Детская агрессия. 101 способ избавиться от неё.

Повесть временных лет
Слэш
В процессе
R
Детская агрессия. 101 способ избавиться от неё.
автор
гамма
Описание
Отец 16:50 «Отлично. Знаешь, мне было бы приятно увидеть тебя сегодня. Я купил билет в Санкт-Петербург. На носу ещё Новый год и я думаю, что нам стоит отметить его вместе, если ты, конечно, не против. Рейс в 20:15. Я встречу тебя в Пулково. Буду ждать твоего скорейшего ответа.» — Данила в жизни не поверит, что я могу такое ему написать. Саш, вполне в твоём стиле, — Миша уже успел пожалеть, что вязался в эту авантюру. Мог же сам составить сообщение, но нет, попросил совета у Романова.
Посвящение
Посвящая самому любимому мальчику — Даниле. Малыш, как я хочу тебя обнять.
Содержание Вперед

Часть 4 «Подарок»

      Перелёт выдался нервным. Обычно Данила легко засыпал в самолёте, но сегодня целый час он провёл вместе с непокидающей тревогой, что смешалась с трепетным волнением перед долгожданной встречей и чувством неподдельной радости. Этот гремучий коктейль вызвал тряску в ноге и покусывание губ. Никогда ещё нахождение в самолёте не казалось настолько утомительным. Ещё немного и Даня схватит парашют, выпрыгнет и добежит до питерской квартиры на Красноармейской улице, где его впервые ждут. Нет Саша, что был наслышан о трудностях во взаимоотношениях между отцом и сыном не раз приглашал Данилу в гости под разными предлогами: то по работе, то на чашечку чая, то врал насчет лишнего билета в Мариинский театр — бестолку. Даня противился любым предложениям Александра, отвечая по-хамски на любое проявление своеобразной заботы. Северная столица всё ещё ассоциировалась у мальчика с предателем, ведь тот посмел забрать все те крошки внимания, что ему дарил папа.  Иногда младший Московский еле мог удержаться от «Идите нахуй со своими предложениями, Александр Петрович», но не решался написать такое северной столице. Знал, что тот побежит трепаться с Михаилом Юрьевичем, читая тому нотации на тему распутства непутевого сынка. По этой причине Данила просто или игнорировал сообщения, или просил не беспокоить его по пустякам. Рабочие моменты можно решить в чате, а для чашечки чая или похода в театр существует отец. Завёл любовника — сам с ним и развлекайся. Московскому всё хотелось понять, когда уже Александр перестанет лезть в их семью? Неужели тот не понимает, что Даня его не принимает? Ему тошно от одного вида этих кудрявых волос. Мол, посмотрите я не такой как все, я выше вашего грязного общества. Я — культурная столица России.  Конечно, так ему Даня и поверил. Он видел ту грязь, что сочилась из Питера в 90-ых. Слышал нервные разговоры отца в кабинета, что настоятельно просил Константина поговорить с другом, наставить на путь истинный. Химки знал, что папа терпеть не может Уралова, но ради Сашеньки готов стелиться перед ним, идя на всё дабы вытащить Петербург.  Ради Данилы на такое Московский-старший бы точно не пошёл. И это разбивало сердце мальчика. Папа всегда выбирает работу, выходные в Питере, телефонные звонки Алексею Рюриковичу, покатушки загородом и любование своим городом. Время есть на это всегда, в таком плотном графике нет возможности написать «Данила, как твои дела?».  Даня срывается по первому сообщению и летит в ненавистный Санкт-Петербург.   Город давит на мальчика, в его представлении Петербург мрачный, весь в грязи и помоях. Сброд со всей страны стекает в некогда имперский рай.

«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге…»

      Данила готов был подписаться под каждым словом Достоевского. Ни прибавить, ни убавить. Город будто высасывал душу, как дементор в поттериане, питаясь болью и слабостями воплощение становилось только краше с годами. Для всех, но точно не для Химок, что готов был плюнуть в это самонадеянное лицо. И сынок у него подстать папаше: гопник с окраин в палёном костюме «adidas», гоняющий по куску земли, что щедро передал Александр Петрович в его владения. Мурино — это чистилище со своим порталом Девяткино. Северное отребье, наверное, до папеньки только так и добирается. У императорской семьи нынче с бюджетом хуже, чем при дворе. — Дамы и господа, говорит капитан корабля, наш полёт завершен. Мы приземлились в городе Санкт-Петербург, аэропорт Пулково . От всего экипажа благодарю за выбор нашей авиакомпании. Желаю хорошего вечера! — из мыслей Данилу вырвал голос главного пилота. Он осторожно отстегнулся, нагибаясь за рюкзаком, что кинул себе в ноги на время перелёта.

***

      — Где его носит? Самолёт уже давно сел, неужели не может найти свой багаж, — пробурчал Миша. Сейчас он хотел бы остаться в их с Сашей квартире, нежиться в кровати и слушать, как Романов отчитывает своего любимца за очередную разбитую кружку. Но точно уж не стоять в Пулков в ожидании сына.  — Миш, ferme-la, s'il te plaît, — не выдерживает Саша, поправляя очки. Всю дорогу ему приходилось выслушивать недовольство любимого, будто не столица России с ним, а пятилетний ребёнок. — La seule chose qui m'inquiète c'est ton fils  . Я не намерен терпеть твоё нытье. Михаил Юрьевич не успел открыть рот, как из толпы показалась знакомая светлая макушка. Мальчик смотрел в пол ноги, таская за собой чемодан на колесиках и рюкзак на одном плече, что норовил сползти.  — Данила! — прикрикнул Александр Петрович, махая мальчику. Тот нахмурил брови и поплелся в их сторону. — Как долетел? Чего так долго возился?  — Романов заметил с какой неприязнью Московский-младший оглядывал его. По лицу отпрыска было ясно, что с ним говорить он не намерен.  — Нормально, — пробурчал себе под нос Даня, не поднимая глаз на собеседника. Противно от этой рожи.  Бледный как поганка, так и ещё опять напялил эти уродливые очки, что носил для создания образа интеллигента. Данила видела однажды, как Александр Петрович у них дома спокойно справлялся без них. Помнится Даниле удалось из-под тяжка заснять кружочек для Серёжи и они бурно обсуждали фальшивость Романова. Ничего в нём живого нет, словно фарфоровая кукла. Вылизанный, чистенький, ласковый, к лотку приученный — идеальный вариант для отца. С таким возиться не надо. В отличие от Москвы даже кормить не надо — сам себе наложит и других обслужит. Прелесть. Только это вызывает не восхищение, пускай пубертатные нетакуси видят этот город идеальным, а папа души не чает в своей Северной заре — Даня останется беспристрастным. Его тошнит от вылизанного Александра. Не бывает таких чистых людей, что-то гаденькое явно в нём имеет.  — Данила, ты совсем не в духе. Вымотался? — Романов хотел было перехватить в руки чемодан младшего Московского, как Миша опередил его и без лишних слов развернулся в сторону выхода.  Конечно, папа ни слова не проронил, а сколько лил воды с подачи Сашеньки. Данила, смотря в пол, плёлся за старшими. Общаться с Романовым никакого желания не было, на его идиотские вопросы отвечать бесполезно. Он точно это делал для того, чтобы показать Михаилу свои манеры. Ему нет дела до отпрыска, сделал для галочки.  — Ты, наверное, проголодался, — Александр Петрович не готов был сдаваться и не бросал попыток разговорить юношу. Они шли следом за Михаилом, что катил чемодан, ругаясь себе под нос колёсики, совсем было исхудавшие из-за чего дорожный аксессуар то и дело заваливался в бок. — Ваше поколение совершено не следит за питанием. В эпоху фастфуда, вы совсем забываете о первостепенной задаче еды — пользе. У вас же сейчас как, если сытый, то значит всё отлично. Верно, Данила?  Санкт-Петербург приподнял уголки губ, показывая тем самым, что ни в коем случае не отчитывает младшего, а скорее напротив даёт дружеский совет. Даже на такой, казалось бы, безобидный жест Даня стиснул зубы, цепляясь пальцами за лямку от рюкзака. Голос папиного любовника выводил из себя. Только из-за отца Химки держался, что бы не выплеснуть весь скопившийся негатив на Александра Петровича. Михаил явно будет не в восторге, если Данила вспылит и устроит шоу прямо в аэропорту.  — Я не знаю, что ты предпочитаешь,  Daniel, увы, но Миша не смог мне подсказать в этом вопросе. Пришлось готовить на свой вкус. Если есть какие-то предложения, подходи и мы что-нибудь придумаем, — Александр убрал руки за спину. Обычно он так делал в ситуациях, когда чувствовал себя некомфортно, но дабы не показать это собеседнику, принимал самый что ни на есть уверенный вид.  Докучать Даниле он перестал, стоило им только сесть в машину. Наблюдая за тем, как меняются пейзажи за окном автомобиля, Даня начинал клевать носом. Отец впервые за встречу что-то спросил у Романова и у них завязался какой-то рабочий разговор. В его суть вникать парень не стал, погружаясь всё больше в свои размышления. Стоило ли бросать Балашиху и ехать сломя голову в Санкт-Петербург? Она явно могла предложить сходить в ресторан, прогуляться по городу и не делала вид, что Дани нет в его собственный день рождения.  В кармане завибрировал телефон, лениво потянувшись за ним, на экране блокировки высветилось новое сообщение из Telegram’a. Это был Серёжа. 

«Дань, ну что ты?»

Московский-младший принялся строчить ответ. Единственный человек, что любил его по-настоящему, наверняка, переживал. Он ничего ясно так и не объяснил тому, сорвавшись в чужой город. 

Данила 20:54

«Ничего, Серёж. Я прилетел в СПб, но отец делает вид, что не замечает меня. Мы даже не поздоровались, но его пассия вынесла мне мозги по поводу питания. Надо было с Машей оставаться. Она хотя бы не душнила.»

Серёжа 20:56

«В СПб? Каким это ветром тебя туда занесло?»

      Данила уже готов был отчитать Татищева за невнимательность, но вспомнил, что совсем забыл рассказать ему про то, что выкинули папа и Александр Петрович. 

Данила 20:59

«Папа купил мне билеты. Уверен, что этого его очкастый надоумил. Ща, перешлю сообщения. Знаешь, сделано будто мне в назло. Сейчас приедем и Саша будет своего Денисочку облизывать с ног до головы. Он не видит, что его сын на быдлона с трущёб похож? Купил бы для красоты оригинальный костюм, а так его восьмое чудо света в пали гоняет.»

Серёжа 21:04

«Не, ну это круто. Не думаешь, что Саша реально хочет улучшить ваши отношения с Михаилом Юрьевичем? У него же семейные ценности вон как зашкаливают.»

Данила 21:05

«Его семейные ценности заканчивается там, где его начинает иметь мой отец. Тоже мне святоша. Без него бы разобрались.»

      Московский убрал телефон обратно в карман, как только увидел, что осталось 5% заряда. Нужно было экономить, чтобы быстро поставить устройство на зарядку и меньше пересекаться с Романовыми. Что папаша, что братишка не вызывали радости. Пока время позволяло, нужно было списаться с Серёжей и узнать все детали поездки домой. Не докучали ли соседи? Как часто удавалось выйти на перекур во время стоянки? Стало ли лучше Катюше? — Даня, — раздался голос отца, что тут же заставил Химки обратить на себя внимание. — Что нового у тебя?  Самый банальный и простой вопрос был озвучен из вежливости. А что ему ответить?  Я встречаюсь на протяжение долго времени с сыном Челябинска, представляешь? А ещё я иногда провожу время у них дома, сравнивая любителя танков и шуток по ТНТ с тобой и он опережает тебя в звании «Лучший отец». Кстати, дядя Костя в курсе наших отношений с Магнитогорском, но я прошу его молчать, чтобы он твоему любовнику всё не разболтал, тот в свою очередь тебе? Мне с Серым было проще совершить каминг-аут перед самым гомофобный человеком нашей страны, чем поделиться новостью о своих отношениях с тобой, пап.  Не потому, что я боюсь осуждения, а боюсь равнодушия.  Про город сказать? У нас в Химках всё по-старому. У меня люди каждый день добираются до Москвы из-за работы и более благоприятных условий, ведь моё жилье не стоит космических денег, ведь иначе в мою дыру никто бы не приехал. Что там насчёт станции метро? Мы ждём, пап. В остальном? Ой, отчёты открой и всё узнаешь.  Больше нечем поделиться. Ничего не изменилось.  — Всё нормально, — сухо бросил Даня, отвернувшись к окну. — А ты?  — Тоже ничего.  Вот и поговорили. Явно не этого ждал от своего отца Даня, когда проучил днём такой поток сообщений. Оно и немудрено, Маша была права и похоже даже сообщения для сына — дело рук Александра Петровича. Подаренная надежда разбилась, словно дорогая хрустальная ваза, что задели случайно на полке. Минутная ласка и проявление заботы походили на мираж в пустыне, так же быстро исчезающие, стоит подобраться ближе. Даня испытывал самую настоящую обиду, отдающую болью в грудной клетке.  Больше за время в дороге Михаил Юрьевич ни слова не проронил. Даже надоедливый Александр Петрович сидел ровно на переднем сидении, наблюдая сменяющиеся улицы родного города. В этой тишине Данила задремал, закинув голову назад, его пальцы крепко переплетались в замок, а сам юноша тихо посапывал и прерывисто дышал, сжимая веки от неприятных сновидений.

***

      По приезде Данила ощутил то, как его слегка потрясли за плечо. Открыв заспанные глаза, он увидел перед собой Романова и не сразу понял чего от него хотят. Из распахнутой двери юноша увидел, как за спиной Александра его отец тащил до парадной его чемодан.  — Данила, вставай, мы на месте, — Московский пощурился и зевнул, пытаясь прийти в себя и прогнать сон из головы. — Поспать ещё успеешь, там тебя ждёт подарок.  Московский-младший кивнул, выходя из автомобиля и ощущая покалывания в шее, что затекла из-за неудобного положения во сне.  Заходя в знакомую уже квартиру находившуюся напротив Мариинского театра, горячо любимого Александром Петровичем, хозяин улыбался каждый раз. Смена власти, блокадные годы и грязь девяностых вынудили Сашу бежать из квартиры в центре, что напоминала об ужасах прошлого. Обосновавшись в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга мужчина нисколечко не жалел о выборе, даже радовался, ведь убежал от того кошмара. Покупка новой квартиры в начале нулевых стала важным шагом на пути в новую жизнь. Там более нет места: боли, предательству, голоду и запрещенным веществам.  Романова можно было назвать любителем символизма, во всём тот всегда находил какую-то взаимосвязь или сам совершал некие поступки отталкиваясь от «знаков судьбы». И тогда в начале нового столетия попросил у Михаила самый дорогой подарок за всё время их отношений, а именно новую жилплощадь.  Денег после развала Советского союза кот наплакал, а домой хотелось приходить без гнетущего чувства тоски. Сама улица давила на Александра «Невский проспект», а располагающаяся рядом «Думская» с полумертвыми телами по ночам добивала окончательно. Саша боялся сорваться, наблюдая непонятные картины по ночам на улицах своего города.  Трезвая жизнь стала в его глазах настолько хрупкой и ценной, что Романов не мог позволить себе вернуться в ад последних лет. У него любимый человек, Денис, Софья Пётр ради них надо жить нормально, они не заслуживают видеть мерзкого, обдолбанного и ничего не понимающего Сашу.  — Разувайтесь, chers invités, я сейчас проверю Дениса и можно садиться за стол, — Романов метнулся в комнату сына, а перед этим краем глаза посмотрел на кухню, удостоверившись, что сын выполнил его поручение и навёл там порядок.  Отец и сын остались наедине, снимая верхнюю одежду. Даня уже зная что и где находиться в этом доме, без лишних слов повесил куртку и принялся разуваться. Михаил Юрьевич, казалось, вовсе не замечал сына думая о своём. Он ничего дельного не сказал своему ребёнку, даже в глаза не поздравил с праздником, делая вид, что сегодня самый обычный день и дневных сообщений вовсе не было.  Данилу переполняла злость. Он видел с какой теплотой Михаил смотрит на любовника, обращается к нему нежным «Сашенька» в коридорах московского офиса в башне Евразия, а ещё касается осторожно острых плеч Александра Петровича, боясь случайно разбить ненаглядного. Папа никогда так нему не относился.  «Данила, оставь телячьи нежности, не видишь время какое?» «Данила, займись делом, иначе никогда не придёшь к управлению города, если будешь ерундой мается.» «Данила, ты уже взрослый, чтобы я нянчился с тобой.» А Данила всем сердцем желал и телячьих нежностей, и чтобы за ним носились как с малышом, так как он никогда не чувствовал тепла от столицы. По ночам, будучи совсем маленьким, он не думал о домашних заданиях, о прошедшем дне или грядущих планах на Химки, а мечтал о том, чтобы утром папа разбудил поцелуем в макушку, приготовил завтрак для них двоих и повёл гулять в парк. Однако, каждый раз розовые очки разбивались и новый день он встречал с Машей или пожилой нянькой.  — Пап, — набравшись смелости Химки тихо позвал Михаила. — Ты ничего не хочешь мне сказать?  — О чём ты? — мужчина развернулся к сыну, поправляя горловину свитера.  — Ну, знаешь, поздравить лично с днём рождения? Ты же только в Телеге мне написал, а так мы молчали почти всю дорогу, — Данила замялся уже жалея в голове, что открыл рот.  Михаил Юрьевич приподнял бровь, явно не понимая, что не устраивает сына. Сам же сказал, что в мессенджере его уже поздравили. Чего ещё надо? Весь день засыпать поздравления и хвалебными одами? Возможно, находясь в Москве мужчина и пошёл бы в так называемое наступление, но в квартире Романова решил пойти на поводу у младшего, зная, что Саша сто процентов встал бы на сторону Данилы. Ругани в свой отпуск хотелось меньше всего.  — С днём рождения, Данила.  Лучше бы послал, ей Богу. Настолько сухо и неискренно звучали эти слова. Данила проводил параллели с тем, как Миша лучезарно улыбался, печатая что-то в телефоне, находясь на работе в день рождения Санкт-Петербурга, тот готов был сорваться и прилететь к Александру, если бы не кипа бумаг и ночные переговоры с Пекином. Ему-то он точно ни одно сообщение написал и даже извинился бы за своё отсутствие.  — Спасибо.  Даня отворачивается и чувствует мурашки, что бегут по его спине, он ежится и тут же встречается взглядом с Александром Петровичем. Хозяин квартиры зовёт гостей за стол параллельно напоминая помыть руки. Денис получает выговор за уличный внешний вид. Где это видано, чтобы Романовы стояли в спортивных штанах и непонятной футболке на людях. Только даже этот выговор звучал по-доброму. Саша не то, чтобы отчитывал сына, а скорее сделал замечание с максимальной осторожностью, не оскорбив и не накричав на сына. Данила всегда получал от отца, если тот смел провиниться и тем самым опозорить фамилию при незнакомцах. Выслушивать приходилось много и долго, никаких поблажек. Дане казалось, что Михаил Юрьевич лучше относился к другим городам, к тому же Владивостоку, которого забывал опросить порой на совещаниях. Что уж говорить про Новосибирск, ведь Коленька был эталоном для Москвы. Одетый с иголочки, волосы всегда уложены, аккуратный, говорящий лишь по делу и не знающий человеческой ласки. Будто это он сын Московского, а не это недоразумение по имени Данила.  — Daniel, — уже сидя за праздничным столом, позвал юношу Романов. — Я хочу поздравить тебя с Днём Рождения, знаешь пускай наше общение и не заладилось, но я от всего сердца желаю тебе всего самого наилучшего. Я помню тебя ещё совсем маленьким, ты рос долгое время у меня на глазах и стал уже по-настоящему взрослым юношей. На тебе лежит большая ответственность за Химки и я верю, что в будущем ты сможешь сделать многое для своего города. Возможно, мы с Мишей иначе смотрим на мир в силу возраста и обстоятельств, но именно за молодёжью будущее нашей страны. Я всегда буду рад помочь тебе, если потребуется совет и направлю на верный путь, — Александр переключился на Михаила, что сразу же убрал телефон в карман, зная как это раздражает его ненаглядного. — И тебя Миша, я поздравляю с днём рождения твоего сына. Для нас нет ничего важнее, чем рост и благополучие наших детей.  Желаю, как родителю, бесконечного терпения, любви и самых счастливых моментов вместе с Данилой. Будь достойным отцом своего сына.  — Спасибо, моя Северная заря, — Михаил тепло улыбнулся. Даня редко видел папу настолько тронутого чьими-то словами. Александр Петрович поднял бокал, предлагая закрепить свой тост. От речей Романова в голове младшего Московского что-то щёлкнуло. Никто ещё не говорил отцу, чтобы тот был достоин Дани. Михаил Юрьевич всегда твердил, что это сын старается ради него недостаточно, и обесценивает все заслуги и положенные на него годы. В моменте ревность, душащая все эти годы, сменилась на тепло, разливающуюся по всему телу.  Данила все эти годы ждал признания от отца, от других городов, но в ответ получал пустые или во все пропитанные презрением взгляды. Никто не считал его хорошим человеком, а видели лишь еле заметную тень Москвы. А здесь всё наоборот, теперь это Миша слышит от самого близкого человека, что ему надо тянуться за сыном. Настолько простые слова чуть ли не пробивали на слёзы. Если бы они с Александром Петровичем были на едине, то Даня непременно бы проронил пару скупых слезинок, а возвоможно, и вовсе заревел тому в плечо. Эмоции брали вверх, хотелось обнять Романова и сказать спасибо, но от шока юноша просто обомлел не в силах ничего выдавить из себя.  В себя Химки пришёл, когда отец легонько локтем толкнул его в бок, ведь все ждали только его. Денис, Александр Петрович и Михаил Юрьевич держали навесу бокалы, будто и любимец Петербурга, Нева сидел ожидая когда именинник присоединиться к остальным. Кот сидел возле стула юноши и внимательно разглядывал гостя, недовольно виляя хвостом. Даня тут же пришёл в себя и с непривычной улыбкой потянулся к ним, чокаясь и выпивая вино из дорогой посуды. Данила терпеть не мог вино: ни белое, ни красное, ни сухое, и не сладкое, но в этот день этот напиток стал самым любимым. Теперь полусухое красное ассоциировалось с чем-то щемящим в области сердца. Будто юноша наконец-то увидел что такое уют.  После застолья Данила ушёл в гостиную, что для него любезно выделил Александр Петрович. Мальчик принялся раскладывать вещи по полкам, выделенным для него и вешать выходной костюм на плечи, зная рано или поздно их вытащат в ресторан или театр — это вопрос времени. В голове крутилось присловутое «Будь достойным отцом своего сына». Словно мантра это засело в разуме молодого человека. В последний раз им гордилась Мария, точнее может она гордилась Данилой всегда, выделяя младшего на фоне остальных братьев, но именно в шестидесятых Балашиха стала первым человеком, что сказала столь важные слова глаза в глаза.  1966 год       Школьная программа быстро закончилась для юного Химки и в ход пошли непонятные: история дипломатии, углубленное изучение языков, инженерная графика, транспортная наука и много другое. Не редко Данилу отправляли в Сибирь к Томску, чтобы тот помогал мальчику с науками, погружая того в учёбу. С Матвеем Борисовичем было всяко приятней, чем с Алексеем Рюриковичем, но сам факт столь долгой дороги утомлял молодой организм и он не понимал почему отец столько времени проводит с Новосибирском, а своего сына ссылает в Сибирь за тысячи километров от родного дома. Каждый раз возвращаясь из путешествия Данила ждал выходных, потому что по субботам приезжала Балашиха и проводила с братом много времени, водя по разным местам Москвы. Сестра внимательно слушала все истории ребёнка, что удивительно в отличие от других взрослых даже не переживала, пускай в торопливых речах младший мог запинаться и повторят несколько раз одно и тоже. — В поезде со мной ехала пожилая женщина и угощала меня конфетами, представляешь, Маша? Такие вкусные были, вот папа никогда мне их не приносит. Говорит, что они вредные для зубов, враки это всё. Просто Михаил Юрьевич жадный, — Данила похлопал себя по кармана и засунув руку в карман черных брюк выудил сладость. — Я тебе одну оставил. Ты говорила, что «Мишка косолапый» твои любимые. — Данила, мне, конечно, приятно, — девушка взяла из маленькой ладошки угощение, спрятав тут же его в сумку. — Но ты про папу такого больше не говори. Просто он переживает за тебя и ничего не жадный всё на благо страны делает. Мария наклонилась к Дане, поправляя пионерский галстук на шее. Сколько же радости было в семье, когда младшего приняли в ряды пионеров, казалось, что папа улыбался искренне в этот момент, но никак не поздравил сына, лишь обмолвился, что ждёт того в кругу преданных комсомольцев. Маша же, напротив, считала Данилу умничкой, что является гордостью их семьи. Остальных братьев девушка считала выскочками и в серьёз не воспринимала, а особенно Калининград — город в Московской области России), что быстро читал заумные книжки, утопая во все возможном научном материале с головой, но не способного поговорить на простые темы. Они с Данилой называли того за спиной душнилой и виделись с ним исключительно по праздникам. Мальчик жил самостоятельно под присмотром нянек в родном городе, даже в сороковые его оставляли там. Молох считал, что одного дитя на его руках достаточно и с другим справятся обученные этому люди. Тем более за Даней в годы войны приглядывала Машенька, что лично вывезла брата из Химок, дав клятву, что уход за ним не помешает курировать госпитали в Балашихе. — Какой ты красивый у меня, — Московская присела на корточки и погладила Даню по голове. — Красный галстук тебе к лицу, радость моя. — Да? Думаешь я стану достойным пионером? Смогу стать частью комсомола? — Данила со всей серьезностью смотрел на сестру, ожидая ответа, будто от её слов сейчас зависело всё. — Конечно, солнышко, — утвердительно кивнула девушка, — Ты — моя гордость. Самый лучший мальчик в Советском Союзе. Я всегда буду радоваться твоим достижениям и говорить, что ты самый любимый мною из всей семьи. — Ты любишь меня больше папы? — недоверчиво спросил младший. — Больше папы, только никому не говори. Это будет наш маленький секрет. Умеешь же их хранить? Без лишних слов Данила крепко обнял Машу за шею, прижимаясь к ней всем телом. Никто ещё не дарил столько теплая малышу, что слышал лишь упрёки Смоленска и ловил косые взгляды Москвы. Галстук, имеющий форму равнобедренного треугольника, три конца которого означают единство трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров, стал ещё признаком любви. Любви, что дарила ему сестра.       — Не занят? — предварительно постучавшись, переступил порог комнаты Романов. Он выглядел как обычно уверенным в себе, даже дома не изменял своему образу. — Я обещал тебе подарок.  Данилу вырвали из омуты воспоминаний и юноша повернулся в сторону Санкт-Петербурга. Мужчина держал в руках большого размера пакет, что сразу бросился в глаза. Как не крути, но Даня в душе оставался ребёнком, что любил сюрпризы и подарки, пускай и скрывал это от других, ведя себя надменно и пренебрежительно по отношению к другим.  Действовало почти на всех, кроме отца перед коим сын готов был стелиться и угождать во всём в надежде получить одобрение. А так же Серёжи, раскусившего почти сразу Даню, что вёл с ним себя черезмерно агрессивно, цепляясь абсолютно за каждый факт в биографии оппонента. Этим Московский напоминал мальчугана-задиру, дергающего девочек за косички на уроках.  Изначально такое поведение московского отпрыска раздражало, затем вызывало смех, а после сменилось на учащенное сердцебиение и тугой узел в районе живота. При виде светловолосого Магнитогорск начинал терять все аргументы и думал лишь о том, что припечатает рано или поздно к стене, но не чтобы набить наглую морду, а искусать, выражая тем самым весь спектр своих чувств. Бушующие гормоны и эмоции взяли вверх над внутренней гомофобией и мыслями: «А что Серёга скажет?». Это был первый раз, когда на лице расцвела не знакомая ухмылка, а прозвучал глухой стон наслаждения. Запотевшие ладони Данилы вместо того, чтобы оттолкнуть, наоборот, бродили по спине и принимали как можно ближе к себе, боясь упустить настолько желанный момент.  Данила приподнял брови, выражая тем самым непонимание. Отложив в сторону телефон, молодой человек поджал к себе колени и замер на кровати, ожидая дальнейших действий хозяина квартиры. Саша медленно присел на матрац, что издал единственный звук в этой кромешной тишине и протянул имениннику подарок, с которого тот не спускал взгляда.  — Узнав даты, в которые Михаил приезжает я был уверен, что он возьмёт тебя с собой. Решил, что будет невежливо с моей стороны оставить тебя без презента в твой День рождения, — пальцы Дани перехватили тонкую ручку крафтового пакета, но раскрывать не решался, так как понимал, что Александр Петрович ещё недоговорил , пускай любопытство уже сжигало изнутри.  Что там может быть? Явно упаковали не билеты в театр Ленсовета, слишком много места для парочки листочков. Статуэтка? Нет, Данила помнил, как отец обсуждая что-то по телефону, проронил, как Саша устал от столь банальных подарков. Картина? А зачем дарить Химки её, ведь он от слова совсем не разбирается в искусстве — это у них семейное с Михаилом Юрьевичем. Может книги? Слишком легко для собрания сочинений Алексей Николаевича Толстого. — Признаюсь, я не разбираюсь в том, что нравится молодёжи сейчас и долго ломал голову чем тебя порадовать. В социальных сетях увидел фотографию твоего стеллажа с Лего и был удивлен, что ты фанат конструкторов. Выглядит, кстати, достаточно интересно, — словно под гипнозом Данила внимал каждому слову Петербурга. — Чего застыл, Данила? Раскрывай пакет.  Не теряя времени Московский достал из упаковки набор Лего «Трафальгарская площадь», что вызвало смущение на лице Дани. Конечно, он больше собирал серии по «Гарри Поттеру» и «Звёздным войнам», но это же Александр Петрович, что яро топит за культуру и цапается с отцом на тему сохранения исторического наследия Санкт-Петербурга. Возможно, и хорошо, что он сделал именно такой выбор, подчеркнув свой вклад в выбор подарка, а не тыкнув наобум на похожие наборы из коллекции Данилы. Юноша повертел коробку в руках, рассматривая каждую мелочь на упаковке. Сие момент прервал Михаил Юрьевич, что у них за спиной наблюдал за сложившейся картиной. Он тихо покашлял, привлекая к себе внимание. Оторвавшись от конструктора, Александр и Данила перевели взгляды на Москву.  — Данила, ничего не хочешь сказать? — намекая сыну, что пора и поблагодарить Романова.  — А, точно, — Даня замешкался глядя то на отца через спину Александра, то на самого хозяина квартиры. — Александр Петрович, спасибо Вам. Мне понравился Ваш подарок, правда, приеду домой и обязательно соберу.  — Фотографию не забудь отправить, юный строитель, мне интересно посмотреть как он выглядит, — тут же Романов осёкся, повернувшись к столице. — Хотя я уверен, что тебе уже не терпится приступить к сборке, а твой отец любезно предоставит время на это, не дёргая по пустякам. Тем более Денис может тебе помочь, вдвоём точно справитесь. Верно говорю, Миш?  Московский нахмурился и неуверенно кивнул, понимая, что спросить с Санкт-Петербургом сейчас бесполезно. Да и при Даниле делать этого не хотелось. Всё своё недовольство высказать он ещё успеет и побухтит потом, выслушивая, что напоминает деда этим поведением.  — Правда? Я тогда завтра начну.  Миша не мог припомнить когда в последний раз видел Даню в настолько приподнятом настроении. Сын будто сиял от счастья и на место растерянности, исходившей от юношу всякий раз при виде отца, пришла радость. Такая детская, но она грела Михаила в этот момент. Данила не походил на избалованного мажора, привыкшего раскаиваться своей фамилией перед каждым встречным, вызывая тем самым чувство стыда. Непонятные эмоции взыграли в Москве, хотелось подойти и присесть рядом, разглядывая непонятные кубики и собирать их в Трафальгарскую площадь. Эта минутная слабость пропала так же быстро, как и появилась в голове.   — Саш, пойдём на балкон.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.