White R

— Это Рори, — говорит Йен. Дэниел успевает услышать и оборачивается перед тем как выйти. Судя по его взгляду, отныне, чтобы не сделал Йен, для своей тени он останется сумасшедшим. — Я знаю. — Лаборатория провела экспресс-анализ. По совпадению… Она… Моя дочь.       Все-таки, у Йена шок. Слишком много говорит. — Я знаю. — Ты мне лгал.       Вот мы и уперлись в настоящую проблему. Можно найти ребенка, притащить и сунуть мне под нос, но после первых обвинений больше сказать будет нечего. — И что? Поступи мудро, — азарт просыпается и подстегивает, — продай. — Кого?       Йен обо мне не думает, поэтому не понимает. Решает, я ему ребенка предлагаю продать. А куда? На органы разве что. — Меня. Продай. А ее — верни, где взял.       Рейгер. С хера ли ей это все сдалось — я не знаю. Но знаю, чем все закончится. — Ты мне солгал, Алекс, — повторяет Йен.       Извиниться перед ним, что ли? Может, успокоится? Может, ему это нужно — почувствовать себя отмщенным перед тем, как поставить галочку и двигаться дальше? — Ладно. Извини.       Повисает тишина. Я все жду, когда оно наступит — время «дальше». После. А Йен молчит. Ему сложно отряхнуть руки после ребенка, как от грязи, и сказать: «Проехали». — Тебе не жаль, мне-то лапшу на уши не вешай. — Зато тебе жаль. С моей ложью насколько комфортнее было жить, правда? Сказал бы спасибо. — Заткнись. — Хреновое спасибо.       Йен смотрит на меня другими глазами. Он знает все обо мне: рост, вес, историю болезни. Иногда мне кажется, список ранений и болячек — это и правда все, что во мне есть значимого для него. А теперь он видит то самое дерьмо, про которое его честно предупреждал много кто на арене. А он не верил. И даже я сам его ранее не убедил. А теперь… Ребенок же. Беззащитный. Ну как я мог? Если замордуют ребенка — все вокруг единогласно решат: «изверг». А если гладиатора — «целевое использование ресурса». Эта девочка — Рори — тоже из пробирки. Но она — человек. Поэтому Йен за нее волнуется и злится. Между нами пропасть, которую мне не перелететь. — Почему, Алекс? Чего ты добивался? Отомстить или… — Ничего, — Йен не верит. Ждет. Думает, я хотел нарочно навалить ему проблем, — за что мстить? За то, что ты один из пиджаков, который являлся трахаться раз в неделю? За то, как ты назвал ее — выродком, когда я пришел и рассказал тебе обо всем в первый раз? Или за то, что ты делал ставки против меня? За твою недосвадьбу? За ожидание, в какой из дней ты скажешь мне отвалить? Самое глупое на арене — позволить себе от кого-то зависеть. Пустить за спину и надеяться, что не опрокинут при неблагополучном раскладе. Я просто сделал выводы, как проще выжить. И вышло — что проще без тебя.       Йен хмурится. Значит, виноватым себя не чувствует. Виноватые не злятся. Ворот рубашки у него измятый. Значит, спешил. Летел со всех ног, после того, как Дэниел обрадовал новостями. Интересно, что Йен еще хотел сказать? Что шло после «или»? Если бы я промолчал, он добавил бы что-то, решающее в корне? В душе скребутся кошки, как будто это я в чем-то виноват. Словно не дал Йену времени и теперь все дерьмо из-за меня. Когда могло бы быть иначе. — Пэм… Мисс Рейгер сказала… Значит, она может говорить. Не рыдать в истерике, а взять себя в руки. Впечатляет. — …ты отдал нашу дочь старшему распорядителю Стивену Райену. А вот ему не помешало бы держать язык за зубами. — Желающих было немного. Когда наиграешься в папочку — верни ему.       Йен окончательно мрачнеет, а мне почему-то нравится. Хотя вроде сейчас как раз повода особо нет, нравится выставлять его скотиной. За ним должок. — Я не знал, что думать, Алекс. Ты просто вывалил разом. Про ребенка, беременность. От тебя-то я ждал этого меньше всего. — Мне часто это говорят.       Живот крутит от голода. Голова болит все сильнее. От спертого воздуха, запаха сырости, который здесь повсюду. От попыток понять, куда клонит Йен и не нарваться на растяжку, спрятанную в его словах и интонациях. Играть в засранца становится все сложнее, и со стороны я сам себе кажусь уже не сволочью, а идиотом, который несет пафосную заезженную хрень, когда надо просто встать и разбить Йену лицо — за все, начиная от нашего первого раза, когда он прижал меня к стене и трахнул, потому что хотел почувствовать себя хозяином положения, и до самого последнего, когда он приперся ко мне пьяным по ошибке и смел говорить слова, предназначенные для другого.        Интересно, если бы Йен был гладиатором. Если бы мы дрались за разных хозяев, и он стоял бы у меня на пути, смог бы я выстрелить? Смог бы. Выиграл бы бой, вернулся в Коптильню, снял обвес и пустил бы себе пулю в голову. Сука. — Ты спрашиваешь, знаю ли я имя Рори — а ты задумывался, кто дал ей это имя? Кто все устроил? Пока ты в своих вип-апартаментах пытался уложить в голове новости? — Нет. Кто? Кто помогал тебе? Райен?       Дважды сука. Несу черт знает что. А Йен собран и внимателен. Поучиться бы мне у него хладнокровию. — Никто. Проваливай. — Ты забываешься, — холодно говорит Йен, и я вдруг вспоминаю, что он — не просто Йен. А еще и мистер Хайдигер — мой хозяин. — Обратно в карцер захотел? Или на успокоение? Ты напал и чуть не убил человека. Гостя. Женщину. Мою знакомую. И мою дочь! Может, стоит усыпить тебя, как дикую собаку?       Я задумываюсь, если бы выстрел ушел не в бок, а ниже. Хватило бы мощи дезинтегратора пробить не только барьер, но и грудную клетку Рейгер вместе с ребенком? Хватило бы. До этого на тренировочной полосе я бил по мишеням на сто пятьдесят футов. У дезинтегратора тяжелый заряд, которого должно хватать против титанов, если подобраться вплотную. Мощность была выкручена на максимум. Если ребенок погиб бы, все труды пошли бы насмарку. От мысли, насколько все висело на волоске, кого угодно затошнило бы. Меня, от спертого гнилого воздуха и голода, тошнит уже давно. — Первая женщина на моем счету была бы.       Теперь Йен точно взбесится. Бросит кость Дэниелу, тот сам мне вкачает пять кубиков чистого релаксанта. От такого сердце превратится в мякиш. Чистое спокойствие. Судороги не в счет. Поэтому тогда, в ту, я выстрелил. Рейгер. Не дал ей мучиться от предсмертных спазмов. Нет, не Рейгер… Лицо было другим. Испуганным. И руки у нее дрожали. Как у меня сейчас… Она была привязана к койке. Слюни текли изо рта, как у бульдога. Реакция отторжения стала необратимой. Я возлагал на нее такие надежды, угробил столько времени, а она меня разочаровала… Я покончил с ней одним выстрелом. В упор. Я всегда плохо стрелял… — Алекс?       Молодой мужчина напротив — в дорогом костюме, с гладко зачесанными волосами. Ухоженный, с благородным лицом и маленькой девочкой на руках. Выглядит встревоженным, но старается этого не показывать. Зачем он принес сюда ребенка? — Алекс?!       Стены колышутся. Это стены? Откуда здесь ветер? Кто он? — Алекс!       Алекс? Я не… Рука подламывается, я падаю щекой на стол. Кажется. И свет меркнет.