Все, что у меня есть

      Если что-то может пойти не так — оно пойдет не так.       Стоило бы усвоить это уже давно, особенно, учитывая участие шисюна, то ли еще до рождения кем-то проклятого (Ваньинь старательно прогнал мысль о матушке), то ли просто носителя хаоса в крови вместо одной из стихий.       Он дал шисюну три дня, надеясь, что тот отоспится, отъестся и будет в состоянии драться на мечах. Но у спустившегося с проклятой горы Усяня меча при себе не было, зато был лютый мертвец с пробужденным сознанием. Ваньинь только по лбу себя хлопнул ладонью и тут же язвительно поинтересовался, как шисюн собирается держать свое «оружие» в руках — за ноги или за голову? Потому что условие было именно таково.       — Никак, — уязвленно буркнул Усянь.       — Где Суйбянь?       — Забыл. Не важно. Флейта — вот мое оружие. Начнем? Вэнь Нин, оставайся на месте!       Странная это была драка.       Во-первых, Ваньиню впервые доводилось нападать на человека, который вроде бы стоит и никак не защищается, играя на дицзы. Это оказалось обманчивым, конечно, но прежде понимания все равно обескуражило. Первые движения Ваньиня были скованными и неловкими. Но когда от окутанного темной ци Усяня полетели первые дымные всполохи, стало полегче, он перестал восприниматься как беззащитный.       Во-вторых, он должен был ранить его в руку, в руку! В любую, и тогда бы условие было соблюдено... Наверное. Вот только он подозревал, что даже с раненой, да даже с полу-отрубленной рукой упрямец Усянь все равно будет драться, так что решение поменялось почти сразу. И все, что могло пойти не так — пошло не так.       Он хотел ударить так, чтобы рана затянулась быстро — а значит, бить надо было в подреберье, рану в кишках золотое ядро закроет в считанные часы. Он бы так и ударил, только не успел учесть того, что едва очнувшийся мертвец сочтет это опасным и презрит приказ Усяня оставаться на месте. Не успел учесть и того, что под удар Вэнь Нина подставится сам брат, получив сразу две раны — от когтей лютого мертвеца и от его меча.       Вэнь Нин тотчас отступил, с ужасом рассматривая окровавленную по запястье руку, Ваньинь, грязно выругавшись, бросил Саньду в ножны и подхватил падающего шисюна. У того на лице было написано непонимание, растерянность и первые отголоски боли. Похоже, он еще не понял, что у него прямо сейчас в теле образовались две несанкционированные дырки: первая — жуткая, в спине, с месивом осколков ребер, пузырящаяся ярко-розовой пеной, и такая же пена вскипала на губах Вэй Усяня; и вторая — в подреберье, насквозь, выше, чем рассчитывал Ваньинь, а потому опаснее.       — Беги в поселение, пусть Вэнь Цин готовится к работе. Я его принесу, — рявкнул он на застывшего мертвеца, тот, дернувшись, соизволил отмереть и рвануть в гору.       Ваньинь, крепко прижав брата к себе, принялся сливать в него ци, но почти сразу понял, что что-то не так. Духовная сила уходила, как в песок, а раны продолжали кровоточить. Печать, которой он научился на войне, тоже не сработала. Все, что ему удалось сделать — это приклеить оторванный от подола лоскут к дыре в спине, а после — вскочить на меч.       Подниматься на гору оказалось невероятно тяжело. Словно плети и силки темной энергии захлестывали меч, не позволяя ему лететь ровно, вынуждая уводить вверх — что сейчас было совершенно не нужно, либо вниз, где тьма могла бы схватить свою добычу. Он вызвал Цзыдянь, стало полегче. Хотя весь этот полет на самом деле не занял и кэ, он вымотался так, словно три шичэня сражался при стенах Безночного города.       У пещеры Фу-Мо он почти свалился с меча, неуклюже спрыгнул и даже не стал подбирать Саньду, торопясь войти в освещенный неверным светом свечей зев. Тот самый камень-алтарь, на котором Усянь писал и работал, сейчас был превращен в операционный стол — еще влажный и чистый. И он оказался мгновенно залит кровью, когда дева Вэнь без малейших колебаний срезала с пациента одежду, оставив ему только ку оплотом стыда.       — Что с его золотым ядром? Оно повреждено? — спросил Ваньинь, наконец, сопоставив все детали и ранее пропускаемые мимо ушей мелочи.       Дева Вэнь странно глянула на него, хмыкнула:       — Да нет, насколько вижу — великолепно работает, в полную силу.       — Так почему...       — Потому что не в его даньтяне! — рявкнула целительница.       Дошло не сразу. Но дошло. И вся картинка, бывшая ранее лишь разрозненными кусочками, не желающими выстраиваться в правильном порядке, встала перед глазами.       — Это ты была. Баошань-саньжэнь — это была ты!       Она только хмыкнула, не поднимая глаз от раны, которую очищала, остановив кровь иглами.       — Дошло. Я удивлена, что ты не узнал мой голос на той горе. Но видно, Усянь был прав: в своем желании чуда ты был готов сожрать любую чушь.       Он схватился за голову, не зная и не понимая, что теперь делать. Хотя, нет — он знал, что должен делать — вот это и будет. А пока он мог подпитывать ци если и не брата — то хотя бы ту, что его лечит. Именно этим он и занялся. Вэнь Цин только хмыкнула, но она была слишком занята, чтобы отвлекаться даже на благодарности, которые ему были не нужны.              Тяжелая работа была закончена несколько сяоши спустя. Вэнь Нин принес им по чашке чаю и по паре суховатых лепешек неизвестно из чего. Судя по всему, это все, что у них тут было. В самом деле, откуда было взяться припасам у людей, которых привезли на бесплодную гору с каторги? Он идиот. Сколько времени прошло — неделя? Они уже, по сути, неделю голодают?       Открыв рот, он спросил совсем не то, что собирался.       — Почему ты мне сказала?       — Усянь просил никогда не говорить, — она снова хмыкнула, покосилась на темные внутренности пещеры. — Но я поняла, что если эта тайна умрет вместе со мной, ничего хорошего с вами двумя не будет. Он сильный, я не знаю других столь же сильных и стойких людей. Но ему нужна защита, потому что сила души без золотого ядра ничего не стоит, а тот, кто вздумает противостоять всему миру в одиночку — смертник. У него золотой ум, он ведь ученый, изобретатель, он должен жить.       Она помолчала, медленно прихлебывая почти пустой кипяток, в котором даже не чувствовался вкус и аромат чая. Съела только половинку лепешки, остальное завернула и спрятала в рукав. Он придвинул ей свои — обе, к которым даже не притронулся.       — Как и ты. И остальные. Мы договорились: если он проиграет, выполнит мой приказ. Все просто — я приказываю ему сдаться. В Илин спускаться должны по одному — по двое, не привлекая к себе внимания. Там ждут мои люди, они переправят вас на мечах в одну из опустевших за время войны деревень. Туда пешком добраться нелегко, вокруг горы. Не зная, что там кто-то живет, чужаки не вздумают даже нос сунуть в ту долинку, тем более надо знать, куда именно совать.       Он замолчал, потом спохватился: они уже не на войне, что он хотел от гражданских-то?       — Дева Вэнь, ты поняла, что нужно сделать?       — Что? Сдохнуть не тут, а там? — огрызнулась она.       — Дура! Там есть припасы и теплая одежда, одеяла и дрова. Зиму переживете. А там все разрешится, и вы будете вольны выбирать любую дорогу... Кхм. Извини, не сдержался.       Она опустила голову, и до него только пару фэнь спустя дошло, что она плачет: на грязно-сером подоле ее кланового одеяния расплывались темные пятна от слез.       — Эй, я не умею утешать плачущих дев! — в наигранном испуге он отшатнулся и едва не упал с камня, на котором сидел.       — Сам ты... Спасибо. Я принимаю твое условие, глава Цзян.       — Прикажи, чтоб сняли клановое, — напомнил он. Еще не хватало светить огнем и солнцем перед глазами илинцев.       — Хорошо. Но Вэй Усянь... Его нельзя пока переносить — раны могут открыться в любой момент. По-хорошему, его бы стоило очистить от темной ци, нанести на кожу ограждающие печати — у него слишком высокая восприимчивость к тьме. А потом заставить пройти тренировки и практики по формированию золотого ядра снова. Конечно, во второй раз на это уйдут не годы, а десятилетия, но ведь есть шанс.       Ваньинь услышал все, что ему было нужно.       Прямо сейчас ему не хотелось думать, что эти слова могли быть такой же успокоительной ложью, как слова шисюна о Баошань-саньжэнь. Он попозже прокрутит их в голове не раз, посоветуется с Ванцзи, с лекарями Пристани Лотоса, с целителями Облачных Глубин — если его туда пустят, конечно, после того, что он собирается сделать. Но это может подождать.       — Останемся с ним. Мне придется ненадолго отлучиться, когда все уберутся с Луаньцзан. Но я вернусь как можно скорее. Да... вот гуй! Что делать с этим... — он кивнул на безмолвно замершего в углу мертвеца, и тот шагнул на свет.       — Уп-покоить, м-м-молодой г-глава Цзян. Этот не желает существования в т-таком виде. П-п-прости, сестра.       Ваньинь хмыкнул с долей уважения. Что ж, вот встретится с Ванцзи, прилетят сюда — и упокоят. Может, в новой жизни эта душа окажется счастливее. А пока он сидел, смотрел, как рыдает дева Вэнь, отчаянно не желая принять решение младшего брата — и вынужденно его принимая. И думал, думал, подбирал слова, мучительно, медленно. Ему всегда было сложно с этим, наверное, потому они с Ванцзи и поладили в конце концов. Молчаливо, перекидываясь едва парой слов, когда удавалось, но понимая друг друга лучше, чем с Усянем. Ничего, все получится.       Все у них получится.