Отбракованные (Некондиция)

— Она была доброй? — …Да, очень доброй, но одновременно сильной. Она много говорила во время занятий, поэтому дома по большей части казалась тихой и молчаливой. А еще она была экспертом в области межгалактических систем связи, — ответил Линь Цзинхэн, а затем решил спросить. — Ты читал ее научные статьи? Лу Бисин покачал головой — необразованный Одноглазый Ястреб вряд ли понимал, какими исследованиями занималась госпожа Лу, поэтому называл ее предмет «космическим оборудованием и тому подобным» — скорее всего, именно это подтолкнуло Лу Бисина к изучению механоидов и инженерии. Он и раньше никогда не погружался в эту область науки, а в последнее время намеренно избегал всего, что касалось госпожи Лу, как будто пытаясь отрицать свою с ней связь. Теперь он растерянно взирал на пустую комнату и чувствовал себя немного виноватым. — Тебе стоит как-нибудь их посмотреть, особенно те, что она написала в ответ на всякие необоснованные заявления своих коллег. Она никогда не лезла за словом в карман, — мягким тоном рассказывал Линь Цзинхэн. — Она редко злилась, но зачастую на ее лице было написано: «Мне очень жаль, что вы отстаете в развитии, но тратить на вас время я не собираюсь». Лу Бисин: — … Он не мог представить себе, что кто-то мог разговаривать с Линь Цзинхэном в таком ключе, поэтому скорее всего «умственно отсталым» она звала… Кстати говоря, если он правильно помнил, то Лаура Гордон в одном из своих сообщений тоже называла Лу Синя «гориллой»… а еще была колыбельная Чжаньлу про кролика в котле. Наблюдательный Ли пихнул Байера локтем, остальные солдаты тоже быстро сообразили, что к чему, и все вместе они тихо отошли в сторону, оставив двух мужчин наедине. — Это помещение, где встречали визитеров, а гостевые спальни находятся с другой стороны дома, — Линь Цзинхэн вел Лу Бисина по особняку, продолжая рассказывать. — Вон те растения и деревья в саду Лу Синь подстригал лично — ему никогда не нравились стандартные формы и декорации. Союз и правда восстановил имение до мельчайших деталей, отчего казалось, что здание и окружавший его сад застыли во времени. Призраки прошлого словно проснулись от глубокого сна и теперь пристально взирали на вернувшегося Линь Цзинхэна. «Каким человеком был Лу Синь?» Хотя именно Лу Бисин интересовался тем местом, где вырос Линь Цзинхэн, и сам предложил эту поездку, сейчас его обуяло необъяснимое чувство тревоги, поэтому он никак не мог заставить себя вслух задать вопрос, застрявший у него в горле. Внутренние помещения особняка были обычно закрыты для посещений, поэтому заглянуть в комнаты можно было лишь сквозь большие стеклянные окна. К счастью, Чжаньлу, взломавший системы видеонаблюдения, с легкостью открыл им одну из балконных дверей. Все вокруг выглядело точно так же, как и много лет назад — чистым и ухоженным. Казалось, что на высоком кресле, развернутом спинкой к двери, все еще восседал владелец дома, готовый вот-вот вскочить со своего места, заслышав звук приближавшихся шагов. Мощная волна воспоминаний распахнула двери в прошлое, запертые вот уже несколько десятков лет, и Линь Цзинхэну на мгновение показалось, что она накрыла его с головой. Время будто повернулось вспять, отчего у него закружилась голова. Лу Бисин услышал тяжелый вздох Линь Цзинхэна. Командующий внезапно обернулся, словно собираясь немедленно уйти, но так и не двинулся с места, встав спиной к стеклянным дверям в сад. Лу Бисин не стал его торопить — просто тихо подошел и остановился рядом. Его взгляд скользнул по ветвям деревьев у входа в имение. Сначала ему показалось, что их просто потрепали бездомные собаки, и он никак не мог понять задумку владельца сада. Но теперь он посмотрел на них под другим углом и заметил, что эти криво подстриженные растения образовывают строчку букв: — Что… дом? Лу и… — Мюллер, первая буква «М», — произнес Линь Цзинхэн. — Ее фамилия Мюллер. Лу Бисин едва заметно задрожал. «Дом Лу и Мюллер» — было вырезано на кронах деревьев. «Дом Командующего Линя и Инженера 001» — гласила деревянная табличка. Лу Бисин со смешанными чувствами рассматривал этот уникальный садовый дизайн, гадая, что почувствовал Линь Цзинхэн, увидев ту надпись у дверей своего нового дома. Словно услышав, о чем думает молодой мужчина, Линь Цзинхэн ответил: — Я рад, что ты хотя бы не унаследовал его специфическое чувство прекрасного. Лу Бисину казалось, что в тишине ночи стук его сердца глухими ударами разносится по всему особняку. Каменная статуя на центральной площади Города Млечного Пути будто внезапно ожила и взглянула на него сквозь сотни световых лет, разделявших две галактики. — Он принял меня в свою семью, когда мне еще не исполнилось и десяти, — сказал Линь Цзинхэн. — Я впервые оказался в этом доме, да и самого Лу Синя толком не знал. Я растерялся и не решался войти внутрь, поэтому ему пришлось тащить меня за руку, а я все это время не поднимал глаз от земли. Но когда я подошел сюда, то заметил на полу маленькую рожицу… она до сих пор тут. Белый мраморный пол перед входом в частную зону особняка выглядел просто и строго. Лу Бисин проследил глазами за взглядом Линь Цзинхэна и заметил, что на одной из мраморных плит и правда было нарисовано мультяшное личико. Кроме того, и сама порода камня отличалась от всего остального вокруг, поэтому необычная плитка сразу бросалась в глаза. — Я растерялся и поднял на него глаза — и в этот момент он скорчил мне рожу, — Линь Цзинхэн провел ладонью по поверхности двери в гостиную. — Пойдем внутрь. Частная зона имения была уже знакома Лу Бисину. В этом доме было записано множество видеороликов с юным Линь Цзинхэном — и каждый из них навсегда остался в памяти премьер-министра, поэтому тот сразу почувствовал, что когда-то уже здесь побывал. Пальцы Лу Бисина мягко скользнули по клавишам пианино, стоявшего в углу комнаты, и на их кончиках осталась светлая пыль: — Чье оно? Кто из них играл на музыкальных инструментах? — Никто, его ни разу не использовали с момента покупки, — ответил Линь Цзинхэн. — Изначально оно предназначалось мне. Лу Бисин: — … Он едва не уронил крышку пианино себе на руки. — В возрасте с шести до десяти лет дети в Союзе проходят несколько этапов начального образования. После этого у них есть некоторое время, чтобы попробовать себя в разных областях и определиться с профессией, пока им не стукнуло двадцать. Когда Лу Синь забрал меня в свой дом, я едва закончил начальное образование. Он с воодушевлением придумывал для меня различные карьерные пути, и это пианино еще не самый плохой вариант. Были и более нелепые предложения. Лу Бисин взглянул на старое пианино и внезапно представил себе, что было бы, если бы Линь не пошел служить в армию, а вместо этого играл бы на классическом музыкальном инструменте в роскошном зале, одетый в дорогой смокинг. Его воображение мгновенно вышло из-под контроля, и он усилием воли заставил себя сосредоточиться на реальности, прочистив горло: — Я думал, он отправил тебя учиться в Академию Черной Орхидеи. — Нет, — Линь Цзинхэн несколько мгновений молчал, прежде чем продолжить. — Он лишь подарил мне игрушечный механоид, но никогда не предлагал поступать в академию — я сделал это втайне от него. Лу Бисин снова опустил взгляд на пианино, которое явно выбивалось из остального интерьера особняка, и на него внезапно снизошло озарение. Тот самый Лу Синь, который отвоевал Восьмую Галактику, за которым следовали миллиарды людей… Лу Синь, который боролся против Комитета Эдема за свои идеалы и принципы и до самой смерти отказывался вносить свое имя в заветный список, несмотря на то, что «запретный плод» был в его руках… Забрав у Вульфа маленького мальчика, он никогда не планировал возлагать на его плечи этот неподъемный груз. «Может быть, Лу Синь — просто прирожденный защитник», — подумал Лу Бисин. Ведь посреди этой яростной бури он взвалил на себя все, что смог. Он даже построил себе особняк в центре Союза, потому что любил его так, как можно любить только родной дом. Лу Синь не был похож на него, с трудом тащившего на себе груз ответственности и нашедшего свой путь лишь путем бесконечных проб и ошибок. — Лу Синь всегда сидел здесь, — голос Линь Цзинхэна выдернул его из размышлений. Лу Бисин поднял голову и увидел, что командующий указывает на небольшой диванчик. — Когда в доме были гости, он сидел чинно, как приличный человек. Но стоило ему остаться одному, как он закидывал ногу на кофейный столик и раскачивал ей, словно маленький ребенок. Иногда Лу Синь брал меня с собой, потому что у тетушки было очень плотное расписание, и она часто уезжала в командировки. Он боялся, что обо мне здесь некому будет позаботиться… хотя на самом деле, в этом не было никакой нужды, я был не настолько мал, чтобы не справиться самостоятельно. Тем более, в доме были цифровые дворецкие и Эдем, поэтому остаться дома одному не было проблемой, нянька мне была не нужна. «Да как можно было оставить тебя здесь одного?» — Подумал Лу Бисин. — «Даже если бы мы собрались все вместе и пытались насильно накормить тебя всей своей любовью и положительными эмоциями, не факт, что ты бы согласился хотя бы открыть рот». В отличие от Линь Цзинхэна, который почти все время жил в Серебряной Крепости, Лу Синь был одержим желанием вернуться домой. При каждом удобном случае он мчался сюда, даже если времени хватало лишь на короткий сон. Весь мир был его сценой, но ничто не могло сравниться с родным домом — лишь здесь он наконец чувствовал успокоение. Линь Цзинхэн жил на втором этаже. Лестница туда была Лу Бисину особенно знакома — он помнил, как Лу Синь подарил Линю игрушечный механоид на десятый день рождения и заснял это памятное событие. На видеозаписи мужчина с камерой поднимался именно по этой лестнице. Лу Бисин внезапно остановился перед нижней ступенью и спросил: — Лу… он был примерно такого же роста, как я? Линь Цзинхэн не понял сути вопроса и удивленно приподнял бровь: — Хм? — …Нет, ничего. Просто сейчас его угол обзора идеально совпадал с тем, который отпечатался у него в памяти, поэтому Лу Бисину на мгновение показалось, что это именно он держит в руках камеру. Предпоследняя ступень лестницы была чуть ниже остальных — Лу Бисин неосознанно сделал широкий шаг, переступив через нее, точь-в-точь как когда-то Лу Синь с игрушечным механоидом в руках. Стоило ему оказаться наверху, как он почувствовал, будто сквозь него прошел невидимый взгляду призрак. На стене вдоль лестницы висело несчетное количество рамок с фотографиями. Большинство людей предпочло бы картины или предметы искусства, но здесь были только снимки. Семья, друзья… словно в сердце владельца дома было столько любви, что ни одна отдельная комната не смогла бы ее вместить целиком. Лу Бисин неожиданно остановился, заметив знакомое лицо в уголке возле перил. На него смотрели разноцветные глаза Одноглазого Ястреба. В молодости он был совсем не похож на сурового торговца оружием, которым стал позже. Одноглазый Ястреб был немного полнее, и на нем была надета мешковатая рубашка с помятым воротничком, верхние пуговицы которой были расстегнуты. Казалось, он годами не расчесывал волосы, поэтому сухие жесткие пряди нелепо торчали во все стороны. На фото они с Лу Синем сомкнули кулаки, и на лице Одноглазого Ястреба красовалась широкая глупая ухмылка, открывавшая его белые зубы. Его глаза сияли от восторга. «Почему ты был так добр ко мне?» — Подумал Лу Бисин. — Лу Синь был подобен богу, сошедшему с небес и осветившему дорогу для Восьмой Галактики, — Линь Цзинхэн тоже взглянул на снимок на стене. — Восхищение и искреннее уважение, которое к нему испытывали Одноглазый Ястреб и Премьер-министр Хант, не все смогут по-настоящему понять. — Он позволил им верить, что Союз не бросил Восьмую Галактику? — В глазах Восьмой Галактики Лу Синь сам был олицетворением всего Союза, и даже Декларации Свободы, — ответил Линь Цзинхэн. — Именно Декларация вытащила их из бездны Радужного вируса и уничтожила тоталитарную власть семьи Кайли. Лу Синь был первым человеком, кто заставил их снова почувствовать себя живыми людьми. — Союз сам сжег свой единственный мост, — пожал плечами Лу Бисин. — Союз несчетное количество раз разочаровывал Восьмую Галактику, и спустя три десятилетия потух даже тот огонь, который Лу Синь однажды разжег в сердцах ее обитателей, — продолжал Линь Цзинхэн. — Вторым человеком, снова раздувшим это пламя, стал ты. Лу Бисин, шокированный его словами, резко обернулся и встретился глазами с командующим. Его взгляд сейчас отличался от привычного — он странным образом подстроился под это особенное место. Линь Цзинхэн смотрел на Лу Бисина так, будто вместе с ним на молодого мужчину сквозь время взирали и Лу Синь, и Одноглазый Ястреб… а ведь этот бунтарь однажды хотел искоренить наследие Декларации Свободы. — Он бы тобой гордился, — наконец произнес Линь Цзинхэн. — Пусть ты и не признаешь его… если бы старый персидский кот не погиб так рано, я уверен, он хотел бы рассказать тебе о Лу Сине. В таком случае, возможно, тебе было бы легче принять ваше родство. — Вы оба считали себя такими всесильными, что были готовы ради меня взвалить на свои плечи что угодно, поэтому ни один из вас ничего мне не сказал, — Лу Бисин легонько щелкнул пальцами по лбу Одноглазого Ястреба на фото и почувствовал, что уголки его глаз защипало. — Ну и что теперь? Вся ваша ложь всплыла на поверхность. — …Мы были неправы, — признал Линь Цзинхэн. Лу Бисин поднял вверх указательный палец и перебил его: — Слишком поздно. Уголок губ Линь Цзинхэна дернулся от внезапно накатившей паники. Лу Бисин молча прошел мимо него. Сделав несколько шагов, он неожиданно обернулся и игривым, но все еще несколько сердитым тоном добавил: — Какой теперь толк в извинениях, где моя компенсация? Ты что, не помнишь, что обещал мне, прежде чем отправиться в Седьмую Галактику в тот год? Линь Цзинхэн абсолютно растерялся. — Ты сказал, что позволишь мне помыкать тобой столько дней, сколько проведешь вдали от дома. Придется тебе делать все, что я говорю, не задавая лишних вопросов, — бесстыдно объявил Лу Бисин. — Прошло уже столько времени, а ты не поднимаешь эту тему, приходится мне самому напоминать. Ну что, маршал, ты же не собираешься навсегда оставлять за собой этот должок? Множество улыбавшихся Лу Синей взирали на сцену с фотографий на стене, как будто потешаясь над двумя мужчинами и их нелепой перепалкой. Под насмешливым взглядом этого «засранца Лу Синя» уши Линь Цзинхэна моментально покраснели: — Ты это сам выдумал, я никогда на это не соглашался! Лу Бисин не обратил на его возмущение никакого внимания и расслабленно прошел на второй этаж. Длинная ночь Вольто подходила к концу: на горизонте показалась слабая полоска света, мягко озарившая высокий чердак особняка. Чердачное помещение, стены которого были выкрашены в яркие цвета, отличалось от всего остального дома — Лу Бисин как будто оказался в другом мире. Почувствовав нестерпимое любопытство, премьер-министр толкнул дверь… Внутри до сих пор не было мебели, но все вокруг было застроено крохотными дверцами и деревянными туннелями, напоминавшими детскую площадку. — Я помню, он придумал это сам… — Линь Цзинхэн вновь последовал за своими воспоминаниями, обходя комнату по периметру, пока не нашел скрытую дверь в самом уголке помещения. Протянув руку, он открыл ее и указал на очередной темный туннель, спрятанный за ней. — Это горка, по которой можно с чердака скатиться на первый этаж. Сердце Лу Бисина подпрыгнуло в груди — догадка напрашивалась сама собой: — Это… — Он построил это для тебя еще до твоего рождения. Его лучшее творение — он даже с восторгом много раз катался по ней, когда наконец закончил ее сооружение. Все в этом доме когда-то очень ждали твоего появления на свет, словно самого важного праздника, — мягко произнес Линь Цзинхэн, а затем тихо спросил. — Хочешь попробовать скатиться?