Мой маленький волк

Следующие два дня Джонхан усиленно работал: плёл кружево сверх своей меры, прибирался в доме и к полудню заваривал новый чай. Поселение было ошарашено — некогда раздражительный и занятой вожак стал приветлив и бегал домой на обед счастливый, как малый щенок. Джонхан каждый день готовил Сынчолю блюда своей кухни и слушал хвалебные оды о его кулинарных навыках вместе с упрёками Сынквана о неотёсанности брата. Сам же Сынкван за дни общения с парнем расцвёл и засиял. Как оказалось, друзей у него в поселении почти не было. Старые приятели обзавелись парами и разъехались, а остальные обращались к нему только как к лекарю, не замечая тонкой светлой души этого прелестного омеги. За четыре дня прогулок по деревне Джонхан заметил, что здешние жители не особо общались между собой. Сынчоль сказал, что так стало после смерти прошлого главы — его отца. Люди вместе с вожаком потеряли связь друг с другом; ритуалы и праздники подзабылись и утратили свою ценность, а ранее оживлённая площадь перестала таковой быть. К новому жителю старые относились с искренним интересом и восхищением. Джонхан выделялся своей невинной наружностью и белоснежными волосами. Особенно прямолинейно высказывался молодняк, выпрашивающий потрогать белёсые пряди. А Джонхану не было жалко, он брал детей на руки и наблюдал, с каким восторгом те щупали его. Деревня была влюблена в пару вожака, хоть последний не знал ни о первом, ни о втором. — Если сейчас главный Сынчоль, то почему он не соберёт жителей вновь? — спросил как-то Джонхан на прогулке с Сынкваном. Парень всё ещё прихрамывал и шёл медленно при помощи трости, но нога его больше не беспокоила. — Ведь всё в его руках, надо поднять дух людей. Они какие-то безжизненные. — Эх, дорогой, чтобы Сынчоль поднял дух остальным, надо, чтобы его подняли сначала ему. Он последние четыре года сам не свой. Когда неожиданно погиб наш отец, ему пришлось взять ответственность за всех людей, проживающих здесь, — Сынкван приостановился у мостика над ручейком и мельком взглянул на ногу Джонхана. Тот на минуту позабыл про трость и сделал пару шагов вперёд без неё. «Интересно», — подумал лекарь, но сделал необременённое лицо. — Как можно поднять Сынчолю дух? — Джонхан был слишком увлечён своими раздумьями, из-за чего сделал ещё один шаг вперёд, но в этот раз рана не выдержала и закровила. Сынкван вынес нужные выводы и побежал ловить своего единственного друга, чтобы довести до перевязки. — Не беспокойся об этом. Сейчас ты всё для этого делаешь, — пыхтя от усилий, Сынкван, придерживающий парня за плечо, продолжал разговор. — Я бы даже сказал, что за эти три дня ты для поселения сделал больше, чем местный священник за четыре года, который, собственно, и нужен для поднятия духа. — Хотел бы я посмотреть, как возродится это чудесное поселение, — с мимолётной грустью мечтал Джонхан, зашипевший, когда тронутой раны коснулся жёсткий бинт. — А что мешает? — по-настоящему в непонятках спросил Сынкван. Они ему чуть ли не прямым текстом говорят, что его место здесь, а он всё никак не поймёт, бестолковый мальчишка. — Я же здесь, пока рана не затянется. — Кто такое сказал? — Ты. Сынкван недобро на него посмотрел, и если бы тот не был временной калекой, то точно зарядил бы ему по заднице воспитательный шлепок, но по лицу Джонхана было понятно, что взгляда достаточно. — Я сказал «как минимум»! — посмотрев как на последнего дурака, омега стал перевязывать его рану. Хотя рана ещё кровоточила, её края уже почти затянулись, что было очень быстро. — Здесь все только и мечтают, чтобы ты остался. Особенно Сынчоль и я. Здесь порой бывает очень одиноко и холодно, и я сейчас не про оживлённость улиц и погоду. Знаешь, сколько времени я мечтал о друге? — Сынкван бережно обновил повязку и сел рядом с парнем. — А мой брат? Я так давно не видел его счастливым. Джонхан поджал губы и отвёл взгляд. Всё для него было в новинку. — Если тебе надо, мы можем сходить в твой старый дом и забрать всё, что необходимо, только оставайся. Что тебя держит там? — в ранее невозмутимых глазах Сынквана теперь читалась настоящая мольба. — Я не хочу туда возвращаться, именно поэтому я придумывал все эти дни поводы, чтобы остаться, хотел даже рану расковырять, чтобы подольше побыть, — честно сознался Джонхан и по-детски опустил голову. — Вы с Сынчолем два сапога пара. Вместо того, чтобы говорить и делать напрямую, вы окольные пути ищете, — в своей привычной сучковатой манере сказал омега. — Скажи ему сегодня о своих намерениях, он до потолка взлетит. — Что-то так жарко сегодня, — тяжело сказал Сынкван, весь блестящий от пота. Джонхан, который вызвался ему помогать собирать лечебные травы, сиял не меньше, хоть и легче переносил зной. — Согласен, — бодрячком отозвался парень. — Мы уже порядком собрали трав, тут недалеко мой дом, не хочешь зайти на холодный компот? — Да, давай. Дом Сынквана был меньше дома Сынчоля. Что уж говорить, большинство домов были меньше дома вожака, за исключением многодетных семей, но, в отличие от прежнего неуютного дома альфы, дом его брата, хоть тот тоже был одинок, излучал комфорт и уют. У омеги было тонкое чувство пространства, и он умело этим пользовался, соорудив из хижины семейное гнездо, пусть и на одного. — У тебя здесь так приятно находиться, — первое, что сказал Джонхан, войдя в обитель второго человека стаи, блестящими глазами оглядывая интерьер. Всё-таки Джонхан вырос в совсем других краях, и такое убранство для него непривычно. — Ты у нас что, любитель мандаринов? — Чего? — завис Сынкван, который только что вылез из подвала с закрытой банкой компота. — Что такое мандарины? — Это фрукт такой. У него оранжевая кожура, яркий аромат и сладкий вкус, а ещё внутри он делится на мраморные дольки. Правда, поспевают они только зимой. — Ни разу не слышал даже, — удивлённо ответил Сынкван и попытался представить фрукт, но выходила какая-то нелепица. Омега разлил жидкую прохладу по стаканам и протянул один из них другу. — А с чего ты взял, что я их люблю? — У тебя весь дом ими пахнет. Сынкван был в замешательстве. Сегодня первый день предтечки, и его запах в разы усилился, но даже так обычное человеческое обоняние не могло уловить феромоны альф и омег. К тому же раньше никто так и не мог определить, чем же он пахнет, зная только, что это определённо экзотика и истинный омеги будет кем-то неместным. Обидно было только то, что кроме Джонхана в стаю никто издалека больше не приходил. — Из чего вы строите дома? — спросил Джонхан, блаженно отхлебнув первый глоток компота. — У Сынчоля дома костром пахнет. У тебя мандаринами. Это необычно. Сынкван был бы рад сказать, что пахнут вовсе не дома, но и рассказать всё Джонхану сейчас приравнивается его скорейшему побегу из поселения. — В каждой деревне строят по-своему. В нашей все дома деревянные, в соседней — из камня, но они и не под тенью леса живут. Где скалистая местность — там породу используют, где песчаные барханы — там кожу на палки натягивают. — Не могу себе представить кожу и палки, — прыснул Джонхан. — А я не могу представить мандарины, — засмеялся Сынкван. — Как только зима начнётся, я схожу в наш городок и принесу их тебе. — Я буду тебе очень благодарен.

***

Сынчоль чувствовал приближающийся гон. Ранее у него были омеги, которые помогали с ним, но никто не давал никаких обязательств, и когда вожак нашёл пару, никто, включая его самого, и думать не смел о помощи со стороны, несмотря на то, что Джонхан сейчас никак ему не поможет. Он обычный мальчик, который вдобавок даже не догадывается о волчьей системе вторичных полов и физиологии, и узнавать ему об этом рановато. Он не вернулся домой ночевать, не сказал никому ни слова и хоронился в разных местах до тех пор, пока город не прикрыл глаза, а жар собственной кожи не спал. Сынчоль обратился в волка и побежал к озеру, что совсем недалеко от его дома. Он просто хотел освежиться и сбить свой густой, горячий, как мазут запах костра, который забивал лёгкие всем, кто его слышал. Этот запах доминировал над всеми остальными, поглощая собой. Сам альфа с момента полового созревания страдал от своего феромона, потому что был окружён его дымкой так, что не чувствовал запахи других волков. Он страшно боялся проворонить своего истинного, но судьба решила над ним пошутить. Волк пару раз окунул свои ноющие лапы в сухой песок, поиграв в нём когтями, и хорошенько отряхнулся. Чёрная скатавшаяся от лихорадки шерсть висела безобразными колтунами, а жёлтый пронзительный взгляд, обострившийся после пережитой агонии, глядел на мир строже, прозорливо ища в нём остроту, но наткнулся на совершенную мягкость, сидящую на берегу совсем неподалёку. Эта мягкость совсем не двигалась, намертво прибитая к стылому песку. Мягкость молчала, зависнув в воздухе в безмолвном «о», и чувствовала себя совершенно неживой. Сынчоль нежно улыбнулся, увидев свою мягкость, но его улыбка выглядела как оскал ужасно большого хищника. Он забыл, что он сейчас волк. Он забыл, что Джонхан, не знает об этом. Он забыл, что Джонхан до смерти боится волков. Мальчик, что просто вышел подышать на улицу из-за того, что не смог уснуть без хозяина дома, который так тепло и трепетно обнимал его по во сне каждую ночь, не ожидал встретить здесь свою смерть. Он только обрёл дом и душевную гармонию, как колесо фортуны вновь начало свой цикл. Для кого-то начало, а для него завершило. Волк, словно вынюхивая что-то, поводил огромной мордой, разрезая воздух. Он медленно подступал к сжавшемуся в точку парню, стараясь делать менее угрожающий вид, но тот смотрел так прибито и загнанно, что сердце волка не выдержало, и он остановился. Если он погубит свою пару своим же обликом, то ляжет рядом с ним. Хищник стоял совсем близко и смотрел прицельно в глаза так осознанно и чётко, всем видом крича «я всё понимаю! я не причиню вреда!», и Джонхан это ощущал своим телом и чувством интуиции. Мальчик наконец вдохнул, не закрывая глаза ни на секунду перед самим адским псом, чья шерсть чернее тьмы, и наконец заговорил: — Я сдаюсь. Зверь не издал ни звука, не приблизился и не отдалился. Он смотрел в самую душу и в своей собственной истошно кричал. Он не мог вот так взять и обратиться при Джонхане. Мальчик продолжал: — Отступаю без боя. Сынчоль стал шагать назад, медленно перебирая каждой лапой. Джонхан сказал совсем на выдохе, едва слышно: — Мы должны оставаться людьми. Волк одним прыжком преодолел расстояние от берега до озера и полностью погрузился в воду. У смерти что, не стало сил? На целую минуту весь мир замер, скованный в объятьях воздуха, и показалось, что даже едва блестящие на полотне небосвода звёзды покачнулись. Вода, почти окончившая свою рябь, вновь взбушевалась, и всплеск её, взлетевший до солнца, породил того, без кого чужестранец не мог уснуть. Он был абсолютно нагим, мощнотелым, со смоляными мокрыми волосами и бровями, патовой смуглой кожей. Абсолютно совершенный. Вожак, — стремительным эхом пронеслось незнакомое слово в голове Джонхана. Сынчоль мог быть кем угодно, но в этот момент он казался ему Богом. Мужчина остановился, тяжело дыша и совершенно громко смотря на такого крохотного по сравнению с ним мальчишку, что видел в нём того, перед кем хочется подчиниться. Внезапный резкий запах костра застлал его, обволакивая в тихий сокровенный кокон. Этот аромат показался ему самым родным во всём мире, самым знакомым и понятным, словно всю жизнь он жил для того, чтобы вдохнуть его однажды полной грудью и заменить им весь воздух. — Ты совершенно прав, — громогласно изрёк альфа, за спиной которого сияло солнечное светило подобно божественному лику. — Мы должны оставаться людьми, — он выдержал паузу, считывая каждый импульс мысли с лица Джонхана, — но я волк.

***

— Почему стремятся к свету все растения на свете? — Отчего к морям спешит река? — Как мы в этот мир приходим? — В чём секрет простых мелодий? — Так вот какой он — твой мир, — Джонхан лежал головой на коленях Сынчоля, крутя в хрупких пальцах стебелёк одуванчика. Взгляд его был устремлён в ясное голубое небо, а мысли чисты и светлы. Сынчоль одной рукой опирался о мягкую траву, а второй гладил светлые мальчишечьи волосы. Он воспользовался замешательством Джонхана и сбегал себе за одеждой, и когда вернулся, понял, что тот всё ещё не сдвинулся, находясь в глубоком шоке. Альфа встряхнул мальчишку, успокоил, приобнял и наконец рассказал всё как есть. Джонхан всё выслушал, и Сынчоль услышал, как упал камень с сердца юноши. — Выходит, ты альфа? — вынес вердикт Юн. — Да. — А Сынкван — омега? — Точно в цель, — с улыбкой сказал вожак. Джонхан оказался крайне сообразительным и долго не вдуплял. — И он может родить, Господь Всемогущий! — прижал ладони к рдеющему лицу мальчик. Он теперь понял, почему в этом поселении так мало женщин, но при этом много людей. И почему в доме Сынчоля пахнет костром, а в доме Сынквана — мандаринами. Это их феромоны. — Это просто ошеломительно. Он вновь посмотрел на альфу. Тот никак не отличался от него внешне, разве что был побольше. — Но почему твой истинный я? Я ведь не волк, — задумался Джонхан. Он не припоминал у себя ни периодов гона или течки, да и шерстью случайно не обрастал. — Я не знаю, родной, — крепко обнял его альфа, — но я тебя не отпущу. — Не отпускай. Они долго нежились, прижавшись друг к дружке, как к последнему оплоту посреди разлившегося океана. Джонхан перестал скрывать свои чувства к Сынчолю и позволил всепоглощающей нежности накрыть их с головой, а сам Чхве позволил себе сказать всё то неозвученное, что так томилось в его груди. Они прожили бок-о-бок всего лишь неделю, но этого хватило, чтобы пропасть. Их впереди ждёт счастье, не затронутое пулей, и верность, не оставленная в пути. Они вернулись домой и позволили себе прилечь на пару часов. Сынчоль всегда делегировал свои обязанности подчинённым во время гона. В их стае принято качественно и спокойно переживать периоды гона и течки во избежание болезней души и тела. Вожак много раз был в совершенно разных и непохожих друг на друга стаях и отметил, что угасали именно те, что работали на износ. Альфа перестал себя сдерживать и обхватил хрупкое тело своего мальчишки, совершенно бесстыдно обнюхивая его шею. За краткое время гона он так сошёл с ума, что фантомно начал чувствовать, будто от Джонхана исходит запах. Он не был так сладок, чтобы проступать сахаром на языке, но было в нём что-то необъяснимое, а главное, схожее с запахом самого альфы, нечто общее с раскалённым воздухом и терпким концентратом, но Сынчоль знал, что он всего лишь сходит с ума, поэтому продолжал нежиться в эфемерном аромате, проваливаясь в глубокий сон. Джонхан никогда не принадлежал самому себе, он даже не догадывался, что такое возможно. Отец видел в нём собственные амбиции в расправе над, казалось бы жестокостью, но он не понимал, что наибольшая жестокость исходит от него самого. Отец не рассказывал о самой матери, о том, тёплые ли у неё были руки, как она пряла кружево и любила ли лотосы, дремлющие в их пруду. Джонхан не знал своей матери, не видел её и не слышал. Зато он прекрасно знал, как стрелять из арбалета и готовить еду привередливому отцу, за все его годы не сказавшему ни капли добра. Мальчишка рос в тумане неизвестности, непринятия себя и своих желаний, но он точно понимал, что у него тёплые руки, он любит прясть кружево и лотосы. В этой деревне он был чужестранцем, потому что всю жизнь прожил почти что в Китае. Джонхан прекрасно понимал китайский и даже умел на нём писать простые предложения, но даже крепко пропитываясь его культурой, он не мог считаться своим, как и для своей страны, половину традиций которой он попросту не знал. Поселение успокоило его мечущуюся душу, клещами вырвав из неё сомнения и тревогу. Здесь он впервые почувствовал себя своим. Джонхан аккуратно снял с себя руки альфы и сполз с кровати. Нога окончательно зажила, чему он крайне удивлялся, потому что такие глубокие раны за неделю затягивались с большим трудом. Юноша тихо убирался в спальне под мерное сопение вожака. Тот в апогее гона успел навести беспорядок во всём доме, а Джонхану было совсем не в тягость облегчить быт любимого человека. Лёжа в неге на опушке, альфа чётко заявил свои права на мальчишку и сказал, что тот остаётся жить с ним. Джонхан приготовил для любимого питательный бульон и запёк несколько лепёшек, парочку из которых взял с собой и пошёл к Сынквану. Омега сидел за столом, корпя над каким-то горшком с землёй. Он был настолько сосредоточен, что не услышал ни стука в дверь, ни шагов вошедшего Джонхана, хихикающего от вида серьёзного Сынквана. Парень очень мило дулся на непослушные семена и ругался на них, как на старшего брата. — Что ты выращиваешь? — посмеялся Джонхан, оперевшись на спинку стула, где сидел омега. Сынкван с визгом вздрогнул от испуга и чуть не опрокинул свою кропотливую рассаду. Когда он понял, что напугал его именно Джонхан, он бегал за ним вокруг стола, причитая о том, какой он несносный мальчишка, пугает старших и когда поймал того — от души шлёпнул по заднице. Нога зажила, теперь можно. Несмотря на жгучую боль, парень посмеялся, потому что Сынкван даже злился мило, и это было в какой-то степени приятно, ведь омега злился только на близких, значит, и Джонхан для него теперь близкий. Утихомирившийся красный омега снова сел за стол и продолжил свои потуги. — Недавно наши парни ездили в столицу, и я попросил, чтобы они привезли семена мандарина, вот пытаюсь разобраться, как его сажать. — Ой, я бы тебе помог, но сам не знаю, как его сажать, — Джонхан присел на стул напротив и тихонько наблюдал, как омега грунтовал почву и заворачивал каждое семя в лоскут ткани. — Ничего страшного. Ты поможешь их пробовать, когда дерево даст плоды, — Сынкван аккуратно уложил свою драгоценность в ложе и присыпал землёй. На секунду Джонхан почувствовал полное единение омеги со своим деревом. Их связывал один аромат. Они были неделимы. — Чем займёшься на этих выходных? — непринуждённо, спросил парень, болтая лапками на высоком стуле. Сынкван подбирал слова. На этих выходных его сразит течка, но Джонхану неизвестно, что это. — Я чувствую, что заболеваю, — притворно покашлял омега и потрогал свой лоб. «Такой актёр», — хихикнул в мыслях парень. — Наверное, буду отлёживаться и лечиться, поэтому, чтобы не заразиться, оставь меня умирать одного на выходные, — Сынкван пуще прежнего закашлял и даже побил себя по груди, изображая из себя претендующего на могилу. — Не знал, что течки заразны, — задумчиво сказал Джонхан и в предвкушении посмотрел на реакцию омеги. Послышался стук упавшего на пол совочка для растений, а сам Сынкван выглядел совершенно комично в своём удивлении. Округлое лицо вытянулось и зависло, а мальчик не выдержал и засмеялся. — Так ты знал! — развис омега в гневе. — И не сказал мне ничего! Я для кого тут умирающего разыгрывал! Сынкван подорвался с места и вновь гонял мальчишку вокруг стола. Получив свой заслуженный шлепок, всё ещё хохочущий Джонхан вытер слезящиеся от хохм глаза и выдохнул. — Мне Сынчоль сегодня всё рассказал. Я никогда не думал о том, что парни могут родить и что они имеют свои феромоны, но ещё больше я не ожидал, что выйду утром к пруду, чтобы подышать воздухом, и наткнусь на волка, от которого меня спас недавно Сынчоль. Сынквану стало жутко интересно, как его братец исхитрился в такой ситуации, потому что вести себя совершенно неожиданно и правильно — именно его сильная сторона. — Чёрный волк? Клыкастый? Страшный такой, бррр, — поёжился омега. — Меня самого потряхивает, когда он щеголяет в волчьем обличье. — Да, и чёрный, и клыкастый! — поразительно, как страшно было Джонхану тогда и как спокойно он говорит об этом сейчас. — Я думал, что он меня прикончит, но он только смотрел в упор и не двигался. Смотрел так по-человечески и проницательно, что я без доказательств был готов поверить в оборотней. — Что он сделал? — в нетерпении ёрзал омега. — Он стал отходить назад, а потом просто нырнул в воду и вынырнул человеком! Сынкван захохотал во весь голос, согнувшись пополам. Действительно, такое мог провернуть только его брат! Отсмеявшись от души, он наконец выпрямился и убрал упавшую на лоб чёлку. — Вот он дурачок, но я очень рад, что всё обошлось без психотравм. Сынкван закончил дела с мандарином и налил им чая, а Джонхан достал к нему лепёшки. За окном уже вечерело, послышался треск сверчков. — Слушай, как ему помочь в гон? — тихо спросил парень. Эта тема для него казалась крайне интимной, о которой стоит говорить негромко. Сынкван нахмурил брови и задумался. Он не хотел, чтобы кто-то из них двоих страдал, но альфе без секса будет очень тяжело, а Джонхану нелегко придётся сама подготовка к нему, потому что Сынчоль волк и размеры у него волчьи. С альфой в гоне может справиться только омега, чьё тело без труда подстроится. — Пока что единственное, что ты можешь сделать для него, — это быть рядом и заботиться о нём. Когда ваша связь окрепнет и вы притрётесь друг к другу, вы сможете пойти на большее, — омега увидел, как щёки мальчика заалели, а глаза смущённо заблестели. — Сынчоль говорил, что альфы в гоне неуправляемые и могут сорваться… — Это правда, но не переживай, они реагируют именно на омежий запах, к тому же у Сынчоля есть истинный, и его уже никто не сможет привлечь, — успокоил мальчика Сынкван. Ситуация была не очень хорошей. — Спасибо, я пойду к нему, уже поздно, — Сынкван проводил Джонхана и попрощался с ним, а сам парень побрёл домой. Всё было так ново и волнительно для него, что погружённый в свои думы он не заметил как зашёл домой, где было подозрительно тихо. Даже когда вожак спал, его присутствие было слышно. Пройдя сквозь туман мыслей, Джонхан осознал, что стоит в их гостиной и Сынчоля в доме нет. Обмотанный в тревогу мальчик уже успел представить худшее развитие событий. Он поднялся в спальню, где увидел пустую кровать. Неверяще он зашёл в остальные комнаты, но его поиски были безнадёжны. Джонхан вышел в их двор, но тут же был сбит с ног чем-то большим и тёплым. Подняв округлившиеся в удивлении глаза, мальчишка обомлел. Его опрокинул на землю тот, кого он так отчаянно ищет, но было нечто дикое и необузданное во взгляде Сынчоля. Он был человеком, но смотрел на него слишком по-волчьи. Джонхану казалось, что всего одно движение, и альфа, нависающий над ним, зарычит. — С…Сынчоль, — заикаясь, попытался воззвать к разуму свою пару мальчишка, но альфа не давал надежды на осознанность. Мужчина крепко схватил его за плечи и наклонился к шее, совершенно по-звериному её обнюхивая. И в этот момент Джонхан понял, что Сынчоль вошёл в тот самый пик одичалости и первобытных инстинктов. Сейчас единственное, о чём альфа думает, — это спаривание, которое завершится меткой на своём истинном. И будет большой удачей, если Джонхан после этого останется жив. Когда клыки клацнули в сантиметре от его шеи, кровь мальчишки забурлила, и он на совершеннейшем адреналине скинул с себя оборотня и побежал прочь. Обострённый чувствами альфа в ту же секунду обратился в чёрное чудовище и сорвался в погоню. Джонхан не думал о том, что против вожака он проиграет и что человеку никогда не убежать от волка. Он просто бежал, заботясь о своей шкуре, в которую вот-вот вонзят нечто огромное. Сынчоль, даже вымотанный гоном и отсутствием отдыха, был чрезвычайно быстр и ловок. Он парил в воздухе, перепрыгивая метр за метром и неумолимо приближаясь к жертве. Джонхан увидел спасение в ранее знакомом озере и из последних сил понёсся туда. В момент, когда зубы волка почти ухватились за тонкую кожу мальчика, Джонхан, что уже почувствовал момент своей гибели, прыгнул с головой в прохладную воду и вынырнул белоснежным маленьким волком.