Отбракованные (Некондиция)

Линь Цзинхэн мягко коснулся пальцем персонального устройства. Всю свою жизнь он был бесстрашным и не позволял никаким обстоятельствам остановить себя на пути, но в этот момент он не мог даже думать о том, чтобы вломиться в гостевую комнату, и вместо этого собирался тихо отключить усилитель звуковых сигналов. Он хотел бы стереть все воспоминания Чжаньлу о сегодняшнем дне, выпрыгнуть обратно в окно и притвориться, что ничего не слышал. Лу Бисин продолжал мягким и участливым тоном: — Я не хочу, чтобы он подумал, что заставляет меня чувствовать себя неуверенно… Линь Цзинхэн перестал дышать. — …Он и так очень старается для меня и находится под постоянным давлением, — произнес Лу Бисин. — А еще он очень скрытный человек и никогда не разделит ни с кем свою ношу, какой бы тяжелой она ни была. Доктор Хардин: — … Старик вспомнил, какую бойню Линь Цзинхэн устроил на карликовой планете, и по его спине пробежали мурашки — каталось, они с премьер-министром говорили о двух абсолютно разных людях. Лу Бисин заметил сомнения, отразившиеся на лице Доктора Хардина, и понял, что Линь Цзинхэн нанес бедолаге незаживающую травму, и ученый сейчас про себя с ужасом об этом вспоминает. В целом, он, конечно был прав насчет командующего. Лу Бисину оставалось лишь сочувственно улыбнуться, но внутри у него поднялось неожиданное чувство горечи: все в этом мире думали, что мерзавец Линь Цзинхэн подобен таракану, которого невозможно убить и который даже на последнем издыхании способен перевернуть весь мир вверх дном. Что даже если его грудь насквозь пробить обломком спасательной капсулы, он не моргнув глазом вернется живым и здоровым — как будто он не чувствовал боли, ничего не боялся и вообще не был смертным. — Я всегда сбегал, Доктор Хардин, — наконец произнес Лу Бисин. — Наслаждался ролью великодушного переговорщика, перекладывал принятие решений на чужие плечи, мечтал воплотить свои идеалистичные мечты и сделать всех вокруг счастливыми. Я никогда не шел по тому пути, на котором могу кого-то обидеть, и старался в любой ситуации оставаться «хорошим парнем». Позже я осознал, что это не делало меня настоящим гуманистом — я лишь возлагал ответственность на других людей. Мои слова о повторной изоляции Восьмой Галактики — пустая болтовня. Наши технологии пока не позволяют даже наладить стабильный сигнал связи, так о каком уничтожении зоны природных червоточин вообще может идти речь? Доктор Хардин вздохнул с облегчением: — Конечно, тем более вы сын Командующего… — Я дитя Восьмой Галактики, и у меня есть только один отец — он сейчас покоится на кладбище, — с нажимом перебил Лу Бисин старика. Затем, заметив, что его тон стал слишком напряженным, он снова постарался улыбнуться. — Я искренне восхищаюсь Лу Синем и его Декларацией Свободы, но вы должны понимать, что несмотря на общие гены, мы не настолько связаны, как может показаться… что уж говорить об одинаковых идеалах. Информацию о нашем родстве можно использовать как туз в рукаве, но не более. Линь Цзинхэн в неверии уставился в сторону двери гостевой комнаты, едва не пронзив ее насквозь своим тяжелым взглядом. Даже по прошествии стольких лет он все еще не знал, как обсудить Лу Синя с Лу Бисином. Последний раз они упоминали его в разговоре, когда были на механоиде и летели в штаб-квартиру АУГ за вакциной от Радужного вируса. Тогда это не вызвало у них никакого дискомфорта, они легко обсуждали прошлое и даже выслушали гениальное произведение Лу Синя в исполнении Чжаньлу. Линь Цзинхэн много думал на эту тему и очень переживал, что Лу Бисин может затаить на него обиду за то, что он так долго скрывал правду. Или еще хуже — решить, что их отношения возникли как часть какого-то хитроумного плана командующего. Но ничего такого не произошло. Лу Бисин вел себя в этом вопросе точно так же, как когда вколол себе релаксант Номер 6, — отстраненно и рационально. Оказывается, это равнодушное отношение не было следствием того, что он по доброте душевной не хотел придираться к мелочам? Лу Бисин вежливо склонил голову и извинился перед Доктором Хардином: — Прошу прощения, что вывалил на вас свои личные проблемы. — Нет, — покачал головой пожилой ученый. — Если бы Цзиншу, как вы сейчас, села и поговорила со мной, а не заставляла предоставлять ей данные, то возможно… — Я не думаю, что госпожа Линь стала бы действовать без веской причины, — сказал Лу Бисин. — Если мир однажды станет таким, каким она задумала, то мы хотя бы не сможем больше совершить ошибку, подобную Эдему. — Премьер-министр Лу, — голос Доктора Хардина стал жестче, а на его испещренном морщинами лице, похожем на высохшую горькую дыню, появилось серьезное выражение. — Правда в том, что как бы вы ни старались найти верный путь в будущее, какими бы ни стали отношения Союза с Восьмой Галактикой, новая структура общества однажды все равно пойдет по следам Союза. Мы снова достигнем точки саморазрушения. Такова судьба человечества — и это единственная истина, которую я вынес, прожив 300 лет, совершив несчетное количество ошибок и много раз свернув на пути не туда. Лу Бисин был ошеломлен. — Комитет Эдема когда-то контролировал весь мир, словно небожители. Я, Лаура, Вульф, Линь Цзиншу… даже сам Линь Цзинхэн — все мы в разной степени приложили руку к тому, что случилось с Союзом. Со стороны может показаться, что к падению Союза привели внутренние конфликты, — продолжал Доктор Хардин. — Но по данным последней переписи населения, проведенной прямо перед войной, доля родившихся с синдромом церебральной пустоты стабильно увеличивалась — по крайней мере, на территории Союза. Каждый год таких людей появлялось на свет на 0,4% больше, чем в предыдущий. Одновременно росло и потребление препаратов, контролирующих эмоциональный фон и психическое состояние — несмотря на существование Эдема. А значит, в следующем поколении Союз так или иначе столкнулся бы с революцией, а мы просто ускорили этот процесс. Не знаю, слышал ли Премьер-министр Лу об известной дилемме из Древней земной эры: каким путем в будущем пойдет человечество — предсказанным Оруэллом или Хаксли? — Хм, да, мне попадалось что-то подобное. Двадцатый век Древней земной эры, — ответил Лу Бисин. — Это время считают зарождением Галактической эры. Историки считают, что именно в этот момент начался «обратный отсчет» времени землян. — Все верно. Эти двое известных пророков описали два разных вида анти-утопии: в произведениях одного мир в будущем стал пустынным, в нем царил абсолютный тоталитаризм, а социальный строй держался на страхе и ненависти. Другой создал мир, в котором люди добровольно позволили превратить себя в общество марионеток, не умеющих думать самостоятельно и посвятивших жизнь развлечениям. Один мир был наполнен бесконечными войнами, в то время как в другом полностью исчезло само понятие конфликтов, при этом человечество погрузилось в бесконечную иллюзию мира и спокойствия, — Доктор Хардин говорил спокойно, хотя голос его был слегка хриплым. — Но с тех пор минуло четыре эпохи, и в реальности оказалось, что мы подобны маятнику, который постоянно раскачивается между этими двумя пророчествами… Хорошим примером будет Старая звездная эра, которая завершилась основанием Союза, и пришедший ей на смену монстр под названием Эдем… — А что насчет Легиона Свободы? — Спросил Лу Бисин. — Легион Свободы… Легион Свободы куда смелее. Амбиции Линь Цзиншу разрушительны — она пытается соединить эти две крайности воедино. Биочипы, которыми она торгует, появились из руин Эдема с целью завлечь в ловушку слабых и безвольных людей, готовых принять биологическую модификацию тел. Она использует высокие технологии, чтобы изменить саму структуру общества изнутри, и это перекликается с миром, созданным Хаксли… Затем она прибегнет к запугиванию и угнетению при помощи иерархической структуры «опиума», чтобы контролировать население, — а это уже теория Оруэлла, — Доктор Хардин горько усмехнулся. — Этот метод быстрый и эффективный: одного взмаха ее клинка оказалось достаточно, чтобы сквозь горы трупов проложить себе путь к цели. Лу Бисин пару мгновений обдумывал его слова, а потом произнес: — В каком-то смысле это и вправду гениальный план. На наш взгляд, она жестока и аморальна, но что если она преуспеет? Что если много лет спустя люди, читая в книгах о хаосе, который творился в Союзе, посчитают, что настоящими варварами были именно мы? Потому что в их обществе у каждого есть своя роль и задача, а вместе с этим и выверенный карьерный путь — никто не чувствует себя отщепенцем, и все довольны своим положением. Им не ведомы войны и репрессии — чипы, вживленные в их тела, контролируют их сознание, заставляя со всей искренностью выполнять данные им команды. Таким образом, они не чувствуют никакого давления и даже не думают бунтовать или нарушать сложившийся порядок вещей… — В таком мире больше никогда не появятся «выжившие», — добавил Доктор Хардин. — потому что и катастроф больше не случится. Если ее план провалится, в истории она навсегда останется наркоторговцем и кровожадным космическим пиратом, но если она добьется своего, ее будут почитать как святую. Лу Бисин взглянул на пожилого ученого и шутливо заметил: — Вы почти убедили меня. Эй, доктор, вы точно не шпион пиратской группировки? Доктор Хардин никак не отреагировал на его дурачество и продолжил: — Тем не менее, я не согласен с ней. Четыре эпохи сменилось со времен Древней земной эры и до сегодняшнего дня — а это сотни тысяч лет. Но мы ни разу так и не остановились ни в одной из крайних точек, описанных двумя пророками с древней Земли. Не считая короткой и очень бурной Эры освоения космоса, каждый раз после периодов мира и спокойствия наступали времена общественных волнений, перераставших в конфликты и войны. Затем выжившие в этом хаосе начинали новый цикл — так устроена проклятая замкнутая петля человеческой цивилизации. Улыбка сползла с лица Лу Бисина. После долгого молчания он спросил: — Вы считаете, что такова цена свободы? Вы все еще верите в постулаты Декларации? — Это плата за само стремление к свободе, — поправил его Доктор Хардин. — За всю историю человечества никто — будь то нищие или элита — так и не смог достигнуть настоящей свободы. Знаете что, премьер-министр? Были даже те, кто утверждал, что «людям не нужна свобода», потому что чем шире возможности выбора, тем тяжелее груз ответственности за него, и однажды этот вес становится неподъемным для любого человека. Когда наступает такой момент, люди добровольно загоняют себя в определенные границы и ограничивают свою свободу. Даже вы недавно признались мне, что всегда старались перекладывать принятие решений на чужие плечи, избрав позицию человека, который может лишь следовать чужим приказам. Только представьте, как себя чувствуют обычные граждане вроде меня. Лу Бисин прекрасно понимал, о чем говорит старик, и на сердце у него стало еще тяжелее. — Мы заплатили такую чудовищную цену лишь для того, чтобы осознать, что свобода — пустой звук, ведь никто не знает, что это такое. Декларация Свободы превратилась в глупую шутку, — произнес Доктор Хардин. — Так почему же мы не можем выбрать путь Оруэлла или Хаксли и просто следовать ему? Лу Бисин склонил голову, чтобы посмотреть в мутные глаза ученого, и выражение его лица едва заметно изменилось. — Некоторые считают, что миры Оруэлла и Хаксли — полная противоположность друг другу, но на деле они рассказывают об одном и том же феномене, — продолжал Доктор Хардин. — И я не о политической сатире этих писателей… просто они оба описали то, что называется общественным «синдромом клаустрофобии». Мы подобны легендарным безногим птицам [1], которые никогда не смогут приземлиться, — мы продолжаем лететь, потому что иначе умрем и погрязнем в разрушениях. Нам необходимо открывать новые миры и территории, и чем больше мы узнаем, тем сильнее чувство замкнутости пространства. Помнится, на той карликовой планете я беседовал на эту тему с Цзинхэном: когда-то на одной крохотной Земле жили миллиарды человек, которые вовсе не чувствовали себя заключенными. Природная планета, богатая ресурсами, необходимыми для жизни, полностью удовлетворяла потребности человечества. Но теперь, упоминая разрыв связей с Союзом, вы все равно используете термин «изоляция». Лаура как-то сказала, что гнев, тревога, боль и глупость — признаки свободы воли человека. Декларация Свободы величественна и прекрасна, но она смогла набрать популярность безо всяких научных обоснований лишь потому, что резонирует с человеческой природой. Премьер-министр, наша сущность не обязательно должна поддаваться логическому объяснению, а иначе как бы молодые люди — такие, как вы — оказывались глубоко вовлечены в болезненный и по сути бессмысленный процесс, называемый романтической любовью? — Доктор Хардин жестом приказал роботу принести его оборудование, собираясь уходить. — Разве что однажды эта часть человеческой души исчезнет… но тогда и «люди» станут принципиально новым видом, не похожим на нас. Премьер-министр Лу, раз вы лично приняли решение закрыть человечеству альтернативный эволюционный путь, вы должны быть готовы к тому, что нам готовит будущее. Лу Бисин помог старику снять с вешалки пиджак. — Должен быть готов, — тихо повторил он. — Верно. Если задуматься, именно мы открыли терминал в червоточине — можно сказать, вырыли себе могилу. Но должен поблагодарить вас от лица Команды межгалактических исследований: говорят, вы очень помогли им с созданием канала связи. Догадываюсь, что будучи специалистом по ментальным сетям, вы неплохо разбираетесь и в коммуникационных технологиях. Опять же, наверняка вам пришлось многому научиться за время пребывания в галактической тюрьме. Доктор Хардин снова невесело рассмеялся и честно ответил: — Да, ведь в тот момент в нашем распоряжении были лишь простейшие приспособления родом из Древней земной эры, а бороться приходилось с самым продвинутым тюремным оборудованием. У нас было более десятка лет… не только я многое узнал, но и мой не в меру жестокий ученик практически стал экспертом в этой области. — Он сказал, что не помнит, сколько раз терпел неудачу, — как бы между делом заметил Лу Бисин. Доктор Хардин, решив, что эту историю Линь Цзинхэн уже успел рассказать, спокойно ответил: — Если я ничего не путаю, то более 2000 раз. Если бы на его месте оказался менее упрямый и терпеливый человек, он бы наверняка уже сошел с ума. Линь Цзинхэн: — … Он только что… в «прямом эфире» наблюдал, как умудренный годами, мудрый и уважаемый ученый всухую продул мошеннику, использовавшему методы сетевого маркетинга. На это было просто стыдно смотреть. Услышав последние слова старика, Лу Бисин почувствовал, как его пальцы на ручках инвалидного кресла задрожали. Более… 2000 раз. И каждый раз, потерпев неудачу, он в одиночестве карабкался на крышу, чтобы всматриваться в звездное небо? Разве это не значит, что его дни проходили в непроглядной тьме? Но сам Лу Бисин больше не был тем наивным молодым мужчиной, который затащил своего командующего на ночной рынок и молил его об улыбке с долькой апельсина в руках. Он больше не мог без тени сомнения пообещать, что «просто последует за ним». — Доктор, — не задумываясь произнес Лу Бисин. — Когда ты понимаешь, что больше не способен сделать любимого человека счастливым, что вместо этого заставляешь его делать что-то, чего он не хочет, и просто тащишь вниз… значит ли это, что нам стоит… Не успел он договорить, как дверь в гостевую комнату с оглушительным грохотом распахнулась, с размаху ударившись о стену и нарушив тишину, царившую в доме. Пожилой Доктор Хардин от неожиданности чуть не вывалился из инвалидного кресла. С потолка свесилась роботизированная рука Чжаньлу, и ИИ рассудительно произнес: — Коробка двери повреждена, на стене имеются видимые сколы, необходимо запустить функцию автоматической починки… Сэр, я вынужден напомнить вам, что это неприемлемое проявление агрессии… — Уходите, — перебил его Линь Цзинхэн. Чжаньлу умолк, скользнул на пол и принял свою человеческую форму. Быстро взявшись за ручки инвалидного кресла Доктора Хардина, он вежливо сказал: — Позвольте я провожу вас домой. Доктор Хардин, который только что с уверенностью дискутировал на философские темы и делал предположения о прошлом и будущем всего человечества, теперь не смел произнести и звука, вместо этого поспешно покинув дом с Чжаньлу. Линь Цзинхэн замер месте, не сводя сердитого взгляда с Лу Бисина. Он не хотел устраивать сцену при посторонних, поэтому дождался щелчка входной двери, убедившись, что Доктор Хардин ушел, схватил Лу Бисина за воротник и прижал мужчину к стене: — Иди сюда, надо поговорить. Лу Бисин еще не успел отойти от шока и запаниковал: — Ты… когда ты вернулся домой? Как получилось, что Чжаньлу не… Линь Цзинхэн оборвал его, процедив сквозь сжатые зубы: — Что ты только что сказал этому старику? Повтори это мне в лицо. Лу Бисин, который, как и Доктор Хардин, еще минуту назад высокопарно рассуждал о судьбах человечества, не успел даже сойти со своего пьедестала и не решался ответить. Он хотел бы вернуться назад во времени и проглотить эту фразу, которую произнес, повинуясь непонятному порыву. У него почти подкашивались ноги. Линь Цзинхэн и не думал идти на попятную: — Значит ли это, что нам стоит сделать что? Лу Бисин растерянно открыл рот: — Я… Увидев панику на лице Лу Бисина, Линь Цзинхэн почувствовал, что на его пылающее сердце плеснули кипящее масло, отчего ярость, словно проснувшийся вулкан, сотрясла все его тело. Он еще ни разу в жизни не испытывал такого гнева, а память еще и подкинула ему данные отчетов Чжаньлу о здоровье Лу Бисина и биочипе в его теле. Он так сильно сжал кулаки, что костяшки его пальцев захрустели… Линь Цзинхэн даже испытал мимолетное желание хорошенько наподдать молодому мужчине, швырнуть его на пол и пнуть для пущего эффекта. Но конечно, как бы сильно ни расстроился этот жадный Скрудж, он никогда бы не тронул свое драгоценное сокровище. В сердце Линь Цзинхэна, казалось, взорвалось несколько ядерных бомб одновременно, и в груди стало невыносимо пусто… но он все равно не смог бы тронуть и волоска на голове Лу Бисина. Он несколько мгновений не двигался, а затем в исступлении ударил кулаком в стену и отвернулся. Только он собрался уйти куда-нибудь, чтобы успокоиться, как руки Лу Бисина обхватили его талию со спины. — Ты сказал, что не пострадал, а лишь попал в заточение к Легиону Свободы на несколько лет — так а каком повреждении мозга идет речь? Что значит «Линь Цзиншу хотела навсегда оставить тебя в вегетативном состоянии»? — Слова застревали у Лу Бисина в горле, и он настойчиво тянул Линь Цзинхэна за край рубашки. Командующий напрягся, но вырваться из хватки не мог — ведь у маленького засранца было преимущество в виде биочипа. Лу Бисин пробрался ладонью под одежду мужчины и нащупал шрам на животе. — И как ты получил это? [1] Прим.пер.: отсылка к фильму «Дни дикости»: «Ты знаешь легенду про безногую птицу? Про птицу, которая способна жить только в воздухе? Эта птица живет в небе и спит на лету, поэтому первая же ее встреча с землей станет для нее последней».