Отбракованные (Некондиция)

Лу Бисин растерянно смотрел на него, на несколько мгновений впав в полное оцепенение. Гнев Линь Цзинхэна казался ему одновременно и знакомым, и чужеродным. Он узнавал это выражение лица, потому что чуть раньше этой ночью просматривал старые фотографии командующего, на которых тот зачастую был зол или раздражен. Поведение Линь Цзинхэна было изменчиво, словно калейдоскоп, и зависело от того, какую роль он для себя избирал. С незнакомцами он вел себя типично для уроженца Вольто — отстраненно и высокомерно, явно давая понять, что с ним не найти общего языка. А вот когда дело доходило до людей, которых он считал приятелями, он становился «добрее», хотя оставался сдержанным и не проявлял эмоций, отчего казался тихим и спокойным. Общаясь со своими товарищами по оружию, он был куда более открытым и прямолинейным, проявляя почти антагонистический характер. Как-то раз Лу Бисин подсчитал, что в базе данных Чжаньлу хранилось 289 коротких видеороликов — по большей части, они содержали короткие разговоры или отчеты из патруля. В 56 записях он что-то говорил на камеру, и казалось, что у него близкие отношения с человеком, оставшимся за кадром. На всех видео, где он старше двенадцати, у него было одинаково равнодушное лицо. Но в последние месяцы Линь Цзинхэн ни разу так себя с ним не вел. Уже долгое время он не позволял себе грубо выражаться, и даже все те мелкие ругательства и оскорбления, которые обычно, казалось, безостановочно крутились на кончике его языка, он держал под контролем — как будто галактическая тюрьма Линь Цзиншу на самом деле была воспитательным лагерем, в котором командующий растерял всю свою нецензурную брань. Если бы Лу Бисин свернул Линь Цзинхэна в шарик и крепко сжал ладонями, он, скорее всего, смог бы выдавить из этого человека лишь одну каплю терпения — и всю ее командующий сейчас тратил на Лу Бисина. — Что будет с Восьмой Галактикой и как на ней отразится решение Серебряной Десятки остаться здесь или отправиться в другое место — это тема для утреннего совещания, и я не желаю тратить свое личное время на то, чтобы обсуждать ее с тобой заранее, — произнес Линь Цзинхэн. — Я просто хочу понять, что за тревога и боль наполняла твое сердце, раз ты решил, что лучше поделиться своими мыслями со стариком Хардином, а не со мной? Лу Бисин зарылся рукой в волосы, убирая их со лба. Его теплые пальцы коснулись прохладных прядей, бешено колотившееся сердце наконец немного успокоилось, и он спросил: — Тогда почему ты, словно взломщик, прокрался в собственный дом? Линь Цзинхэн, который не привык, что ему кто-то возражает, когда он злится, растерялся и не смог ничего сказать в ответ. — Ты запугал цифрового дворецкого, — продолжал Лу Бисин. — Забрался в окно и даже воспользовался подслушивающим устройством… Ты так же тщательно когда-то готовился к убийству Юань Ижэня? Линь Цзинхэн на удивление не стал спорить с этим шутливым упреком, а вместо этого спросил после секундного размышления: — Мы можем больше не поднимать тему Хардина и подслушивающего устройства? Лу Бисин облокотился на какое-то незнакомое даже ему оборудование, не зная, что дальше говорить. Он поднял взгляд на потолок и заметил, что цвет проекции часов изменился — за окном наступал рассвет. Уставившись на меняющиеся цифры проекции, он почувствовал, как слова сами собой полились у него с языка: — Я хочу забрать тебя куда-нибудь, где больше никого не будет, где власть и сила не играют никакой роли, и нет никакого груза ответственности. Я не хочу видеть других людей, достаточно, чтобы мы были вдвоем… я мог бы научить тебя нормально заваривать чай. Честно говоря, я терпеть не могу заниматься домашними делами, но я неплохо конструирую оборудование, поэтому собрал бы несколько роботов, чтобы помогать по хозяйству… Когда много лет назад я предложил изолировать Восьмую Галактику, моей главной целью была безопасность, но и мои эгоистичные желания сыграли свою роль. Я знал, что если закрыть Восьмую Галактику, ты не сможешь уйти. Я понимаю, что в то время обстоятельства вынудили вас так поступить, и хотя у всех вас были сомнения, вы не хотели расстраивать меня и ничего вслух не говорили… Но когда Восьмая Галактика и правда закрыла свои двери, вы один за другим покинули меня. Лишь гораздо позже я осознал, что ни один из вас на самом деле не хотел взрывать трансферные порталы, я прав? — Ну, судя по твоему сегодняшнему рассказу о развитии Восьмой Галактики за последние годы, изоляция была не самой глупой затеей… — Начал было Линь Цзинхэн. — Мы же договорились не вспоминать разговор с Доктором Хардином и подслушивающее устройство, зачем ты опять начинаешь? — Перебил его Лу Бисин. — …Но «предать Союз» эмоционально сложно, — Линь Цзинхэн с трудом опустил все защитные барьеры своей души и в глубине своего сердца наконец нашел честный ответ. — Премьер-министр Хант был назначен Союзом, поэтому всю жизнь его надежды и мечты были связаны с Вольто. А твой отец… у него осталось слишком много болезненных воспоминаний, поэтому старый персидский кот привык скрывать свои чувства. Но ты должен понимать, что он был одним из первых людей в Восьмой Галактике, кто, будучи еще совсем молодым, отважно воспротивился пиратам и выбрал Союз. — А что насчет тебя? — Я окончил Академию Черной Орхидеи, когда мне было восемнадцать, — Линь Цзинхэн сделал паузу и заговорил тише. — И тридцать лет защищал Союз. Лу Бисин медленно разомкнул губы и произнес: — Именно поэтому, вспоминая по ночам все произошедшее, я снова и снова осознавал, что если сорвать с ветки недозрелый фрукт, он не будет сладким. Я хотел удержать тебя в Восьмой Галактике, но ты чуть не отдал жизнь за Союз. Мой отец, который тогда охранял секретный терминал, не успел даже в последний раз поговорить со мной. Эдвард Хант умер от цепной реакции ДНК в среднем возрасте и больше никогда не смог своими глазами увидеть Союз. Все это произошло, потому что я упрямо настаивал на своем, не слушая окружающих, так что… Заметив, что молодой мужчина говорит все неувереннее, Линь Цзинхэн прервал его: — Ну конечно, Премьер-министр Лу такой великий и впечатляющий, что вся вселенная крутится вокруг него. Не удивлюсь, если и черные дыры появились лишь потому, что он неудачно пернул. Лу Бисин потерял дар речи: — … Затем, после короткой паузы, он улыбнулся в ответ: — Все последние месяцы ты держал себя в руках и не ругался, а теперь наконец скинул с себя эти оковы? Он посмотрел на руку Линь Цзинхэна и инстинктивно схватил ее, чтобы погладить его пальцы. Командующий в ответ одарил его ледяным взглядом, уже готовый сказать пару крепких словечек, но Лу Бисин снова заговорил: — Я понимаю, о чем ты, Цзинхэн. Но представь себе, что в один прекрасный день ты добился всего, о чем мечтал, и вдруг осознаешь, что это просто жестокая насмешка над тем, каким глупым и наивным ты был в прошлом — как тут не усомниться в себе?.. Поступил ли я неправильно? Что если я наказан за свою жадность?.. Тебе не знакомо такое чувство? Линь Цзинхэн на секунду растерялся, не знал, что ответить… потому что очень хорошо знал, каково это. Когда он инсценировал собственную смерть и самонадеянно думал, что у него все под контролем, и нужно лишь дождаться правильного момента, космические пираты в мгновение ока захватили все восемь галактик. Он собственными глазами видел, как эти вандалы крушили мемориальные стелы на Вольто и топтали грязными башмаками записи о славных победах и героических подвигах. Он никогда не чувствовал такой безнадеги, как когда связался с Пенни на той заброшенной станции снабжения и наблюдал, как она погибает во взрывах боеголовок, выпущенных пиратами. Линь Цзинхэн не единожды спрашивал себя, не были эти события наказанием за его высокомерие и уверенность в собственной неуязвимости. Длинными ночами в галактической тюрьме, помимо раздумий о побеге и Лу Бисине, его голову занимали лишь мысли о Линь Цзиншу. Он не мог вспомнить о ней ничего конкретного, потому что они почти не виделись с тех пор, как выросли. В его восприятии она так и осталась маленькой девочкой — как же она могла выбрать себе такой путь? Возможно, если бы он проявил настойчивость и не дал ей выйти замуж за человека из Комитета Эдема в надежде, что ее жизнь будет легкой, все могло бы сложиться иначе. Если бы когда-то давно комитет забрал его, а не Цзиншу — этими оковами был бы связан он, и всю боль взял бы на себя. Если бы его сестра оказалась на его месте, возможно, она бы не рушила все на своем пути, как это делал он. Разве это не наказание за его равнодушие и самоуверенность? А может, это расплата за нарушенное обещание, которое он когда-то дал своей сестре. Пока он безмятежно рос под защитой Лу Синя, ее окружала беспросветная тьма. — Ты можешь рассказать мне… — Лу Бисин слегка запнулся, как будто не знал, какие слова подобрать. Затем, в ответ на искренность Линь Цзинхэна, тоже решил говорить откровенно. — О Командующем Лу Сине? Тебе неприятно, что я так его называю? Линь Цзинхэн уже успел немного расстроиться на эту тему, когда услышал разговор премьер-министра с Доктором Хардином, поэтому на этот раз остался спокоен: — …Все в порядке. Думаю, Лу Синь тоже не возражал бы, ведь он тебя так и не узнал. — Большая часть информации о нем была удалена тобой из базы Чжаньлу, — произнес Лу Бисин. — Вы с моим отцом вместе решили это сделать, не так ли? И как давно вы сговорились скрывать это от меня? — Когда я узнал, что некоторые бывшие подчиненные Лу Синя настоящие отбросы, наподобие Анкура и Илева. — Вы оба хотели защитить меня от событий прошлого и были готовы на все, чтобы я никогда не ввязался в этот чудовищный хаос, — Лу Бисин говорил спокойно и умиротворенно, в его тоне не было и намека на гнев, он явно не злился на то, что в его личную жизнь так бесцеремонно вмешались. Вместо этого он понимающе кивнул — за последние годы он испытал огромное количество эмоций и смог понять характеры и мотивы многих людей… включая упорство Линь Цзинхэна, бунтарский дух Одноглазого Ястреба, прагматизм Премьер-министра Ханта, непокорность Туран, предательство Субботы… даже коварство Вульфа и безумие Линь Цзиншу. — Лу Синь был… — Линь Цзинхэн осекся, не в силах найти правильное слово для описания этого человека. Для него Лу Синь был не просто надежным защитником в детстве — он был целым миром, в котором этот потерянный ребенок смог найти пристанище. После затянувшегося молчания он наконец объяснил настолько непредвзято, насколько смог: — Клятва выпускников Академии Черной Орхидеи гласит: «Поступая на службу, я клянусь до последнего вздоха бороться за жизнь и имущество каждого законного гражданина Союза, в независимости от возраста или пола». Все зачитывали ее, но не все смогли ее исполнить. Лу Синь был тем самым человеком, кто до самой смерти придерживался этого принципа, сколько бы раз его ни оскорбили, как бы над ним ни насмехались, и какими бы страданиями ни была наполнена его жизнь. Даже наставник Лу Синя с этим не справился. Этот некогда достойный уважения старик, спустя годы после смерти своего ученика, перешагнул через миллиарды потерянных жизней и избрал для себя совсем иной путь. Боевые товарищи Лу Синя тоже не смогли до конца исполнить клятву, так и застряв на перепутье между Союзом и Восьмой Галактикой. Многие последователи бывшего командующего умерли за свои принципы, но те, кто остался жив, успели сильно измениться и погрязнуть в бесконечных политических интригах. — Чжаньлу рассказал мне, что ты как-то раз сбежал из академии и вместе с ним направился в особняк Командующего Лу, чуть не умерев в искаженных энергетических полях. Затем тебя заперли в медицинской капсуле и тайно переправили обратно в Академию Черной Орхидеи, где не выпускали еще несколько дней, пока все не улеглось, — внезапно произнес Лу Бисин. — Ты все это время был в сознании? — В капсуле были анестетики, и когда я очнулся, то уже был в учебном заведении… а что? — Анестетикики, ммм, — Лу Бисин шумно выдохнул и нежно притянул Линь Цзинхэна в теплые объятья. Его рука скользнула по спине командующего в поисках старого шрама, оставшегося после того безрассудного юношеского поступка. — Здесь до сих пор болит, да? Избыточное использование анестетиков вызывает последствия на всю оставшуюся жизнь. Я знаю, потому что у меня та же проблема. Линь Цзинхэн замер в замешательстве — пальцы Лу Бисина коснулись какой-то точки на спине, и все его тело пронзила острая боль, поглотив его целиком, словно цунами.От неожиданного дискомфорта он даже слегка нагнулся вперед. Линь Цзинхэн в возрасте шестнадцати лет, Лу Бисин… шестнадцать лет тому назад. Лу Бисин, который в детстве заново учился контролировать собственное тело на планете Кайли. Линь Цзинхэн, который потерпел несчетное количество неудач, пытаясь прорваться сквозь блокаду галактической тюрьмы, и каждую ночь, словно умалишенный, карабкался на крышу, чтобы посмотреть на яркую звезду Восьмой Галактики. Эти двое мужчин будто следовали друг за другом по кругу, пока, наконец не воссоединились и не поняли, как похожи их шрамы и пыль времени, покрывавшая их тела. — Да разве я могу тебя отпустить? — Мягко сказал Лу Бисин. — Я просто боюсь… что если слишком сильно приближусь и буду держать тебя слишком крепко, то причиню тебе боль. Не мог бы ты отключить этот односторонний маячок? Из-за него мне постоянно приходится бороться с самим собой, эти мысли ежедневно отнимают у меня не менее часа времени. Это очень утомительно, у меня не получается даже работать в полную силу. — А зачем ты борешься с собой? — Я не могу… превратиться в дурного человека из-за собственного эгоизма. «Я люблю тебя, мой единственный и неповторимый страж галактики, а не себя, готового собственными руками отобрать у тебя свободу». Линь Цзинхэн обхватил рукой талию молодого мужчины, чувствуя, его неуверенное прерывистое дыхание. Боковым зрением он уловил стеклянный шар, стоявший около окна, и его сердце вдруг до краев наполнилось нежностью: — Серебряной Десятке нравится в Восьмой Галактике. После того, как они покинули Союз, им пришлось долго скитаться по вселенной — и вот, спустя два десятилетия они снова нашли место, где смогут осесть. Я слышал, что Томас и этот твой бывший студент уже практически поклялись навсегда быть братьями. Преданность Серебряной Десятки принадлежит Декларации Свободы, и на наш взгляд, в Союзе ветви идеологического дерева уже давно высохли, и лишь Восьмая Галактика продолжает сеять в обществе семена этой веры. Сколько бы раз ты ни сомневался, ты все равно смог собственными руками вырастить из них живой росток. Серебряная Десятка добровольно примкнула к вооруженным силам Восьмой Галактики, я им ничего не приказывал. Их сердца пленила Восьмая Галактика… и ты. Теперь понимаешь? Лу Бисин был ошарашен. Линь Цзинхэн протянул руку и обхватил пальцами запястье Лу Бисина, на котором было персональное устройство: — Ты правда ни разу не проверял мое местоположение? — …Правда. — Если однажды Союз и Восьмая Галактика действительно вступят в конфликт, ты превратишься в кого-то наподобие Вульфа… моего наставника… и решишься погубить целых две галактики, чтобы добиться своей цели? Губы Лу Бисина едва заметно задрожали. — Нет, никогда, — вздохнул Линь Цзинхэн. — Премьер-министр, мы решили остаться в Восьмой Галактике, потому что верим в твои моральные принципы. Если однажды наступит тот день, когда нам придется выбирать, мы искренне считаем, что ты сделаешь все, чтобы избежать лишних жертв. Мы решили встать на твою сторону, потому что думаем, что именно ты сможешь привести нас всех в лучшее будущее. Линь Цзинхэн был упорным и никогда не боялся действовать — всю свою жизнь он принимал решения самостоятельно, ни с кем не советуясь. Даже когда дело доходило до его собственных чувств, он всегда сам старался любить и баловать, но ничего не просил взамен и не спрашивал ничьего мнения. Впервые в жизни он откинул всю свою гордыню и позволил кому-то другому взять ведущую роль, когда сказал «мы верим в тебя и доверяем тебе». Это была высшая похвала и самое искреннее признание, которое кто-либо получал от этого свирепого дикого волка. Лу Бисин на мгновение забыл, как дышать, его сердце едва не вырывалось из груди, а голос слегка дрожал: — Ты веришь в меня? — А как же иначе? Ты думал, все лишь потому, что я влюблен в тебя? — Ответил Линь Цзинхэн. — Если бы дело было только в этом, я бы давно похитил тебя, а затем держал под строгим наблюдением, чтобы ты никогда не смог от меня сбежать… ссссс… Лу Бисин склонил голову и скользнул дрожащими губами по шее Линь Цзинхэна. Нервные окончания на ней функционировали немного неправильно: та сторона, где красовался длинный шрам, была не очень чувствительна, поэтому даже укусы там едва ощущались. На другой стороне, напротив, даже самое легкое движение воздуха вызывало резкую реакцию. Командующий инстинктивно откинул голову, и его затылок оказался в ладони Лу Бисина. Ни секунду не раздумывая, тот спросил: — Можно я поцелую тебя? Линь Цзинхэн: — … Его было не так-то легко смутить — если бы пришлось, он мог бы ходить голым, ведь для него тело было просто ничего не значащей плотью. Но те слова, которые он только что извлек из самых глубин своего сердца, заставили его нервничать куда больше, чем любая нагота, поэтому сейчас он внезапно почувствовал неловкость и заупрямился: — Нет, я не говорил, что больше не злюсь на тебя, так что отстань. Лу Бисин мягко охнул в ответ, но в следующее мгновение прижал Линь Цзинхэна к оборудованию для тренировок и вторгся в его рот, проглотив его удивленный вздох. Острые клыки смяли губы Линь Цзинхэна, будто Лу Бисин пытался насквозь прокусить нежную кожу, а затем проглотить командующего целиком. На плечи премьер-министра в очередной раз лег тяжелый груз ответственности и чужого доверия, но того чувства удушья, которое он ожидал, не последовало. Вместо этого ему показалось, что его израненное тело обхватила тяжелая броня, защитившая его от всех невзгод. Он был подобен рыцарю, который минуту назад собирался без сил упасть на колени, но внезапно ощутил прилив храбрости и вновь поднял свой меч.