Привет. Меня зовут Оля. Мне 17. Я проститутка.

Оборачиваюсь. Та девочка, которая тогда меня на себе тащила от метра. Которая тоже проститутка. — Я тоже сюда порой сюда залезаю с целью… — Спрыгнуть хочется, — говорю я пересохшими губами и облизываю их. — Да, я знаю, что с Айной случилось. — Ты её знала? — Единственная чернокожая девушка в школе, как ты думаешь, знала ли я её? Вы подругами были кажется. — Да были, — поджимаю губы. — Жаль, что так случилось. А у тебя были подобные мысли? — Да, мы периодически вытаскивали друг друга с того света. А ты? Ты хотела? — Да хотела конечно, после того, как отчим это сделал. Мне кажется каждый этого хотел. Просто не хочет признаваться себе в этом, потому что боится. Смерть это ведь страшно наверно. И больно. Падать с такой высоты больно. — Мне кажется наоборот, смерть это не страшно, потом же ничего нет. Ты больше ничего не чувствуешь. Классно ведь. — Наверно. Пойдём? А то скоро сами начнём летать, — усмехается. Стёпа тихо спит на кровати, в обнимку с котом, а тот кажется уже привык. Ну или мазохистом оказался. Кто знает, я уверенна среди животных тоже такие встречаются. Так, чё там на кухне. Мне ведь было влом готовить, я тупо курицу пожарила. Остыла наверно уже. Ладно, щас на сковородке разогрею. Так, ну вроде пойдёт. А, а норм вышло, я надеюсь ему слишком остро не было? Да, норм ему было. В сумке поискала сигареты, и затянулась одной. Наверно спать сегодня лягу поздно. Надо завтра ещё с Олегом поговорить. Может разговор нам поможет? Должен. Я в этом уверена, на сто процентов. Только ближе к трём часам иду спать, просыпаюсь от будильника и от громкого внутреннего мата. Стёпа уже проснулся и теперь будит меня. — Мам, мам, а что значит стоять на панели? Про тебя вчера так говорили, — твою мать, нахрена я пошла к Олегу с ним, чё она вообще такое про ребенке говорила, совсем, что ли ебанутая, а ну же наркоманка, хотя Аля тоже наркоманка, ну чё ок, короче не все наркоманки ебанутые, как его. — Стоять на панели. Это стоять на дороге, — говорю я, пытаясь сообразить, чё бы такое умно выдать. — А зачем там стоять? — так красиво ответить, но чтобы не сильно врать. — Это, когда садишься с мужчинами и заводишь с ними душевные разговоры. — А почему на дороге? — Вот есть психологи, они в больницах работают, а но дороге типа меня это дешевле, вот из-за этого и дорога и дешевле. — А зачем так долго? На всю ночь? — Порой одного часа может не хватить для разговора и я еду к нему, чтобы в более домашней обстановке он раскрылся, — фух, ну вроде выкрутилась и не соврала практически, мы ведь своего рода психологи, так сказать. — Пошли завтракать, — быстро перевожу тему, блин, только курица, ну ладно, это лучше манки, терпеть не могу, манку! Стёпа с довольным видом есть. А я думаю, как мне осторожно поговорить с Олегом, чтобы мы поняли друг друга. Может, когда он мне выговорится, он перестанет быть таким? Это было бы неплохо. Может его просто понять надо? Ну, я попытаюсь. Я честно говорю уже задолбалась пытаться понимать, но попытаюсь. Стёпа только смотрит на меня жалостливыми глазами, когда мы собираемся, он всё понимает. А я чувствую, что мне страшно. Капец, как страшно. В принципе, как всегда. — Привет, — я тихо открываю дверь и заглядываю в квартиру. — Привет, — взгляд чисто уебать, ну ладно, нова пахнет его чёртовым творогом, я запах этой хрени из далека чувствую, фу. — Я поговорить с тобой хотела, — тихо говорю я, а Стёпа с котом только кивают, стоп, что, синхронизация? — Говори, — блин смотрит так, что слова все забываешь. — Может не здесь, а в гостиной хотя бы, — давай, включай все правила гостеприимности, если они конечно есть. — Хорошо, — ой, не нравится мне его тон, прям вообще. Садимся на диван, я только сглатываю говорить-то страшно. — Я вчера общалась с твоей матерью. И я поняла, почему ты такой. Олег, поняла, слышишь? Может, если мы сейчас с тобой поговорим, то всё у нас хорошо будет. Мы же обо сломаны с детства, — тереблю край платья и только смотрю в пол, я опомниться не успеваю, как он хватает меня за волосы и бросает об журнальный столик, он нафиг разбивается, а чувствую липкую кровь на волосах. — Сука, кто тебе просил лезть в дела мои?! Сука, кто?! Хочешь дам совет?! Прекращай в них лезть! Я не собираюсь меняться! Не ради тебя, на ради себя, на ради какого-то другого, поняла?! Сука! Мне и так хорошо поняла! — я блин, сейчас свою черепушку пытаюсь собрать, а он мне про себя говорит, мне бы встать, Стёпа подбегает и испуганно дергает меня, кое-как поднимаюсь и плетусь нафиг отсюда. Ой, блин. Хотела, как лучше, а вышло, как всегда. Но я же правда хотела и хочу ему помочь. А ему оказывается это всё совсем не нужно. А может, это просто я неправильно к нему подступилась? Наверно это только моя вина, наверно надо было как-то по-другому начать всё это. Я сама как-то не пыталась найти правильный подход. Но, почему он просто не хочет поговорить об этом? Чем плохо понять себя? Хотя, его понимаю в принципе, вспоминать мать, которая тебя вешалкой хреначила ну вообще такое себе. Просто у нас ведь в принципе может всё получится, мне кажется мы в этом плане подходим друг другу. Я тоже поломана, я так считаю, особенно вспоминаю тот самый эпизод из детства. Я наверно правда во всём этом виновата. Может, если я дам ему шанс он изменится и станет более терпимым? Хотя, я уже давала шанс, он блин вчера, чуть кота выбросил. Блин, мы же с котом в школу идём. Ай, хрен с ним, всем уже глубоко пофиг на это. Ну окей, дам ему шанс. Но может теперь ему дать другой? Типа знаете, когда он бил меня и сейчас, когда это сделал, я сразу убегала, а что, если просто каждый раз с ним говорить, говорить, что понимаю его. Что он не виноват, это мать его таким сделала. Может, после моих разговоров он исправится? Я ведь хочу, как лучше для него, я хочу спасти его. Я хочу, чтобы даже, если мы расстанемся, то чтобы он больше такое не с кем не делал. Кстати блокнот ему так и не отдала. Ну и не надо пока. Просто может я могу его перевоспитать? Сделать нормальным, так для него в первую очередь будет лучше. Я хочу, чтобы ему было, как можно лучше, даже, если надо жертвовать чем-то своим. Я готова, готова пожертвовать собой, ради призрачной надежды его исправления. Я просто обязана попробовать изменить его будущее в лучшую сторону. Прихожу в школу. Так, какого хрена? А почему всех журналы? Чё? И только увидев Димашу кажись понимаю, что мне кажись аукнулась вчерашнее интервью. Сука! Он же говорил, что всё замажет. Твою мать! — Быстро ко мне в кабинет, — шипит он, теперь кажись поняла, чё тут камеры делают, вот влипла-то. — Всё, Шнурова! Доигралась?! Это все мыслимые и не мыслимые границы переходит! Ко мне уже блять телевизионщики приехали просят про это объяснить. Значит всё! Ты отчислена! Сегодня спроважу их, и выпру тебя! И хоть заводись своих отчимов! Никто тебе не поможет, слышишь! Меньше языком трепать надо! Всё, надоело! Отчислена! — а я только сижу в полном афиге. — Дмитрий Александрович, там вас спрашивают, — залетает завуч. — Ну, Шнурова! — он резко подскакивает. Отчислить меня захотел? А хрен ему! Меня никто отсюда не выгонит, пока сама не уйду! Сейчас вам будет настоящая сенсация! Бегу за ним, фотки у меня всегда с собой. — Конечно мы не знали о таком, и сейчас мы делаем всё возможное, чтобы её плохое влияние не перешло на других детей. Сегодня это девочка уже будет отчислена. Потому что такие вещи совершенно не позволительны! И я решаю, что их надо рубить на корню! — Сенсация! Только наш глубоко уважаемый директор совратил покойную ученицу нашей школы Любу Соловьеву! На этих фото видно, как они занимаются сексом за хорошие оценки! Он ведёт у нас историю! У Любы всегда были хорошие оценки! Догадайтесь, каким образом?! Кажется это статья за совращения несовершеннолетних! Он только охеревающим взглядом смотрел на меня. А чё, пусть знает наших. — Хрен, ты меня отчислишь, пока я сама не уйду, — прошипела я ему на ухо, схватив за ворот рубашки и притянув его к себе. Да, капец теперь полный будет. В школе я оставаться сегодня не планировала и просто побрела к району с самой офигенной площадкой по близости. Пусть хоть Стёпа порадуется. Тоже села на качели рядом с ним и немного оттолкнулась. Да, наверно теперь в школе вообще лучше не появляться. Раньше-то меня там не особо любили, а теперь. Просто блин обидно, да, я назвала своё имя, но блин, сколько этих Оль по всей Москве. Он же обещал, что всё будет скрытно. Падла, ещё и мою школу знал. Нахрена? А, ну да, чтобы мамочка мальчиком погордилась. Просто знаете, я никогда не скрывала от окружающих меня людей, чем я занималась, я считаю, такую правду лучше знать сразу. Люди сами поймут, оттолкнуть тебе или общаться. Я никогда не виню их за выбор, если он не в мою сторону. Но, я никогда не стремилась, настолько сильно погружать в это. Да, я давала интервью, он сам мне обещал анонимность. Просто это не тема, которую ты будешь обсуждать с девочкой по классу. Знаете, я мало людей знаю, с которыми спокойно можно поговорить о клиентах и поныть на их неадекватность. Просто сейчас все ещё сильнее ржать надо мной начнут. Клыка нет теперь, зато есть замечательная Инга Васнецова, которой в кайф, такое обсудить. Наверно будущей работой интересуется. Просто блин, там было то, чего я не хотела, чтобы знали конкретно они. А именно то, что я планирую в будущем. Мне от этого большее противнее, клиенты пофиг, я давно привыкла слушать кучу дерьма, что я во всём сама виновата, что клиентов провоцирую. Но блин, мои мечты это сокровенные, мне бы не было так обидно, если бы он не поместил моё фото и номер школы. Эти же дибилы теперь не дня не пропустят, чтобы не поугарать, что я хочу в ГИТИС. Что хочу уйти. Они не верят, что я уйду, все считают, что к двадцати годам я сноркаманюсь и сдохну в подворотне, при этом параллельно рожая своего несчастного ребенка, от хрен пойми, какого клиента. Просто чёрт возьми, дайте мне самой хоть шанс помечтать об этом. Дайте мне просто в школе не думать о том, что вы в меня не верите. Я сама в себя не верю. Я только в школе про это как-то забываюсь. Я сама не верю, что брошу это, я не верю, что моя жизнь может быть лучше, чем сейчас. Я чёрт возьми верю, что подсяду на вещества, потому что многие так заканчивают. Я думаю, что со мной будет тоже самое! Я не верю в себя. Не верю, что что-то может измениться. Мне кажется всё так и будет. Ни чем хорошим я не концу. Малолетние шалавы никогда ни чем хорошим не кончают. Я тяжело вздыхаю и поднимаю взгляд на крышу. Я не поняла, что, но что-то с неё полетело и упало с каким-то тихим звуком. Женщина лето сорок. Не русская, может с какого-нибудь Казахстана. Тоже спрыгнула. Стёпа только подрывается и тянет меня туда. — Мам, мам, ей помочь, надо, — тянет меня из-за всех. — Стёп, Стёп, подожди меня здесь, — осторожно останавливаюсь и бреду к ней. Вокруг уже собираются люди. Дети, две девочки лет восьми и она. Девочки синие, задушила, а потом сбросила и сама сбросилась. Мне честно, такая дичь знакома. Я сама так поступить хотела, когда Олег избил меня в хрен пойми, какой раз. Я хотела это сделать, вместе со Стёпой. Я правда хотела тогда всё прекратить. Правда дальше мыслей это не зашло, знаете это просто было нереально жутко. Когда у тебя есть ребенок, а ты думаешь, как бы вас вместе сдохнуть. Это был мост. Я хотела с моста. Хотела, чтобы нас долго найти не могли. Не знаю, почему. Я не видела тогда никаких препятствий, чтобы этого не было. Я думала так лучше будет нам обоим. Я честно заебалась уже тогда. Я думала, что честно убив себя и его так будет проще. Я просто выхода уже не видела. Мне в тот момент было страшно не от того, что я хочу умереть, я столько раз вскрыться пыталась, а от того, что, я настолько в отчаянии, что ребенка убить готова. Я понимала, что это плохо, что он умрет грубо говоря по моей прихоти и шизе. Но мне честно казалось, что так лучше. Я честно не знаю, что меня тогда остановила. Наверно просто невероятная жалость к Стёпе и злость на себе. Что я грубо говоря из-за своего эгоизма лишаю ребенка жизни и распоряжаюсь ею, а никто, человек только сам может ей вертеть, а не я. Может меня тогда остановило то, что я очень верила и верю, что Стёпа способен сделать себе большое будущее? Я искрении верю, что этот шибзик, ещё покажет себя. А ещё я не хотела, чтобы он почувствовал боль, умирать ведь больно, я не хотела, чтобы он это всё ощутил. Мне было тупо жалко его до слёз, а ещё дико страшно, потому что. Вот, вам самим страшно не будет? Я жить не хотела, умирать вроде тоже не очень, страшно было, за Артура было страшно, как он всё про меня думать будет и за Айну тоже. А главное Стёпа, за него было страшнее всего. Как, и что с ним будет? Я не могла тогда с ним так поступить. Я не могла его предать и оставить его одного в этом мире, у него больше кроме меня никого нет, и убить не могла. Видимо моя любовь к нему тогда нахрен перекрыла все чувства. И я не сделала этот страшный шаг. Прихожу к Артуру и падаю в кресло, грустно смотря на него. — Ты тоже это видел, да? — Видел, Оль, в школе пиздец, да? — Ну, как тебе сказать, пока нет, но этот урод слил, то, что не должен был сливать. Мы с ним договаривались. Но чё-то нет, Димаша сказал, что типа я исключена, а я показала фотки, где она трахал Любку, теперь наверно с ним будут разбираться, — поджимаю губы. — Есть предложение, Оль, кажется ты говорила, что ты не прочь рисовать, — хитро усмехается. — Говорила, — пока даже не понимаю, к чему он клонит. — Как насчёт, сегодня порисовать? Обещаю всё будет без критики. — Давай я не против, это лучше, чем клиенты. — Кстати, молодец, держишься без своей работы. Это круто, Оль, — улыбается. Едим в какую-то мастерскую? Или правильно студия? Наверно последние. Нас встречает типичный чувак из Франции или Италии, вот эти художники всегда на каких-то таких похожи. Ого! Тут холст и кисти. Стёпа был бы в восторге. — Привет, — он улыбается мне, всегда интересно узнать, где у таких чуваков сыр и вино, все же художники пьют, или нет? — Сегодня у меня к вам довольно творческое задание, если так сказать можно. Вы рисуете душу друг друга. — Это, как? — он наверно не знал, но у меня всё плохо с переносным смыслом. — Вы просто рисуете, как видите, это могут предметы, цвет, какая-то картина, полный полёт фантазии, как вы это видите. Ого. Ну ладно, пусть, если чё не обижается. Ну, если будет хреново, скажу, что абстракция, чё хотели? Хотя, мне кажется я буду по-лучше всяких художников, до сих пор не понимаю, чё находят в этом «Чёрном квадрате» Малевича. Может я не правильная? А может общество нахрен шизанулось? В это мне больше нравится верить. Первая идея, которая пришла, и которая я думаю прикольная. Рисую детскую, да вот так. Пусть будет розовая. С мишками Гами. Да, вот так. Чё дальше, кроватка, белая. С этим балдахином, в простонародье шторки. Так, игрушки. Артур, держит малышку, сам на красном троне. А в другой руке бокал и сигара. Всё просто. Я вижу, что он может быть реально заботливым отцом и классным мужем. Но при этом он никогда не откажется от профессии. Трон, потому что в борделе главенствует над всеми, красный цвет похоти, а бокал, потому что всегда сможет умело совмещать работу и ребенка. Ну и сигарета это наверно, как то, что он никогда не откажет себе в мелких удовольствиях. Во, как могу! — Так, ну и что у нас выходит? — проговорил чувак, мы кстати одновременно закончили. — Так, ну, как я тебя вижу, Оля, — усмехнулся он. Ого. Даже я такого от него не ожидала. Это была я, беременная блин. Помогала Стёпе зашнуровать ботинки, не смотря на огромный живот и наверняка связанные с ним неудобства. А рядом стоял чел типичный актер из Голливуда. Не смотря на это, на мне было тоже короткое платье и макияж. А на стенах висели куча плакатов всяких рок-груп и сериалов. — Вижу так. Нарисовал это, потому что вижу тебя нереально доброй девочкой, которая не смотря на то, что ей тридцать не потеряла свою молодость, и в душе всё тот же подросток. Что-то бормочу про картину. Но Артур кажется сам всё понимает. Как-то очень быстро с ним прощаюсь и ухожу с картиной. Я не видела себя доброй совершенно. Особенно сегодняшняя ситуация с Димашой, я наверно не должна была его сдавать. Я ведь давно набивалась на отчисление, я понимаю его, как директора. Но, мне ведь правда надо окончить школу. Хоть как-то. И наверно он сам виноват. Нечего трахать учениц за четвёрки. Я, столько раз поддевала Любку, не зная о том, как ей плохо дома, если бы я знала, что такое дома, я бы не относилась к ней так. Я бы может попробовала её как-то поддержать. Мне очень жаль тех, кто воспитывается такой матерью. Я понимаю у меня у самой она была просто отвратительной. Я много раз угрожала людям пистолетам, многие, конечно, заслужили, но это не повод. Я не была рядом с Айной, когда была ей так нужна. Я только психовала и орала на неё, говоря о том, что надо делать аборт, и что вообще, она дурра, я не пыталась никак понять её в той ситуации. Потом мы отдалились и как-то перестали общаться. Я сама оттолкнула, что ли. В тот период, когда была максимально важна поддержка, может, если бы я так сильно не циклилась на своих проблемах с Олегом, то ничего бы не было. Она сейчас была бы жива, не смотря на то, что такое приключилось. Я до сих не могу простить себя за тот случай со Стёпой. Просто, где были мои мозги, когда я решила оставить его на не совсем путевую подругу. Не смотря на то, что у меня есть Стёпа, я считаю себя девиантом. Я сломана, я считаю, что мне нельзя иметь детей, а Стёпу не могу отдать, потому что люблю. В будущем я их не заведу, чем я научить их могу? Когда сама блин, сломана. Я нормально воспитания не видела, как я воспитать могу. Я безответственная, когда я забываю купить продукты для нас. Я в тот момент не думаю о Стёпе, я часто кидаю его одного, когда мне куда-то надо. Добрые люди так себя не ведут, я не вижу того, что видит Артур, я просто вижу эгоистку, которая порой ещё не думает о последствиях. Нихрена я не добрая. Сука я последняя!