White R

Знаете, где находится ад? Он в вашей голове.

***

      Когда Стив приходит в себя, он думает, зря выжил. Каждый дюйм его тела болит, а тот, что не болит — просто не чувствуется из-за новокаина и детрозола. Знать, что ты жив — уже неплохо. Стив знает, потому что в раю не пахнет обезболом. Руки слушаются, поднимаются, нога в гипсе — и это хорошо, враг бы не церемонился. Значит — среди своих. — С возвращением, — говорит голос сбоку, — у тебя, случайно, соли нет?       Стив поворачивает голову. Грубая наволочка, повидавшая сотни таких Стивов, неприятно цепляется о щетину. На соседней койке парень с забинтованной грудью хлебает суп из тарелки на прикроватной тумбочке. Ощущает на себе взгляд, поднимает голову и грустно жалуется: — Без соли жрать вообще невозможно.       Стив верит, но помочь ничем не может и проваливается в неспокойный сон.       Во второй раз вместо парня с тарелкой рядом сидит Микки. Половина лица у него обуглена, гимнастерка на груди изорвана в клочья, а серая горелая кожа осыпается лохмотьями, когда он открывает рот и мускулы на лице приходят в движение. — Вертушкам два часа хода, — шелестит Микки, — никто не придет…       Знакомый свист над ухом заставляет Стива втянуть голову в плечи. На стене проклевываются дыры, много дыр, пули свистят над головой, одна из них пробивает грудную клетку Микки насквозь, вырывая кусок позвоночника. Брызги крови летят на одеяло и Стиву на руки. На месте сердца у Микки зияет рыхлая дыра величиной с кулак. Обломанное вывороченное ребро торчит из мяса. Микки падает. Стив кричит. Мертвый Микки улыбается. Новый выстрел обжигает предплечье. — Держите, его, держите, — командует чей-то усталый голос, — сбиваем жар, фиксируем, два кубика валиума…       Стив проваливается. Тонет в жестком больничном матрасе, как в болоте, и летит на самое дно.       Когда Стив третий раз открывает глаза — за окном нежный рассвет. Сосед с супом спит, завернувшись в одеяло с головой и тихонько подвывая во сне. Стена, на которую смотрят ноги, — светлая, скучная, без трещин и прострелов. Круглые часы шагают вперед — Стив смотрит. Иногда ему кажется, стрелка вот-вот замрет, но она каждый раз неумолимо делает новый шажок.       В девять зевающий санитар заходит сменить капельницу и подсунуть утку. В двенадцать пожилой врач проводит обход, крутит ручки кардиомонитора и подмигивает Стиву по-свойски, как будто знакомы они лет тридцать. А после обеда в палате появляется неожиданный гость.       Открывашка просачивается в дверь, словно уверен, что ему тут не место, озирается, неловко поправляя белый халат на плечах, а потом уже, заметив Стива, неловко пробирается к нему боком вдоль стенки. — Открою тебе тайну. Ты нас напугал до усрачки, — сипит он, кося глазами на соседнюю койку. — Слушай, ты вообще как? — Живой.       Открывашку вряд ли пустили надолго. Надо бы торопиться, но Стиву страшно, хотя этого момента он ждал с тех пор, как пришел в сознание и увидел часы. — Что с нашими? Ты слышал, что было-то? — Не помнишь? — сочувственно тянет Открывашка, и лицо у него багровеет от напряжения как всегда, когда ему приходится думать. — Вертушки, сука, промахнулись. Позывных в эфире не было. Кружили долго… А потом их еще вышки отогнали, и они только через час или дольше прорваться смогли, когда уже второе подкрепление подошло. В общем, когда наши к вам спустились, от дома мало что осталось… Ребята рассказывали, сплошное мясо, Стив, много мяса и почти никого живых… Третий взвод, в соседнем доме сидел — весь лег. Из пятого четверо остались… Я с Энцеладом трепался потом, это его команда вас вытаскивала. Он говорит, ты в куче трупов лежал, и сверху — труп. Сам в крови… Хер заметишь. Хорошо, тихо лежал. Желторожие выродки не увидели, что ты живой, а то они всех раненых дострелили. Удачно ты в трупы зарылся. И что не застонал… — Микки вколол что-то, меня вырубило, — быстро соглашается Стив. — Кого еще вытащили? Кто вернулся? — Стивенсон, Марк, Энгюлус. А старика Харриса распополамило, — загибает пальцы Открывашка. — Ты только это, не нервничай, ладно? Я тебе тайну открою, мне там хрен на входе сказал с тобой вообще про покойников не трепаться, сказал, у тебя башка и так приплюснулась после всего, что тебя ночью валиумом откачивали. Чтоб ты от новостей с катушек не съехал…       Стив помнит Харриса. Точнее не помнит, но вспоминает половину трупа в пыли с вывалившимися кишками в ту минуту, когда слышит «распополамило», и тошнота подкатывает к горлу. — А Микки? — Микки, — Открывашка часто моргает, облизывает губы, — да он живой, вроде… Малыш Фрэнки чуть с ума не сошёл. Рвался в госпиталь, орал, убивался… Только его все равно не пустили… — Вроде? — Ну как. Почти живой. — Сердце Стива замирает, но Открывашку торопить нельзя. Он думать и так мучается. — Желтые когда в дом вломились, раненых добили, трупы на улицу выкинули. Тебя вот не заметили… А остальных начали таскать в подвал, допрашивать, в таком духе… Ну, и взялись за Микки. Он им, понятно, хер показал, а они ему стали пальцы отрезать, чтоб разговорить. Ладонь на землю заставили положить и начали рубить — по фаланге за раз. На каждый палец по три удара… Потом вертушки подошли, началась заварушка. Энцелад с парнями через крышу зашли, подняли шум, а в подвал пока пробивались, те ублюдки с перепуга Микки в грудь пальнули. Решили, никого живым не оставлять, кто ближе был, с того и начали. Но он живой… Микки. Наши парни его вытащили, он дышал… Доставили в госпиталь. Фрэнки носился кругами, места не находил себе. Старшину чуть за грудки не взял, пытал, где Микки и что с ним. Папаше коммы оборвал — названивать. Открою тебе тайну, он к Микки кучу докторов пригнал, по слухам. Кучу бабла влил. В операции, протезы, штуки всякие… Но тот, вроде, все равно не очнулся до сих пор… Говорят… — Как повезет, — подсказывает тихо Стив, и Открывашка с облегчением подхватывает: — Точняк. Как повезет…       После Открывашки на тумбочке остаются журналы с грудастыми блонди, пачка сигарет и два подвядших сморщенных апельсина. От сигарет Стиву становится совсем тоскливо, потому что курил не он, а Микки.       Стена становится розовой в закатных лучах солнца. Стив глотает через силу рисовый пудинг и, поборов тошноту, горсть пилюль. Ночные кошмары и долгая слабость — сейчас совсем не то, что он может себе позволить.