Благими намерениями вымощена дорога в ад

***

227 лет назад

Юная девушка кружилась в вальсе. Её невысокая фигурка скользила по паркету, безупречно выполняя сложные па, русые локоны едва поспевали вслед за пышным платьем. Волшебница влюблёнными глазами смотрела на Гастона, который каким-то чудом оказался на этом приёме. Она не замечала ничего вокруг. Её нисколько не волновало пышное убранство огромного зала с парящими свечами. Мари-Аньес совершенно не подозревала, что бал организован по случаю её помолвки. Гастон, высокий юноша с такими же русыми волосами и тонкими чертами лица, был счастлив наконец прикоснуться к возлюбленной. Они не виделись вот уже несколько месяцев, за которые волшебнику из знатного, но обнищавшего рода, пришлось изыскать возможности раздобыть золото, дабы просить руки Мари-Аньес у её отца. Он только сегодня, несколько часов назад, вернулся из Болгарии. Где далекий престарелый и бездетный родственник пообещал взять его на своё попечение при одном условии, а именно, продолжить славный чистокровный род. Но это было более чем выполнимое условие, ведь Гастон де Ноай как раз и старался найти возможность взять в жёны возлюбленную. А её отец дал понять, что отдаст единственную дочь лишь за достойного волшебника, который сможет обеспечить уровень жизни, к которому привыкла Мари-Аньес. Гастон кружил возлюбленную в танце и поведал ей эту историю. Девушка едва не расплакалась, когда узнала, что их мечты теперь осуществятся. Они условились, что сразу после танцев Мари-Аньес устроит их встречу с отцом. Спустя несколько часов, молодая ведьма воодушевлённо выискивала глазами свою мать и старшего брата, но их нигде не было, как и её отца. Девушка уже стала переживать, ведь обычно семья всегда находилась в зале, особенно если бал проходил в ИХ замке. Наконец, её терпение лопнуло, и Мари-Аньес призвала свою эльфийку, велев перенести к отцу. Ждать дольше было уже попросту глупо. Танцы кончились и начался пир. Девушка сразу после аппарации оказалась перед дверью в кабинет отца, она нетерпеливо постучала, прежде чем войти, и даже не стала дожидаться приглашения, распахнув перед собой дверь. Перед её глазами разворачивалась какая-то странная картина, в районе солнечного сплетения неприятно заныло и стало трудно дышать. Её нехорошее предчувствие обретало вполне объяснимую форму. Её отец, мать и брат восседали за длинным столом, ведя переговоры с семейством Матфрилингов. Анри, который был старше её самой на десять лет, как раз обмакнул перо в чернильнице и ставил свою подпись в магическом контракте. Этот почти двадцатисемилетний волшебник был статен, красив, а главное — богат. Анри имел всё, чем по мнению отца Мари-Аньес должен обладать его зять, начиная от знатной фамилии, которая гремела на всю Францию не одну сотню лет, и заканчивая внушительным наследством, которое даже не нуждалось в подтверждении. Все присутствующие обернулись к девушке, которая уже осознавала происходящее. Взяв себя в руки, Мари-Аньес всё-таки решилась. Она сделала изящный реверанс и подняла свои голубые омуты на собравшихся. — Прошу простить мою дерзость. Но я бы хотела кое-что обсудить со своей семьёй. Отец? Мужчина, который безумно любил свою дочь, нахмурился и поджал губы в тонкую линию, однако, всё же кивнул. — Я тоже приношу свои извинения, но не могли бы вы нас оставить ненадолго? Мой эльф проводит в соседний зал, — по щелчку пальцев мужчины в кабинете появился домовик и учтиво приоткрыл двери, выпроваживая гостей, — где вы найдёте угощение и отличное эльфийской вино. Трое членов семьи Матфрилингов молча покинули кабинет. Мать девушки подала голос, как только на кабинет были наложены заглушающие чары. — Мари-Аньес, это недопустимо! Где Ваши манеры?! Вы только что ужасно опозорили нас всех! Девушка покорно склонила голову. — Матушка, прошу вас! Выслушайте меня! Отец хлопнул рукой по столу. — К делу! Я не хочу заставлять будущих родственников ждать. Молодая ведьма тут же воспользовалась дозволением высказаться. — Гастон де Ноай здесь! Отец, он просит оказать ему честь, он… Он просит аудиенции с Вами. Прошу Вас, отец, поговорите с ним. Мужчина ещё больше нахмурился. А молодая ведьма попыталась сделать пару шагов навстречу к отцу и едва не споткнулась о высокий ворс ковра. — Мари-Аньес, моя наивная и добросердечная дочь, Вы забываетесь! Я знаю зачем он здесь! И могу заверить, что этот проходимец никогда не получит моего благословения! Я выбрал достойного мужа для своей дочери и уже подписал брачный договор. Этот вопрос решён. Россе де Рокозель и Матфридинги породнятся, не пройдёт и недели. Девушку будто оглушило, она попыталась глотнуть воздуха, но, разволновавшись, грохнулась в обморок. Следующим утром Мари-Аньес очнулась в своих покоях. Она не знала что делать. В голове роились бесплодные мысли. Видимо, одному из домовиков было поручено следить за ней, ведь не прошло и пары минут, как порог её спальни переступили отец с матерью. Девушка отвернулась от них, не желая видеть тех, кто отдал её нелюбимому без её ведома. Она старалась изо всех сил сдержать слёзы. Но родители поставили её перед фактом. Свадьба состоится через три дня. И за это время Мари-Аньес не разрешается покидать свои апартаменты. А для надёжности её палочка была конфискована. Настал день свадьбы. Девушка металась по собственной спальне как загнанный зверь. Через час её отдадут в жёны самому отвратительному волшебнику. И нет, он не ненавидел её, не был груб. Но она не любила будущего мужа. Дойдя до отчаяния, Мари-Аньес всё-таки решилась бежать. Без палочки, без приданого, без ничего. Пусть её имя выжгут с семейного гобелена, но никогда! Никогда она не станет проданной невестой! Сделав вид, что со всем смирилась, она подошла к окну, распахнув его, и не зная на что надеяться. В голову пришла шальная мысль — спрыгнуть с высоты собственной башни! Всё лучше, чем пасть так низко в своих собственных глазах. На её подоконник тут же приземлился вальдшнеп. Девушка посмотрела на птичку, которая, к удивлению волшебницы, даже не испугалась. Мари-Аньес тихонько заговорила: — Если бы я только могла превратиться в птицу и улететь. Как я тебе завидую! Внезапно маленький пернатый влетел в её комнату и обернулся Гастоном. Девушка в неверии отшатнулась, но тут же бросилась к нему на шею, рыдая и кратко пересказывая события последних дней. Молодой волшебник слушал её молча и о чем-то напряжённо размышлял. Как только девушка закончила свою печальную историю, он произнёс: — Ты сбежишь со мной? Мы уедем в Болгарию, и они нас никогда не найдут. Я всё подготовлю для нашего побега, а ты... ты должна мне верить. Мы сбежим! — Он осторожно и безмолвно передал новую палочку возлюбленной. Девушка, понимая, что их могут подслушать, быстро спрятала древко в складках свадебного платья. Мари-Аньес, обрадованная чудесным спасением, поцеловала своего возлюбленного, забывая обо всём на свете. Это был уже их третий поцелуй, и девушка таяла в руках молодого мужчины. Её голова закружилась, дыхание сбилось, а ноги подкашивались от переполнявших чувств. Их прервали. В комнату вошла мать невесты, очевидно, верный домовик доложил хозяйке о незваном госте. И ведьма даже не пыталась произвести устрашающее впечатление на молодых, которые отскочили друг от друга. Женщина остановилась на пороге и, как только двери за ее спиной захлопнулись, произнесла: — Граф де Ноай, разве Вам не хватило моего предупреждения? Возможно, Вашего скудного ума также недостаточно, чтобы понять? Я не остановлюсь ни перед чем. Моя дочь не опозорит род! Уже достаточно того, что её жених уверен в том, что невеста не является невинной! И он всё равно согласен жениться. А Вы… хоть капля чести… Волшебник прервал её речь. — Чести?! Это Вы толкуете о чести?! Когда продаёте свою дочь без её на то согласия?! И я бы никогда не оскорбил Мари-Аньес. Она невинна так же, как и в день своего рождения! Женщина усмехнулась. — Учтите, я позаботилась о последствиях, если вы сбежите. Моя дочь будет проклята! А теперь покиньте её спальню. Немедленно! Я запрещаю Вам приближаться к нашему дому! Сейчас же Вы будете лишены доступа гостя! Рука молодой ведьмы не дрогнула. И с пухлых губ сорвалось тихое «Ступефай». Она обернулась к возлюбленному: — Встретимся за воротами поместья. Я разберусь с матерью. Жди меня у векового дуба. Гастон в неверии смотрел на хрупкую девушку перед собой, он тут же впился в ее губы страстным, быстрым поцелуем, после чего обратился в птицу и вылетел в окно. Мари-Аньес нахмурилась и подошла ближе к матери, зная, что её проделка всё равно всплывёт наружу спустя несколько часов. Но решение было принято. — Дори, — домовик тут же появился в спальне молодой хозяйки, низко кланяясь. Девушка также быстро применила заклинание обездвиживания и к существу. Затем, она опустилась на колени, удобнее перехватила новое, немного непривычное древко и произнесла: — Обливиэйт, — огромные глаза-блюдца остекленели. Затем она снова вычертила руну, — Империо. Гастон покинул мои апартаменты и ты уверена в том, что моя мать наложила защиту на наш замок. Больше он сюда не проникнет. А теперь ступай на кухню и жди приказаний. Ты не вспомнишь, что я звала тебя сюда сейчас, как и не вспомнишь о том, что должна следить за мной. Но ты будешь помнить, что тебя отправила на кухню моя мать. Домовик с легким хлопком растворился в воздухе. Молодая ведьма встала на ноги, уже более уверенная в себе. Теперь ей осталось провернуть то же самое с матерью. Да, это было совершенно чудовищно. Но это было не намного хуже того, что собирались сделать собственные родители Мари-Аньес, которые пообещали выдать дочь замуж под Империо, если это потребуется. С того дня прошло уже достаточно времени, и в данную минуту Мари-Аньес счастливая стояла в своём новом доме. Ну и пусть, пусть она опозорила семью! Пусть её вычеркнули из рода… Зато она счастлива. Она не жалела ни о чём! Её горячо любимый муж действительно унаследовал этот прекрасный замок от своего троюродного дяди, и они ни в чем не нуждались. Но её счастье было омрачено. Ведь девушка всё-таки решилась спустя несколько недель сообщить родным, что вышла замуж и искать её теперь не имеет смысла. К удивлению Мари-Аньес, в ответ пришло письмо от матери, которая писала о том, что действительно прокляла свою собственную дочь и теперь просила о встрече, чтобы снять проклятие. Молодые долго не решались на эту встречу, не веря в проклятье, оба думали, что это уловка. В письме волшебница утверждала, что едва Мари-Аньес исполнится семнадцать лет, как на её теле проступит имя, что и станет подтверждением. Но будет уже поздно. Снять проклятие будет невозможно к тому моменту. За неделю до дня рождения волшебницы, к её и её супруга ужасу, действительно подтвердилось наличие проклятия. На её животе проступили буквы, какое-то незнакомое им обоим имя. После чего Гастон в отчаянии организовал встречу с волшебницей. Мать Мари-Аньес рыдала и просила прощения, рассказав о том, что проклятие снять теперь невозможно. Чтобы Мари-Аньес могла выжить, каждый год жизни девушки должен быть оплачен жизнью и душой другой сильной волшебницы, которая и внешне будет похожа на Мари-Аньес. Мать молодой ведьмы в отчаянии расписала весь обряд, который помог бы выжить юной ведьме. Женщина умоляла простить её, все время повторяя одну и ту же фразу о том, что её намерения были благими. Но та выгнала мать. Не пожелав иметь с ней больше ничего общего. В ночь, когда Мари-Аньес исполнилось семнадцать, она решилась умереть, ведь не могла же она позволить погибнуть ни в чём не повинной девушке? Но Гастон думал иначе. Он провёл ритуал. После чего на теле его супруги появилось ещё четыре имени. Он не стал рисковать и повторил содеянное. Волшебник убивался оттого, что ему приходится отнимать чужие жизни. Но. Он спасал жизнь своей возлюбленной. Чего не сделаешь ради любви? Мари-Аньес долго не подпускала к себе мужа. Не в силах простить себя за то, что ему пришлось очернить душу из-за неё. Но время шло. И их любовь победила, но только не проклятье, а ненависть к самим себе. И даже Мари-Аньес всё-таки смогла примириться со своей участью. Спустя пятнадцать лет у них получилось произвести на свет наследницу. Гастон смог исполнить свой Непреложный обет перед родственником, ведь ему удалось продолжить род. Но его горячо любимая супруга скончалась во время родов. Спустя несколько дней, на порог его замка явилась мать Мари-Аньес, которая поведала о том, что проклятие будет переходить от матери к дочери до скончания веков. Спустя шестнадцать лет Гастон выдал свою дочь замуж за юношу, который всем сердцем любил его Анну-Марию. В день свадьбы волшебник заключил Непреложный обет со своим зятем, который гласил: Всё происходящее в семье — тайна, раскрыв которую — умрёшь. Муж Анны-Марии должен заботиться о своей супруге и всегда защищать её жизнь, как и жизни их детей. Чего бы это ни стоило. И когда придёт время, возьмёт точно такой же Непреложный обет со своего зятя. Молодой волшебник ничего не подозревал о проклятии, пока его супруге не исполнилось семнадцать лет. Он не хотел заводить детей, не хотел обрекать будущие поколения на такую жизнь, но, по велению рока, его супруга, спустя долгих пятнадцать лет, забеременела и родила дочь. История повторилась. А затем ещё и ещё… На протяжении двухсот лет.

***

      Гермиона торопливо спустилась по длинной мраморной лестнице с бронзовыми коваными перилами в виде виноградной лозы и не смогла сдержать улыбку при виде радостного Рона, который сразу сделал несколько нерешительных шагов навстречу, минуя разделяющее их расстояние просторного холла. Волшебник сразу же обнял её и поинтересовался как себя чувствует подруга. Девушка с подозрением покосилась на парня, отстраняясь. Он вёл себя слишком странно даже для самого себя. В отличие от Гарри или того же Невилла, с ним приходилось держать дистанцию с того самого дня, как Уизли снова сошёлся с Лавандой. И пусть Гермиона спасла Браун в последний момент, когда Сивый едва не убил бедную девушку, это никак не повлияло на ревность самой Лаванды по отношению к Гермионе. Тем временем Люциус и Нарцисса молча наблюдали за происходящим, не ожидая от представителя семьи Уизли хороших манер. Хозяйка Мэнора всё же учтиво предложила переместиться в малую гостиную, а не стоять в пороге. Гермиона недоверчиво покосилась на женщину, осознавая, что огромный зал, украшенный антиквариатом, шёлковыми гобеленами, несколькими магическими картинами, огромной свисающей хрустальной люстрой на семь ярусов и живыми цветами, зал, который без труда мог вместить около ста человек, не заставляя их испытывать дискомфорт, для миссис Малфой, конечно же, был прихожей. Рон резче чем положено отказался от приглашения и на одном дыхании продолжил: — Мы должны идти, Гермиона, Гарри ждёт нас. Нам нужна твоя помощь. Ведьма не подала виду, что её беспокоит что-либо. — Где именно Гарри ждёт нас? — она постаралась не смотреть на Нарциссу. Рон, не ожидая подвоха, отрапортовал: — Гарри ждёт нас в секретном штабе, где же ещё? — он недоверчиво покосился на Малфоев и уже спокойнее добавил: — Я аппарирую нас туда. Гермиона кивнула, принимая ответ. — Хорошо. Кстати, а что решили с Малфоем? — Она хотела просто проверить, Рон ли перед ней. Хотя, с чего бы кто-то другой смог миновать Фиделиус? Рон немного замялся, прежде чем заговорить. — А что с ним надо было решать? Гермиона прикусила щёку изнутри, всё ещё стараясь не смотреть никуда, кроме ярко-голубых глаз Рона, пытаясь различить в них... что? Она не понимала откуда в ней появилось опасение. Как будто что-то было не так… Собравшись с мыслями, ведьма продолжила. — Как же? Его участие в операции. Какое решение принял Гарри? Рон снова расслабился, окончательно сбивая её с толку. — Он тоже ждёт нас в штабе. — Гермиона сейчас не была до конца убеждена, что именно происходит с её лучшим другом, возможно, он просто на взводе? Или… Она снова кивнула, отгоняя любые настораживающие мысли. — Я только схожу за мантией, хорошо? Рон занервничал и выпалил быстрое, резкое «Нет». Гермиона посмотрела на друга, и её брови поползли вверх. — Рон, на улице мороз. Нам ещё до точки аппарации дойти нужно. Глаза Уизли забегали, и он пробормотал: — Я наложу на тебя согревающие чары или отдам свою мантию. Нужно поспешить! Молодая волшебница всё больше хмурилась, глядя на близкого друга. Шестерёнки в её голове усердно заработали, наталкивая на опасные выводы. Почему-то до сих пор не появился ни один домовик, который обычно встречал и сопровождал гостей. И сейчас ей как никогда была нужна волшебная палочка, чтобы убедиться. Меньше всего хотелось подвергать опасности родителей Драко, а значит, нужно действовать быстро. — Ладно, — она обернулась к миссис Малфой и протянула руку вперёд, в надежде, что ведьма поймёт без слов. Гермиона была убеждена, что Нарцисса точно легилимент, — верните мне мою палочку, пожалуйста. — Как только слова сорвались с губ, Грейнджер поняла фатальность своей ошибки, но было поздно. Нарцисса отрицательно помотала головой, почувствовав непреодолимое желание Гермионы заполучить палочку, и это напугало женщину. — Драко просил и меня, и Мэнси не выпускать Вас из Мэнора, что бы ни случилось. Почему он сам не пришёл? Гермиона обернулась на Рона, ожидая его помощи и одновременно опасаясь дальнейшего развития событий, но он снова её удивил. — Мы всего лишь в штаб на пару часов, и сразу обратно. Палочка тебе не понадобится. Идём, Гарри ждёт нас, — на лице Рона появилось какое-то страдальческое выражение и он, будто бы борясь с собой, произнёс: — Гермиона, ты должна помочь. Гарри, он… — его лицо вновь расслабилась и приобрело добродушное выражение, — идём. Внезапно Нарцисса вскинула свою палочку и уже стала вычерчивать руну, она готова была запустить в спину волшебника заклятие обездвиживания, как Рон резко обернулся и быстрым движением своей руки опередил её. Спустя мгновение, и Нарцисса, и Люциус остались безоружны. Все три палочки обитателей Мэнора в своих руках сжимал Рон. Леди Малфой только и успела бросить взгляд на девушку, прошептав: — Беги... Как женщину поразил Ступефай. Люциус инстинктивно бросил трость и поймал жену, но, не выдержав нагрузки, медленно и со стоном боли опустился на колени. Гермиона хотела призвать Мэнси, но в неё слишком быстро прилетело Силенцио, и Рон, не теряя времени, схватил ведьму за локоть и потащил к выходу. Она даже не сопротивлялась. Складывалось впечатление, что Рон выполнял чёткий приказ, который не позволял ему тратить драгоценное время. Молодая женщина прекрасно понимала, что начни она вырываться, как сразу же повторит печальную участь Нарциссы, а оказаться без сознания — куда опаснее в данный момент. Когда Рон дотянул её до нижних ступеней, по которым несколько часов назад быстро сбежал Малфой, с лёгким хлопком появилась Мэнси, в которую тут же попал Ступефай. Маленькая эльфийка так и замерла, падая в снег с самым трагичным выражением на своём причудливом личике. Она подвела хозяина. Гермиона, которую Рон почти волоком тащил к точке аппарации, старалась на бегу одной рукой вытащить из кармана одну вещь, но тесёмка на крохотном мешочке никак не поддавалась. Она стащила у Гарри этим утром этот артефакт, будто предчувствуя, что он пригодится. Время заканчивалось. Ворота Мэнора услужливо выпустили гостей, ведь запереть их было некому — хозяева лишились своих палочек. Ей не было холодно, нисколько. Ведь сознание и воля Гермионы Грейнджер сейчас устремились к тому, чтобы вывернуться из неудачной ситуации. Единственное, что радовало ведьму — родители Драко не пострадали.

***

Рон, не произнеся больше ни слова, крепче схватил ведьму за предплечье, и, спустя долю секунды, они аппарировали на какую-то заснеженную поляну. Это перемещение для Гермионы стало первым со дня нападения после злосчастного приёма и далось очень тяжело. Ведьма едва смогла устоять на ногах, её за малым не вывернуло прямо на снег, в ушах всё ещё звенело, а перед глазами плыло. Рон дёрнул Гермиону чуть сильнее и снова потащил неведомо куда. Молодая женщина споткнулась, набирая в свои туфли порцию снега, и не рассчитав своего движения кистью в этот момент, выронила мешочек, который больше не представлялось возможным поднять.

***

Драко и Гарри не верили своим глазам. Они оба просто замерли, даже прекратив дышать. Драко, спустя мгновение, едва не бросился к ней, однако Поттер перехватил его и заставил остановиться. — Стой. Она только что либо выбросила для нас, либо обронила мантию невидимости. Малфой, это наш шанс. Драко не видел никакого мешочка, как не обратил на него внимания и Уизли, потому что тащил пленницу за собой. Сердце оборвалось, Драко оцепенел, снова глядя на то, как дорогого человека похищают у него на глазах.

***

Гермиона безмолвно и настороженно шла за Роном, который тащил её вперёд. Перед ними показались высокие кованые ворота, указывающие на то, что место явно защищено и практически неприступно, как у многих других чистокровных семей. Светлые стены замка и множество вытянутых окон даже не навевали мыслей о том, что это место может нести в себе угрозу. Гермиона поёжилась, ощутив растаявший снег в обуви и очередной порыв ледяного ветра, который заставил её содрогнуться от холода. Как только они миновали ворота, Рон кулём осел на землю. Гермиона огляделась по сторонам и увидела перед собой молодого мужчину приятной наружности. Ведьма даже не успела почувствовать как её тело связали магические верёвки. После чего она погрузилась в забытье вслед за своим другом, который будто бы мирно и безмятежно спал, выбрав вместо постели пушистое белое полотно.

***

Гарри использовал манящие чары, и мешочек, невидимый для окружающих, послушно лёг в его руку. Они с Малфоем тот час же поспешили начать действовать. Шанс спасти Гермиону был всего один, и вероятность этого таяла с каждой прошедшей минутой. К тому же, раньше маньяк никогда не похищал дополнительных жертв, и оставалось только догадываться, что на самом деле происходит за неприступной границей, отделявшей этих двоих от ответов. Вихрь аппарации унёс двух волшебников в Лондон, а дальше всё происходило сумбурно и слишком быстро. Авроров инструктировал Поттер. По его приказу каждый сотрудник явился в Министерство в течение пятнадцати минут. Зал с огромным овальным столом был полностью заполнен картами, информацией с мест преступлений и, конечно же, колдографиями жертв. Необходимо было чётко и быстро ввести всех в курс дела. Драко же, который не смог призвать ни одного из домовиков Мэнора, успел понервничать и отправился туда сам, потому что и так знал все нюансы этой запутанной истории. Волшебник аппарировал у ворот и удивился, что его не встречает ни один эльф. В сердце кольнуло, а в голову тут же закрались самые мрачные картины. Драко ступил на мощёную дорожку и направился к величественному сооружению. Каждый из эльфов поместья был подвергнут обездвиживанию. Когда и как именно это произошло — интересно не было. Счёт шёл на минуты. К своему огромному облегчению Малфой нашёл родителей у парадного входа. Люциус всё ещё не мог даже просто встать. Драко с жалостью взглянул на отца. Некогда сильный волшебник и статный мужчина превратился в дряхлого старика. Он прекрасно понимал его чувства, ведь что может быть ужаснее для мужчины, нежели не смочь защитить свою женщину? Спешно приведя в чувства мать и отлевитировав обоих родителей в роскошные кресла эпохи королевы Анны, Драко взялся за эльфов. Люциус рассказал то, что его сын и так уже знал. Он выдохнул, осознав, что мать и отец особо не пострадали. Теперь же Драко мог сосредоточиться на спасении той, что занимала не меньшее место в его сердце. Спустя десять минут отсутствия, Малфой снова вернулся в аврорат. Он распахнул двустворчатые двери огромного зала, и не обращая внимания на то, что все разом обернулись к нему, быстро трансфигурировал себе стул и уселся за стол.       Решено было не дожидаться ночи. Действовать нужно быстро, пока Гермиона была ещё жива. Никто не хотел допускать даже мысли об обратном. Бруствер, благодаря привилегиям Министра, снял некоторые защитные чары с местности, где предположительно располагался сокрытый объект. Но Малфой прекрасно знал, что разрешённые Министерством защитные — это меньшее, с чем им придётся иметь дело в ближайшие несколько часов. Весь отдел аврората, даже включая стажёров, собрался в зале для совещаний. Каждый получал свои поручения. А Драко изо всех сил стремился понять, что же его так напрягало, его брови то и дело хмурились, а губы сжимались в тонкую напряжённую нить. Что-то не давало покоя с самого утра… Малфой не вслушивался в жаркие дебаты, он и так всё понимал лучше, чем хотелось. За саму Гермиону переживали всего несколько человек, остальные думали о себе и последствиях. Глава аврората распределял все роли и указывал расположение каждого на карте в момент прибытия. Операция, казавшаяся поначалу лёгкой, потому как предполагала задержание всего одного волшебника, оказалась полномасштабной. И худший сценарий, с реальным похищением главы отдела правопорядка, которая по совместительству являлась героиней войны, сыграл злую шутку со всеми властьимущими. Если с Грейнджер что-то случится, то щепки полетят далеко, цепляя не одну высокопоставленную голову. Это понимали все. Поэтому Кингсли решил действовать наверняка, привлекая каждого, кто мог помочь. И в ту секунду, когда воцарилась тишина, потому что все приказы были отданы, какая-то юная стажёрка почти шепотом обронила фразу: «То, что убивают молодых ведьм — просто ужасно!» Блондин резко поднял голову, вынырнув из мрачных размышлений и посмотрел на девушку, затаив дыхание. Он, наконец, понял. Это стало жестоким флешбеком. Резко встав на ноги, отчего с грохотом опрокинулся стул позади, Малфой громко объявил: — Поттер, я вспомнил! Это муж подруги Астории! У которых мы с ней были в тот последний вечер. Гарри так же резко вскочил со своего места вслед за Малфоем. Оба молча смотрели друг другу в глаза с непоколебимой решимостью через длину огромного стола, за которым сидело около пятидесяти человек. Если эти два волшебника в далёком военном прошлом не могли перешагнуть через себя и убить врага, то в данную минуту оба не сомневались в том, что сегодня всё будет иначе. Мужчина с чёрными взъерошенными волосами и ярко-зелёными глазами безусловно понял, о чём и о ком идёт речь. В зале воцарилась мёртвая тишина. Историю о похищении Астории Драко доверил лишь Поттеру, когда понял, что Грейнджер надо спасать в Лондоне объявился тот самый псих. Будучи не в силах облечь ту ночь в слова, он применил легилименцию, освобождая их обоих от любых разговоров и уточнений. Те события всё ещё причиняли Малфою нестерпимую боль. Сейчас же Драко чувствовал себя ещё большим идиотом, его потряхивало, каждый пазл этой мозайки занимал своё место, и пустых граней оставалось всё меньше. Волна осознания накатила так быстро, что блондин пошатнулся, едва успев ухватиться за край стола. Это всё причиняло почти физическую боль. Ведь он сам привёл Тори в дом убийцы, именно там на неё наложили Империус. Его невеста утверждала, что ей просто необходима встреча с лучшей подругой, от которой наверняка не стоит ждать опасности. Астория уговаривала его практически неделю. Ведьмы были знакомы ещё с Турнира трёх волшебников, и уровнь доверия оставался достаточно высок. В тот день они общались по каминной связи с родителями Тори, и мистер Гринграсс, который всегда исполнял любые прихоти дочерей, убедил Драко в том, что визит к давней подруге пойдёт только на пользу и отвлечёт их обоих от дурных мыслей. Малфой почувствовал, что его ярость становится осязаемой. Его магия закипала в венах, она плавила кожу, стремясь выйти наружу. К дракклу! Любые планы и стратегии уже не имели для Драко значения. Сейчас он сам явится туда. Переполнявших эмоций хватит на то, чтобы снести любые защитные чары в самом доме. Сегодня он, наконец, поквитается с тем, кто убил Асторию и его неродившегося ребёнка. Он лично уничтожит каждого причастного. Даже если после придётся отправиться в Азкабан до конца своих дней. От мысли о том, что Гермиона может быть уже мертва, магия Малфоя всколыхнулась, заставив погаснуть освещение во всём зале. Теперь лишь его кисти рук источали золотистое свечение, скудно освещая лица взволнованных волшебников, собравшихся в зале. Гарри, который прекрасно знал, на какую мощь способен магический потенциал Малфоя, постарался его успокоить. — Пожалуйста, возьми себя в руки! Ты нужен ей! Нам нужно спасти её! Драко на мгновение прикрыл глаза, стараясь молниеносно возвести стену, отделить эмоции от разума, дабы избежать стихийного выброса магии прямо сейчас. Он точно знал, что сделает с каждым, кто посмел причинить вред его близким. Последствия не важны.

***

Нарцисса сидела в глубоком кресле у кровати Люциуса, который после инцидента с похищением до сих пор приходил в себя. После всех пыток темномагическими экспериментальными чарами, которым волшебника в наказание подвергал Волдеморт, Малфой-старший едва мог найти в себе силы ходить, опираясь на трость. После ограбления Гринготтс во время Войны, Тёмный Лорд чуть не убил Малфоев, и Люциус, конечно же, взял максимум наказания на себя. Азкабан довершил начатое, сырая и холодная камера не оставила шансов на то, что он когда-нибудь сможет восстановить здоровье. Колени подкашивались и скрипели, ему едва удавалось сдерживать вскрик боли, если необходимо было согнуть ноги, чтобы присесть. Волшебник тяжело вздохнул, оповещая супругу, что достаточно оправился, чтобы поговорить. Нарцисса поджала губы, сохраняя каменное выражение своего прекрасного лица, и рискнула протянуть руку, чтобы сжать кисть любимого мужчины. Дабы выказать свою безмолвную поддержку. Как и всегда. Однако, Люциус горько усмехнулся, заглядывая в эти светло-голубые глаза, которые пленили его много лет назад, и заговорил. Совсем робко, так несвойственно для самого себя: — Не смей, Цисси. Ты оскорбляешь меня. Заставляешь… Нарцисса шикнула на мужа. — Замолчи, Люциус. Я не буду жалеть тебя. Но поддержать мне позволено. Не смей больше выставлять меня из нашей спальни. Волшебник отвернулся к окну. — Это не наша, а моя спальня. Твоя ничуть не хуже. Не нужно снова начинать мне говорить о прекрасном завораживающем пейзаже, открывающемся именно из этого окна. Нарцисса рассмеялась. — Неужели? Люциус, собрав крупицы своей уязвлённой гордости, вскинул бровь, не сочтя нужным облекать вопрос в слова. Его супруга нежно провела кончиками пальцев по его щеке. Сердце забилось словно птица в клетке на такое простое и сдержанное проявление ласки. На её губах расцвела нежная улыбка, а голос стал мягким и бархатным. — Я помню, как впервые переступила порог этой комнаты. Ведь ты сам сказал тогда, что я могу появляться здесь как только пожелаю. В наш первый вечер уверял, что не станешь возражать, если я решу каждую ночь проводить с тобой. Лицо Люциуса помрачнело, и он поспешил отвести взгляд к окну, дабы не разрывать своё сердце ещё сильнее. Ради этой женщины он готов был пойти на всё. Даже когда Тёмный Лорд вернулся, он предпочёл согласиться на все условия и предоставить максимум возможного повелителю, в надежде на то, что ни Цисси, ни Драко не пострадают в итоге. Но его провал в отделе тайн разрушил все планы. Их семья пострадала больше, чем любая другая. И Люциус был рад тому, что не мог спать от боли, не мог ходить, его тело разваливалось на части. Именно так ощущалось искупление. Ведь именно он, тот, кто должен был защитить свою семью любой ценой, переложил эту ответственность на хрупкие плечи супруги и своего несовершеннолетнего сына. Они выжили. Их оправдали. Но не благодаря ему. Его жена и сын справились сами. Нарцисса солгала, глядя в глаза одному из самых тёмных и опасных волшебников всех времён. А Драко, мало того, что отказался сражаться за Тёмного Лорда во время битвы за Хогвартс, так ещё и бросил свою палочку Поттеру, благодаря чему избранный и победил. Даже Мэнор, и тот признал своим хозяином и единственным наследником Драко. Люциус все эти годы старался не высовываться, он даже не требовал больше от Драко жениться. Ведь много лет назад идея, которая казалась ему прекрасной возможностью забыть прошлое и заняться будущим, потерпела неудачу. Сначала они поссорились с сыном. А позже, когда Драко всё-таки поддался уговорам родителей и согласился жениться на Астории, которую выбрал для него Люциус… Искренне полагая, что её магический потенциал достаточный для продолжения рода… Случилось то, чего Малфой-старший совершенно не ожидал. К чему не был готов. Он снова стал виновным в том, что семья пострадала. Не выбери он Асторию, ничего бы не случилось… А сегодня он не смог защитить Цисси… и другую, не менее важную особу для его сына. Слова слетели с губ сами: — Как тебе удаётся не ненавидеть меня? Нарцисса удивлённо вскинула брови. Безусловно, будучи сильнейшим эмпатом, женщина чувствовала, что Люциус скрывал за своей бронёй боль. И если обычно он закрывался в своём панцире и избегал любых диалогов, то сейчас определённо ей выпал шанс. Пожалуй, впервые за все послевоенные годы. — Я никогда тебя не ненавидела, дорогой. Злилась? Да, безусловно. Обида? Это тоже. Но. Я продолжаю любить тебя с тем же трепетом, что и много лет назад. Люциус резко вдохнул, он не ожидал такого. Все эти годы после войны он избегал лишний раз попадаться на глаза супруге или сыну. Они приняли его и делали вид, что всё в порядке. А он так сильно боялся снова их разочаровать. Боялся, что тогда они просто оставят его одного… Что дистанцировался. А после несчастья с невестой сына, когда узнал от Драко, что та была беременна, и вовсе окончательно замкнулся. Нарцисса всегда чувствовала его как никто другой, и он никогда не задавался вопросом почему. Принимая как данность. Это ведь было так очевидно. Она его половинка. Его идеальная жена, которая лучше всех способна понять. И вот, спустя почти сорок лет брака, он, наконец, задался вопросом, как так вышло, что он сам никогда так не чувствовал её? И будто в ответ на неозвученный вопрос, он услышал голос, который всегда служил его утешением: — Я простила тебя. Много лет назад, — Нарцисса сильнее сжала кисть руки мужа, привлекая его внимание, — посмотри на меня, Люциус. Я хочу, чтобы ты, наконец, позволил мне это сказать. После войны мы ни разу с тобой не говорили о прошлом. А это необходимо, чтобы мы все, наконец, смогли жить, двигаться дальше, — дождавшись, пока её муж кивнёт с опаской, всё ещё стремясь найти подвох в прозвучавших словах. Она успокаивающе огладила его тыльную сторону ладони своими изящными тёплыми пальцами. — Я всегда знала, что ты меня любишь. Я чувствовала это с самого первого дня нашего знакомства. Ты на год раньше окончил Хогвартс, но это не помешало тебе завоевать моё сердце ещё в школе. Так или иначе, ты всегда выбирал меня. Я никогда не говорила, но мой отец расторг помолвку с другим волшебником, как только узнал о моём даре эмпата и о твоём отношении ко мне из моих уст. Так что, для меня не стало сюрпризом, когда ты устроил нашу собственную помолвку за моей спиной. Люциус едва не поперхнулся воздухом. — Ты столько лет молчала о своём даре?! Это же невероятно редкий… Цисси, ты действительно… Ох, Мерлин… Ты ведь могла… Нарцисса снова улыбнулась ему и продолжила. — Совершенно верно, дорогой. Когда мы поженились, я уже знала, что твой отец удостоил тебя чести принять тёмную метку. Для меня магглорождённые не имели ценности, наше с тобой воспитание не отличалось в этом вопросе. И я тогда не думала об этом, признаться честно. Ты никогда не позволял никому даже помыслить о том, чтобы меня тоже приняли в ряды пожирателей. Конечно, я знала об этом. Мне Белла сказала, что я должна возненавидеть тебя за то, что ты, мой муж, опозорил меня перед повелителем. Сказал ему, что я слишком слаба и глупа, что за ангельской внешностью нет никакой пользы, и я не способна не опозорить нашу семью. А ещё, ты обещал, что будешь служить за нас двоих. Я оценила это. Потом он исчез. А я предпочла скрыть свой дар. Знаешь, Люциус, мне всегда хотелось знать, как на самом деле ты ко мне относишься. Это не легилименция, в конце концов. Мой отец унёс в могилу тайну о моём даре. Мне и дела не было до войны, мы так долго с тобой ждали Драко… Люциус ощущал, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Все эти годы Нарцисса, возможно, знала, что он прикладывал все усилия, чтобы спасти их семью…безуспешно, но. Как мог. И она, улыбнувшись, кивнула ему, снова заговорив: — Когда он вернулся, ты снова дал ему всё, что мог. Лишь бы он не тронул нас с Драко. Я, конечно же, знала, что все, каждый… Кто не примкнул к нему — поплатились жизнью. Позже, когда ты попал в Азкабан, а Драко получил это ужасное задание… Я обезумела. Вот тогда я винила тебя, тогда я была зла и обижена. Но ты сидел в Азкабане и не мог помочь ничем. Дорогой, неужели ты не помнишь как ОН лишил тебя палочки? Я очень хорошо чувствовала, что ты готов был умолять оставить её тебе. Ведь находиться в нашем доме без оружия было попросту опасно для жизни. Но, я чувствовала, что этот… — женщина резко зажмурилась и поджала губы в тонкую линию, — хотел тебя спровоцировать. Он хотел тебя наказать на глазах у всех. Растоптать тебя на глазах жены и сына. И я удержала, я накрыла твою руку своей. И ты меня понял. Позже, ты ведь помнишь как нас наказали за побег троицы? А когда ограбили Гринготтс, мы вообще едва выжили. Люциус, не задавался ли ты вопросом, как я смогла солгать ЕМУ прямо в лицо? Да, я не такой талантливый окклюмент, как Белла или Драко. Но моих навыков и дара эмпатии хватило, чтобы он спутал свой собственный триумф с отражением эмоции во мне. Я была взволновала и предвкушала то, что смогу обмануть. И он поверил. Мы с тобой явились на битву без палочек, чтобы спасти сына! Который тоже оказался безоружным в конце концов. Ты хоть представляешь, через что прошла наша семья? И каждый из нас сделал всё, что мог, чтобы мы, все трое, выжили. Я не виню тебя. Если бы ты не оказался в Азкабане, Драко бы не получил метку, да. Но. Ты и так сделал больше, чем мог, чтобы уберечь нас. Люциус сглотнул образовавшийся в горле ком. Он едва сдерживался. И, наконец, за столько лет впервые дал волю эмоциям — он собрал все свои скудные силы, чтобы привстать и крепко обнять жену. Нарцисса прикрыла глаза, наслаждаясь этим мгновением, но вскоре почувствовала, как муж начал тяжело дышать, а его руки подрагивать. Волшебница отстранилась, укладывая его обратно на многочисленные подушки. — Есть ли какая-то причина тому, дорогой, что ты не позволяешь мне ночевать в этой спальне? Я множество раз искала любые предлоги и давала понять, что хочу находиться здесь. Но ты упрям, как, впрочем, и всегда. И раз уж у нас состоялся такой откровенный разговор, я хочу знать. Люциус опустил глаза на свои кисти рук, пальцы, которые он сомкнул в замок, подрагивали, выдавая волнение. — Моя дорогая, моя возлюбленная Нарцисса… Правда в том, что я не могу пустить тебя сюда не потому, что не хочу. Я… — волшебник тяжело вздохнул, будто решаясь, наконец, произнести то, что тяготило так долго. А Нарцисса, которая каждый раз чувствовала от Люциуса боль при попытки поднять эту тему, затаила дыхание. — Я немощен. Мне трудно спать по ночам. Я часто брожу по комнате половину ночи. Моё тело разваливается. И мне с огромным трудом удаётся заставить себя утром встать, и то, лишь при одной мысли, что я смогу увидеть тебя за завтраком. Ты мой стимул находить в себе эти скудные силы каждый день. Но как бы я ни любил тебя, как бы я ни хотел… Ты все ещё молода и прекрасна… А я… Я не могу тебе показать как сильно люблю тебя. Щёку Нарциссы прочертила слеза, затем другая. Муж заботливо смахнул влагу своими пальцами и с огромной любовью огладил её безупречное лицо, разрешив себе вот так коснуться её впервые за много лет. Женщина едва не всхлипнула, но всё же взяла себя в руки и произнесла: — Как же я ненавижу твои благие намерения…

***

Гермиона очнулась в какой-то спальне, которая была неплохо обставлена, но, конечно, этому месту было далеко до Малфой-Мэнора с его изысканной помпезностью. Молодая женщина попыталась встать, но с разочарованием осознала, что её тело связано магическими путами. Наверное, самое ужасное — это ждать своей смерти, не в силах даже пошевелиться. Она тут же вспомнила про Рона, и липкий страх за близкого человека затопил её сердце, обдавая тело холодным потом. Собственная кончина уже не так пугала её. Ведь разве можно назвать жизнью вынужденное добровольное изгнание? Существование в одиночестве? Лестрейндж прокляла не просто её тело, она сделала это с её магическим ядром. И даже в следующей жизни она будет обречена, если вообще сможет родиться. Это проклятие убьёт женщину, которой не повезёт, ведь магическое ядро её ребёнка будет принадлежать Грейнджер. Убьёт за девять месяцев беременности, нет, за первые шесть. Ведь Малфою стало намного хуже уже в мае? Да, а они, между прочим, проводили много времени наедине лишь на выходных. Поэтому, Гермиона в какой-то мере выдохнула облегчённо и немного расслабилась. Если её магическое ядро используют таким образом, то она сама, как магическая энергия, просто перестанет существовать. Это отличный выход.

***

Люциус прокашлялся, прежде чем заговорить, он не хотел смотреть в глаза Нарциссе и снова разочаровывать её. Но лучше сказать правду прямо сейчас. — Цисси, ты должна знать — даже если мисс Грейнджер выживет сегодня, мы не сможем ей помочь. Леди Малфой нахмурилась, её губы на мгновение сжались чуть плотнее, а в глазах блеснул металл. — Зачем ты так говоришь? Любое проклятие можно снять! Да, цена может быть слишком высока, но… Люциус взмахом руки заставил её замолчать. — Проклятье можно снять с крови, с тела. Но не с магического ядра. Это сама сущность, объединённая с душой. Я, конечно, видел разное, но… Нарцисса резко поднялась на ноги. — Какая секция? Я сейчас же отправлюсь изучать всё, что может помочь. Если проклятие нельзя снять, значит его можно передать. Верно? Я заберу его на себя! Люциус попытался встать, но не смог, его лицо побелело, сравнявшись по цвету со штукатуркой на потолке, и он едва сдержал стон боли. — Цисси, это попросту невозможно. Убедись в этом сама. Секция номер семьсот восемьдесят четыре. Необратимые проклятия.

***

Малфой усмехнулся, когда понял, что магия лишь ему позволила перейти этот барьер. Удивительного в этом ничего не было. Возвращаться назад и тратить драгоценное время было неразумно, ведь он не сможет протащить никого, а ждать остальных — худшее решение. Когда-то эти самые волшебники сами пригласили его в свой дом, конечно же, они дали ему возможность проходить сквозь мощную систему защиты. По глупости или не видя в нём угрозы, а возможно, не желая вызывать подозрений, если Малфой вдруг решит наведаться к знакомым, которые близко общались с Тори… В любом случае, их собственное приглашение, сделанное много лет назад, сейчас играло против них. Естественно, он наложил на себя дезилюминационные чары, но толку от них особо не было. Если хозяин замка находится здесь, он, конечно же, почувствует присутствие незваного гостя, как только тот переступит порог дома. Сжимая крепче древко из боярышника в руке, он заметал свои следы, которые оставались на снегу. Удивительно, но какой-то опасности в воздухе пока не ощущалось. Конечно, основные ловушки ждут его внутри. Но это нисколько не пугало. Сегодня он готов умереть, если потребуется.

***

Гарри со злобой смотрел на непреодолимый барьер. Ни одному из них не удалось пройти, кроме Малфоя. Среди авроров поползли обсуждения, в которых упоминалась Тёмная метка, а также возможная причастность. Но Поттер быстро заткнул каждого из них, заставляя сосредоточиться на создании бреши в безупречной защите имения.

***

Драко знал наверняка, что хозяин замка уже оповещён о его вторжении присутствии, поэтому без зазрения совести Бомбардой Максима снёс парадную дверь. Это даст ему фору, он сумеет затеряться в коридорах и заняться поисками. Помещение казалось нежилым, даже не так — мёртвым. Вот подходящее слово. Не заброшенное, не скудно обставленное, нет. Оно было именно мёртвым. Скорбная атмосфера коснулась богато украшенных стен и потолков, будто тонким слоем пыли оседала Тёмная магия на каждой, даже незначительной вещи в пространстве. Драко петлял по коридорам, но его по-прежнему никто не ловил и не выслеживал. Он не встретил ни одного домовика. Стены в коридорах не были украшены портретами, как это было принято у чистокровных семей. Даже в многочисленных галереях каждая рама была завешена тёмным полотном. На улице стемнело, что заставило Драко двигаться ещё проворнее. Спустя некоторое время он, наконец, остановился, осознав, что бродит по замку уже несколько часов. Нужно было менять тактику.

***

Гермиона снова очнулась, на этот раз она лежала на каменной плите, однако её руки теперь были закованы в магические цепи, и со стороны могло показаться, что ведьма распята словно самый известный библейский герой. Такая метафора ей оказалась по душе, отчего женщина усмехнулась. Она повернула голову влево и увидела перед собой точно так же лежащую девушку в нескольких дюймах от неё самой, возможно, они были ровесницами. Гермиона приподняла голову, стремясь разглядеть такую же несчастную, и обратила внимание на их внешнее сходство. В груди зашевелилась тревога, ведь если она сама готова к смерти, то любой нормальный человек должен быть сейчас в ужасе. Волшебница снова откинула голову на каменную плиту, пытаясь разглядеть окружающее пространство. Определённо, она оказалась в подземельях: огромный зал, освещённый несколькими дюжинами чаш, которые висели прямо под сводом древнего потолка и были наполнены жидким огнём. И почему-то не было страшно. Гермиона постаралась окликнуть девушку своим охрипшим от долгого молчания голосом, и у неё получилось. Ведьма повернула к ней своё заплаканное лицо и всхлипнула. На что Гермиона тут же отреагировала: — Ты тот самый аврор, верно? Не переживай, им нужна я. Ты не пострадаешь. Всё будет хорошо, слышишь? Девушка ещё раз всхлипнула. — Неужели ты не боишься? Героиня войны горько усмехнулась. — Я гораздо проще смотрю на вещи, — ей захотелось как-то отвлечь несчастную, да и проговорить свою мантру вслух… отличное самовнушение, — разумеется, я боюсь, но… Я смирилась с собственной смертью слишком давно, ещё во время войны. Я готова была отдать жизнь за Гарри, чтобы дать шанс на победу тем, кто этого достоин. А сейчас, омрачать бесполезным страхом последние минуты ни к чему. А ты... ты обязательно выживешь, слышишь? Им нужна только я. Я пятнадцатая. Вместо ответа девушка ещё громче всхлипнула, прежде чем отвернуться в противоположную сторону. Внезапно к Гермионе подошёл тот самый волшебник, с которым у них состоялась дуэль не так давно. Он потянул её за волосы и явно был обеспокоен. Его лицо выражало крайнюю степень враждебности. — Откуда Вам известно о пятнадцати девушках? О том, что нужны именно Вы, мисс Грейнджер? Гермиона усмехнулась, про себя отмечая, что явно удивила своего похитителя. Однако, её тон оставался спокойным, даже беззаботным отчасти: — Об этом знаю не только я, но и весь аврорат к этому времени, уж поверьте. Пусть я погибну. Но Вас всё равно найдут. Волшебник ничего не ответил ей, но, как только он скрылся из поля её видимости, ведьма отчетливо разобрала французскую речь. Между собой общались двое мужчин, они обсуждали что-то, что было связано с ритуалом, в котором и должна была погибнуть Гермиона Грейнджер. Не прошло и пары минут, как всё перед глазами героини войны завертелось и смазалось. Её накрыла обжигающая волна тёмной магии, будто погружая под толщу воды. Теперь уже другой, более молодой волшебник подошёл к ней и чётким движением руки сделал надрез на её запястье. Кровь пульсирующими толчками спешно покидала её тело, заставляя руку неметь и распространяться неприятному покалыванию от кончиков пальцев выше. Больно не было. Совсем. Лишь всё больше звёздочек от потери крови мельтешило перед глазами. Гермиона с любопытством наблюдала, как вся её кровь тонкими струйками взмывает в воздух прямо над ней самой и той, другой девушкой, образуя не то сферы, не то знак бесконечности. После каких-то слов, точно такой же струйкой, разве что светящейся и золотистой, из другого запястья потянулась магия, будто нехотя покидая тело хозяйки. И тут Гермиона поняла всё. Кажется, эта девушка боялась ритуала совершенно по иной причине. Она не хотела отнимать ещё одну жизнь. Тело той, другой ведьмы, впитывало её собственную магию, оставляя кровь растекаться по поверхности, очевидно, проклятого как и ее собственного тела. Картинка окончательно смазалась, шум в ушах достиг наивысшей точки, и Гермиона сама не заметила как её веки сомкнулись.

***

Волшебникам, которых яростно подгонял Гарри, наконец удалось пробить мощный магический щит. Глава аврората одним из первых устремился в сторону огромного замка. Он бежал как мог, сердце сжималось от дурного предчувствия, кромешная темнота была разбавлена белоснежным зимним ковром, сверкающим в свете луны. Уже практически на пороге замка Поттер различил то, что парадная дверь оказалась взорвана. Явно Бомбардой. Войти не получалось. Ещё один щит — вся мощь родовой магии защищала своих потомков, не пропуская незваных гостей внутрь, и вновь пришлось ждать пока чары будут сняты. Гарри про себя клял и костерил Малфоя, поминая всех его многочисленных предков и склоняя его самого в родительном падеже, примеряя на волшебника исключительно пассивную сексуальную роль. А всё потому, что этот идиот даже не стал тратить время на помощь им. Он пренебрёг всеми приказами, проникая сквозь защиту родового поместья непонятно каким образом. Конечно, Гарри не думал, что Малфоя там ждали и он причастен к убийствам. Но то, что блондин подверг себя смертельной опасности, а также нарушил все возможные приказы, выводило из себя. Поттер нервно потёр лицо ладонью и снова нацепил очки. Совершенно не хотелось признавать тот факт, что поступил бы точно так же на месте Малфоя. Счёт действительно шёл на секунды, и если нужно было рискнуть собой, чтобы спасти Гермиону… Значит, так тому и быть. Но эти благие намерения Малфоя никак не были согласованы с точки зрения закона или соответствия разработанному плану. Наконец, один из невыразимцев, которых тоже привлёк Кингсли, смог пробить магический щит. Но как только Авроры вошли в дом, осознание буквально сшибло с ног. Чтобы продвинуться дальше, им придётся пробить не одну сотню точно таких же щитов, если по ходу не появится новых неприятных сюрпризов. Например таких, как огромных размеров сфинкс, который вдруг ожил, набрасываясь на вошедших. Каменная скульптура явно намеревалась утащить на тот свет каждого, кто посмел осквернить своим вторжением этот дом.

***

Как только Малфой искренне, всей душой пожелал найти хозяина этого дома, ноги буквально сами повели его куда-то вниз. И если Драко до этого момента считал, что находится где-то на первом этаже, то выяснилось, что это оказалось иллюзией. Он бодро шагал навстречу неизвестности, крепче сжимая палочку в руке. Минуя многочисленные повороты и ступени, Драко отметил про себя даже забавным то, что при такой безупречной защите здесь работала настолько примитивная магия. Ведь желание гостя засвидетельствовать своё почтение хозяину всегда одобрялось магией крови. И вот, он услышал многочисленные голоса тех, кто был заперт в темницах. Орденовцы — Малфой презрительно фыркнул, вспомнив то, что Уизли не смог побороть Империус. Времени освобождать сторонников не было, да и, в случае откровенно враждебных действий, Малфой легко мог наткнуться на сопротивление магии дома. Он и так уже взорвал парадную дверь, нарушая все мыслимые традиции. Но его упорно вела магия, будто нить Ариадны. Наконец, показалась огромная арка, венчавшая вход в вековой зал. Происходящее дальше заняло всего секунду, но за это мгновение произошло так много… Сердце Драко остановилось, сделало кульбит, с огромной силой ударило по рёбрам и тут же забилось с такой бешеной скоростью, что грозило просто сшибить стены, выстроенные при помощи окклюменции. Ведь только они отделяли его от безумия, свойственного всем наследникам благородного дома Блэков. И если его ментальная стена не выдержит, то происходящее дальше станет совершенно непредсказуемо. Он успел заметить, что Грейнджер лежала на каменной плите без движения, над ней и ещё одной девушкой светилась и циркулировала магия и какая-то субстанция, переходя от Гермионы к той, другой. Время вышло. Те двое мужчин, которые проводили ритуал, уже, естественно, знали о его вторжении, но предпочли закончить начатое. Его давний знакомый, муж той самой подруги, отвлёкся от произнесения заклинания, отчего весь процесс замедлился. Но началась дуэль. Драко было совершено не жаль отдать свою жизнь прямо сейчас. Но и о его противнике можно сказать то же самое. Оба волшебника, воспитанные в соблюдении абсолютно всех чистокровных традиций, являлись прекрасными дуэлянтами. Оба будто исполняли причудливый танец, изящно выполняя сложные па. Малфой с тревогой замечал, что количество магии, исходящей от Грейнджер, уменьшалось. Блондин изящно отбил какое-то тёмное заклятие, которое откололо внушительный кусок каменной стены за его спиной, а после удачно атаковал, смещая противника подальше от Гермионы, которая находилась за спиной мужа той самой подруги Астории, имя которого он так и не смог припомнить. Преимущество Драко заключалось лишь в двух моментах: когда-то давно он являлся участником магической войны и сражался по-настоящему и его мощное магическое ядро, которое заставляло магию буквально выплескиваться из тела. Вены Малфоя вздулись, пот струился по спине, его противник совсем немного уступал в мастерстве. Драко, который уже разработал в своей голове стратегию, в этот момент превратил каменные иглы, летящие прямо на него, в пыль. Пространство заволокло непроглядной мглой, которая оседала на волосы, одежду и заполняло лёгкие. Воспользовавшись моментом, он собирался подойти ближе к Грейнджер и разрубить опасную связь. Но, к его несчастью, второй мужчина закончил с заклинанием, потому что внезапно стало совсем тихо. Спустя мгновение, вся пыль осела под воздействием мощной магии. Теперь Малфой сражался сразу с двумя противниками, слишком сильными, натренированными не хуже его самого. Они загнали его в угол, не оставляя шанса на победу. Какая ирония, что все трое мужчин в этой комнате защищали женщин. И от того, кто из них победит, зависела жизнь. Малфой уже понял, что в любом случае выживет лишь одна. И в его силах сделать так, чтобы ею стала Грейнджер, даже если его самого прямо сейчас не станет. Отбиваясь весьма недурно сразу от двух противников, он вновь стал перемещаться по кругу. Ни один из них не проронил ни слова до этого момента. Драко уже знал, что не сможет победить в этом поединке, поэтому, когда оказался сбоку от ведьм, лежащих на идентичных каменных плитах, молниеносно принял окончательное решение. Вместо того, чтобы отбиться от смертоносных проклятий, он победно ухмыльнулся, переведя взглял с одного на другого противника и применил то единственное, что обеспечило бы жизнь Гермионе. Авада Кедавра сорвалась с его палочки как дрессированный зверь. Зеленый луч, подобно пламени преодолевал пространство будто в замедленной съёмке, завораживая всех троих мужчин. Драко знал, что жить ему осталось всего пару секунд. Он умрёт прямо сейчас, как только оба его противника осознают, что им больше некого спасать. Ярость двух сильных волшебников обрушится на него. Поэтому он слегка повернул голову и хотел лично увидеть, что Грейнджер выжила. Однако, все трое застыли, глядя на зелёный луч. В этот момент из Гермионы уже перестала струиться магия, последняя искорка покинула тело волшебницы и взмыла ввысь. Из её рта вырвался голубоватый огонёк, направляясь к другой ведьме. И в тот момент, когда этот огонёк коснулся кожи новой хозяйки, луч Авады настиг свою цель.

***

Нарцисса отчаянно всхлипнула, прикрывая глаза. Древний фолиант, хранивший в себе огромное количество смертоносной магии, буквально добил женщину. Она устало поставила локти на стол и принялась массировать виски, ведь у неё разыгралась мигрень. Белла, как и всегда, была фанатична. Накладывая подобное проклятие, она хотела причинить максимум боли. И даже после своей смерти умудрялась вредить живым. Не было ни одного упоминания о том, что подобное проклятие вообще как-либо возможно снять. Люциус оказался прав. Волшебница обречённо захлопнула книгу и впервые за много лет позволила себе разрыдаться. Не заботясь о впечатлении, волшебница призвала домовуху сына. Не успела эльфийка произнести и слова, как Нарцисса уже отдала свой приказ: — Как только Драко призовёт тебя, ты должна передать ему эту книгу, раскрытую вот на этой странице. И сказать, что именно это проклятье поразило Гермиону. И только после этого ты сможешь исполнить любые другие приказы.

***

Джинни не спалось сегодня. Она будто предчувствовала, что произойдёт нечто ужасное, в последний раз такое случалось в ночь битвы за Хогвартс. Женщина стояла у окна в своей спальне на площади Гриммо и в сотый раз проворачивала своё обручальное кольцо. От Гарри не было вестей с самого утра, лишь патронус, который сообщил, что они, наконец, вышли на след, и совсем скоро всё закончится. Волшебница глубоко вздохнула и, набросив халат, отправилась на кухню. Она беззвучно прошла мимо спален своих сыновей и спустилась вниз. Им всё же удалось, наконец, отклеить портрет несносной миссис Блэк со стены на нижнем лестничном пролёте, и лишь старый Кикимер иногда брюзжал по этому поводу, явно скучая по своей дорогой хозяйке. Джинни взмахнула палочкой, и чайник сам наполнился водой, тут же закипев, кружка подплыла к столу, а ваза с домашними пирожными услужливо приземлилась перед ведьмой. Она допила чай и теперь бездумно вращала чашку в руках. Глядя на листики, прилипшие ко дну, Джинни усмехнулась, вспомнив то, чему учила Трелони на своих уроках прорицания. Замерев на месте, молодая женщина побледнела, словно полотно, и отбросила ни в чём не повинную чашку на пол. Фарфор громко ударился о каменный пол и раскололся на части. Рыжая ведьма вскочила со своего стула, не желая верить в то, что увидела. Нет. Смерть не придёт в их дом. Она часто задышала, приложив руку к груди, туда, где гулко билось сердце. Пытаясь успокоиться, она старалась делать глубокие вдохи, но ничего не выходило. Её начала одолевать паника. Этажом выше послышалась возня, а затем оба её ребёнка громка позвали мать. Зажмурившись на мгновение, Джинни быстро взяла себя в руки, тут же применила Репаро, восстанавливая любимую чашку, и устремилась к детям. Сыновья смогут её отвлечь. Рядом с ними она не позволит себе думать о плохом.

***