Отбракованные (Некондиция)

— Отвали! — Линь Цзинхэн в гневе ударил его локтем. — Отпусти меня! Казалось, его локоть наткнулся на бетонную стену — премьер-министр даже не вздрогнул от резкого пинка. Лу Бисин почувствовал, что у него от напряжения вот-вот лопнут сосуды в голове, и инстинктивно сжал Линь Цзинхэна еще крепче. Затем он уткнулся лицом в плечи командующего, впитывая в себя тепло его тела сквозь ткань хлопковой рубашки. Едва заметный запах Линь Цзинхэна захватил все его чувства и вскружил ему голову, словно тонкой иголкой проникнув прямо в его сознание. Они молча боролись несколько секунд, пока Лу Бисин в какой-то момент не потерял равновесие и не сбил маленький кофейный столик, разлив горячий чай на пол. Затем они вдвоем рухнули на ближайшее кресло. Позиция, в которой они оказались, была абсолютно неприличной, и Линь Цзинхэн никак не мог вырваться из рук Лу Бисина, почти задыхаясь в его мертвой хватке. Он язвительно усмехнулся и выпалил: — Хочешь знать, что это? Ранение, полученное при побеге — к сожалению, не угодило в цель. Еще бы чуть выше — и вы с Цзиншу могли бы спокойно… Лу Бисин помрачнел, и его голос сорвался от ужаса: — Что за чушь ты несешь?! — Я не знаю, зачем я вернулся! — Отрезал Линь Цзинхэн. Всего несколько минут назад тон Лу Бисина был таким спокойным, будто он в любой момент без сожаления навсегда отпустит руку, которую держал в своей. А сейчас его хватка его пальцев стала нежнее и мягче: — Тогда в Сердце Розы я не спрашивал тебя, хочешь ли ты вернуться — просто вмешался и забрал тебя с собой. Я намеренно игнорировал тот факт, что когда-то ты приказал Серебряной Десятке защищать граждан Союза и чуть не оказался навсегда отрезанным от Восьмой Галактики! Это я не хочу отдавать тебя Союзу, это я все время поступаю так, как мне заблагорассудится, это я запер тебя здесь, словно в ловушке, — теперь ты понимаешь?! Линь Цзинхэн опустил голову и ловко вывернул запястье Лу Бисина, заставив его пальцы разжаться. Руки мужчины инстинктивно попытались ухватиться за пиджак командующего, но тот быстро стянул его с рук и бросил в лицо Лу Бисину. Крупные металлические пуговицы тяжело ударили премьер-министра по носу. Биочип сильно повысил его выносливость, поэтому он не почувствовал никакой боли — лишь ледяной холод, исходивший от поверхности пуговиц, похожий на тот, который помнил со времен жизни на Пекине-β. Рубашка Линь Цзинхэна, которую Лу Бисин чуть раньше наполовину вытащил из-за пояса, теперь была помята и напоминала морщинистое лицо Доктора Хардина. Несколько пуговиц оторвалось, придавая командующему, стоявшему в нескольких шагах от Лу Бисина, невероятно растрепанный и неряшливый вид. Линь Цзинхэн некоторое время молчал, стараясь контролировать дыхание, его грудь тяжело вздымалась, но он никак не мог выдохнуть воздух, застрявший у него в груди. Он слегка вздернул подбородок, его шея напряглась, а из-за края рубашки показались края грубых шрамов. Командующий был чудовищно зол. Лу Бисин крепко вцепился в пиджак и прикусил губу, чтобы немного успокоиться, а затем склонил голову и признал поражение: — Линь… я… прости, я не это имел в виду. Линь Цзинхэн посмотрел на него сверху вниз, все еще с трудом выдавливая из себя слова: — Тогда что ты имел в виду? Лу Бисин еще сильнее сжал губы и положил руки на колени, беспокойно перебирая пальцами. Мужчины с резкими чертами не были редкостью, но раньше под кожей Лу Бисина, казалось, было больше плоти — его лицо не было по-детски пухлым, но выглядело гладким и здоровым. Он вовсе не напоминал подростка пубертатного возраста, но его кожу как будто покрывал тонкий слой мерцающей краски, смягчавший его облик. Его брови имели красивый изгиб, глаза сияли, а уголки рта от природы были изогнуты в легкой улыбке, придававшей ему дружелюбный вид. Возможно, биочип влиял на скорость его метаболизма, или премьер-министр просто слишком много работал, но его щеки теперь казались куда более впалыми. Когда-то округлый контур лица стал жестче, а черты заметно заострились. Когда молодой мужчина не улыбался, то выглядел почти угрожающе. Линь Цзинхэн отступил еще на шаг, прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. В последнее время Лу Бисин вел себя с ним гораздо более расслабленно и даже иногда проявлял свое природное любопытство, пытаясь разговорить Доктора Хардина. В тот день, когда Команда межгалактических исследований успешно миновала червоточину, и все в лаборатории бурно праздновали, он даже втайне подал сигнал Линь Цзинхэну, подняв большие пальцы вверх… в то мгновение командующему показалось, что он потихоньку строит мост в их прошлое. Но не успел он глубоко в сердце порадоваться этой маленькой победе, как хрупкий мост вдребезги разбился при звуке голоса с другой стороны червоточины. Союз был одиноким кораблем, окруженным безбрежным морем, полным опасностей, а Восьмая Галактика мечтала о независимости. Было бы так здорово, будь Линь Цзинхэн обыкновенным человеком — ведь удержать его рядом стало бы так легко. Но он являлся олицетворением Серебряной Десятки. Той самой, которая могла изменить ход всей войны даже когда все, чем она располагала после многих лет борьбы с пиратами, был флот разбитых механоидов. То, какие решения принимал Линь Цзинхэн, было невероятно важно для огромного количества людей. Но на каком месте в списке его приоритетов стояли собственные чувства? Если задуматься, они с самого начала столкнулись с этой проблемой — наверное, еще когда временно обитали на станции Коровы… В то время Линь Цзинхэну нужно было починить «Модель 3», поэтому, здраво оценив ситуацию, он согласился дать Лу Бисину три месяца. Время пролетело мгновенно, но люди, жившие на базе, все еще были абсолютно безнадежны, и Линь Цзинхэн, который ожидал прибытия Девятого Отряда, решил не тратить сил на этих неудачников. Молодой Ректор Лу в ту новогоднюю ночь столкнулся с непростой дилеммой и не знал, что предпринять. К счастью, из-за гибели Юань Ижэня, Гвардейцы Кайли сами обнаружили станцию и напали, избавив их от необходимости принимать тяжелое решение. Во второй раз проблема стала очевидной, когда в Восьмой Галактике началась эпидемия нового штамма Радужного вируса — если бы им тогда не помог Хоуп, они бы не смогли раздобыть вакцину самостоятельно. Приказал бы Линь Цзинхэн Девятому Отряду покинуть проклятую Восьмую Галактику? Однажды он твердо ответил «да» на этот вопрос — просто Лу Бисин упрямо отказывался верить… И вновь ситуация обернулась таким образом, что им не пришлось делать судьбоносный выбор. Третий раз случился, когда личность Линь Цзинхэна была рассекречена. Восьмая Галактика внезапно оказалась в эпицентре бури. Лу Бисин предложил взорвать трансферные точки, чтобы изолировать их территорию. Он должен был сразу понять, что хотя Линь официально руководит вооруженными силами Восьмой Галактики, он все еще в душе Командующий Серебряной Крепости, и ни разу не сказал, что согласен с планом по уничтожению порталов. Он не желал предавать Союз. Даже получив сообщения от своих солдат, он приказал им следовать постулатам Декларации Свободы, вместо того, чтобы помогать своего боссу… Линь Цзинхэн никогда открыто не протестовал против изоляции Восьмой Галактики — но, вероятно, просто потому, что понимал, как мало у него солдат, и находился под чудовищным гнетом людских ожиданий. На деле, даже когда весь мир ополчился против него, он едва не отдал жизнь за Союз. Вспоминая это все сейчас, Лу Бисин внезапно почувствовал вину. Если бы он проявил больше сопереживания и хорошенько обдумал ситуацию, то возможно, сразу смог бы заметить этот глубокий разрыв в тонкой нити судьбы, связавшей их. Жизнь была к нему милосердна и дважды дала этому миролюбивому и добросердечному мужчине шанс избежать беды. Но третий раз оказался фатальным, ведь он так и не внял этим предупреждениям, все еще наивно полагаясь на свою харизму и способность решить любую конфликтную ситуацию. За это судьба наградила его звонкой оплеухой, разом свалив на него все проблемы, которые он так усердно обходил стороной. Двое мужчин долгое время молчали, пока атмосфера в комнате не остыла — словно затих пожар, оставив после себя лишь слой пепла на земле. Цифровые часы на стене гостевой комнаты мерно отсчитывали секунды, которые сейчас казались мучительно долгими. Лу Бисин наконец заговорил охрипшим голосом: — Мы можем перестать ссориться? Позволь мне кое-то сказать, это не займет много времени. Линь Цзинхэн окинул его взглядом, молчаливо соглашаясь. — Доктор Хардин сказал, что когда вы были заперты в галактической тюрьме, ты более 2000 раз пытался разорвать блокаду сигналов, — произнес Лу Бисин. Из той информации, которую ему удалось выудить у старого ученого, он уже смог составить приблизительную картину произошедшего. — Я сделал расчеты: между исчезновением ментальной сети Чжаньлу и появлением Легиона Свободы, который подобрал тебя, прошло не менее получаса. Так долго выживать под воздействием космического излучения невозможно, так что я предполагаю, ты что-то придумал, чтобы защитить свою спасательную капсулу… и это привело к повреждению мозга. Доктор Хардин и команда врачей думали, что ты не сможешь выжить… насколько же сильно ты пострадал? Как долго был без сознания? — Два года, — равнодушно ответил Линь Цзинхэн, а затем, словно пытаясь что-то сказать между строк, с нажимом добавил. — Не так долго, как ты сейчас подумал, я имел в виду два года по календарю Вольто. Слова «календарь Вольто» зазвенели у Лу Бисина в ушах, и он сильнее стиснул кулаки. Пока это было лишь его догадкой, принять факт было проще, но услышать жестокую правду из уст человека, пережившего подобное, — совсем другое дело. У Лу Бисина пересохло горло, и он с трудом проговорил: — Два года… Доктор сказал, что человек, спасший тебя, не пытался тебе помочь… она хотела оставить тебя в вегетативном состоянии? — Не совсем так, она не сидела сложа руки, — сказал Линь Цзинхэн. — Она хотела превратить меня в живой труп. Костяшки пальцев Лу Бисина громко хрустнули. Линь Цзинхэн откинул голову назад и какое-то время молча изучал потолок. Узор на нем был простой, изящный и не вызывающий — стандартное решение для гостевой комнаты в доме премьер-министра. — Тогда я все время думал, что где-то есть человек, которого я снова должен увидеть, и место, куда мне нужно вернуться даже на последнем издыхании. Я дал обещание, которое собирался любой ценой сдержать, поэтому боялся умереть. Мне пришлось цепляться за крохотную надежду на выживание, которую оставила мне судьба, — я ни на мгновение не решался отпустить последние осколки моего сознания, связанные с ментальной сетью. Небольшая солнечная буря дала мне шанс очнуться. А затем я был вынужден притворяться, что потерял память, превратился в глупую бедную овечку с добрым сердцем… лишь бы оставить себе хоть один шанс на спасение из лап этих пиратов… Мне невыносимо было даже думать о том, что ужасный враг, от которого я в страхе прятался, — моя собственная младшая сестра. Линь Цзинхэн резко замолчал, осознав, что следующие слова, которые он собирался произнести, были слишком жестокими и болезненными. И теперь они словно кислотой обжигали его горло, отчего на него накатил приступ тошноты, но он все равно из последних сил проглотил их. Не успел он придти в себя, как Лу Бисин внезапно произнес: — Ты думал так «тогда», но что насчет сейчас? Ты ведь считаешь, что все это оказалось бессмысленным… я знаю, что ты именно это хотел сказать. Он слишком чутко уловил состояние Линь Цзинхэна и вслух высказал то, что так отчаянно пытался утаить командующий. — Я этого не стою, — спокойно продолжал Лу Бисин. — И я не знаю, что должен сделать, чтобы все твои старания последних шестнадцати лет не пропали даром, ты сам можешь ответить на этот вопрос? Цзинхэн, я… я и правда не могу тянуть такой… тяжелый груз ожиданий. Человека, которого ты любил, больше не существует. Честно, я очень хотел бы вернуть его тебе, но могу предложить лишь эту искаженную версию объекта твоих желаний. Линь Цзинхэн повернулся к нему, как будто хотел ответить, но Лу Бисин вновь перебил его. Голос премьер-министра стал ласковым и спокойным — точно таким же он когда-то говорил со студентами: — Ты можешь сказать мне правду? Не нужно говорить, что ты будешь любить меня любым. Давай оба будем честны, Цзинхэн, я ведь знаю тебя уже… Вообще-то, я даже не могу сосчитать с этой разницей календарей… но точно не меньше двадцати лет. Мы дружили на планете Пекин-β, после начала войны я начал тебя добиваться… а затем ты пропал. Я вытащил все материалы о тебе, которыми располагал Чжаньлу, и пересмотрел их несчетное количество раз. Я следовал за тобой на всем пути от детских лет и до назначения Командующим Союза… несколько сотен раз точно. Я знаю тебя и понимаю лучше, чем ты думаешь. Напоминаю ли я тебе иногда Адмирала Вульфа и того человека из Легиона Свободы? Если да, то ты прав, ведь раньше я считал их обоих психопатами, а теперь начинаю их понимать. Человеком, которого ты любишь, был «он», и ты боишься оглядываться назад при мне, но все еще любишь именно «его». Я знаю, тебе вовсе не нравятся те, кто постоянно все просчитывают наперед, заставляют тебя нервничать и потенциально могут в какой-то момент толкнуть тебя на путь, которым ты не хочешь идти. Разве не так? Лу Бисин поднял голову. В его глазах таилось что-то пугающее, словно в их темной глубине зародилась безмолвная буря. Комната снова погрузилась в удушающее молчание. Через несколько мгновений Линь Цзинхэн наконец честно ответил: — Да. Это короткое слово в клочья разорвало всю видимость гармонии между ними. Линь Цзинхэн продолжал: — Мне не нравится каждый день гадать, о чем ты думаешь, а затем взвешивать каждое слово, которое хочу тебе сказать. Я ненавижу личные отношения, которые заставляют меня чувствовать себя так, будто я иду по стальному тросу над пропастью, и я не одарен достаточным терпением, чтобы чинить нечто еще более сложное, чем «Модель 3», — я слишком устал. Безжалостное лезвие гильотины с лязгом опустилось на шею виновника. Лу Бисин попытался выдавить из себя понимающую улыбку, но не смог. Он несколько раз мучительно сглотнул, но так и не издал ни звука. Его сердце настолько обледенело, что, казалось, он вот-вот просто умрет. Линь Цзинхэн открыл дверь гостевой комнаты и вышел. Крохотный ремонтный робот, ожидавший снаружи, вкатился в помещение и приступил к починке поврежденной двери и скола на стене, разбавляя гробовую тишину комнаты своим жужжанием. Лу Бисин закрыл глаза. Шаги Линь Цзинхэна гулко отдавались в темноте — он хотел было сорваться вслед, чтобы ухватиться за него, как за последнюю надежду, но у него совсем не осталось сил. Ему показалось, что его окатили ледяной водой, и теперь он тонул в ней, не в силах сделать ни единого вдоха. — Но что мне остается? Лу Бисин распахнул глаза, возвращаясь в реальность. Линь Цзинхэн не ушел из дома, а вместо этого поднялся вверх по ступеням. Остановившись посередине лестничного пролета, он резко обернулся и в отчаянии закричал: — Это единственный смысл, который у меня остался в жизни, неужели я не могу позволить себе даже этого просто потому, что мне не все нравится?! Лу Бисин был ошеломлен. Он сам не понял, когда поднялся на ноги, и к тому моменту, как он пришел в себя, до его слуха донесся хлопок двери его рабочего кабинета. Лу Бисин начал судорожно соображать, как поступить, но в этот момент Линь Цзинхэн с холодным выражением лица вышел обратно — в последний момент он вспомнил, что будучи премьер-министром Восьмой Галактики, Лу Бисин часто проводил в этой комнате рабочие совещания. Не желая создавать им обоим неудобств, он под неуверенным взглядом Лу Бисина молча поднялся на чердак и запер за собой дверь. Огромный аквариум в гостиной таинственно мерцал в приглушенном свете ламп, и яркая тропическая рыбка, плававшая в нем, тихо выпустила пузырь под водой. В их доме началась холодная война. Прим.пер.: что-то переводчика прямо накрыло эмоциями от их ссоры… горько за обоих.