Отбракованные (Некондиция)

Прим.пер.: осторожно, упоминания суицидальных мыслей. Шел одиннадцатый сезон дождей на Цимине, если считать с первого года по новому календарю Восьмой Галактики. Восьмая Галактика никогда не уделяла такого внимания контролю погодных условий, как Вольто, где жители избегали, словно чумы, любого попадания грязи на подошвы их ботинок. У обитателей Восьмой Галактики не было на такие капризы денег, да и не вели они образ жизни, подобный тому, что был привычен на Вольто. Не считая аграрных комплексов, погодой на которых нужно было управлять, большинство планет довольствовались тем климатом, который сложился на них естественным путем. И точно как древние земляне, жители порой забывали посмотреть прогноз погоды и попадали под проливной дождь без зонтов. Дома при этом были построены из специальных материалов, которые поддерживали внутри приемлемую влажность и температуру. За холодным туманом, тяжелыми тучами и дождем все еще было уютно наблюдать из окна теплого дома. Лу Бисин сидел в своем кабинете за письменным столом из темного дерева, скрытым под огромным количеством спутанных файлов, развернутых на его персональном устройстве. Не отводя взгляда от данных, которые изучал, он сдвинул в сторону свою кружку. На углу стола тут же появилась роботизированная рука, которая скользнула к чашке и наполнила ее свежезаваренным чаем с молоком. — Ректор Лу, вы сидите на месте вот уже три часа, — из механической руки послышался голос Чжаньлу. — Чтобы поддерживать себя здоровым, вам надо иногда вставать и разминаться. Эта роботизированная рука была заметно меньше изначальной формы Чжаньлу и обладала куда более скудными возможностями трансформации — принять человеческую форму он больше не мог. Теоретически, используя данные, полученные из базы ИИ, воссоздать оригинальное ядро Чжаньлу было возможно, но они пока не могли себе этого позволить из соображений дефицита бюджета. Суммы, рассчитанные Министерством инженерии, были слишком велики — для восстановления Чжаньлу понадобилось бы больше денег, чем на обеспечение Туран огромным межгалактическим флотом, вооруженным до зубов. Тем более, без своего талантливого хозяина это сильнейшее оружие человечества сейчас было не полезнее кухонного ножа, поэтому проект воссоздания ядра был отложен на неопределенный срок. — Не то, чтобы я против, — ответил Лу Бисин, не поднимая глаз на ИИ. — Просто… извини, не мог бы ты сначала снять этого малыша с моей ноги? Под столом оказался питон-альбинос длиной в целый метр, который сейчас ласково обвился вокруг ноги Лу Бисина и положил свою пугающе большую голову ему на колено. Питон беспечно дремал, слегка высунув длинный язык, и не имел никакого понятия о том, что кто-то просит его подвинуться. — Ах, вот он где, — механическая рука шустро сползла под стол и ухватила длинное тело питона. Подняв змею, она вернула ту в террариум. — Возможно, пора купить Попкорну новое жилье. Услышав имя «Попкорн», Лу Бисин почувствовал некоторое смущение. Помимо змеи, сейчас на краю его стола отдыхал хамелеон, который безуспешно пытался сменить цвет и слиться со столешницей. У него была несколько глупая и растерянная морда — казалось, он все еще верил, что живет на древней планете Земля. На первом этаже дома обосновался гигантский аквариум метра в три длиной, в котором жили всевозможные морские существа. Емкость была ухоженной и чистой, а внутри располагалось множество декораций — рыбы довольно плавали по кругу, а вода в аквариуме отражала потоки проливного дождя за окном. — Чжаньлу, если бы ты был человеком, то мог бы побороться за звание самого странного соседа в мире. Почему мы не можем завести домашнее животное, не покрытое чешуей? — Лу Бисин размял затекшую ногу, которую до этого обвивал питон, подумав, что весь его дом наполнен глупыми созданиями, от каждой частички тела которых исходит холод. Чжаньлу с готовностью ответил: — Воспитание питомца благотворно влияет на физическое и психологическое здоровье. Если вы хотите завести домашнее животное, которое нравится вам, я вас полностью поддержу. «Другими словами, я буду растить, кого хочу, а вы растите, кого вам угодно, но сами несите за него ответственность». — Клянусь, однажды я тебя отформатирую, — Лу Бисин взял в руку кружку и поводил ей перед глазами хамелеона. — Ты сидишь на моем костере, подвинься, дружок. Живое древнее ископаемое слегка склонило голову набок, словно пытаясь понять, что ему говорил Лу Бисин. Лу Бисин осознал, что его попытка договориться с рептилией с треском провалилась, и с некоторой опаской поднял пальцами четвероногого друга со стола. Положив хамелеона на пол, он наконец забрал свой керамический костер с края стола. Там, где только что лежала подставка, на столешнице теперь виднелось семь неровных засечек разного размера. Некоторые были такими глубокими, будто человек, вырезавший их, хотел разрубить стол пополам, в то время как другие состояли из множества мелких царапин. Эта композиция из разнообразных отметин со стороны почти напоминала странную абстрактную живопись. Взгляд Лу Бисина скользнул по порезам на деревянной поверхности и на секунду задержался на увиденном… «А ведь прошло уже десять лет», — подумал он про себя. В тот день десять лет назад, когда состоялись похороны Эдварда Ханта, тоже шел дождь. Лу Бисин самостоятельно организовал все мероприятия, а затем в одиночестве вернулся в «Дом Командующего Линя и Инженера 001». Всю дорогу домой он не мог отделаться от чувства, что его ноги не достают до земли — шаги были настолько легкими, что казались ему ненастоящими. Его спутанное сознание подкидывало ему образы, где он соскальзывает с поверхности планеты и проваливается в непроглядную тьму вселенной. Ему хотелось напиться, чтобы забыть о своей печали, но такой возможности не было — ресурсы были так ограничены, что даже у новоиспеченного премьер-министра дома не оказалось алкоголя. Теперь он как сон вспоминал время, проведенное на станции Коровы, где этого добра было в избытке. Лу Бисин обыскал весь дом, пока, наконец, не нашел старую бутылку пива. Увидев ее, он внезапно словно наяву вспомнил ночь много лет назад, когда Линь Цзинхэн, одетый в пижаму, вытащил из своего холодильника бутылку пива. Командующий тогда какое-то время с отвращением разглядывал ее, а потом закинул обратно в холодильник и в раздражении отхлебнул остывший чай из кружки на столе. Лу Бисин вытянул руку, пытаясь удержать видение, но не успели кончики его пальцев коснуться мужчины перед ним, как тот растворился без следа. Это было последней каплей, которая переполнила его чашу терпения и сломала его сопротивление, словно метеоритный дождь, разорвавший атмосферу. Он в отчаянии закричал домашней медицинской капсуле, чтобы та ввела ему галлюциногены, нелегальные наркотики… что угодно, лишь бы погрузиться в глубокий сон и никогда не просыпаться. Чжаньлу трижды пытался урезонить его, пока Лу Бисин не устроил ему одностороннюю истерику. После третьего предупреждения Чжаньлу больше не мог отказаться исполнять приказы — даже если его хозяин решил совершить самоубийство, ИИ оставалось бы только подать тому пистолет. Но прежде чем выполнить команду, избежать которой не представлялось возможным, ИИ принял неожиданное решение… Он нашел в базе данных видеозапись и открыл проекцию на белой стене комнаты. На ней четырнадцатилетний Линь Цзинхэн присутствовал на церемонии зачисления в Академию Черной Орхидеи. Парадный зал был украшен изображениями исторических событий и героических подвигов, призванными вдохновить новоиспеченных студентов. Юный Линь сидел в самом уголке и слушал, периодически отвлекаясь на окружающих. Он явно хотел выглядеть равнодушным и крутым, поэтому старательно изображал на лице скуку, как только вспоминал, что он на приветственной церемонии академии. Затем он заметил небольшую камеру рядом с собой, которая записывала все его действия, — его лицо тут же покраснело от смущения и гнева, и он оттолкнул камеру, завершив запись. Лу Бисин не отрываясь смотрел на это юное лицо, позабыв о галлюциногенах, которые требовал до этого, о том, где сейчас находился, и о той непроглядной тьме, которая еще ждала его впереди. Той ночью он пересматривал этот короткий пятиминутный ролик сотни раз. На следующее утро он оставил первую засечку на краешке стола и включил автоматическую функцию Чжаньлу, которую заблокировал, когда восстанавливал базу данных ИИ… Премьер-министр Хант однажды сказал, что когда его не станет, никто не сможет образумить Лу Бисина — молодой мужчина всерьез прислушался к его словам. На рассвете после бессонной ночи он внезапно задумался о том, почему кто-то столь упрямый, холодный и высокомерный, как Линь Цзинхэн, столько лет позволял Чжаньлу его донимать. Почему он никогда не отключал защитную функцию ИИ? Чжаньлу даже ухитрился сговориться с кем-то за его спиной, чтобы остановить командующего от некоторых необратимых поступков. Теперь он наконец все понял. Будучи тем, кто шагает в темноте с острым клинком в руках и в полном одиночестве, он нуждался в чем-то, что будет держать его на земле, даже если это лишь тонкая цепочка, прикованная к его мизинцу. Ее было достаточно, чтобы слегка потянуть командующего, когда тот ступал на опасную тропинку, и напомнить ему о том, кем он на самом деле был. Лу Бисин пообещал Эдварду Ханту, что семь раз превратится в пепел и семь раз из него возродится. С тех пор, каждый раз, когда Лу Бисин понимал, что больше не может держаться, он оставлял засечку на своем рабочем столе. Это было одновременно обещанием, данным усопшему, и обратным отсчетом его жизни. Вероятно, именно этот обратный отсчет давал ему надежду, что однажды все это, наконец, закончится. Каждый раз, вырезая засечку, ему казалось, что его душа немного освобождается от бесконечной боли. …Впрочем, вседозволенность Чжаньлу имела и оборотную сторону — стоило лишь взглянуть на этот дом, полный странных хладнокровных созданий. В конце третьего года Эры независимости долгий упадок Восьмой Галактики привел к тому, что черный рынок снова начал процветать. Главами незаконных группировок и объединений нечистых на руку торговцев стали люди, которые когда-то обладали властью в рядах Независимого флота. Вначале, памятуя о связи правительства и флота, а так же отдавая должное их заслугам при воссоединении галактики, Лу Бисин закрывал на это глаза. Но вскоре черный рынок начал все больше угрожать развитию крепкой экономики, и две стороны потихоньку вступили в противостояние. Внутренние конфликты между группировками тоже разгорались все больше. В конце концов, те самые люди, кто еще недавно пел гимны под статуей Лу Синя, спровоцировали гражданскую войну в Восьмой Галактике. Война затянулась на целых три года. За это время Лу Бисин успел вытащить из базы данных Чжаньлу всю информацию о Линь Цзинхэне и, просматривая видеозаписи, будто прожил с командующим все годы его юности. Количество засечек на столе увеличилось до пяти. Эти пять следов от лезвия стали своего рода «козлами отпущения» — руки, державшие нож, так никогда и не уничтожили текст Декларации Свободы у подножия статуи Лу Синя. Затем, в середине седьмого года Эры независимости… Минт, достигнув совершеннолетия, решила последовать заповедям Академии Звездного Моря и посвятить свою жизнь изучению бесконечного мира за пределами галактики. Она добровольно присоединилась к Команде галактических исследований и последовала за группой молодых безумцев, чтобы осмотреть мир вокруг галактики, не прибегая к помощи трансферных точек. Минт повзрослела и наконец поняла, чему ее учили старшие наставники. Тогда Лу Бисин отказался подписывать документы на экспедицию — его сердце уже очерствело, и в мыслях осталось лишь производство механоидов и боеголовок. Только когда Минт тайком отправила ему видеозапись его речи с церемонии открытия учебного года в Академии Звездного Моря, он согласился выделить финансирование и одобрил этот небольшой проект. В результате экспедиции было найдено несколько ранее неизвестных карликовых планет, богатых природными ресурсами, секретный внутренний трансферный коридор… и естественная зона червоточин на неизведанной ранее территории. В этой области активные действующие червоточины, словно водовороты, появлялись из ниоткуда и снова исчезали. Бесстрашные первопроходцы из Команды галактических исследований, оставив завещания, самостоятельно отправились в одну из наиболее стабильных червоточин. Они пропали на целых 10 месяцев, и все уже решили, что ученые пожертвовали жизнями ради науки, но потрепанная группа исследователей внезапно вернулась после появления очередной червоточины. С собой они принесли невероятные новости — эти естественные червоточины искажали время и пространство, поэтому сквозь них можно было попасть в другую галактику. Та зона, куда вела червоточина, была куда опаснее Пустыни Смерти в Восьмой Галактике — оттуда почти невозможно было выбраться живым. Тем не менее, именно там они обнаружили останки механоидов, что доказывало присутствие поблизости людей! Лу Бисин проигнорировал категорическое несогласие кабинета министров и настоял на том, чтобы самому отправиться на эту опасную территорию. Он покинул Восьмую Галактику и, ориентируясь на знаки, оставленные членами экспедиции, выяснил, что другая сторона червоточины выходила в необитаемую зону на границе Первой Галактики — Сердце Розы. Лу Бисин впервые в своей жизни покинул Восьмую Галактику, хотя он никогда даже не мог предположить, что это случится при таких обстоятельствах. Месяцами, словно обезумев, он обыскивал всю зону вокруг Сердца Розы. Он мечтал миновать эту необжитую территорию и отправиться в Первую Галактику в надежде найти хотя бы слабый след того человека… Его усилия не прошли даром: хотя он так и не нашел ни одной трансферной точки в зоне Сердца Розы, но смог подобрать останки механоида из Союза. Восстановив данные с уничтоженного корабля, он выяснил, что этот механоид участвовал в жестоком сражении между вооруженными силами Союза и Войсками Славы. Среди записей нашлась информация обо всех существенных событиях последних лет, что позволило Восьмой Галактике с высокой долей точности предположить, каким образом развивались военные действия снаружи. Конечно, там содержались и записи сражения, в котором были уничтожены флоты Седьмой и Восьмой галактик. Лу Бисин наконец собственными глазами увидел, что произошло в тот год. Вернувшись в Восьмую Галактику с разбитой вдребезги душой, первым делом он приказал Туран установить патрули вокруг зоны естественной червоточины, а сам заперся в лаборатории у себя дома. Словно одержимый, он достал прядь волос из стрелянного шарика и извлек из нее ДНК. «Его больше нет», — думал он. — «Может быть, хотя бы его копия принесет успокоение разбитому сердцу». Многочисленные предупреждения Чжаньлу не возымели эффекта, поэтому ИИ активировал экстренный режим защиты хозяина и без промедления взорвал капсулу с питательным раствором. Лу Бисин три дня оставался в темной лаборатории, а затем оставил шестую засечку на поверхности стола и собственноручно уничтожил все полученные данные о ДНК Линь Цзинхэна. Затем наступило начало девятого года Эры независимости. Лу Бисин использовал сам себя в качестве лабораторной крысы, раз за разом имплантируя, извлекая, дорабатывая и снова имплантируя в свое тело биочип. Он отказался от всех функций чипа, отвечавших за связь с другими, и избавился от эффекта глушения сигналов техники. Убедившись в безопасности биочипа, он так же удостоверился, что его нельзя контролировать извне. После девяти лет исследований стабильность чипа достигла необходимого уровня, и тестирование на животных показало положительные результаты. Мыши, которым был введен биочип, реагировали повышением всех жизненных показателей и не испытывали побочных эффектов. Только он было подумал, что добился успеха, и собрался с помощью Чжаньлу отправить отчет небольшому кругу доверенных инженеров, как все мыши одна за другой внезапно погибли от разрушения цепей ДНК, как будто биочип разом вытянул из них все жизненные силы. Лишь одна контрольная группа мышей прожила на месяц дольше — эти животные были ранее инфицированы Радужным вирусом, который Лу Бисин втайне воссоздал из образца оригинального вируса. Лу Бисину понадобилось девять лет, чтобы доказать, что АУГ не была просто сборищем психопатов, одержимых экспериментами над людьми. Созданные с помощью биочипа «сверхлюди» должны были пройти через заражение Радужным вирусом, чтобы исследования дали результат. Чтобы сломить оковы эволюции, нужно было до основания разрушить геном человека. Будучи уникальным исключением из всех правил, Лу Бисин все еще мог существовать в обществе в качестве «чудака», но что если такие «исключения» появятся повсеместно? Произойдет ли от них принципиально новый вид? И какое будущее ждет эту расу искусственно созданных людей? Не станут ли они подобием вампиров из древних легенд, произошедших от людей, а затем обратившихся против своих предков? Возможно, спустя тысячелетия один вид истребит другой — но будет ли это значить, что люди эволюционировали или что попросту вымерли? На одной чаше весов был успех исследования, на которое он потратил девять лет жизни, а на другой — последствия открытия этого ящика Пандоры. На этот раз Премьер-министр Лу не стал пугать инженеров своего министерства и не просил Туран ворваться в свой дом. Днем он продолжал ходить на работу как обычно, а вечерами возвращался домой, никому не сообщая, на каком перепутье стоял и насколько крепко держал за руку дьявола, следовавшего за ним по пятам. Спустя месяц эта тихая буря в его сердце превратилась в седьмую засечку. Восстановленный Радужный вирус вместе с результатами девятилетнего исследования погибли в огне. Семь засечек на письменном столе сформировали сильную и вызывающую уважение личность Премьер-министра Лу. После трех часов работы Лу Бисин взял кружку, поднялся со стола и прошелся по кабинету, слушая, как Чжаньлу озвучивает поступившие письма: — Министерство финансов направило последний годовой отчет: сумма долга уверенно уменьшается, лично я считаю, что экономика развивается неплохими темпами. — Хм, это хорошие новости, — кивнул Лу Бисин. — Министерство инженерии запрашивает дополнительное финансирование — новая лаборатория на Пекине-β добилась прогресса в сфере противоракетных установок. Лу Бисин вздохнул: — Я уж думал, у нас появится немного больше денег, а им теперь понадобился дополнительный бюджет… — Пришло сообщение от юной госпожи Минт, — продолжал докладывать Чжаньлу. — Она собирается подать прошение об одобрении второй экспедиции Команды галактических исследований. У них все готово, кроме бумажной работы. Лу Бисин поднял голову. Прим.пер.: я рыдала, пока переводила эту главу. Душевный надлом Лу Бисина просто разбил мне сердце…