White R

***

— Мисс Саливан, пожалуйста, кофе.       Четыре слова — как заклинание: изо дня в день, из раза в раз. Секретарша кивает. — Минуту, мистер Фишборн.       Молодая красивая бойкая девочка. Для нее минута — так мало. А между тем, говорят, одна соломинка сломала спину верблюду.       Фишборн ждет. Иногда кажется, всю жизнь. Комм молчит. И не единого письма, никаких новостей. Иногда Фишборн забывает, чего хочет — так долго все это длится, бесконечно, нудно. Последние двадцать лет, по ощущениям, — все двести, и тут уже стоит удивиться, глядя в зеркало, почему ты еще не сдох и не сгнил, ну или крепко хлопнуть себя по щекам — сбросить наваждение, прийти в форму… А будут ли новости? К добру ли? Свет для заблудших и давно пропавших без вести.       Кто-то, завидев маяк после долгих скитаний, истратив силы и время, отпущенные судьбой, сразу завернет к берегу, заречется выходить в море и состарится на твердой земле. Но самые отчаянные поплывут прочь. Будут спешить, бежать в страхе, откажутся признавать поражение. Те, кто, не сможет смириться, для кого не будет жизни «после», те, для кого земля — тупик, конец, смерть.       Микки бы не причалил.       Фишборну хочется верить, он с Микки из одного теста — не выходит. Фишборну страшно. Страх родился семь лет назад и перерождался каждый раз, когда Доберман выбрасывал руку вверх под крик комментатора — тонким голоском отчаянья, что он, Фрэнк, подвел Микки, запорол дело, не справился. И скорее умрет от старости, чем дождется счастливого финала. — Ваш кофе, мистер Фишборн.       Минута, растянувшаяся на двадцать лет. Впору зарыдать. — Простите за ожидание. Приехал курьер. Мистер Хайдигер прислал приглашение в свою ложу на открытие нового сезона Арены. Он также выразил надежду при личной встрече окончательно решить вопрос по правам собственности на некоторых гладиаторов.       Конверт ложится на стол. Никакой пометки «лично». Хайдигер дурит — такое не отсылают секретарям. Бумага плотная, печать «живая». А вот подпись — стандартный отточенный и исправленный филигранный оттиск. Копия. Хайдигер не подписывал приглашение — поручил, небось, этому неопрятному толстяку, своему поверенному. Как его?.. Майку.       Фишборн позволяет себе улыбнуться кончиками губ. Ему нравится, что он вспомнил имя поверенного Хайдигера. Значит, еще не совсем склеротик, еще может, еще держит руку на пульсе… А вот Хайдигер сдает. Скинул прислуге задачку подтереть за собой дерьмо, а сам отстранился. Сдался? — Обычно я не посещаю открытие сезона, мисс Саливан.       Хайдигер знает об этом? Наверняка. Хочет закончить на своих условиях? Сохранить остатки гордости? Заставить его, Фрэнка Фишборна, председателя КОКОНа, побегать за собой напоследок? Жалкий реванш. — Присутствие КОКОНа, а также его должностных лиц на открытии не предусмотрено, к сожалению, протоколом. Основные проверки должны завершиться заранее.       Нет. Если бы Хайдигер сдался, разве ему не проще было бы откреститься от Добермана одним росчерком, отрубить собаке хвост сразу, а не по частям? Дать согласие на передачу и уйти в тень, а не назначать глупые встречи? Хочет поторговаться? Надеется уломать? Что-то замышляет?       Секретарша ждет. Строгая белая юбка-карандаш, офисная рубашка, идеальная прическа — волосок к волоску. Ей не нужны рассуждения босса, но говорить с ней — как с зеркалом, иногда полезно. Фишборн трет лоб.       Он просил отдел кадров подобрать удобного помощника, уместив в одно слово все свои пожелания по сообразительности, пунктуальности и профессионализму, и рекрутер понял эту просьбу идеально. — Желаете перенести встречу c мистером Хайдигером?       Двадцать лет ожидания. А на арене Стив — должен проследить. На арене есть кому проследить за тем, чтоб обошлось без сюрпризов. А развязка близка. Как здорово было бы после двадцати лет штормов снова ступить на твердую почву.       Фишборн представляет, как Доберман садится в фургон для транспортировки «Syntetic Life»: миг, когда все наконец решится победой, и кашляет, пытаясь скрыть улыбку. — Не надо. Поставьте Хайдигера в известность - я приму его приглашение и надеюсь на его благоразумие. Я приеду без шумихи, как частное лицо.