Отбракованные (Некондиция)

Прист «Отбракованные (Некондиция)»
Слэш
Перевод
В процессе
R
Отбракованные (Некондиция)
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Пэйринг и персонажи
Описание
Я превратился в призрака, вернувшегося к жизни, насквозь пропитанного ненавистью и жаждой мести. Я погружался в бездну, мечтая посеять гнилые семена правды, вырастить из них шипы, напитанные кровью, чтобы они пронзили эту империю, построенную на лжи. И там, на самом дне... я обрёл свою звезду.
Примечания
Перевод с английского, не коммерческий, не машинный. У переводчика есть тгк, где после окончания перевода будет выложен качественный финальный файл в разных форматах. https://t.me/cancipintranslation
Содержание Вперед

Глава 134 - Слишком поздно

Современные доработки препарата уже смогли справиться с судорогами мышц, вызываемыми применением релаксантов, — когда Лу Бисин дотянулся до командующего, лишь кончики его пальцев слегка подрагивали. Медицинское оборудование успело пристегнуть его ремнем, длина которого составляла всего полтора метра. По стечению обстоятельств, именно на таком расстоянии от места его крепления оказалась входная дверь в офис премьер-министра. Ремень полностью натянулся в тот самый момент, когда Лу Бисин схватился за воротник Линь Цзинхэна, — его дрожащие руки порвали тонкую ткань рубашки командующего, оставив на ней небольшую дыру. Лу Бисин заставил свой почти отключившийся мозг снова заработать, сосредоточившись на воротнике под своими пальцами. На его ладонях от усилия проступили вены — он отчаянно пытался притянуть к себе мужчину, ускользавшего от него. «Как же я могу позволить тебе снова исчезнуть?» Внезапно его запястье накрыла чужая ладонь с небольшими мозолями, и Лу Бисин даже почувствовал, что кожа Линя была покрыта тонкими шрамами. Брови премьер-министра резко изогнулись, и мужчина ощутил, будто к его обледеневшей за многие годы душе прикоснулся раскаленный факел. Мучительное жжение распространилось от его груди до самых лопаток — он почти физически чувствовал эту нестерпимую боль. Она была такой настоящей, что легко могла на куски разорвать его сердце. Воронка червоточины поглотила корпус механоида, и космос вокруг них начал неестественно скручиваться, а дверь в кабинет премьер-министра приобрела странную органическую форму. Линь Цзинхэн попытался что-то сказать, но мир вокруг словно двигался в замедленной съемке, и слова, сказанные совсем рядом, никак не могли достигнуть ушей Лу Бисина. Лу Бисин притянул Линь Цзинхэна ближе, и тот мягко упал в его объятья, все еще не касаясь ногами пола. Соприкосновение их тел в этом искаженном пространстве оказалось легким, как перышко. Но Лу Бисину казалось, что стальные доспехи на груди, надежно защищавшие его все эти годы, наконец раскололись. Трещины мгновенно расползлись по всей поверхности его тела, словно паутина, обнажив уродливую плоть. Червоточина создавала странные оптические иллюзии, и сейчас весь корпус механоида будто испарился. Крохотный офис премьер-министра внезапно стал частью безграничного космоса, и в этом искаженном пространстве беспомощно парили пассажиры корабля. Вокруг то и дело возникали странные вогнутые и выпуклые поверхности, в которых отражались события прошлого, настоящего и будущего, словно на пересечении линий человеческих судеб. В этих необычных зеркалах мелькали сцены чудовищных взрывов, в которых погибали корабли, кровавых звезд, всходивших над далекими планетами… и даже боеголовок, яркими вспышками падавших на изуродованную поверхность земли. В какой-то момент невидимый демон пронесся сквозь заброшенную Восьмую Галактику — это Радужный вирус с корнем выдирал человеческие жизни, оставляя за собой груды мертвых тел, покрывавших планеты и космические станции, словно опавшие листья. Голые кости, торчавшие из грязи, создавали чудовищную картину отчаяния. Эта червоточина походила на сточную канаву, в которой сохранились все самые уродливые сцены истории Восьмой Галактики, которые сейчас бесконечным потоком проносились сквозь время и исчезали в небытии. Вскоре энергетические волны от большого количества механоидов начали влиять на стабильность червоточины. Корпус механоида, исчезнувший мгновениями ранее, снова оказался на месте, и на борту заверещала автоматическая система предупреждения. Линь Цзинхэн затаил дыхание: он не знал, было ли это нормальной ситуацией во время прыжков сквозь червоточину, но его инстинкты подсказывали ему, что надвигается опасность. Он поспешно схватил защитный скафандр, который так и не успел надеть Лу Бисин, и попытался запихнуть в него мужчину, а затем приметил кислородную маску, парившую под потолком, и вытянул руку, чтобы ее поймать. Но Лу Бисин наотрез отказывался его отпускать и крепко обхватил талию командующего руками, когда ремень безопасности потянул его назад к месту крепления. Механоид накренился, и спина Линь Цзинхэна прижалась к холодной поверхности стены: — Сейчас же надень кислородную маску! Лу Бисин не слышал его — он медленно поднял руку и положил ладонь на грудь Линь Цзинхэна. Время вновь претерпело искажение и будто на несколько мгновений полностью остановилось. Зрение Лу Бисина затуманилось, а в голове возникла единственная мысль: «Это всего лишь иллюзия от прохождения червоточины, правда?» А иначе почему он не почувствовал под своими пальцами сердцебиения? Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он наконец ощутил медленный удар в грудной клетке командующего. Лу Бисин внезапно кое-что осознал. Будь то невероятная радость или отчаянная истерика, релаксант Номер 6 был достаточно сильным препаратом, чтобы справиться со всеми эмоциями — но просто потому, что эти поверхностные чувства не шли ни в какое сравнение с тем счастьем, которое он испытал, услышав биение сердца Линь Цзинхэна. Единственный глухой удар словно разрушил над головой Лу Бисина небосвод, существовавший тысячелетиями, а заодно и вдребезги разбил душу молодого премьер-министра. В замедленном до предела времени требовалось приложить массу сил, чтобы преодолеть дистанцию всего в один метр. Линь Цзинхэн завороженно наблюдал за тем, как мужчина перед ним пытается придвинуться ближе: словно на кадрах старой поврежденной кинопленки, его лицо сейчас медленно искажалось от невыносимой боли. Они не могли разговаривать и не слышали друг друга, но все годы их разлуки — более пяти тысяч одиноких дней и ночей — сейчас нашли отражение в этом мучительном отчаянии, написанном на лице Лу Бисина. Линь Цзинхэну оставалось лишь принять все как есть. Ему казалось, что боль другого мужчины накрыла его самого с головой, отчего он несколько мгновений не мог даже дышать. Дистанция всего в несколько сантиметров, на преодоление которой как будто понадобились тысячи лет, наконец испарилась. Линь Цзинхэн почувствовал прикосновение сухих прохладных губ к своим, а затем резкую боль, когда Лу Бисин внезапно его укусил. Его рот наполнился характерным вкусом крови, будто Лу Бисин пытался не поцеловать его, а поглотить целиком. Огромный механоид тяжело содрогнулся от соприкосновения с нестабильными энергетическими волнами червоточины, вспыхивавших яркими огнями где-то вдалеке. На мгновение создалось впечатление, что червоточина вот-вот проглотит корабль без остатка. Но какая разница? Если Линь Цзинхэну придется погибнуть в этом искаженном космосе, его жизнь оборвется этим долгожданным поцелуем после судьбоносного воссоединения. «Я не мог бы умереть лучше», — подумал он про себя. Но судьба и не думала дарить ему такой красивый трагический финал. В следующее мгновение временная шкала снова претерпела изменения и вернулась к своему обычному состоянию. Гравитационная система корабля включилась, и двое мужчин рухнули на пол. Линь Цзинхэн инстинктивно обхватил Лу Бисина руками, чтобы защитить от удара. На секунду ему показалось, что они снова оказались дома тем вечером, когда мужчина в его объятиях точно так же толкнул его на диван в гостиной. Но прошло уже шестнадцать лет. Обратная дорога флота Восьмой Галактики оказалась опасной, но к счастью, никто серьезно не пострадал. Корабли наконец преодолели зону пространственно-временного искажения. Солдаты, оставшиеся на первом этаже, видели, как Линь Цзинхэн, не надев защитного костюма, побежал по ступеням наверх, проигнорировав все их предостережения. Теперь, когда самая рискованная часть пути осталась позади, они поспешно отстегнули ремни безопасности и кинулись на второй этаж. Дверь в кабинет все еще была слегка приоткрыта. Солдат, поднявшийся первым, замер на пороге, увидев, как всемогущий премьер-министр Восьмой Галактики прильнул к Линь Цзинхэну. Пальцы мужчины крепко вцепились в рубашку командующего, напряженное тело склонилось вперед, а по лицу катились слезы. Глаза Лу Бисина все еще были красными, поэтому со стороны даже казалось, что с его ресниц капают капли крови. Солдат абсолютно растерялся и на мгновение застыл на месте, прежде чем осторожно закрыть дверь и тихо удалиться. Весь полет для Лу Бисина длился лишь несколько секунд, достаточных, чтобы обменяться с Линем коротким поцелуем, но для людей, оставшихся ждать в Восьмой Галактике, минуло уже полтора месяца. Туран и сама не знала, как продержалась так долго. Из разрозненных сообщений, полученных через червоточину, она смогла лишь составить поверхностное суждение о ситуации снаружи, но увидеть полную картину, конечно, не получилось. Объятая тревогой, она терпеливо ждала новостей, стараясь не давать волю раздражению, но уже чувствовала, что от гнева готова голыми руками перебить всех диких животных, населявших Восьмую Галактику. К счастью, ей хватило благоразумия не броситься вслед за флотом в червоточину. — Генерал Туран, мы зафиксировали сильные колебания энергии в зоне червоточин! Туран вскочила и отрывисто закричала в канал связи: — На связи временный командующий вооруженных сил Восьмой Галактики Элизабет Туран. Премьер-министр Лу вернулся? Сигнал еще окончательно не стабилизировался, поэтому ответа с другой стороны не последовало. Туран глубоко вздохнула и повторила вопрос: — Пожалуйста, подтвердите, что флот премьер-министра вернулся в безопасности… Не успела она договорить, как с другого конца послышался голос: — Что? Элизабет Туран? — С сомнением поинтересовался Томас. — Туран не может так разговаривать, да ни за что… погодите… она говорит как нормальный человек! Та засранка, которую я знаю, никогда бы так себя не повела… Это что, какая-то тезка? Услышав этот знакомый голос, Туран почувствовала, что мир вокруг нее рухнул. Томас прочистил горло и продолжил: — Добрый день, я Капитан Третьего Отряда Серебряной Десятки Томас Юнг. Не «тот самый» Томас Юнг: мой вклад в судьбу человечества — это мое невероятное чувство юмора и знания в области инженерных систем механоидов, а не двухщелевой опыт(прим.пер.: впервые проведенный ученым Томасом Юнгом в 1801 году, этот эксперимент демонстрирует, что свет и материя могут проявлять как характеристики волн, так и частиц). Рад наконец попасть в этот удивительный край, называемый Восьмой Галактикой. Холодное выражение внезапно слетело с лица Туран, и она резко покраснела. Оперевшись руками на коммуникационное оборудование, она стащила с волос головной убор и на одном дыхании проорала в канал связи: — Катись нахер обратно в свою двойную колыбель вместе со своим братом, Томас Юнг! Томас был поражен до глубины души: — Что? Хочешь трахнуть моего брата…? О, да без проблем, не то, чтобы он мне сильно дорог, можешь забирать. — Эй, ребята, я что, превратился в труп, дрейфующий в космосе? — Не выдержал Пуассон. — В нашем Четвертом отряде осталось трое солдат и два механоида, а от Восьмого всего один человек, но Девятый Отряд, кажется, успел разрастись и захватить целую галактику. Тут есть от чего расстроиться, не находите? — Давно не виделись, Элизабет. — И правда, давно. Разве мы не договорились, что Девятый Отряд всегда в авангарде, а Десятый в хвосте Серебряной Десятки заметает следы? Кто это позволил тебе сбежать и так неплохо устроиться за нашей спиной? — Ты только полюбуйся: они смогли отправить огромный флот тяжелых механоидов, чтобы встретить наши потрепанные корабли, да как они смеют! — Богатая сучка, — заключил Пуассон. — Глупая состоятельная дочка капиталиста, — добавил Томас. Эти нисколько не похожие друг на друга близнецы наконец в чем-то сошлись, выступив против общего врага, и хором договорили: — Да пошла ты! Туран казалось, что все ее привычные ругательства и оскорбления застряли у нее в горле. Ее мысли все больше путались, и в конце концов она смогла лишь пробормотать: — Гребаные придурки, — затем она решилась задать другой вопрос. — Вы все, мудаки, вернулись… а что насчет командующего? Вскоре она услышала ответ, прозвучавший неожиданно мягко и добродушно: — Я тоже здесь. Восьмая Галактика воистину была одновременно и суровым краем, и чудесным. Доктора Хардина подняли из медицинской капсулы и усадили в инвалидное кресло. Как только он смог покинуть капсулу, то сразу обратил взгляд в иллюминатор механоида, чтобы осмотреться. Дорога от зоны червоточины до ближайших трансферных точек Восьмой Галактики заняла почти десять часов. Здесь располагалось пересечение множества трансферных коридоров, и кое-где все еще можно было заметить следы боевых действий, но в целом, в зоне царил порядок. Во время пролета флота тяжелых механоидов все публичные коридоры, пролегавшие поблизости от военного, были перекрыты на полчаса. Несколько торговых кораблей, ожидавших возможности продолжить свой путь, развернули цифровые знаки, гласившие: «Можно сделать фото?», и все пассажиры военных механоидов увидели их на своих экранах. Вскоре вокруг терминала начали встречаться разнообразные космические станции. Иногда попадались отдельные планеты, отчего путешествие сквозь трансферный коридор неожиданно напоминало Первую Галактику до начала войны. — После того, как Восьмая Галактика закрылась от внешнего мира, нам пришлось столкнуться с внутренними конфликтами, — объяснил Тупоголовый Доктору Хардину. — И хотя сейчас относительно мирно, мы до сих пор сохраняем некоторые традиции военного времени. На экране вспыхнула надпись: «Исследовательский центр планеты Пекин-β приветствует премьер-министра». — О, мы летим мимо Пекина-β, кажется, планета сейчас в афелии. Когда-то там было очень славно, разве что зима тянулась слишком долго. Я раньше там жил, — рассказывал Тупоголовый. — Когда началась война, Гвардейцы Кайли взорвали эту планету. Мы пока так и не смогли восстановить ее экосистему, поэтому сейчас используем эту территорию в качестве лаборатории. — Военной лаборатории? — Уточнил Доктор Хардин. — Ага, — ответил Тупоголовый. — По большей части, мы тестируем здесь противоракетные системы. Одна из моих одноклассниц как раз работает в центре, у нее вполне достойная зарплата, но исследования, конечно, обходятся крайне дорого. Почти все время приходится запрашивать дополнительное финансирование у Премьер-министра Лу, поэтому моя одноклассница по результатам годового финансового отчета вечно оказывается в его черном списке… но с этим ничего не поделаешь, ведь Восьмая Галактика не может навсегда остаться в изоляции. Через несколько десятилетий мы сможем заново отстроить трансферные точки и наладить связи с внешним миром, но кто знает, каким будет Союз к этому времени… нам необходимо подумать о собственной безопасности. Премьер-министр много трудился, чтобы помочь Восьмой Галактике встать на ноги, и никто не хочет возвращаться к прежней жизни. Не можем же мы позволить кому-то разрушить результаты наших усилий. — Премьер-министр Лу… и правда сын Командующего Лу Синя? — Спросил Доктор Хардин. При упоминании премьер-министра Тупоголовый растерянно потер нос, и на лице у него появилось по-детски наивное выражение — точно такое же глупое, как когда-то в юности: — Мне кажется, это просто шутка? Хахаха, что ему оставалось еще делать — броситься в бой? Наш Премьер-министр Лу здорово импровизирует. Доктор Хардин: — … — Статуя Командующего Лу Синя сейчас стоит на главной площади Города Млечного Пути. Это изваяние и выбитая на нем Декларация Свободы — основа основ Восьмой Галактики. Премьер-министр Лу последовал по его стопам и вытащил нас из грязи, — произнес Тупоголовый. — Иногда он сидит у подножья этой статуи. А из-за того, что у него с Командующим Лу одинаковые фамилии, многие распространяют на эту тему нелепые слухи… Но лично мне все равно, кто он, — раньше он преподавал у меня, а теперь он премьер-министр нашей галактики, этого достаточно. Капитан Первого Отряда Серебряной Десятки был серьезным человеком, всегда готовым помочь, — он взялся сам катить инвалидное кресло Доктора Хардина и спросил: — Когда мы сможем встретиться с премьер-министром? — О, погодите, я уточню, — Тупоголовый коснулся экрана персонального устройства и спросил своего руководителя. Вскоре он получил команду «отдохнуть и реорганизовать команду», так как премьер-министр сейчас был в глубокой отключке. В отличие от Линь Цзинхэна, который отчаянно рвался домой, Лу Бисин и не догадывался, что командующий все еще жив. Неуправляемый поток эмоций, подавленный релаксантом, не мог не отразиться на его самочувствии и давлении, поэтому Чжаньлу предложил инъекцию успокоительных и как минимум сутки отдыха, чтобы остудить его разгоряченную голову. Лу Бисин запротестовал: — Нет, уходи, я не… Но не успел он озвучить свое недовольство, как медицинское оборудование «напало» на него из-за спины: седативный препарат мгновенно подавил его нестабильный эмоциональный фон, и Лу Бисин почти сразу потерял сознание, уронив голову на колени Линь Цзинхэна. Линь Цзинхэн: — … Командующий поспешно подхватил мужчину на руки и уложил его в медицинскую капсулу. Но хотя молодой премьер-министр и был в забытьи, его пальцы, словно металлические наручники, крепко сжимали запястье Линь Цзинхэна, не собираясь отпускать. Линь Цзинхэн беззвучно вздохнул, вытер кровь из уголка губ и сел рядом с медицинской капсулой. Затем он тихо обратился к Чжаньлу: — Когда ты служил мне, ты не был таким коварным. — Вы правы, сэр. Сейчас уровень моей независимости куда выше, — ответил Чжаньлу. — Будучи цифровым дворецким, я располагаю более широким спектром разрешений, нежели когда я был ядром механоида. Ректор Лу позволяет мне действовать по своему усмотрению, когда он ментально нестабилен. — То есть, ты издеваешься над ним, потому что он к тебе добр? — Поднял бровь Линь Цзинхэн. Чжаньлу не распознал легкое недовольство в голосе своего бывшего хозяина и жизнерадостно объяснил: — Вовсе нет, сэр, мою систему Ректор Лу восстанавливал самостоятельно. Он в любой момент может отозвать у меня права и разрешения, но он сам назначил меня доверенным лицом для тех случаев, когда ему кажется, что он не в здравом рассудке. Это долгая история… у нас в запасе еще несколько часов полета до Города Млечного Пути, вы хотите ее услышать? — Валяй, — кивнул Линь Цзинхэн. Даже в глубоком забытьи брови Лу Бисина были тревожно нахмурены, словно ему снился какой-то мучительный сон. Если бы он все еще был в сознании, он точно подчистил бы память Чжаньлу и стер упоминания некоторых событий, но теперь было слишком поздно. Статуя Лу Синя в Городе Млечного Пути смотрела в небо: флот тяжелых механоидов пронесся над ее головой, словно грозовая туча, а затем приземлился на военной базе вдалеке. Это изваяние стояло на одном и том же месте вот уже более десятилетия, и жители Цимина за это время привыкли постоянно видеть его — лишь туристы с других планет все еще с восторгом фотографировались на фоне памятника. Молодой солдат зевнул от скуки, а роботы-папарацци, ожидавшие неподалеку от военной базы Города Млечного Пути, ринулись ко входу, словно рой пчел, готовые записывать все подробности невероятного путешествия сквозь природную червоточину. Статуя Лу Синя все так же с легкой улыбкой смотрела вдаль, будто приветствуя новое будущее галактики.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.