White R

***

— «Хельга», «Хельга», прием. Почему остановили продвижение? — В юго-западном квадрате замаскированные вышки. У нас раненные и убитые. — Вертушки вышли. Ждите. — Пять или шесть гнезд по направлению движения, подавить своими силами не могу. По нам ведется огонь. Мы зажаты в жилом квартале. — Вышли. Вышли вертушки, слышишь? Живи, «Хельга»!       Рация хрипит, кашляет через слово скрипучими помехами. — Хель…       Скрип смолкает. Рация выдыхается.       Микки выныривает из подвала, облизывает потрескавшиеся губы: — Сдохла? Заглушку включили? — Да.       Стив кладет рацию на землю и осторожно выглядывает наружу. Узкая улочка между обмазанными желтой глиной домами, обманчиво пустынна, только слепни жужжат над трупами, вздувшимися на адском пекле. Голодные проемы выбитых взрывами окон — черные — прячут в себе смерть. Пули высекают мелкие фонтанчики из стены в двух футах от головы Стива. Микки подползает к окну с другой стороны, волоча за собой дезинтегратор по земле. — У заглушки радиус короткий, как сопля. Значит, точно знают, где мы. — Да.       От пыли першит в горле, режет глаза и гимнастерка под бронежилетом липнет к спине. — У нас есть вода?       Микки задумывается, словно вспоминает, что это такое, потом качает головой: — Для раненных — две или три фляжки на всех. Свободной нет. — А для аннигилятора? — Лишнее ведро?       Микки тяжело дышит, лицо у него лоснится от пота, измазано рыжей пылью. И волосы мокрые, висят сосульками, как будто то самое нужно ведро воды он вылил себе на голову. — Какой аннигилятор? Нам отсюда не выйти. Половину взвода перебили. Восемь или девять человек в критическом состоянии. Все что я могу — накачать их детрозолом до отключки. Через час их останется шесть. Может, пять.       Квадрат голубо-белесого неба в оконном проеме кажется выше и пронзительнее обычного. Или это предсмертное — обострение чувств на пике. Стив Райен не хочет умирать. — Вертушки уже вылетели. — Вертушкам сюда два часа хода, — безжизненно говорит Микки, — а им — сколько, думаешь, понадобится времени понять, что большая часть наших выбыла, и пойти на штурм? — Не веришь в чудеса? — Не верю, — Микки сидит, облокотившись на стену затылком, и тяжело дышит, едва не вывалив язык. — Стив… — Знаю… — …надо уходить. — Знаю. — Получится?       Стив хочет сказать «нет», но молчит. Незачем тратить силы, если ответ и так очевиден. Силы пригодятся жать на спусковой крючок. — Где остальные? — На втором, на крыше… Харрис сказал, там обзор шире, — Микки тоскливо смотрит на полуобвалившуюся лестницу без перил, — нам тоже лучше подняться. — Кто-то должен держать дверь.       Деревянная дверь на ржавых петлях только для вида, и окна выбиты.       Микки кивает: — Тогда посижу с тобой.       Но через пол часа глухие стоны из подвала становятся громче. Не меняя выражения лица, Микки уползает. Стоны не затихают долго. Стив слушает их, не спуская глаз с залитой полуденным солнцем улицы. За спиной возникает капитан Харрис, спрашивает: «Ну, что?» Довольствуется отрицательным покачиванием головы и снова уходит. Время идет.       Жирная муха назойливо жужжит над ухом, метит сесть на залитый кровью рукав. Стив терпеливо смахивает ее, но не прихлопывает. Муха не улетает, хотя, казалось бы, может лететь куда угодно из этого полуразрушенного дома на окраине. Муха — счастливая.       Часы отсчитывают бесконечно долгий час. Жужжание становится привычным. Спустя еще полчаса Микки возвращается. Хлопает по плечу, протягивает флягу с водой. И только тогда Стив осознает, что кроме жужжания все звуки стихли. — А раненные? — Им уже не надо. — …Все?       Микки смотрит безучастно, только бледность проступает через грязь на его лице. — А ты хотел, чтобы кто-то остался? После расстрела из турелей?       Стив хочет. Фляга с водой кажется тяжелой и внутренний голос — тот что предупреждает в какой из дней лучше не выходить из дома — вопит: «Брось!» — Пей, — тихо говорит Микки, — долго еще. — Вертушки скоро подойдут. — Не подойдут, Стив, или почему, думаешь, здесь так тихо?       Из подвала поднимается тощий «пискун»-связист. В руке у него болтается гроздь железных медальонов, а на плече сразу три винтовки. На последней ступеньке он останавливается, словно тоже хочет послушать. — Нас вытеснили на окраину. Координаты сбились. Связи нет. Сигналок тоже нет. Если бы здесь шел бой, нас бы могли найти по взрывам и выстрелам. А они… Знают, что мы могли вызвать подкрепление. И теперь ждут. Чтобы главная кавалерия, прискакав на подмогу, нас не заметила. И вертушки с подлета не поняли сразу, где башни, которые стоят себе замаскированные тихо, не выдавая себя, и сами же на них напоролись. Это мышеловка, Стив, а ты в ней — сыр. — По крыше снайпер работает, меткий зараза. Ребята спустились, — влезает «пискун», — так бы хоть руками помахали.       Вода во фляге теплая, с душком. Стив намечает для себя три глотка, но выпивает четыре. — Выходить некуда, сразу убьют. Значит, ждем.       К вечеру простреленное плечо горит огнем. Микки вкалывает новую дозу обезбола. Он уже почти не помогает, но Стив говорит «спасибо». Вода заканчивается. Песок хрустит на зубах, слюны во рту нет. Воздух — горячий, стоялый, даже не ощущается при вздохе. Запах трупов, наверняка, тянется из подвала, но Стив не чувствует — привыкает. Микки сидит рядом, уронив голову на грудь, но глаза у него широко открыты. — Скоро придут, — обещает Стив неизвестно кому, — вертушки. Поедем домой. «Принцесска» с отцом придумают шестируких гладиаторов. И воевать будут они вместо людей. А мы — домой… Никакой крови, грязи, этого… — Ага, — поддакивает Микки, — белая революция. Я…       Где-то сверху, на втором этаже рявкает пулемет: рвано зло плюется пару раз огнем, разгоняется, входя в раж, и начинает выхаркивать длинную затяжную очередь.       Стив бросается к окну — дает длинную очередь, наугад, получает в ответ град пуль. От близких взрывов звенит в ушах, Харрис вопит наверху буйволом. Дымовухи, пущенные пневмопушкой, летят навесом откуда-то из-за соседних крыш, оставляя за собой шлейф белого дыма. Стив стреляет, целя в отблески вражеских выстрелов, Микки подхватывает. Из окна второго этажа, над головой Стива, вылетает ракета ручного стингера, врезается в стену соседнего дома, рядом с дырой, откуда летит больше всего пуль. Слышатся крики, пламя лижет края провала. Стены трещат, проседают, дом складывается внутрь, как картонный, поднимая облако пыли. Выстрелы смолкают. На минуту Стиву кажется, что это — конец провального штурма, а потом в общей тишине раздаются резкие сухие щелчки, и Микки, чуть раньше сообразив, кидается на пол, вцепившись в гимнастерку Стива, как собака в добычу. Щелчки продолжаются, а потом также резко прекращаются. И стена перед Стивом исчезает, стертая в пыль, изрешеченная и разорванная на куски шквалом выстрелов из дальнобойных турелей пятидесятого калибра.        Дым оседает, высокая платформа с круглой вращающейся башней выползает, похожая на гигантского краба. Турели с щелчком захватывают новую цель. Ракеты вылетают из черного жерла, и мир со звоном взрывается.       Люди в сетчатых маскхалатах позади башни торжествующе вопят. Сначала один, потом второй, третий, они перебежками бросаются вперед, гортанно покрикивая и потрясая оружием.       Все это Стив видит, лежа навзничь на полу, в перевернутом виде. Медленно поднимается на четвереньки, полуослепший и полуоглушенный. На земле, там, где раньше было окно, в луже крови лежит Харрис, разорванный пополам, выброшенный взрывной волной. — Вставай, — кричит Микки, — вставай!       Стив пытается встать, но правая нога подгибается, боль прошивает до позвоночника, сквозь брючину отчетливо торчит сломанная кость. Кровь заливает лицо, Стив слепо шарит по полу, пытаясь нащупать приклад, но вместо этого нащупывает чью-то руку.       Микки дергает его вверх со всей силы, поднимая на ноги, хотя бы на одну ногу, тащит вглубь дома и, прежде, чем Стив успевает спросить или сообразить, толкает в какую-то дверь.       За дверью — пять или шесть земляных ступенек без перил, Стив чуть ли не кубарем летит в недра подвала и падает на мягкие вонючие тела, измазанные кровью. Укол в сонную артерию скорее угадывается, чем ощущается. Мир вокруг пускается в пляс, Стив закрывает глаза. Сверху на него наваливается что-то тяжелое.       Резкие чужие крики мешаются с взрывами, выстрелами, Микки кричит от боли где-то рядом. Странный гул, будто ветер гуляющий в трубе, скрадывает остальное, и Стив теряет сознание.