Мой маленький волк

В фиолетовых сумерках бродят в окрестностях тени. Звёздный полог боднул горизонт, демонстрируя спесь. Как же ему хочется жить. Как же ему хочется остановиться и потрогать родную землю твёрдой поступью, без погони и страха быть убитым. Джонхан прожил в этой деревушке всего-то неделю, но для него вся земля родная, от гористых краёв Китая до лесных чащоб собственной страны. И как, оказывается, приятно жить на свете, купаясь в солнце и взращивая его внутри себя. Как же хорошо окунуться в пресную прохладу озёр и океанов, дать крепкому ветру обдуть хрупкую грудь и укрыться в зелёной тени. Жить на белом свете просто потрясающе, и очень жаль, что Джонхан понял это только за секунду до того, как его разорвёт одичалый волк. Мальчишка сам себя не понимает, не чувствует своё тело и продолжает стремиться к жизни, перебирая из последних сил онемевшими лапами. Что он там собирался сделать семь дней назад? Отомстить мнимому врагу ценой своей жизни? И незримая нить протянулась меж нами и теми, кто на выдохе смолк, оборвав полуфразой песнь. Они добежали до лысой низины. Голая ночная степь. Ни единого шанса спрятаться и маневрировать, а в этом мире каждый должен знать на зубок свой маневр. Смерть дышит в спину и звонко рычит. Джонхан трус? Он не знает. Джонхан превосходный стратег? Он понятия не имеет. Может быть, Джонхан сильнее Сынчоля? Никогда. Мальчишка резко затормозил, вонзаясь новоявленными белоснежными лапами в землю. Он издал болезненный визг оттого, как сам же затормозил. Лапы драла саднящая боль, и хотелось истошно завыть, но это был его последний шанс остановиться и встретиться со страхом лицом к лицу. Ему плевать, трус он или смельчак, у него нет никакой стратегии, и Сынчоль может раздавить его истощённое тело одной лапой. Единственное, в чём сейчас уверен Джонхан, — это в том, что в теле его кончины его любовь, но между ними сейчас война. Мальчик, преодолевая ломоту во всём теле, обернулся и посмотрел в ярко-жёлтые нечеловеческие глаза любимого человека. Сынчоль волк, Джонхан принял это почти сразу. Он видел, как альфа обращается, как сильно перекликаются обе его сущности, как они дополняют друг друга и отличаются. Сынчоль прекрасно знает себя. Он знает, что он не трус, что он потрясающий стратег и сильнее всех в поселении. Потому что он волк. Джонхану-человеку недоступно всё это, эти качества присущи волкам-альфам. Но ведь Джонхан не человек. Понимание всей ситуации больно ударило обухом по голове. Джонхан волк, он свой, он часть стаи, он пара вожака. Они альфа и… — Омега, — осенило мальчика, который всю жизнь не понимал, что с ним не так. Он часто слышал упрёки отца по поводу его хрупкости и стремлении к миру, Джонхан никогда бы не выбрал месть, он бы не выбрал войну, ведь его настоящая суть — это любить и хранить, заниматься любимым делом и не играть в конкуренцию. Он не был стереотипным мальчишкой, он стремился не править миром, а создавать его. Он прекрасно умел стрелять и драться, но это не его способ борьбы. Сынчоль словно почувствовал импульсы, исходящие от волчонка, и дал ему минуту для принятия себя. За одну минуту мир для Юн Джонхана стал абсолютно ясен. Мальчик мягкой неспешной поступью двинулся в сторону огромной чёрной смерти. Раз он сам волк, то и поступать будет по-волчьи. Отключив голову, омега сначала издалека стал принюхиваться и тянуться носом в сторону вожака. Тот стоял в гордой уверенной позе и обнажал клыки, но стоило Джонхану опустить перед ним голову, как тот начал с интересом обнюхивать его и даже слегка прикусил маленькое ушко. Узнав в белом чужаке своего, Сынчоль потёрся своей большой головой о морду милого сердцу омеги. Это всё ещё не был знакомый осознанный Сынчоль, но Джонхан был рад познакомиться и с этой его стороной, а заодно и со своей. Успокоившаяся пара удобно в обнимку улеглась на равнине, грея друг друга такими контрастными шкурами. Джонхан выглядел как пятнышко света в темноте, как звезда на чёрном небе. Они никогда не посмеют сомневаться в том, что они истинные. К Сынчолю наконец-то вернулась осознанность. Он обратился в человека и в шоке беглым взглядом оглядел маленького белого волка, с которым только что лежал нос к носу. Он даже сказать ничего не мог, потому что был слишком поражён. — А как? А что? — бессвязно тараторил альфа, хватаясь за голову, и через секунду на месте волчонка оказался абсолютно ничем не прикрытый Джонхан. Омега сладко потянулся после хорошего сна и полными счастья глазами посмотрел на любимого. — Милый мой, так ты волк! — в щенячьем восторге закричал альфа и, схватив своего омегу в медвежьи объятия, начал его кружить и целовать. Мальчик рассмеялся от души от той радости, что витала в воздухе. Он никогда не был так счастлив, как сейчас, и это было заразительно. — Но как же так? Почему ты волк? — Я не знаю, Сынчоль, — улыбнувшись самой тёплой улыбкой в мире, сказал Джонхан. — Я не знаю, но я счастливее всех на свете. Они поскорее вернулись в дом, чтобы не смущать небеса своей наготой. Сегодня самый нелюбимый день Сынквана во всём году. Его день рождения. Ещё как назло погода совершенно неприятная. Омега не любит солнце и лето, потому что в такую погоду по законам красоты и морали нужно гулять с друзьями и веселиться или хотя бы вылезти с семьёй на природу. А у него ничего из этого не было. Вся его семья, кроме Сынчоля, давно ушла в мир иной, а друзья расставили приоритеты и разбежались, как муравьи. Каждый свой день рождения последние четыре года омега проплакал, сидя на кухне без света. Сынкван сколько себя помнит, всегда был обречённым на одиночество самым общительным человеком на свете. Он лез на стену из-за недостатка банального человеческого тепла. Его дом был построен по близости к больничному крылу, немного в отдалении от остальных жителей, чтобы в случае инфекционных болезней никто не заразился. Это был весьма продуманный ход, но никто не задумывался о том, что сам лекарь такой же человек, как и все они. Сынкван глянул на часы и снова расстроился. Ещё только раннее утро, и до наступления следующих суток омега будет только плакать. Он даже печь торт не будет. Всё равно никто не придёт, кого ни зови. Сынчоль вечно занят заботами вожака, теперь появился Джонхан, но он тоже занят, так как разбирается с гоном любимого. Унылый омега сидел за пустым столом и медленно потягивал компот. Даже песен не хотелось, а ведь парень их очень любил. Из размышлений о тленности бытия Сынквана вырвал громкий звук разорвавшегося шарика с водой на стекле. Вздрогнув от неожиданности, парень тут же подлетел к мокрому окну и стал высматривать хулигана, но тот же звук раздался со стороны противоположного окна. Сынквану много времени, чтобы рассердиться, не нужно, он уже злой выбежал на улицу, дабы накостылять нарушителю спокойствия, и заметил лишь юркнувший в еловую чащобу белый хвост. Знакомых белых волков у парня не было, и любопытство потянуло за неизвестным. — А ну объяснись! — последнее, что сказал Сынкван в человеческом обличье, и, переодевшись, в рыжую волчью шкуру, погнался за неприятелем. Тот был такой же по размеру, точно омега, и с совсем незнакомым сладким запахом. Несмотря на одинаковый размер, белый волк был юрче и через десять минут преследования, когда они почти миновали хвойные заросли, куда-то прыгнул и исчез. Услышав хруст веток, полный адреналина омега вслепую нырнул в огромный куст и упал не на ветви. — А! — от неожиданности вскрикнул некто, когда на него из неоткуда упал рыжий волчонок. Сам Сынкван, увидев совсем неизвестное необычное лицо, от внезапности превратился обратно и завизжал. Он упал ровно на грудь к неизвестному… парню? Ещё одна забродившая душа, наподобие Джонхана? Омегу крепко держал, прижимая к себе, какой-то очень красивый мальчик, определённо не местный, так как черты его лица отличались от их черт. Джонхан тоже был издалека, но он был их нации, а этот молодой человек словно из соседних краёв, так похож на них и одновременно не похож. — Не знал, что в этих местах омеги с небес падают. Ты что, ангел? — спросил красивый парень, не сводя взора с глаз Сынквана. Омега был абсолютно голый, и незнакомец просто не мог себе позволить оскорбить невинное тело своим взглядом, а потом понял, что дело вовсе не в теле. Их радужки глаз загорелись золотым светом, сомкнувшись плотным кольцом по всей окружности, а внутри засверкали две искры новейшими звёздами. Они не могли оторвать друг от друга взгляды, и воздух им заменили феромоны. Сынкван пах как самый спелый мандарин, растущий под нежным солнцем Китая, а незнакомый альфа источал хвойный аромат с примесью полевых цветов, свойственный только этому лесу. — Ты пахнешь как Новый год, мой самый нелюбимый праздник, когда каждая семья на моей улице обменивалась мандаринами, а у меня её не было, но теперь есть. — А ты пахнешь хвойным летом, которое я не любил из-за одиночества, но теперь это моё любимое время года. — Хансоль. — Сынкван. Они снова зависли на минуту-две, неспособные перестать смотреть друг на друга совсем близко. Они оба всё поняли, и никакие слова в этот момент им не были нужны. Альфа снял с себя верхний слой своего ханьфу и укутал в него своего омегу. Сынквана охватило невероятным чувством счастья, и он наконец почувствовал себя любимым. — Это ведь не ты был белым волком? — придя в себя, спросил Сынкван, ведя альфу домой. Они знали друг друга лишь пару минут, но казалось, что знакомы целую вечность. — Вообще-то я белый волк, но обращался в последний раз я у себя дома. Если бы мы столкнулись раньше, то определённо бы почувствовали это, — альфе было трудно не поверить, тем более тот волк чётко ощущался омегой. Хансоль шёл по пятам за своим омегой, оберегая его от колючих веток, лезущих в лицо, и ям. — Как ты вообще оказался здесь? — Я из Китая. Жил в обычном городе среди людей. У меня нет семьи уже очень давно. Они все погибли из-за несчастного случая, когда мне было тринадцать, и пришлось учиться жить, полагаясь только на себя. Я смог выкарабкаться и заработать на жизнь, но в городе появились охотники на оборотней, и я ушёл, чтобы не рисковать. Правда, оказалось, что поселений оборотней не так много, и все они находятся далеко друг от друга, чтобы не было делёжки территории. — Интересно, — протянул Сынкван, — а почему ты пришёл именно к нам? — Вы ближайшие. — Что? Оборотни так далеко друг от друга? — поразился омега. Он не бывал в других стаях и знал, что они неблизко, но чтобы настолько. — Да, именно так. Что мне нужно сделать, чтобы заслужить ваше доверие и остаться? — Поговорить с вожаком. Они не заметили, как приблизились к краю леса, где и был дом Сынквана, как омега вновь почувствовал тот запах и одним движением дёрнул Хансоля за низ рукава, заставляя осесть на землю и приглядеться. Тот самый белый волк трусцой подбежал к домику и обратился в… — Джонхан?! — выкрикнул от шока Сынкван, заставляя и самого Юна, и Сынчоля, что нёс вслед за ним торт, и рядом сидящего Хансоля вздрогнуть от неожиданности. Омега, что испугался и сразу же прикрылся заранее подготовленным пледом, огромными глазами посмотрел на именинника, который был не один. — Хансоль?! — в похожем потрясении воскликнул Джонхан, узнав альфу. — Джонхан?! — вконец выпал из жизни сам Хансоль. — Сынкван?! — передразнил всех Сынчоль и громко засмеялся, заставляя всех прийти в себя. — А ну по порядку. — Джонхан, ты волк?! — заверещал Сынкван, лицо которого в удивлении было комично. Его круглое лицо вытянулось, издавая удивлённое «о», а ладонями он держался за собственные виски. — Да, я волк, — более спокойно ответил Джонхан, но потом вернулся к своей истерике. — Хансоль, ты что тут делаешь?! — А ты?! — с той же прытью парировал альфа. — Кто вы, чёрт возьми, друг другу такие? — уже начал нервничать Сынчоль. — Мы лучшие друзья, — взял на себя роль рассказчика Хансоль. — Я жил в Китае на границе с Кореей, а Джонхан в Корее на границе с Китаем, практически соседи. Из-за отдалённости местности детей нашего возраста практически не было, и мы учили языки друг друга и вместе выросли, но в подростковом возрасте я переехал в город побольше, а Джонхана нагружал работой отец, и мы не могли больше часто видеться. Я решил перебраться в Корею, а на меня из-за кустов выпрыгнул истинный. — Истинный? — возмущённо воскликнул Джонхан. — Ты чё, волк? — Да! — как будто это что-то очевидное, с упрёком ответил Хансоль. — И почему я об этом не знал? — А я почему не знал, что ты тоже волк? — Так я сегодня об этом узнал! 1:0 в пользу Джонхана. Хансолю даже возразить больше нечего. Он поднял руки в знак капитуляции и рассмеялся. Они все засмеялись от абсурда их жизни, но в какой-то момент Сынкван не выдержал и заплакал. Это не были привычные ему слёзы в день его рождения, он не горевал и не чувствовал себя одиноким. Он разревелся от простого человеческо-волчьего счастья, от того, что его единственный друг Джонхан теперь часть его семьи, что его родной брат наконец избавился от оков грусти и боли, и он сам, самый сильный и добрый омега в мире, наконец обрёл своё счастье, которое так долго ждал. — Квани, — нежно позвал его Джонхан и аккуратно обнял, прижимая мокрое лицо к своей груди. — Скажи, что это оттого, что ты счастлив. — Я счастлив, — обрывисто и честно ответил омега и разревелся пуще прежнего, сжимая маленькими ладонями плед Джонхана. Всё его тело дрожало словно в конвульсиях, и ни один человек или волк на свете не смог бы его успокоить, потому что этот океан он носил в себе много лет. Он успокаивал чужие бури, исцелял души, прощался и просил прощения, он кричал S.O.S., но не был услышан до сегодняшнего дня. Сынкван позвал всех в дом и чуть не упал на входе. — Так вот зачем ты меня из дома выманил, — почти шёпотом сказал омега, оглядывая украшенное к празднику жилище. Пока Джонхан отвлекал парня, Сынчоль спешно повесил воздушные шарики и праздничные гирлянды, а на стол поставил торт, который они с любимым омегой пекли до самого утра. И вот второй раз за утро Сынкван разрыдался. И снова от счастья. Сегодня был самый любимый день Сынквана. Его день рождения. Они кутили с утра до вечера. Потихоньку стали собираться и хорошие знакомые со всей деревни. Каждый из них приходил то с важной для омеги вещью, то с домашней едой, и когда подарки перестали умещаться на кухонном столе, Сынкван внезапно понял, как сильно его любят и ценят в его родном месте, и что люди, по сути, те же, только времена изменились. Восторженный Сынчоль вновь собрал свой народ и объявил о том, что праздник весеннего равноденствия состоится в этом году, и абсолютно каждый житель будет его частью. Между делом, Джонхан решил спросить у лекаря о его сущности. — Как точно определить, кто я: альфа или омега? Сынкван озадаченно выдохнул. На самом деле по Джонхану и так всё было понятно, и какие-то тесты ему не были нужны, оставалось всего лишь дождаться течку, которая рано или поздно будет спровоцирована Сынчолем, но этот неугомонный ребёнок никак не мог успокоиться от одних лишь слов. — Джонхан, у тебя все признаки омеги на лицо. Я лекарь, у меня глаз намётан. Но мальчишка не унимался. — А вдруг нет? Вдруг я альфа? — Тут только два способа проверить. Первый: подождать течку, её можно спровоцировать постоянным контактом с Сынчолем или специальными травами, — по лицу Джонхана было видно, что он разбаловался и не хочет ждать, поэтому Сынкван достал тяжёлую артиллерию. — Либо второй: ты снимаешь штаны, и я ищу у тебя матку. — Это как? — Ректально, Джонхан, — Сынкван увидел, как побледнел от испуга и смущения омега, и понял, что победил его. — Ну, подождать, так подождать, — стоило лекарю отвернуться, как мальчишки и след простыл. Сынкван посмеялся и продолжил делать дела. Позже Сынчоль поговорил с Хансолем наедине как альфа с альфой, чтобы прощупать почву, всё-таки это альфа его родного брата, да ещё и лучший друг Джонхана. От нового жителя поселения не исходило ни капли угрозы, наоборот, вся его аура твердила о спокойствии и осознанности. Хансоль много рассказал об их с Джонханом детстве, пожелал им с вожаком большого счастья и был принят не только в стаю, но и в семью. — Когда я скитался в поисках нового дома, я не думал о том, что попаду на день рождения своего омеги, — как тост сказал Хансоль, когда они уже только вчетвером пили чай на кухне поздним вечером, — поэтому у меня нет для тебя подарка, но, быть может, ты примешь это? Альфа достал из своей котомки достаточно большой непрозрачный мешок с какими-то шариками и передал омеге. — Что это? — в непонятках спросил Сынкван, аккуратно вытаскивая из сумки содержимое. — Мячики какие-то… оранжевые. С другого края стола послышался хохот Джонхана, а омега ещё больше запутался. Сынчоль тоже с интересом взял в руки необычный предмет. — Для лапты, что ли? — предположил он, и теперь Хансоль не выдержал и засмеялся. — Сынкван, у тебя такой же мячик на подоконнике растёт, — подсказал омега. — А! — наконец прозрел именинник и чуть не запрыгал от счастья. — Нарочно не придумаешь! Хансоль, ты через полсвета нёс мандарины? — Да, — омега светился от восторга, а альфа отражал его свет. — Я всегда был к ним неравнодушен, но не знал, что настолько. Омега не смог сдержать буйный порыв чувств и на глазах у всех поцеловал своего суженного. Альфа, кажется, совсем растаял от действий омеги и, взяв его на руки, унёс от лишних глаз. Вторая же парочка со смешком переглянулась, и, взявшись за руки, счастливо пошла домой. Действие травяного сбора Сынквана для подавления гона закончилось на половине пути, и до дома они не дошли. Разгорячённый альфа завалил своего омегу прямо на одинокой полянке, и Джонхан ни минуты не противился. Омега ощущал, как по всему его телу патокой разливается особое новое тепло, идущее от живота к сокровенному месту, к которому Сынчоль так и тянется. Альфа стащил с милого мальчика всё ненужное и прижался своим лицом к омежьему животу, словно к материнскому. Было нечто трогательное и истинное в этом, и сам омега зарылся пальцами в волосы вожака и то гладил, то слегка оттягивал их до приятных мурашек, расставляя ноги в сторону и позволяя альфе лечь между ними. — Мой милый волчонок, — шептал волк, — мой дорогой омега. — А вдруг окажется, что я не омега? — подразнил его мальчик, но получил в ответ нахальную ухмылку. — Если ты не омега, то это что? — Сынчоль дотронулся пальцем до омежьей дырочки, которая была вся залита сладкой смазкой. Мальчишка дёрнулся, как от электрического разряда, и со стоном потёк ещё сильнее. Он намокал так хорошо, словно всю жизнь готовился к этому моменту. Весь дрожащий от неведомого желания и слишком чувствительный Джонхан мог только стонать и плакать от того, что с ним вытворял Сынчоль. Альфа окончательно спустился к влажному сладкому отверстию и вылизывал его, как настоящий волк, не позволяя омеге от смущения свести ножки. Пользуясь размазанностью мальчика, вожак аккуратно, но без отступления проникал пальцем в омежье лоно, периодически чередуя с языком, а сам омега опрокинул голову на мягкую траву и был готов громко кончить в любой удобный момент, но этот похотливый мучитель не давал ему, не разрешал, всё просил подождать, оттянуть момент. — Волчонок, я могу сделать нас одним целым? — подлез к сладким губам альфа и стал их целовать, не дожидаясь ответа. Джонхан сахарной лужицей растёкся под крепким мужчиной и был готов хоть в рогалик завернуться для него. — Да, милый, — с бешеным сердцебиением ответил мальчик, позволив Сынчолю закинуть свои ножки ему на плечи и войти лишь одной головкой в подготовленное отверстие. Мальчик замер на пару секунд, словно был нарисован, и медленно покачнулся на большом члене. Он уже испытывал похожее ощущение, когда бессовестно объездил спящего Сынчоля, но то, что было вживую, не было сравнимо ни с какими звёздами. Позволяя омеге попробовать самому, вожак тяжело выдохнул и низко застонал оттого, что Джонхан насадился на него до упора и застонал так сладко, как ни одна течная омега мира не стонет. Сомкнувшись вокруг органа плотным кольцом, мальчишка без капли стыда принимал каждый новый толчок. Он вертелся как юла, давал брать себя в разных позах и сам скакал как наездник. За всю ночь они успели три раза обесчестить невинное поле и наконец дойти до дома. — Я навечно твой, — шептал на ухо омеге Сынчоль, когда они, прижавшись друг к другу, лежали в кровати. Это выглядело очень мило и невинно, но одеяло знало, что Джонхан был прикован сцепкой к узлу Сынчоля.

***

Рыжий костёр — добрый и старый. Вся семья спустя время собралась у огня на празднике весеннего равноденствия. Как Сынчоль и завещал — гулял весь город. За месяц пребывания Джонхана и Хансоля в стае поменялось многое: люди перестали закрываться у себя в домах и строить баррикады, общее настроение стало действительно общим, и старожилы вновь начали ходить друг к другу в гости, а сами новосозданные пары планировали свадьбы на лето и осень. Джонхан полностью принял и познал свою омежью суть, не прибегая к методам сумасшедшего лекаря, и продолжал плести дорогущее кружево, а Сынчоль укрепил своё положение в стае и принял несколько новобранцев на обучение. Хансоль стал мастером на все руки, которого так не хватало поселению. Сынкван тоже начал обучать заинтересованных в медицине, чтобы не тянуть груз ответственности одному, а для души стал выращивать экзотические растения в саду. Несколько раз Джонхан задумывался о своём прошлом и его загадках, что раньше так терзали его, но эта милая деревня, которую он назвал своим домом, помогла ему отпустить и забыть, и он был счастлив. Сидя у костра, волки любили петь песни под гитару, и когда инструмент оказался в руках у вожака, тот исполнил отрывок своей собственной: В муках зачат мир этот тесный, Снова звучат старые песни. Прежний очаг лишь отгорел на треть. Тихо заря солнце пророчит, Видно, не зря день стал короче. Только бы зла нам не коснуться впредь. В фиолетовых сумерках бродят в окрестностях тени.