Отбракованные (Некондиция)

Прим.пер.: осторожно, селфхарм. Система Чжаньлу была невероятно сложной — даже резервная копия, оставшаяся дома, не содержала в себе большинства функций, и это полностью перечеркивало все, что Лу Бисин знал про ИИ. С другой стороны, в этом не было ничего удивительного — ведь когда-то на Пекине-β Чжаньлу сопровождал Линь Цзинхэна, и никто, кроме Лу Бисина, не догадывался, что он не человек. По слухам, один грамм трансформируемого материала, из которого был сделан Чжаньлу, стоил шесть миллионов в валюте Первой Галактики, и эту цену могло себе позволить лишь правительство Союза. Насколько же продвинутая технология была использована, чтобы построить оболочку его ядра? Лу Бисин не раз пытался себе это представить, но только теперь понял, что все это время недооценивал уровень этого невероятного ИИ. Чжаньлу был похож на неразрешимую загадку. Лу Бисин прочел все материалы, которые смог найти, но чем больше он погружался в процесс, тем чаще начинал задумываться о том, что эта задача может быть невыполнимой. Ему казалось, что он ступил в бесконечное болото, по которому было невыносимо трудно шагать. За три месяца он совсем не продвинулся. Лу Бисин не впервые сталкивался с неудачами — в конце концов, он когда-то был наивным юным ученым, пытавшимся изобрести механоид для пилотов с синдромом церебральной пустоты. Тогда, после многочисленных попыток и провалов, его эксперимент ничем не закончился. Но для юноши та мечта была лишь одной из многих, словно звезды в далеком небе для ребенка из Древней земной эры. Даже если разрушенная фантазия приносила боль, то боль эта горела прекрасным пламенем. Но на этот раз, если он не сможет восстановить Чжаньлу, он не знал, что вообще ему останется. На сотый день добровольного домашнего заключения, Лу Бисина, спавшего в гостиной, разбудили яркие лучи солнца. Он попытался подняться, но особый материал дивана не распознал намерения хозяина и обернулся вокруг него, словно гигантское одеяло. Лу Бисин вздохнул, отодвинул рукой мягкую ткань и приподнялся, зевая и осматриваясь. Внезапно его затуманенное сном зрение резко прояснилось — под его пальцами оказалась прядь волос, застрявшая в складках дивана. Лу Бисин поспешно сел, и диван мгновенно увеличил жесткость поверхности, отреагировав на резкое движение. Спустя мгновение Лу Бисин осторожно и медленно, будто в молитве, склонился над диваном, подцепил пальцем несколько волосков и вытащил их на поверхность. Это была обычная прядь прямых и достаточно коротких волос, но уникального темного цвета, который в слабом освещении казался практически черным. Ее оставил второй хозяин этого дома. Лу Бисин держал ее в руках и растерянно пялился на нее целых три часа, пока домашняя медицинская капсула не издала предупреждающий сигнал. Тогда он очнулся от затянувшегося ступора, взял волоски пинцетом и положил их между двумя стеклышками от микроскопа. Затем, все еще не полностью удовлетворенный результатом, он нашел домашний 3D-принтер и создал вокруг пряди волос сферическую стеклянную капсулу, издалека напоминавшую прозрачный шарик. Лу Бисин осторожно положил ее в карман. Наконец поднявшись с дивана, он почистил зубы и пролистал на персональном устройстве заметки, написанные прошлой ночью. Сейчас ему казалось, что все записи, сделанные накануне, были невнятной пустой болтовней, поэтому он безжалостно их удалил и умыл лицо ледяной водой. Это был сотый раз, когда он уничтожал свои наработки. Лу Бисин неосознанно осмотрел себя в зеркале и понял, что не узнает человека, на которого смотрит, — его подбородок покрылся короткой щетиной, одежда, которую он не менял несколько дней, была помята и в беспорядке, а на груди красовалось мокрое пятно. Его щеки слегка впали, а давно не стриженные волосы отросли почти до плеч. При такой длине его от природы волнистая шевелюра выглядела особенно неряшливо. Лу Бисин обычно заботился о своей внешности, поэтому увидев себя в таком ужасном состоянии, потерял дар речи. Но у него не было сил даже на то, чтобы привести себя в порядок, поэтому он просто развернул зеркало от себя. В этот момент в дверь его дома постучали. Цифровой дворецкий был отключен, поэтому все устройства работали лишь на базовом ИИ, который сейчас механическим голосом объявил: — Посетитель: Минт. В базе данных: ваша студентка. Желаете открыть дверь? — Нет, — вздохнул Лу Бисин. Он не хотел ее видеть, но вовсе не потому, что имел что-то против этой юной девушки. Просто после стодневного уединения от всего мира, любая мысль об общении с другими людьми казалась ему невыносимой. За дверью воцарилась тишина, но спустя пару секунд персональное устройство Лу Бисина подало сигнал: «Обязанность законного опекуна». Точно, ведь Минт исполнится двадцать лишь через четырнадцать месяцев — несмотря на то, что она уже долго работала наравне со взрослыми и была абсолютно независима, формально она все еще не достигла совершеннолетия. В соответствии с законом о защите прав детей, действующим в Союзе, законные опекуны не имели права прерывать связь со своими подопечными без веских на то причин. Лу Бисин сжал пальцами край раковины и опустил голову, невесело рассмеявшись: — …Закон о защите прав детей. Он открыл экран персонального устройства, перешел в настройки основной системы и удалил из нее всю законодательную базу Союза — навязчивый сигнал после этого отключился. Лу Бисин прикрыл глаза и с полминуты стоял на месте, но затем все же решил открыть девушке дверь. Минт была не одна — на крыльце его ждали все четверо студентов. Минт открыла было рот, чтобы позвать Ректора Лу, но ее голос сорвался, и она разрыдалась прямо перед Лу Бисином. Глаза Лу Бисина бегло оглядели студентов, а затем остановились на садике у входа в дом. Робот-садовник и танцующие роботы у крыльца были починены и смазаны, а в саду воцарился порядок. Высоченные сорняки были тщательно выполоты — вот почему сегодня он проснулся от яркого солнечного света. Сад был густо засажен цветами всевозможных оттенков. — Не плачь, — Лу Бисин пытался трижды, но так и не смог выдавить из себя улыбки. Ему стало совестно, и он решил все же пригласить студентов в дом. — Это вы привели в порядок сад? Спасибо. — Ректор, — произнес Уайт. — Мы здесь, чтобы помочь вам, можно остаться? Мы поучаствуем в восстановлении системы Чжаньлу. Лу Бисин подумал про себя: «Ну что вы можете починить с вашими-то талантами? Вы способны позаботиться о простейших роботах и сделать чашку чая, но что еще?» Не успел он мягко отвергнуть предложение, как вмешался Тупоголовый, глаза которого тоже были красными от слез: — Я ничего не умею… Ректор Лу, позвольте я сделаю вам кофе. Лу Бисин: — … Эти четверо детей были единственными выжившими обитателями Пекина-β. Они так долго следовали за ним сквозь всю галактику и так сильно старались повзрослеть как можно скорее. Собравшись вокруг него, они сейчас напоминали беспомощных бродячих животных — Лу Бисин не знал, смеяться ему или плакать, и не находил слов, чтобы ответить им. Он не был похож на Линь Цзинхэна, который поднимался каждый день до восхода солнца, чтобы попасть на тренировку, даже если внезапно настал конец света. Но у него было другое твердое убеждение: пускай он все потерял, но еще оставался учителем и опекуном. Он был готов поступиться собственным благополучием, чтобы не подвести своих учеников, поэтому ему оставалось лишь согласиться на их просьбу: — Хорошо, с этого момента ты ответственен за кофе. Он и сам тогда не догадывался, что этот мягкий кивок разрушит его привычную рутину отшельника. Четверо студентов теперь каждый день по расписанию приходили к нему. Лу Бисин чувствовал себя неловко перед учениками из-за своей неряшливости, поэтому наконец выделил время, чтобы привести себя в порядок и вернуть себе презентабельный вид. За одну ночь эти ленивые паршивцы превратились в образцовых студентов, и Лу Бисину казалось, что он их больше не узнает. Они тихо приходили и уходили, следили за тем, чтобы роботы вовремя убирались, а иногда приносили с собой всякие мелочи, чтобы дом выглядел уютнее. Ребята не справлялись со сложными текстами научной литературы, поэтому решили взять на себя мелкие бытовые задачи наподобие заваривания чая или приготовления кофе. Они договорились не беспокоить своего преподавателя, когда не могли в чем-то разобраться, поэтому собирались вместе в соседней комнате и обсуждали возникшую проблему. Вечером они осторожно докладывали Лу Бисину прогресс своего обучения и рассказывали о новых идеях, прежде чем разойтись по домам. Конечно, четверо юных студентов не могли сравнится даже с одним опытным инженером. Большая часть их предположений не только не помогала ему, но и вынуждала отвлекаться на исправление их бесчисленных ошибок… с другой стороны, именно это заставило его наконец снова заговорить и поучаствовать в жизни студентов. Вскоре все инженеры из команды Лу Бисина начали приходить в его дом вместе с учениками. Вначале речь шла всего о паре человек, и Лу Бисин не находил серьезного повода прогнать их. Но постепенно посетителей становилось все больше, пока в один прекрасный день молодой ученый не заметил, что в его доме закончился кофе. Тогда он осознал, что весь основной состав его министерства каждый день наведывается к нему в гости. Лу Бисин стоял на лестнице, опираясь на невысокий поручень, и растерянно взирал на пустой мешок из-под кофе. Он открыл отсек роботизированной кофемашины, которая повсюду следовала за ним, а затем оглядел всех инженеров, которые сегодня пришли на обед и толпились на первом этаже. В доме было не так уж много стульев, поэтому их уступили сотрудникам в возрасте, а остальные стояли в стороне или сидели на полу вокруг поломанной системы дворецкого с цифровыми перьями наизготове. — Эй, — Лу Бисин постучал костяшками пальцев по металлическим перилам лестницы. Гул голосов внизу умолк, и все гости подняли к нему головы. — Послушайте, если я ничего не путаю, то я запрашивал длительный отпуск, а не переезд министерства в собственный дом. У меня заканчиваются припасы, даже в доме самого лучшего инженера не может быть столько пищи. Вашими стараниями весь мой полугодовой запас кофе подошел к концу, так что, возможно, время расходиться по домам. — Не волнуйтесь, Ректор Лу, премьер-министр дал разрешение привезти вам еще несколько мешков кофе, — ответил пожилой инженер, поднявшись со стула. — Премьер-министр Хант сказал, что если мы не сможем восстановить базу Чжаньлу, нам придется потратить не одно столетие, чтобы создать необходимые технологии, поэтому вы не можете просто так прогнать нас. Лу Бисин почесал затылок, не зная, что ответить — ведь он сам придумал эту отговорку, чтобы попросить у премьер-министра отпуск. Большая часть данных в базе Чжаньлу содержала информацию о технологиях Союза, и Лу Бисин уже успел с ней ознакомиться — пусть это и были самые современные разработки, они подходили больше для показухи, чем для реального использования. Тем более, разве могут производственные мощности Восьмой Галактики сравниться с заводами Союза? Если Союз мог добиться каких-то результатов, это вовсе не значило, что и Восьмая Галактика на это способна. Если все эти невероятные технологии было невозможно воплотить в жизнь, они так навсегда и останутся ничем не подкрепленными теориями. С точки зрения практичности, пожалуй, даже фермы Хоупа были гораздо полезнее, чем база данных Чжаньлу — а иначе Линь Цзинхэн уже давно бы поделился этими знаниями с Восьмой Галактикой. Лу Бисин мягко ответил: — Неважно, насколько современные технологии окажутся в наших руках — все будет зависеть от нашей производственной базы. Основная задача Восьмой Галактики сейчас — это восстановить общественный порядок и запустить фабрики. Премьер-министр, вероятно, неправильно выразился. Чжаньлу… Чжаньлу — это проект на дальнюю перспективу. Вам всем следует вернуться к своим прямым обязанностям, а не тратить время здесь со мной… — Ректор Лу, — перебил его один из молодых инженеров, решив не ходить вокруг да около. — Вам не нужно ничего объяснять. Мы все знаем, что это был просто предлог для отпуска, потому что вы уверены, что восстановление базы данных Чжаньлу — это ваше личное дело, и не хотите, чтобы окружающие за вас волновались. Неважно, что говорят другие, но я уроженец захолустной планеты Альпенглоу и смог превратиться из рядового техника, поддерживавшего работу экосистемы, в настоящего сотрудника Министерства инженерии потому, что решил добровольно следовать за вами, и вы тоже выбрали меня в свою команду. — Раз у нас нет времени в рабочие часы, мы будем приходить по вечерам. — Ректор Лу, вы сами говорили нам, что наше министерство — единая команда. — Разве девиз нашей группы не «Всегда пытайся сделать то, что кажется невозможным»? — Эта задача как раз кажется невыполнимой — поэтому мы здесь. Лу Бисин по-прежнему сжимал в руках пустой мешок из-под кофе. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл его, рассматривая людей в своей гостиной — слова застряли у него в горле, и он не мог выдавить из себя ни звука. «Мы все здесь» Пускай Восьмая Галактика и была отсталой территорией, но даже она могла породить талантливых инженеров и таких удивительных ученых, как Лу Бисин. Все эти люди были годами погребены под пылью полузаброшенных планет, а затем их кто-то внезапно вытащил на свет и бросил в самый эпицентр событий, ни о чем не спросив. Но теперь эти самоцветы сияли по-настоящему. Те, кого ты не оставил позади, никогда не бросят тебя. «Дом Командующего Линя и Инженера 001» был не особо большим, скромные площади были рассчитаны на проживание не более 3-4 человек. Периодические ужины с друзьями не стали бы проблемой, но нашествие всех сотрудников министерства разом он выдерживал с трудом — внутри стало откровенно тесно. Подвал был отдан инженерам — они заняли тренажерный зал целиком, словно стая шумных мартышек, и работали не покладая рук. На беговой дорожке сидело трое работников, а помещение симулятора невесомости превратилось в импровизированную переговорную, в которой постоянно спорили о своих наработках четверо или пятеро человек, напоминавших банду невоспитанных хулиганов. В комнате раздавались цветистые ругательства, популярные в Восьмой Галактике, а в какой-то момент одного из инженеров даже выгнали с совещания. Тот в гневе запустил симуляцию невесомости, желая отомстить, а потом с наслаждением наблюдал, как его невоспитанных коллег мотало из стороны в сторону, словно в старой стиральной машинке, пока те не потеряли сознание и не были помещены в медицинские капсулы. Лу Бисин, услышав о случившемся, поспешил в подвал и абсолютно растерялся от сцены, представшей перед его глазами, поэтому не долго думая повесил на входную дверь свод правил поведения в доме. Первая же строчка была написана огромными буквами и гласила: «Никаких конфликтов с применением силы», а сам владелец дома от греха подальше переместил все оборудование на чердак. Чердак обычно был освещен солнечным светом. Чтобы защитить чувствительную аппаратуру, Лу Бисин накрыл стеклянный купол на крыше и большое окно, а затем дождался, пока роботы закончат свою работу и все расставят по местам, прежде чем самим аккуратно выстроиться вдоль стены. Лу Бисин обернулся и осмотрел помещение, в котором стало существенно темнее. Все вещи здесь принадлежали Линю, и теперь они тихо стояли в тени, словно и сам этот человек ласково и терпеливо смотрел на Лу Бисина со стороны. Сердце Лу Бисина с силой ударилось о ребра — наглухо закрытая дверь к запретным воспоминаниям в этот момент слегка приоткрылась. Внезапно он больше не мог контролировать невыносимую потребность думать о Линь Цзинхэне, о тех людях, с которыми больше не увидится, и о тех, от которых намеренно отвернулся. Сколько бы он ни уговаривал себя, что правильнее не размышлять об этом, не вспоминать — ведь у него было еще столько работы впереди, внизу его ждали инженеры, и нужно было сохранять холодную голову — в конце концов, он все равно поддался этому желанию… Будто наркоман во время очередного срыва, он нервно бродил по чердаку, пытаясь снова захлопнуть тайную дверь в своем сердце. Неосознанно он вытащил из кармана сигарету, глубоко затянулся ей и громко закашлялся, так и не успокоившись. Тогда он затушил окурок о собственную руку, и только острая боль и запах обожженной плоти привели его в чувства. Сейчас он словно утопающий, пытавшийся ухватить глоток воздуха, из последних сил старался взять под контроль собственное сознание, причиняя себе физические страдания. Через некоторое время, почувствовав, что его сердце перестало бешено колотиться, он сбежал с чердака, закрыв его за собой на замок. Он проскользнул в небольшую комнату рядом, обработал рану и скрыл повязку рукавом, будто ничего не произошло, а затем снова окунулся в расшифровку цифровых данных. В таких неожиданных обстоятельствах было заложено ядро исследовательской группы инженеров Восьмой Галактики. В мгновение ока пролетел полный год по универсальному календарю Вольто, насыщенный событиями и непредвиденными ситуациями. Ради выживания сократить ежедневные расходы пришлось всем — от бедняков до самого премьер-министра. За прошедшее время в галактике вспыхнуло более десятка вооруженных конфликтов. Премьер-министр молчаливо поддержал решение Лу Бисина о возврате практики смертной казни, которое тот принял, пока замещал Эдварда Ханта, а затем публично казнил группу контрабандистов, участвовавших в сбыте ампул с поддельным питательным раствором. Поведение пожилого премьер-министра и его принципы управления галактикой стали несравнимо жестче. Он ввел поправки в конституцию и ультимативно сменил курс правительства, словно пытаясь как можно скорее проложить Восьмой Галактике путь в мирное будущее. Цимин совершил полный оборот вокруг солнца и вернулся к тому же дню четырнадцать месяцев назад, когда были взорваны трансферные точки. Эдвард Хант объявил эту дату официальным Днем независимости Восьмой Галактики, и с этого дня стандартная календарная система Союза была упразднена, уступив место новому исчислению, основанному на протяженности орбиты Цимина. Теперь каждый год равнялся 424 дням по новому календарю. В это время Лу Бисин и его группа упрямых инженеров наконец добились некоторых результатов. Спустя 424 дня резервная копия Чжаньлу в доме Лу Бисина успешно перезапустилась. Знакомый голос снова раздался по всему дому — от гостиной до подвала: — Приветствую, я искусственный интеллект Чжаньлу. Приношу извинения, но из-за системного сбоя я сейчас не могу оказывать необходимые услуги. Далее я переключусь в режим восстановления данных, что займет приблизительно 800 часов. Прошу проявить терпение и убедиться в стабильном энергоснабжении. Толпа инженеров в подвале разразилась радостными криками. Кто-то начал насвистывать песенку, кто-то громко расхохотался, ударив ладонью по стене. Те, кто последние трое суток не спали, тут же решили вздремнуть. Лу Бисин прижал ладонь к груди — он почувствовал, будто в кармане его рубашки маленькая стеклянная капсула воспламенилась, жар проник сквозь его кожу, а кровь закипела, пульсируя в его заледеневшем сердце. Где сейчас Линь? Оставил ли он ему какое-либо сообщение, прежде чем последняя трансферная точка была уничтожена? Хотя бы самое бессмысленное напоминание о себе? Размышляя над этой возможностью, Лу Бисин ощутил, что его душа вот-вот покинет тело, — у него наконец появился проблеск надежды. На время, пока Чжаньлу тихо восстанавливал свои базы данных, Лу Бисин установил обратный отсчет времени на двери своего дома, чтобы по утрам проходившие мимо инженеры могли следить за прогрессом. Молодой мужчина проспал трое суток — пока его тело окончательно не затекло от одной и той же позы. Он поднялся, сбрил щетину, которая уже покрыла его подбородок, укоротил волосы, снова отросшие до плеч, переоделся в чистую одежду и накинул пиджак. Приведя себя в порядок, он направился в командный пункт, чтобы доложить новости премьер-министру и Туран. Закончив с делами и собравшись уходить, он внезапно обратился к Туран: — Генерал Туран, где мой отец? Туран посмотрела на него и поняла, что эти 400 с лишним дней практически полного уединения наконец рассеяли чудовищный туман отчаяния в глазах молодого мужчины — теперь можно было заметить проблески огня, который когда-то в них горел. Казалось, он стал тем, кем был раньше, но одновременно и полностью изменился. Она лично проводила Лу Бисина на общественное кладбище рядом с военной базой и объяснила: — Мы подобрали останки его механоида. Лу Бисин опустил взгляд на статую, украшавшую надгробие, и заметил фразу, выгравированную сбоку: «Не переживай, мой мальчик, — ты же знаешь, я нашел тебя в мусорном контейнере». Туран захотелось испариться. Собирался ли Лу Бисин поплакать или стиснуть зубы и промолчать — она совсем не желала при этом присутствовать. Он как будто очнулся от бесконечного и изматывающего ночного кошмара… Но ненадолго. Когда Лу Бисин вернулся на работу в командный пункт, бремя забот пожилого премьер-министра сразу стало легче. Процесс восстановления базы данных Чжаньлу проходил без сбоев, и казалось, что все идет на лад. Через 867 часов — чуть позже, чем ожидалось, — Чжаньлу наконец завершил все системные процедуры. Все Министерство инженерии, Туран и даже премьер-министр, покинувший ради этого свою медицинскую капсулу, собрались в «Доме Командующего Линя и Инженера 001» в ожидании чуда. — Добрый день, Ректор Лу, — заговорил Чжаньлу в помещении, полном людей. — Хотя у меня нет физической оболочки, я очень счастлив вас снова видеть. Кажется, вы выглядите бледнее и худее, чем раньше. Услышав этот до боли знакомый голос, Лу Бисин почувствовал, как его глаза защипало. Туран наконец задала вопрос, который волновал всех присутствующих: — Чжаньлу, что случилось с Командующим Линем? Твое основное ядро сейчас с ним? Несколько секунд Чжаньлу не произносил ни слова, а затем ответил: — Капитан, на пути к терминалу мы попали в западню пиратов. Они взорвали трансферную точку, и все отряды Седьмой и Восьмой галактик погибли. Корабль командующего был уничтожен… Туран рухнула на пол. Они карабкались через горы, шли сквозь адское пламя, медленно выбирались из бездны отчаяния, с надеждой взирая на конец своего длинного пути… Лишь для того, чтобы понять, что у них ничего не осталось. Однажды Хоуп сказал: «Человечество рождено из веры». Лу Бисин тут же ответил: «Человечество и умрет за веру». Это оказалось мрачным пророчеством.