знаю, целый остров онигири! — И зачем мне остров онигири? — Да хуй его знает! Званые ужины среди богачей устраивать и открывать сезон охоты на людей! — Херню несёшь, — фыркает Саму, сваливая в мойку грязную посуду: кастрюли, сковородки, досочки… Его движения такие отработанные и чёткие… Как… Как на корте. — Я не хочу ждать ещё десять лет, чтобы заняться тем, чем всегда хотел. — Всегда? С каких, блять, пор? — Цуму не удерживается от смеха: он выходит злым, резким. — Мы же с детства мечтали играть в большой теннис. — Ты мечтал. — О, то есть теперь это моя вина? — возмущается он. В груди жжёт, как от потянутой мышцы. — Типа, я злобный брат-близнец, который заставлял тебя играть в теннис и мешал воплощать мечты? Супер. Охуеть. — Я… Я не об этом, — Осаму вздыхает, вытирает руки о фартук — «Kiss the chef! Please, please, please, I’m a virgin!» — это он, Цуму, подарил его ему. — Но тебе это всегда нравилось больше. Я ни в чём тебя не виню, просто… Не хочу больше этим заниматься. Ацуму сердито фыркает. Он ненавидит, когда брат так делает: включает «взрослого». Говорит с ним спокойно и рассудительно, даже не поспоришь. Лучше бы они просто посрались, как в старые-добрые. До первой крови, чтоб выпустить пар. — Ты не можешь бросить теннис, — упрямо повторяет он. Имеет в виду: «Ты не можешь бросить меня». — Я не хочу искать нового партнёра, нихрена ведь не выйдет! Мы с тобой понимаем друг друга. Знаем. Чувствуем! Я ни с кем так больше не сыграюсь, буду болтаться внизу таблицы… — Возвращайся в одиночку. — Что. Цуму замирает, стискивая челюсть. Они… не говорят об этом. Никогда. — Возвращайся в одиночку, — невозмутимо продолжает Саму, будто только что не вонзил нож в спину родного брата. Не провернул его там, отделяя друг от друга позвонки. — В большие турниры. — Не вернусь я туда! Нахер надо! — Мы начинали с одиночек, — пожимает плечами Осаму. — И ты был хорош. Даже больше, чем хорош, сам знаешь, — он морщится: комплименты не их тема, вообще нет. — «Был» тут ключевое слово, — бурчит Ацуму. — Ты можешь вернуться. — Да не хочу я! — Почему? Потому что пять лет назад Сакуса разгромил тебя в три сета по шесть-ноль? — голос Осаму ровный, спокойный, но Ацуму знает его лучше всех на свете. Он прекрасно слышит раздражение между строк. Раздражение от того, что его брат — позорный лузер? Или от того, что приходится ему об этом напоминать?.. — Это было давно, все уже забыли, и… — Никто ничего не забыл! — рычит Ацуму. — Я не забыл. Мудила этот не забыл! Даже Евроспорт, блять, всё ещё использует это как локальный мем! — Тогда докажи им, — решительно говорит Саму. — Докажи им всем, что они не правы. Ацуму уж было открывает рот, чтобы продолжить спор, но слова застревают в горле, вырываются оттуда каким-то неясным животным звуком. Саму ведь знает, что дело не в фанатах и новостниках. Не в каких-то условных «доказательствах» — поди не в детективы метит. Дело в том, что он не может, просто не может выйти на корт с десятком тысяч зрителей в одиночестве, как ни в чём не бывало. Победы в паре с Осаму — радостны вдвойне, проигрыши с ним — вдвойне легче. Да какое там… В сотню раз, в миллион. Они позлятся, поворчат, а вечером будут пить пиво, смотреть трансляции и придумывать дурацкие небылицы про соперников: «А у него, кстати, бородавка на члене. Прямо на головке. Точно тебе говорю». «А этот сосёт палец во сне». «О, а он в тайном браке с собственной бабкой!» «Цуму, что за?..» А утром они идут на тренировку и всё в порядке. Всё. В порядке. Ацуму не хочет делать это один. Всё это. Аэропорты, гостиницы, конференц-залы. Тренировки, победы, проигрыши… И что будет, когда он снова выйдет на Сакусу Киёми?.. Что будет, когда… — Значит, я тоже ухожу, — заявляет он. — Цуму… — Что? Если ты можешь свалить, то и я могу. — Окей. Чем займёшься? — Буду… Буду… — он взмахивает руками, не в силах подобрать себе занятие. Что ему делать? Он ничего другого не умеет. Все идеи, что вспыхивают в голове — тренерство, линия спортивной одежды, спортивные комментарии — так или иначе связаны с теннисом. — Работать у тебя курьером. — Нет уж, спасибо. — Я был бы офигенным курьером, и ты это знаешь! — Ты буквально завалил свой экзамен по вождению. Семь раз. — Я буду ездить на велике. — Ага, чтобы мои клиенты ждали по… Так, нет, — останавливает себя Осаму, вздыхая и растирая переносицу. — Что мы вообще обсуждаем? Ты не будешь работать у меня курьером. И посудомойкой, — заметив готовность Цуму предложить новый вариант, добавляет он. — И вообще никем. Ты вернёшься в теннис, потому что… Осаму перевешивается через стойку, чтобы отвесить брату смачный щелбан. — Ай! — Потому что это твоё. Теннис — вся твоя жизнь, Цуму. И ты любишь это. Обожаешь просто. — Нихуя. — Хуя. — Только о хуях и дума… — Всё, всё, заткнись, — прерывает его Осаму. Смотрит настороженно. — Ну что, всё ок? Козлиться не будешь? — Не буду, — с прищуром тянет Цуму. На губах его появляется зловещая ухмылка, и он поднимает вверх палец. — При одном условии! — Да боже… — Один турнир. Прощальный, — говорит он. — Мы с тобой в паре сыграем последний большой турнир. Ролан Гаррос. Мы ж уже всё равно записаны. — Цуму, я не… — Заодно заработаешь деньги для своего ресторана! Шестьсот тысяч евро! Камон! Осаму задумывается, и Ацуму победно ухмыляется. Его брата сложно подкупить. Но деньгами — пожалуйста. — Ладно. Один турнир, — соглашается он. — Но только потому что мне нужны деньги для открытия. И, — не дав Цуму порадоваться победе, продолжает он, — только если ты запишешься на него в одиночку. — Я не смогу играть и там, и там! — Сможешь. Многие так делают. — А потом снимаются с парных, потому что не успевают на матч в одиночке! — Это ближе к финалам. Что, уже записал себя в победители? — с вызовом усмехается Осаму. — А нахера мне это делать иначе? — вздёргивает бровь Цуму, принимая вызов. Осаму довольно кивает и запихивает ему в рот онигири с угрём. Вкусно, чтоб их. Действительно вкусно.