White R

***

      В Коптильне тепло и, в сравнении с лихорадкой сезонных боев, безмятежно тихо. Механики ковыряются в титанах, негромко переговариваются, смеются. Пахнет соляркой и краской. Под тяжестью подвешенного аннигилятора позвякивает цепь стрелы грузового крана. Пара тяжей примеряют перед тренировкой новую амуницию под надзором распорядителей и инструктора. Солнце проходит через узкие окна под потолком и падает желтыми квадратами на рассохшиеся скамьи вдоль стен. Лязгают ворота ангара — уровнем ниже два охранника толкают по рельсам в бетонном полу платформу, загруженную ящиками. Сырой осенний ветер, ворвавшийся следом, шевелит газеты, брошенные ремонтниками там, где в «стойлах» титанов свежей краской обновляли стершуюся за сезон разметку на полу.        Дьюк сгружает обвес на стол и, не торопясь, стягивает куртку тренировочной униформы: — Здорово. Живой?       Доберман, на скамье в углу, бросает бинтовать руки, поднимает голову с равнодушным видом, как будто они с Дьюком расстались только вчера. — И ты, смотрю. Надеюсь, ни с кем не поспорил? — Прикончил тебя Факел или нет?       Доберман серьезен, будто правда думает, Дьюк способен ради веселья поспорить на его жизнь. А еще спокоен — словно даже тогда в этом не было бы ничего страшного или обидного.       Дьюк закидывает руки за голову и тянется до хруста в позвонках. — Нет, не спорил. Как-то не догадался. — Зашибись, — коротко подводит черту Доберман, — а то на деньги встрял бы. — Заправляет край эластичного бинта и несколько раз для верности сжимает кулаки.       Дьюк садится рядом. — Третий день и уже отправили на тренировку? — Нет, заскучал, сам прибежал. — Серьезно? — Дьюк старается не замечать сарказм и не поссориться. Думает, как бы спросить поаккуратнее, чтоб пришлось к слову, ничего не придумывает, но утерпеть не может и, в качестве компромисса, спрашивает в лоб, хоть и не совсем то, о чем хотел: — Как новый хозяин?       Доберман косится с подозрительным прищуром: — А что? — Да просто… На тренировку пригнал. Злой он какой-то? — Обычный, — цедит Доберман, — квалификация скоро. Ты, может, спросишь? Просто. И не будешь мне мозг ебать? — Ебать не буду, — поспешно соглашается Дьюк, — я подумал. Ты же с Хайдигером, ну, имел дело.       Прищур Добермана становится совсем недобрым. — Трахался. И что? — Попроси льготы. Чтобы выпустил на квалификацию в последний день. Отправил хотя бы в двухместный бокс. Дал обвес новый, а не это…       Жирная муха, ожившая под теплом радиаторов, взлетает с Дьюковой брони, грудой сваленной на столе. — Дерьмо, — подсказывает Доберман. — Дерьмо… — Ты за этим к Хайдигеру поперся? За льготами? Факел болтал, ты сам напросился. С нового сезона. — Бенни команду продает, — Дьюк думает: сказать — не сказать. Решает: почему бы и нет, — если, будем вместе — я тебя прикрою. — Даже так. Сам, думаешь, не справлюсь? — Справишься, только... — Дьюк запинается. Доберман — как противопехотная растяжка — взрывается не сразу, даже если чека сорвана. И все в пятиста шагах уже покойники. Просто еще не знают об этом. — От тебя прежнего сейчас не хватает фунтов двадцать. Тому же Факелу чихнуть в своем титане — и тебя сметет. Попроси льготы — Кобальта заявили на первый день квалификации. И много кого из элитных. — Ерунда, — роняет Доберман. — Факел теперь сам меня прикроет. Он командный игрок. А Хайдигеру плевать. Он — хозяин, я — гладиатор. Когда заявит — тогда и пойду. Хочешь, сам поебись с ним, убедишься. — Свихнулся?       Дьюку неловко. И непривычно от того, что неловко. Добермана не было долго. За время его отсутствия, пойди пойми: отвык от плохого или привык к хорошему. — Слегка. Помнишь тренировочный центр? — Помню.       Резкая смена темы разговора — странно, но в целом пустяки. И только с Доберманом — повод насторожиться. — Вот опять… — Что — опять? — Провалы… Дьюк хмурится, потом его осеняет: — Поэтому ты Факелу подставился в тот раз как кусок мяса? Доберман вздыхает: — Я бы легко его размотал, Дьюк. Заходил на позицию — еще думал, что смогу. А когда увидел этого идиота… Вдруг так страшно стало. Как в первый раз. Только еще хуже. Как будто первый бой. Как будто я раньше вообще титанов вблизи не видел. И все — выключился. — Остаточное восприятие, — вворачивает Дьюк, натыкается на удивленный взгляд и поясняет, — ты в тренировочном центре один раз так сказал. И еще какую-то ерунду про импакт мозга. Ты там раньше вообще иногда странную чушь нес. — Да? — Доберман хмурится, — не помню. И что еще я говорил? — Доберман. Лондон. Сьюпи. Приглашаются на позицию, — провозглашает металлический женский голос по внутренней связи.       Доберман встает со скамьи, Дьюк поспешно поднимается следом. Торопливо заговорщицки шепчет, пока Доберман набрасывает куртку поверх защитных наплечных щитков: — Если вдруг пересечемся на квалификации, прессовать не буду, от меня можешь не шарахаться. А то выключишься снова на глазах у всех и труба. Ну и чтоб не загонялся, пока не восстановишься. — Ага, — рассеянно отзывается Доберман, — в тренажеры-то уже с утра запрягли. А вчера четыре часа по кроссу гоняли. Значит, скоро вернусь в норму. Но я запомню, Дьюк. Спасибо.