Привет. Меня зовут Оля. Мне 17. Я проститутка.

Я снова просыпаюсь от будильника и от своего адового сна. Снова стою по середине комнаты и смотрю на кровать, где лежит девочка лет десяти, которую перетягивают два мужчины. Твою мать, когда мне перестанет сниться это дерьмо? Порой мне кажется, что со мной это навечно. Никогда не избавиться не от этого сна, не от этого воспоминания. Медленно плетусь, только сейчас замечаю, что материна кровать пустая. Она что, решила выйти в свет и теперь быть не комнатной проституткой, а дорожной? Похвально! Надо выбираться из своей раковины, и из своей зоны комфорта. Так говорил один великий человек, наверно. А нет, всё оказалось проще, она просто в холодильнике шарится. Э, какого хрена она в холодильнике шабуришится? Да и ещё и на моей полке? Э! Чё за дела?! — Может объяснишься, — говорю я, заинтересована смотря на неё. — Ты чё охамела? Кто тебе дал право еду таскать? — Оль, ну ты же её всем покупаешь, — по голосу было понятно, что она относительно трезвая сейчас. — Нет, только себе, надо- иди зарабатывай, — качнула головой в сторону, блин сама призвала на дорогу становиться, но это всё равно лучше, чем комната, клиентов больше будет. — Оль, так я зарабатываю, — она помахала в воздухе несчастной соткой, которой в лучшем случаи хватит на паленную водку у бабки в метро. — Нормально начнёшь деньги зарабатывать, будешь что-то брать, — и взяв молоко заливаю им хлопья. — Оль, я вообще-то твоя мать, я тебя родила, может ко мне нужно нормально относиться?! — А может не нужно было всю мою жизнь под угрозу ставить, чтобы я тебя любила?! Почему ты не защитила меня тогда, в мои десять лет?! Почему ты ничего не сделала?! — Оль, прекрати, ты сама виновата. — Я, сама?! Знаешь, что пошла к чёрту, сука! Ненавижу! Конченная шмара! Когда ты наконец-то сдохнешь, чтобы не приходилось ещё за тебя платить?! Когда ты наконец-то оставишь меня, мразь?! — с силой запустила в её голову чашкой и нахрен выбежала из общаги. Затягиваюсь сигаретой и тяжело вздыхаю. Сколько раз подвергала мою жизнь опасности, а ещё и виновата у неё везде. Помнится мне было семь лет, когда меня пытались всего лишь то повешать. Мать тогда закрыла комнату изнутри и веселилась со своими двумя друганами. Была зима, а мы как бы на третьем этаже. И у меня тогда ещё не было мыслей, что сбежать можно тупо через окно. Это сейчас, если надо будет я из двадцатого этажа удеру, главное, чтобы рядом было дерево. Порой жалею, что не Человек-Паук, выстрелил паутиной и лети себе спокойно, в прекрасно далеко не будь ко мне жестоко. Так вот, я в тот день сидела в углу своей кровати и мелко трясясь всем телом читала книгу «Пиноккио» момент, где к нему прилетела та самая голубая фея. Как тогда мечтала о ней, хотя, почему тогда и сейчас мечтаю! Вот бы матери не стало. В какой-то материны собутыльники в край разбушевались и один резко убрал с меня мой защитный купол, то есть книгу. Называется повезло тебе, Оля, что из-за недоедания у тебя был маленький рост и вес, и заметить тебя было очень сложно. А чё? Книга отличный пример защиты и чего в ужасы все под одеяло лезут? Книга, вот лучшее решение, может призрак читающий попадётся? С меня тогда сорвали эту книгу и этот мудак мерзко мне улыбнулся. — Как тебя зовут? — Оля, — я продолжала также адски трястись. — Оленька, — он резко подхватил меня на руки, и поставил на табурет под люстрой, когда она у нас ещё была, не стоило Айне давать мяч по баскетболу мне в руки. Стояла я на этой табуретке, как на утреннике. Только стих про зиму осталось рассказать и Деда Мороза. А потом я заметила ремень. Дальше всеми пыталась отбиваться, но табуретку выбили из-под моих ног и тело повисло в воздухе, на мои вопли прибежал сосед и выбил эту дверь к чёртовой матери. Матери тогда от него досталось, неделю синяки не сходили, как и с тех гандонов. Самое ужасное в этой ситуации, что она просто сидела и ржала над этим, её ребёнка хотят убить, а она ржёт. Как после такого я могу любить эту суку? Прихожу в школу и ищу глазами Айну, она уже пришла и теперь тихо сидит за нашей партой, пряча лицо в учебнике, Боже мой, девочка, ты всего лишь идёшь делать аборт, расслабься. Смущаться надо было, когда непотребством занялись в его комната, сейчас уже поздно чего-то смущаться, дело сделано у него есть результат к моему великому несчастью и нам от него надо избавиться, как от синуса в уравнении, наверно, я не шарю в математике, я же вам говорила. — Привет, ты не передумала? — пронзая её своим невероятным, самым красивым в мире взглядом, а что, сам себя не похвалишь никто не похвалит, закон жизни. — Привет, нет идём сегодня. Во сколько у нас запись? — В четыре, а своему, что скажешь? — чё-то имя этого придурка совсем называть не хочется. — Нет, я порвала сегодня с ним, но про аборт не сказала, я думаю может с него денег потом выкачить? — Неплохая идея, только не смутит его, что живота нет? Хотя, таких, как он по-моему ничего не смутит. — Я думаю, может сказать, что выкидыш, и чтоб они морально конпенсировали. — Ну, как вариант, мать сомневаюсь, что будет проверять всё на достоверность, она не из таких, и это нам на руку с тобой. Только… Куда тебе деньги? — На студию музыкальную коплю, может открою, — она только поджимает губы, словно стыдится этого, да и почему мы дети из неблагополучных семей всегда мечтаем о чем-то невероятно несбыточном, из-за того что в нищете, что ли жили? — Ты сегодня с Олегом куда-то идёшь? — С чего ты взяла? — пытаюсь сделать максимально не заинтересованное лицо. — Просто предположила. — Никакой личной жизни, — бормочу я. — Короче, в четыре в клиники, адрес вот, — подаю ей измятый листок с координатами. — Я подъеду в это же время. Громкий звонок, снова русский, ну вперёд, насколько всё плохо с запятыми? — Здравствуйте, садитесь. Так, ну пожалуй начнём. Сегодня я проведу у вас диктант, чтобы понять, где у вас пробелы и с чем надо работать. С некоторыми я думаю придётся работать индивидуально. — Да у нас везде пробелы, Олег Александрович, — хмуро заметила я. — Я не думаю, что всё так критично, — вот этот оптимизм ещё не кого до добра не доводил по себе знаю. — А что значит индивидуально? — спросила Любка. — Это не то, что ты думаешь! Люб, пойми, что индивидуальные занятия, это не секс, а это более высшие и великие дела, это учёба, — проговорила важным голосом. — Шнурова, сам-то, когда у тебя в последний раз было? — А ты чё завидуешь? Климакс уже начался, не кому не нужна? — Так, стоп! Тихо! Девочки, успокойтесь, иначе мы так никогда диктант не начнём. — Вот, блин, надо было нам по-дольше потянуть, — и записываю в тетради число и самое замечательное и красивое в мире слово «Диктант», сколько эмоций, сколько впечатлений и только за один день, в Диснейленд блин не ходи. После уроков аккуратно захожу в кабинет Олега. Интересно он ещё сам не забыл о своём предложении, а то я тут понадеялась, а он мне, как ответит, какие курсы? А что, может он из тех, у кого короткая память, хотя будем вместе с короткой памятью, вдвоём веселее и не так скучно. — Здравствуйте, вы кажется говорили про курсы, вы ещё помните про них? — чувствую себя максимально неловко, так и мнусь на пороге. — Да, Оль, я помню, сейчас пойдём. Кстати, я проверил твоё упражнение довольно неплохо, — говорил он, когда мы вышли на улицу, так, если я сейчас ещё и его тачку увижу, то точно буду верна в своих убеждениях, что он чен итальянской мафии. — А чё по диктанту? Всё хреново? — Оль, что за слова? — Извините, хотя я уверенна вы слушали слова и похуже, в том числе и от меня, — усмехаюсь. — Слышал, но я не люблю, когда такая красивая девушка сквернословит. — Вы считает меня красивой, — я аж остановилась от такой неожиданности. — Считаю, это новость для тебя? — Ну вы второй человек, точнее мужчина, который говорит, что я красивая, первым был мой сутенер. Кстати, давайте сразу договоримся, без рукоприкладства. — Оль, за кого ты меня принимаешь? За педофила? — Среди учителей есть такие, — протягиваю я. — Например, назови хоть одного. — Чикатило. Он преподем был. — Оль, давай ты оставишь эти мысли, это всего лишь курсы. — А чего вы туда ходите? Не состоявшаяся мечта стать актером, но она не удалась, поэтому вы в школе. — С чего ты так решила, я хотел быть учителем. — Олег Александрович, не обижайтесь, но вы больной, хотеть работать с нами, вы кажется страдаете мазохизмом, — усмехаюсь я. — Кстати, у вас девушка есть? — резко спрашиваю. — Она была, но там всё печально окончилось. У нас с ней уже практически была семья, она была беременна, но потом попала в аварию и не выжила. Только поджимаю губы и смотрю под ноги, резко стало неловко за свой вопрос. Хотя, что чёрт возьми должна предугадывать каждый поворот его жизни и истории. Девушка жалко, и его тоже. Но это означает, что он свободен, может я в будущем буду иметь на него какие-то виды. Хотя, захочет ли он вообще заводить отношения после ТАКОГО, слышала, что после такой дичи, выживший партнер часто винит себя, типа не уберег, но может он не из таких. Заходим в какое-то небольшое помещение, так отлично цыганских юбок тут нет и бубнов тоже, значит точно не секта, а то мне одной в своей жизни уже хватает, та, которая в подвале, чувствую только это слово может охарактеризовать нас. Хотя, можно ещё община называть, но это кажись что-то из другого разряда. Так, отлично, меня даже не заметили, видать супер-способность стать невидимой всё-таки воплотилась в жизнь. Или они все такие эти творческие люди не замечают других? Ладно, я торжественно заявляю, что готова терпеть их тараканов! Моих же все терпят, бедные. — Так, сейчас я каждой паре дам предмет, который вы должна изобразить. Задача на сближение с партнером. У нас была свеча. Я даже опомниться не успела, как почувствовала, как он резко прижал меня к себе и ощутила его дыхание на своей шеи. Тут же вывернулась из его плотного кольца рук. — Что не понятного в фразе не прикасаться?! — срываюсь и ударяю своей сумкой и выбегаю нахрен из этого места. Этим мужикам вечно всё приходится разъяснять, сказано не трогать, так, конечно, через пять минут, они начинают тебя лапать, неужели он не мог показать эту грёбанную свечу как-то по-другому, да хоть, как, но не касаться. Можно же на расстоянии как-то всё показать наверно. Он прижимал меня к себе также, как тот тип тогда в мои десять лет. Чёрт возьми, я не могу адекватно реагировать на касания! Мы блять с ним знакомы пару дней, а моя зона комфорта уже полетела к херам, какого чёрта он творит?! Так захотел почувствовать молодое тело, конечно бывшая ведь померла, а тут такой шанс, почему бы и нет. У меня это табу. Такое же табу, как в табу в сексе. Вы же на первом свидании не позволяете партнеру ласкать ваш клитор рукой под юбкой, а не позволяю себя трогать разным мужикам. И плевать, что мы знакомы и он мой препод, мне от этого не легче. Зачем он вообще это сделал, он же обещал. Вечно они обещают, а по итогу ничего не исполняют. Просто я думала, что мои слова и чувства для него что-то значат, а оказывается, это такой же пустой звук, как болтовня нашего химика на лабораторке. Просто чёрт возьми, было как-то обидно, что он сделал, как я просила. Блин, в этом ничего сложного, почему нельзя просто выполнить, что прошу я. Не знаю, я в принципе не любила касания мужчин. Только один мужчина на данный момент имел право меня касаться, Артур. Вот он кредит доверия прошёл и как-то сразу располагал к себе что ли. Остальные же просто вызывали раздражения, не знаю, просто какая-то неприязнь. Как будто что-то противозаконное совершается. Хотя, я понимаю, что в этом нет ничего страшного, мозг мой отказывался это понимать. Просто почему-то сразу представлялись какие-то чёрные, грязные руки, похожие на мерзкие лапы животного и к горлу подкатывал рвотный рефлекс. И с ним было тоже самое. Я чувствовала себя какой-то грязной в этот момент, что ли, как будто мне теперь надо оттираться от них. Мне казалось, я сразу слышала какой-то запах страсти и секса, не этот мило-романтичный, а именно какой-то похабный и грязный, этот мерзкий запах всех выделений на планете, и мне казалось, что этот запах теперь и на мне. И только одно единственное желание, оттолкнуть и долго омываться в ванной и тереться железной мочалкой до красноты и крови, чтобы избавиться от этой мерзкой облепившей меня грязи и этого омерзительного запаха. К клинике прибываю ровно в четыре, Айна уже сидела в коридоре и ждала меня, тут же бросилась ко мне, крепко обнимая. — Тише, не чего ты? Всё будет хорошо, давай, тебе уже пора, — слегка подталкиваю её к кабинету Вики. А сама сажусь на мягкий диванчик и втыкаю наушники, слегка прикрывая глаза. Через сорок минут выходит и мы тихо выходим на улицу. — Ты, как? — сжимаю её холодную ладонь. — Не знаю, нормально наверно, просто как-то странно теперь себя чувствую. Просто так обидно, что хотела чего-то адекватного в своей жизни, а эта адекватность полным гандоном оказался, — она разворачивается и бредет в противоположную сторону к метро. Всё-таки аборт это было самое лучшее решение в её ситуации. Айна не та, которая смогла бы дать своему ребёнку всё самое лучшее. Я видела примеры девчонок родивших рано, но прикол в том, что все там были благополучные и парни у них были нормальные, они морально были готовы к беременности, родам и последствиям. Даня не был готов стать отцом, он решение-то сам принять не может, уверенна, что даже вкусов чипсов «Lays» ему выбирает мама, а тут ребенок. Он бы либо не работал, либо был бы полной тряпкой, который под хрюканье матери что-то делает. Знаю Айну она не ужилась бы со своей будущей свекровью. Она слишком свободолюбивая, она вообще топила за то, что она не должна своему мужику суп варить и трусы его стирать. А тут чисто привет патриархат. Да, и камон, эта Айна, сколько раз мы с ней зависали в клубах, возвращаясь под утро и пропуская три первых урока. Если бы у неё появился ребенок, то прощай наш клубешник. Не верю, что она смогла бы стать сейчас ответственной матерью, тем более мать Дани настаивала на том, чтобы бросить школу, а если он потом её бросил. Куда она с ребёнком? На панель? Его мать явно бы её выгнала. И мне кажется, что она могла бы спокойно войти в статистику тех, у кого послеродовая депрессия. Всё же бы рухнуло в момент, относительно спокойная подростковая жизнь, крах. Мне вообще кажется нам нельзя заводить детей, мы же моральные уроды. Искалеченные и поломанные своей семьей. Мы сами не видели теплы и ласки, любви, какой-то ответственности, адекватной жизни. А тут рожать новую жизнь, когда ты в себе не разобрался. Честно, сейчас думая о будущем, я не вижу себя в роли матери, мне от одной мысли становится страшно. Если я забеременею, то сделаю аборт, мне кажется я ничего не смогу дать это новой жизни. Что я дать могу, я сама ничего не видела. Мне вообще стремно, мне кажется, когда я рожу, то просто пойду по стопам своей матери и также начну бухать. Нет, не хочу я так. Такой моральный инвалид, как я, не должен рожать. Захожу в подвал, сажусь на стульчик, сегодня кажется должен был рассказывать последний чувак. Достаю сигарету и затягиваюсь, не было сил терпеть и ждать, хотелось прямо сейчас хоть немного отвлечься. Совсем чуть-чуть. — Привет, я Рома я из Чечни. Ого! Нифига себе! Тот самый, который свалил и оставил её, интересно он следит за всем тем, что там происходит. Хотя, как ему следить? С биноклем к границе подбегать что ли? Только через телик, и за кого топит? Хотя, если семья слиняла сюда, значит за in the Russia. — У меня есть брат, который думает, что кот и вечно пьющий отец, который всё ещё думает, что находится ТАМ, — он резко замолчал и поник. Ага, кажется мы нашли человека, который ещё менее сговорчивый, чем я. Ну вот, а про меня все говорили, я наоборот ещё оказалось ого-ого, чем он. Да, потрясающее объяснение, а главное так понятно, короче лучше его! Мы выходим через час и я заинтересованно на него смотрю. — Мальчик кот, — спрашиваю я. — Синдром Маугли типа? — прикиньте я такие умные слова знаю, я не совсем тупая, хотя наверно смотря на мою работу вы давно считаете меня аморальной шлюхой, да и похуй, клала я на вас и на ваше охуеть, какое важное мнение, меня всё равно осудили все, кто можно. — Синдром Маугли? — он только отрешенно смотрит на меня. — Типа того, откуда знаешь? — Читала, можно к тебе? — Интересно посмотреть на него, словно на чудика из зоопарка. — Ну, если я скажу, что я иду к тебе чисто из благородных побуждений ты ведь не поверишь, так? Но я могу, чего-нибудь купить, с деньгами наверно дикий напряг, да? — Ну да, отец адово пьёт, а у тебя откуда деньги? — мы направляемся к магазину. — Я проституткой работаю, мать нигде не работает, я полностью обеспечиваю нас. — Хреново, если что я не осуждаю, таким, как нам нужно хоть как-то выживать. — О! Класс! Первый чел, который не осуждает, дай пять! Покупаю какой-то торт, а что мне помогает. Создаётся иллюзия, что твоя жизнь не такое дерьмо, как ты думаешь, если ты сидишь и в одиночку ешь его, сразу как-то становится легче, что ли? Хоть на пару часов это точно, ну это уже зависит от размера торта. Приближаемся к обычной пятиэтажки, да своя квартира, я о таком удовольствии и не мечтаю. Поднимаемся на пятый этаж, на пороге нас встречает мальчик лет четырех наверно. Серые глаза, светлые волосы, в красном полосатом свитерке и синих джинсах. Да, Барсик нынче уже не тот. Увидев нас, он убегают на лапах, тьфу на руках, совсем запутаешься с ними. — Ну всё, теперь ты его хрен достанешь, под кровать забился, — говорит Рома со знанием дела. — Ладно, я пока чай поставлю. Так, я не из тех, кто сдаётся. Он чё думает, я просто так легко, а вот нет. Ща, я его достану. Иду за этим чудом. И невольно думаю, как всё плохо. Ад, какая маленькая комната для двух пацанов. Обои уже сходили со стен просто лохмотьями и кажись я вижу бетон. Две кровати, которые кажется даже размерами не отличались. Шкаф, тоже один, блин я чё из соц опеки, так всё оцениваю, а что может пойти, буду у них там главным проверяльщиком! В углу было накидано пять игрушек, типа знаете, это из разряда: «Я люблю своего ребёнка, смотрите у него есть игрушки. Всего пять штук». Стоп, а как его зовут? — Рома! — кричу я. — А, как его зовут? А то я не сранный Кашпировский, чтобы имена угадывать. — Стёпа, — резко раздаётся из-под кровати, ну и нахрена я кричала, только голос срывала. Он смотрит на меня из-под кровати огромными глазами и только немного шипит, блин, в натуре, как кот это делает. Охренеть. — Эй, я типа не обижу, — осторожно протягиваю к нему руку, но тут же отдёргиваю, он выставляет вперед свои «лапки». — Меня Оля, зовут, я вам там чего-то вкусненького принесла, хочешь покажу? На кухню со мной пойдёшь, — я даже не знаю, как его выманить, ласково глажу по коленке, может это его как-то успокоит, кошек обычно так успокаивают, кошек, а это твою мать ребенок, чёрт сюр какой-то. Кажется это и правда на него как-то по-особенному влияют, и он осторожно выглядывает из-под кровати. — А что вкусненькое, — в его глазах какая-то заинтересованность и надежда, что сейчас это не будет перловка, но в другом виде, они наверно только её едят, дешево и сердито, прям, как мои хлопья, хоть хлопья по вкусности и то перевешивают, вашу перловку. — Я торт купила, хочешь с нами, — только сейчас понимаю, что всё сижу на корточках рядом с ним. — Хочу, — я аккуратно сжимаю его маленькую ладошку, и он на трёх руках теперь чапает вместе со мной на кухню. Там он резко запрыгивает на табуретку, а с неё на стол. Так, только на прыгай на холодильник, мы этого не переживём, и холодный бедолага тоже. Только сейчас понимаю, что у них есть вторая комната, которая закрыта. Это, что как в сказке «Синяя Борода» в одну комнату входить нельзя и ключ тоже тяжело найти, я ведь правильно её помню? Надеюсь, что да. Осторожно открываю дверь, какой-то зеленый диван, телек чё-то говорит, опять про власть и мужчина сидит ко мне спиной. Он резко подскакивает и кричит. — Тварь! Не приближайся! Уйди, уйди мразь! — еле успеваю захлопнуть дверь и слышу, как пуля пробила дверь. Да ну тебя нахер. Успокойся, я надеюсь, что он сейчас тут не перестреляет всех к чёртовой матери, но вроде тихо, как мало надо человеку для счастья и защиты, всёго-то один раз пальнуть из ружья. — Оль, ну не надо было лезть в эту комнату, ты думаешь, почему она закрыта? — Всё, всё, я поняла, у тебя просто шизанутый отец, такое бывает, — какое блин бывает, хотя по-моему тут уже нельзя ни чему удивляться. — Он у тебя из-за Чечни такой? — спрашиваю и начинаю поедать торт со взбитыми сливками шоколадом и орехами. — Да, когда в Грозном начали стрелять, у него крыша и поехала, а потом ещё его отца убили, тогда всё вообще полетело. Мы на последние деньги сюда переехали. — А мама твоя где? И почему со Стёпой, такое приключилось, — он сейчас сидел на столе и ртом ел торт, весь перепачкавшись в сливках, но выглядело это чёрт возьми умилительно и забавно. — Мама умерла, рожая Стёпу, роды были очень сложными и спасти её не удалось. А отец запил, и возненавидел Стёпу, у нас в квартире был чулан и он просто там его запер, вместе с кошкой, Оль, я честно пытался ему помешать, но вот, — он поднял футболку и я увидела жуткие шрамы на спине, наверно, как тридцати-сантиметровая линейка, очень были похоже, будто просто со всей силой царапали бутылкой, точнее резали. — А потом умер, дедушка, и вот мы сюда перебрались и он Стёпу выпустил, но как ты видишь всё хуже стало. — ПТСР у него, слышал про такое? Посттравматический синдром, такое бывает, когда люди переживают какие-то сильные потрясения. А ты вообще, как живёшь? — У меня друг есть, у которого мать неплохо зарабатывает, они помогают, минимально, знаешь, чтобы свет, газ, вода была, ну и на еду немного. Просто мне за Стёпу страшно. Куда его девать? Я каждую ночь ухожу к другу, а его туда не возьмёшь. Я порой думаю, может нахер его сдать. — Куда сдать, в секс-рабство и получать деньги, как посредник? — Оля! Я вообще не о том! Я про дет дом говорил, ему там наверно будет лучше, обучат всему. — Я могу его сегодня с собой взять, знаю место, где можно спокойно переночевать, хочешь так поступим? — Оля! Ты не представляешь! Чёрт, я так тебя люблю! — он резко обнимает меня, так-так, чувак, ты мне тут чувствами не разбрасывайся, ты-то меня любишь, а тебя нет, у меня Артур вообще-то. — Хочешь со мной пойти? — спрашиваю я Стёпу. — Хочу, — он доверчиво улыбается, и даёт мне свою руку. — Только давай, сначала умоемся, — веду его в ванну, и искренни надеюсь, что там нет устриц, тьфу тараканов, с этими животными совсем запутаешься. Но нет этих четвероногих или восьминогих, сколько у них там лап, без понятия, не вижу. — Оль, спасибо, — говорит Рома. — И за торт тоже. Киваю и сжав, ладошку Стёпы, выхожу на улицу. Знаете, в очередной раз убеждаюсь, что животные намного лучше людей. Отец запер его в чулане с кошкой, на четыре, мать его года. И кошка смогла, научила выживаться, выходила, как вообще умела её, кошачья натура. Мне порой кажется, что если белки захотят, они и то смогут ребенка воспитать. В отличии от людей, эти мохнатики делали и делают хоть что-то, моя мать и их отец, и то, такого не делали. А вообще у Стёпы есть шанс, на нормальную жизнь, или уже нет? Но кажется он в принципе понимает, что вокруг него происходит, да он даже на имя своё отвлекается, и не выглядит, он как умственно-отсталый. У нас в коррекционном классе, есть те, у которых на лице написано: «Крышка. Как жить не знаю». А у него больше какого-то отчуждения что ли в глазах. Просто есть ли у него шанс на социализацию? Наверно есть, он ведь даже на двух ногах стоял. Только я не очень понимаю, насколько это будет эффективно всё-таки, если его сдать его в интернат. Мне кажется таким, как он там заниматься не будут. Посадят где-то в самом углу, чтобы не вылазил и дело с концом. А потом обязательно поставят ему кучу диагнозов, что тупой и так далее, а старшие, только будут сильно издеваться над ним. Если уж и отдавать, то только в хорошие руки, не знаю, какой-нибудь богатой паре с Рублевки, которые хотят иметь детей, но не могут, и которые будут любить ребенка любого. Пусть он даже котом будет. Просто дома-то опасно, кто знает, что этому шизику взбредёт в голову? Может он подумает, что Стёпа это русский и его надо уничтожить! И чего тогда, всё, кранты ему! Застрелит его один и раз всё! А потом наши доблестные менты ещё и скажут, что он не вменяем, и будет он в психушке сникерсы жрать. А может всё вообще на Рому повесят? Наверно, надо с ним как-то заниматься, ключевое слово «как-то». Книжки читать, играть, говорить, что не кот, да хреновый из меня врач. Может Артур подскажет, чё зря у него, что ли вторая вышка это психиатр. Захожу в бордель, и чувствую, как на меня пялютсю все и сразу. — Так, те, кто хоть слово скажут, сразу получат каблучанским! Я уже их снимаю! — быстро стянула туфли теперь размахивала ими над головой, главное в люстру не попасть, а то пиздец будет. Девочки только шокированным взглядом на меня смотрят, но молчат и ничего не говорят, Света тоже молчит, захожу в кабинет Артура. — Привет, можно мне его у тебя оставить? — спрашиваю я, а он запрыгивает на стол. — Оль, кто это? — Артур только недоумевающим взглядом смотрит на него. — Стёпа, — откликается он. — Артур, ну пожалуйста, ну там долго рассказывать, ну идти некуда. Ну плиииз, — тяну я. — Оль, ты понимаешь, что ему не место в борделе, а если в кабинет кто-то зайдёт, я что скажу, что он мой внебрачный сын, куда мне его девать, его же никто видеть не должен, да и чем мне его занять. — Я могу в фкаф спрятаться, — проговорил он, офигеть, в первые вижу ребенка, который говорит букву «р» замечательно, но с буквой «ш» проблемы. И он тут же пытается вскарабкаться на шкаф, но Артур его вовремя стаскивает. — Так, давай таким образом поступим тогда, будет сидеть в моём кабинете, всё равно девать его уже некуда. Будем телик смотреть, — резко заключил он, сажая Стёпу на колени. — Спасибо, ты лучший! — крепко обнимаю его за шею и целую в щёку. — Оля, Оля, — только усмехается он, прижимая меня к себе. — Порой поражаюсь тому, что ты вытворить можешь. Ближе к восьми меня забирает клиент и опять на ночь. Зачастили они чего-то с этим. Вообще клиенты на ночь делятся на два типа. Первый тип- идеальный, который тридцать минут с тобой занимается сексом, а потом тупо спит, и ты тоже. Второй топ- мудак, который заказывает тебя на всю ночь, с целью извратиться в фантазиях по-максимому и просто всю ночь творить адовую дичь. Второй вариант встречается практически всегда, первый намного реже. Снова типичный клиент, мужчина за сорок в строгом деловом костюме и с лишним весом. Едем на его квартиру, которая снова довольно хорошо обставленная. Машинально ложусь на кровать, и он начинает своё дело. Привычно стону. Если вы не знаете, как выглядит постанова, то просто посмотрите на секс с проституткой. Конечно, я не получаю никого удовольствия от его толчков, я вообще воспринимаю, это как добровольное изнасилование, мне тупо больно и мерзко. Но стонать надо, чтобы клиент поверил, что он охуительно хорош в постели, я от него прямо нереальный оргазм получаю. Считайте, я просто поднимаю его самооценку за деньги, этакий личный специфический психолог. Он резко останавливается и не понимаю в чём дело, он ещё явно не кончил и не получил свой оргазм. Он только скептически вглядывается мне в лицо, и его взгляд мне не нравится, в нём была какая-то ярость. — Ты даже не мокрая, — шипит он. — Я тебя даже не возбуждаю, сучка, притворялась ещё тут мне. Вау! Вот это открытие! Я оказывается притворялась! Сори, но никто из клиентов не может меня возбудить! Я ничего не чувствую, максимум наверно с кем я могу получить оргазм в будущем, это Артур. Потому что я к нему что-то испытываю. Я думаю, что оргазм это не чисто влияние одного тела на другое, но и эмоции и чувства, которые ты испытываешь к человеку, и вкупе всего, ты получаешь удовольствие. Хотя, я слышала многие говорили, что просто было классно заниматься сексом, не понимаю этого, как может испытывать что-то приятное, когда ты не любишь партнера и он тебе отвратителен. Меня резко хватают за волосы и бросают в угол комнаты истерично вскрикиваю и закрываю голову руками, когда вижу, как в меня летит стул. К счастью он попал мне только по моей бедной макушке. — Ублажай себя, давай, сделай себе приятно, — он наставляет на меня камеру. — Иначе хуже будет. Чёрт! Да, чего он прикопался? Ублажай себе! Да за свои семнадцать лет даже ни разу не мастурбировала! Какое ублажай себя! — Я не буду, — испуганно пищу. Резко хватает меня за горло, и ведет прочь из квартиры. Всю трясусь, пытаюсь как-то вырваться, но он только крепче сдавливает горло. Спотыкаюсь, перескакиваю несколько ступенек, сколько раз я уже ударилась, страшно представить, ноги болят. Выходим на улицу, даже не смею вырваться, склоняет меня на колени и продолжает тыкать камерой в лицо. — Давай, сделай это здесь, чтобы все видели. Смотрю на тачку Саши, он резко вбегает из машины, выхватывает у него эту чёртову камеру и бьёт ею ему в голову очным ударом. Срываюсь с места, бегу в его квартиру, в спешке натягиваю шмотки, хватаю пару крупных купюр и залезаю в тачку Саши. — Давай к Артуру на точку, пожалуйста, — прошу я. Мгновенно срываемся с места и едем к нему. Захожу в бордель, все девочки уже разъехались, только Света, читает книгу и окинув меня взглядом продолжает читать дальше. Захожу в его кабинет, Стёпа свернулся в клубочек на полу. — Оля? Чёрт, что произошло? — он вскакивает со своего кресла и оглядывает моё лицо, блин ещё и по нему попал. — Клиент, опять, — только и говорю я. — Поехали, Оль, поехали, давайте в мою машину. На руки подхватывает Стёпу и мы садимся в его машину. Когда оказываемся у него дома, Степу обустраивает на диване. Я только отправляюсь в душ и говорю, что скоро приду. После горячего душа, сижу на подоконнике абсолютно голая и только курю. Почему с нами вечно так обращаются? Почему нельзя просто нормально и адекватно обращаться с тем товаром, который ты купил. Они ведь не покупают книжку, а потом рвут её страницы, разхреначивают обложку, вклеивают страницы в неверном порядке и пишут на всю страницы мудак или сука или что-то в этом роде. Почему вечно с нами так? Мы по сути такой же товар, только у нас есть пресловутые чувства и эмоции, в отличии от этой несчастной книжки, который будет не холодно жарко, даже, если он решит подрочить в неё. А я вообще-то живая! И можно со мной обращаться нормально. Они же в первые очередь показывают себя не с лучшей стороны, хотя, какая им разница, они считают себя богам и царями, раз снизошли купить нас. Сколько раз мне говорили, что я невероятно грязная и вообще фу. А они тогда, кто? Они-то тоже не лучше, они получаются такая же грязь, которая нас покупают, если они говорят так, то и про себя в том числе. Они решили купить грязь, охренеть, они что внутренние мазохисты, которые решили испачкать свои красивые тела, таким дерьмом, как мы. И самое обидное, ты им ничего сделать не можешь. Я не могу пойти к ментам и рассказать про моего насильника, который изнасиловал меня, когда я была без сознания. У меня тоже будет статья, только 6.11, занятие проституцией, и меня вообще не примут, ведь проституток не могут изнасиловать, как меня вообще можно изнасиловать, если я продаю секс за деньги, да ну бред какой-то. А этому мудаку ничего не будет, вот вечно виноваты мы, а не они, вообще это они нас покупают, значит рождают предложение, садите их тогда, как в Швеции делают. Просто до чёртиков обидно, что меня моя страна даже защитить не может. Защищают в данной ситуации все, сутенеры, старшие администраторы, водители, но не менты. А этому клиенту ты ничего не сделаешь, только в чёрный список его занесут. У сутенеров есть своя база, с чёрным списком, там самые жестокие клиенты, в принципе у всех она одинаковая, они общаются между собой, чтобы понимать, какие клиенты просто опасны. И этот список чёрт возьми просто огромен, мне кажется он больше какого-нибудь Неклюдово. И вообще, почему у нас сделать эту проституцию легальной? В Новой Зеландии так сделали и всем хорошо, по крайней мере там можно не бояться за свою жизнь, я могла посадить эту мразь, я была бы не виноваты, судили бы только его. Просто от этого же тоже есть выгода, сколько извращенцов можно тогда посадить. Может потом намного меньше бы девушек терпели абьюзеров и мудаков. Эти же клиенты со всеми такие. Хотя, я прекрасно понимаю, что нам такое не выгодно. Как эти менты тогда будут делать подарки своим женами на восьмое марта и Новый Год, они же крышуют нас и Артур отваливает, не хилый чек в пятьдесят тысяч. А ещё можно юзать на субботниках, сплошные плюсы. Какая легализация о чём я? Ведь это так приятно иметь хороший не законный доход и трахать нас бесплатно с разных позах, о которой жена не согласится. Тяжело вздыхаю и взяв зажигалку только прижигаю своё плечо, а лезвием хреначу себя по ляжке. Я не знаю, зачем я причиняю себе боль. Возможно таким способом наказываю себя, я ведь прекрасно понимаю, что я грязная и аморальная шлюха, наверно таким образом и правда наказываю. На мои плечи страшно смотреть, до локтя, и меня идут крупные шрамы и ожоги, иногда прижигаю себя сигаретами, но сейчас чаще начинаю использовать зажигалку. На руки честно страшно смотреть, обычно Артур замазывает мне всё это тоналкой, потому что мне самой адски больно прикасаться к этим шрамом. Губы тоже я искусываю в кровь, а потом готова орать, когда крашу их помадой, больно прикасаться. Ногти, та же история, пальцы порой искусаны до мяса. Просто мне это очень помогает порой, как сейчас например, порой, настолько больно и плохо душевно, что я просто не в состоянии с этим справится, хочется так кричать от этой боли, знаете, чтобы все слышали. Но мой крик не кому не нужен. Поэтому просто отыгрываюсь на себе, как могу. Зато легко становится, мозг сразу забывает про душевную боль и переключается на физическую. Это, конечно не сравнимые вещи, но это очень помогает. Возможно это ещё злость на клиентов, я им ничего не могу ответить, и выпускаю её таким образом. На мать может тоже, но чаще всего, я просто хочу заглушить душевную боль, мне честно нравится этим заниматься, это очень сильно меня успокаивает. Сразу как-то легче становится, хотя Артур говорит, что мой селфхарм, как это называет, просто последствие того, что произошло. Возможно. Я не знаю. Зато одно знаю точно, не прекращу я этим заниматься, главное просто не переборщить, а то порой некоторые думают, что умереть хотела. Нет, это просто с большей силой по плечу фиганула, чем обычно. Если я хочу умереть, то просто порежу себе вены. Плечи тут нужны. Резко наношу себя удар лезвием по плечу. Твою мать! Боль, такая, что я закричать готова, но только стойчески сжимаю зубы. Испуганно смотрю на плечо и вижу кость, я порезала себя до кости. Кровь льётся рекой. Вскакиваю с подоконника и бегу к Артуру, зажимая порез рукой. — Артур, Артур, чёрт, можешь помочь? — говорю, тормоша его. Он только сонно открывает глаза, но кажется вмиг просыпается. — Оля, чёрт, подожди, сейчас. Сейчас, всё сделаю, — он быстро ведёт меня на кухню, крепко пережимает порез и туго завязывает. — Так, ну должно помочь, — вижу, как кровь пачкает бинт, но чувствую, что она уже не так сильно течет и через пару минут, она затихает. — Пойдём спать, Оленька, пошли, — надеваю его рубшку и заползаю к нему под одеяло. — Что там с Стёпой? Всё плохо? — спрашиваю я. — Не сказал бы, интеллект у него сохранился, но все поводки кошачьи. — Это можно как-то поправить? — Можно, главное, что он может мыслить и отвечать, это большой плюс. Всё, Оленька, засыпай, был адский день, засыпай. Устраиваю голову у него на груди и глаза сама слипаются, под одеялом, тепло и уютно, сама не замечаю как проваливаюсь в сон.