Ты заставляешь меня чувствовать себя как-то так

Элеонора затронула эту тему, когда он встретился с ней для ежемесячного осмотра и пополнения запасов подавляющих препаратов в пятницу перед самыми страшными и долгожданными выходными. Спустя год и несколько месяцев, благодаря Серафине, Ньюту и его аврорам, Персиваль уверенно восстанавливал тело и мышечную массу, а ночные кошмары стали редкими, что позволило ему высыпаться. Однако он по-прежнему был трудоголиком. Он проводил бессонные ночи, иногда неделями не возвращался домой и не отдыхал, но если дело не поручалось старшему аврору или не требовало срочности, ему запрещали работать самые надоедливые и нудные люди, с которыми он когда-либо имел удовольствие работать. Чуть больше года назад Персиваль и представить себе не мог, как сильно изменится его жизнь за столь короткий срок, сколько людей сочтут необходимым вмешаться на столь личном уровне. Диагностические заклинания жужжали и вибрировали в воздухе между ними, а Персиваль лежал на кровати и слегка дремал в тепле полуденного солнца, проникающего в окно. — Вы когда-нибудь задумывались о собственном счастье, мистер Грейвс? Персиваль сделал усилие, чтобы открыть глаза, и увидел бета-целительницу, ее светлые волосы были собраны в небрежный пучок, а на губах играла умиротворенная улыбка. В чем-то она напоминала ему мать. Мягкость, внутреннее совершенство, которое проявлялось в словах и поступках. Во время этих визитов они почти не разговаривают, ограничиваясь вежливыми словами и случайными вопросами о его общем самочувствии. В основном она дарит ему тишину и покой, которых он не мог найти ни в будние дни, ни в ночной темноте. — Мое счастье…? — устало спросил он, чувствуя себя довольно вялым. — Вы так много работаете ради счастья других, и я задаюсь вопросом, была ли у Вас когда-нибудь возможность подумать о своем собственном, — размышляла она. Персиваль откинулся на спинку кресла, моргая и пытаясь осмыслить вопрос. Ему показалось, что это, должно быть, философский вопрос, и у него не хватило мозговых клеток, чтобы обработать его и дать ответ. В ответ на его молчание Элеонора больше ничего не сказала, и он на некоторое время забыл о вопросе. *** На следующий день Персиваль вошел в элегантный гостиничный номер с раздельными спальней и кухней. Ньют встретил его нервно, с надеждой и волнением одновременно, что только усилило его собственное волнение перед встречей с объектом своего влечения вне работы. Такого влечения Персиваль не испытывал со школьных лет, когда даже подавляющие препараты не могли полностью контролировать подростковые гормоны. — Заходи, все в порядке, — успокоил его Ньют, ведя в сторону кухни. — Здесь безопасно. Я… я. Безопасно. — Конечно, безопасно, — ответил Персиваль, найдя подбор слов странным. — Меня больше беспокоит то, что может произойти в самом деле, Ньют. — Ничего! — промурлыкал Ньют, покраснев. — Абсолютно ничего не случится. Я не сделаю ничего… — тут он беспорядочно взмахнул руками в воздухе, — …неподобающего. По отношению к тебе. То есть тебе не о чем беспокоиться. В отношении меня. Да. Все в порядке. Да. Ньют вздохнул и уставился в пол, его лицо стало ярко-красным к концу его неловкого объяснения. Даже для него это было впечатляюще. Персиваль не понимал, что происходит. — О существах. Ньют посмотрел сквозь волосы. — Что? — Я имел в виду существ, Ньют, — вздохнул Персиваль. — Я знаю, что у тебя бывают неловкие моменты и сомнительный контроль над своими конечностями, но пока ничего опасного для жизни не произошло, так что я насчет тебя не беспокоюсь. Ньют был явно подавлен. — Да. О существах, конечно. В любом случае, не хочешь кофе? Пока варились кофе и чай, Персиваль вспомнил об отсутствующем Скамандере. — А где Тесей? По какой-то причине Ньют скривился при упоминании брата. — Он пошел за покупками. Он планирует скоро вернуться в Англию, поэтому хочет купить что-нибудь для наших родителей и своих друзей. — Хм. Он может справиться сам? — поинтересовался Персиваль. — Он сказал, что возьмет с собой несколько авроров, но даже если он будет один, с ним все будет в порядке, — ответил Ньют, пожимая плечами. Персиваль не знал, стоит ли ему спрашивать о явном недовольстве Ньюта Тесеем, но решил, что лучше воздержаться. Меньше всего ему хотелось снова оказаться между ними. Так что они остались вдвоем. Чего никогда не случалось вне работы. Это было очень непривычно, даже если они просто проводили время вместе как друзья, и Персиваль не знал, что делать. К счастью, долго раздумывать ему не пришлось, так как вскоре Ньют протянул ему чашку. — Следуй за мной, пожалуйста. Они оказались в одной из спален, и Персиваль старательно избегал мыслей о Ньюте и спальнях, наблюдая, как тот ставит чемодан на пол, открывает его и просто заходит в него. Это было совершенно сюрреалистично. Когда он заглянул в чемодан снаружи, то увидел Ньюта глубже, чем ожидал, и тот махал ему рукой. — Передай мне чашку! — крикнул Ньют. Персиваль передал чашку, опустив ее перед мужчиной, чтобы тот мог ее отложить. Залезать в чемодан было так же нереально, как и вылезать из него, — вспоминал он тот первый раз. Было необычно видеть резкую смену обстановки, от города к природе, слышать и чувствовать признаки жизни внутри. Персиваль был рад, что на этот раз он не спит и внимателен. Ньют взял его за руку, когда он спускался по последним ступеням, поддерживая его. Кофе, который был раньше, снова оказался в его руке. Ньют, едва сдерживая восторг, улыбнулся и открыл дверь, сказав: — Добро пожаловать в мой мир, Персиваль. И действительно, какой это был мир. То, что Персиваль в последний раз видел изнутри сарая, не подготовило его к тому, что он увидел, выйдя наружу. Это было красиво, сложно и волшебно. В этом месте было видно стремление мастера создать условия для комфорта и восстановления. Персиваля вели через дикие просторы и пустыни, зеленые пастбища и скалистые холмы, сухие и влажные леса. Пещера соединялась с небольшой бамбуковой поляной, на которой находилось гнездо окками. Он увидел графорнов, муртлапов, стайку лунных телят и дерево с боутраклом, который снова отказался присоединиться. Земные, небесные и сомнительного происхождения существа наполняли это место, и от величия всего этого у Персиваля навернулись слезы. — Это чудесно, — сказал он, когда они присели на одну из травянистых лужаек, наблюдая за тем, как нунду общается с другими существами на расстоянии. Его голос был немного напряжен из-за того, что он пытался не заплакать. Дугал появился где-то во время экскурсии и теперь лежал рядом с Персивалем, согревая его своим мехом. — Все это, — он беспомощно обвел жестом окружающее пространство, не в силах выразить словами пережитое. — Я не знаю, как тебе удалось все это создать. Как ты продолжаешь это делать, отдавая себя им и сражаясь за них, когда никто другой этого не делает. Ньют, в свою очередь, выглядел спокойным, как человек в своей стихии. Он не хвастается своей работой и никогда не кичился. Он лишь стремится поделиться чудесами своих открытий, и грустно думать, что на этом пути он встречает одно препятствие за другим. Когда Ньют повернулся к нему, на его лице была радость, а вокруг глаз залегли морщинки. — Спасибо, Персиваль. Я знал, что именно ты поймешь меня. Я рад, что тебе понравилось. Его лицо смягчилось, когда он увидел слезы в глазах Персиваля, и Персиваль смущенно отвел взгляд. Он почувствовал, как Ньют придвинулся ближе, и рука ласково погладила его по спине. С некоторым волнением он осознал, что начинает привыкать к этим случайным прикосновениям. Но, возможно, он будет наслаждаться ими, пока есть возможность, а позже, когда все закончится, все равно разберется с этим. — Кстати, ты все еще отращиваешь волосы? — спросил Ньют несколько минут спустя, когда он стал играть с прядями. — Я могу подстричь их сейчас, если хочешь. Они стали довольно длинными, и Персиваль забыл об этом, потому что ему казалось естественным просто собирать их в хвост. Однако чем длиннее они были, тем больше мешали, так как могли зацепиться или запутаться. — Ничего страшного, я и сам справлюсь, — отмахнулся Персиваль, не зная, как отреагирует, если Ньют будет трогать его волосы чаще, чем сейчас. Даже этих легких подергиваний и прикосновений было слишком много, и не раз он ловил себя на том, что почти мурлычет. А Персиваль Грейвс, директор службы магической безопасности, не мурлычет. Он говорил себе, что позволяет это только потому, что Ньют — тактильный омега, которому время от времени это необходимо. — Ты не доверяешь мне свои волосы? — спросил Ньют, надув губы, хотя в глазах у него была игривость. Честно говоря, Персиваль доверял ему чуть больше, чем следовало бы. Но он лишь приподнял бровь. — Я не доверяю никому, кто держит ножницы рядом с моей шеей, независимо от того, есть у него палочка или нет. Ньют наклонился и внимательно осмотрел его плечо. — Ну, шея у тебя в порядке, я полагаю. И тут его рука, игравшая с кончиком его хвоста, скользнула вверх, и пальцы коснулись обнаженной шеи. Персиваль напрягся от неожиданного, интимного прикосновения и слегка вздрогнул, стараясь не обнажить ее еще больше. Ньют застыл на месте, расширив глаза. — Это… совершенно неуместно, не так ли? — Да, неуместно, — выдавил Персиваль, затаив дыхание от страха, что он может двинуться навстречу прикосновению… или отстраниться от него. — Прости, прости, — быстро извинился Ньют, но он не выглядел расстроенным. Скорее, он неохотно убирал пальцы. Персиваль медленно выдохнул и некоторое время не мог думать. Никто, абсолютно никто, кроме ближайших родственников, не прикасался к столь интимной части его тела, да и то лишь в детстве. Все знают, что шея омеги и все ее части предназначены только для партнера. Сейчас его шея казалась невероятно чувствительной, ее все еще покалывало, а жар от покраснения только усиливал это ощущение. Мерси Льюис, кто-то должен срочно научить этого человека основам этикета общения и объяснить ему, что нельзя трогать все, что видишь. Особенно когда речь идет о человеческих существах. После нескольких минут молчания Персиваль задумался, что бы такое сказать, чтобы развеять витающее в воздухе напряжение. — Как поживает Тина? — спросил он наконец. Он не хотел обсуждать эту тему, но ему нужно было напомнить себе, что между ними ничего не может быть, и Персиваль должен был избавиться от этих странных чувств, чтобы поддержать своих друзей. Ньют, который почему-то смотрел на свою руку и гладил пальцы, снова поднял глаза. Моргнул. — Тина? — Да. Она хорошо к тебе относится? — Как и ко всем остальным, наверное, но она часто раздражается на меня, — ответил он, пожимая плечами. Между ними не все гладко? Персиваль озабоченно нахмурился. — Она не намерена причинять тебе вред? Я полагал, что она довольно мягкий альфа. Если ты чувствуешь угрозу с ее стороны… — О, нет, — рассмеялся Ньют. — Ты знаешь мои закидоны. Думаю, она все больше воспринимает меня как брата, и иногда я ее раздражаю. В какой-то степени Персиваль мог ее понять. Склонность Ньюта к безрассудству была хорошо известна в отделе, и хотя он мог быть очень милым, отсутствие заботы о собственной безопасности и в основном недипломатичные манеры заставляли Персиваля и авроров нервничать. Но… брат? Должно быть, он имел в виду, что они близки к тому состоянию, когда их чувства приобретают семейные очертания. Похоже, у них все было хорошо, и Персиваль почувствовал горько-сладкое волнение в груди. — Персиваль, могу я задать тебе вопрос? — Ньют прервал его размышления. Персиваль кивнул в знак согласия, но Ньюту потребовалось время, чтобы сформулировать свой вопрос. Он засуетился, слегка покраснел и несколько раз глубоко вздохнул, словно готовясь. Наконец… — Что бы ты хотел получить в качестве подарка за ухаживание? Ньют решил довериться ему, перейдя к следующему шагу; неудивительно, что он нервничал и колебался. Это было важное, но личное дело, и Персиваль был немного тронут тем, что Ньют открылся ему. Более того, теперь он точно мог избавиться от увлечения раз и навсегда. — Будь я на ее месте, любой твой подарок меня бы устроил, Ньют, — ответил Персиваль, в первый и последний раз открывая правду под маской совета. — На ее месте? Ты имеешь в виду Тину? — спросил Ньют с явным замешательством. — Почему мы все еще говорим о Тине? — Потому что… мы обсуждали Тину? — медленно ответил Персиваль, который и сам теперь был в замешательстве. — Да, обсуждали, а теперь я спрашиваю о тебе, — сказал Ньют, как будто это было очевидно. Но это было не очевидно. — А что насчет меня? — спросил Персиваль. — О том, какой подарок ты предпочитаешь для ухаживания. Разговор быстро двигался в направлении, неведомом Персивалю. — Я… не имею предпочтений, — сказал он, тем не менее продолжая разговор. Ньют опустил глаза. — Почему? — Потому что, — начал Персиваль, а потом заколебался, потому что, хотя он и знал это уже больше года, никогда не говорил об этом вслух. — Я никогда не обрету пару. Ньют выглядел еще более подавленным. — Почему? — Он почти всхлипывал. Персиваль усмехнулся, потому что ему было приятно, что Ньют беспокоится о том, что он может не стать парой. — Ну, во-первых, я не идеальный омега по чьим-либо стандартам, — сказал он, прервав протесты Ньюта взглядом. — Я стар и слишком силен внешне, в то время как омеги, ищущие себе пару, обычно молоды, хороши собой и мягки по натуре. — Ты не старый! — закричал Ньют, как только у него появилась возможность. — И ты очень красивый, а еще ты самый мягкий человек, которого я когда-либо встречал. Мерлин, хотя он знал, что Ньют просто добр, потому что он такой, Персиваль был тронут защитой его личности. — Это мило с твоей стороны, Ньют, но мы оба знаем, что так мог сказать только ты, — сказал он, все еще улыбаясь. — Во-вторых, ни один альфа в здравом уме не позволил бы мне продолжать работать, даже если бы МАКУСА каким-то чудом позволила мне сохранить должность, если бы они узнали о моем настоящем поле. И что бы ты ни думал, я стар. И тут его улыбка исчезла. Ньют сузил глаза от гнева, но он выглядел скорее огорченным, чем рассерженным. — Кто, во имя Мерлина, сказал тебе это? — Персиваль едва расслышал, так тихо это было сказано. — Прости? — Я имею в виду, я знаю, что иногда ты не очень хорошо воспринимаешь, когда кто-то проявляет заботу, но я знаю, что ты идешь на поправку. Это… Это что-то другое, — продолжал Ньют, обращаясь в основном к самому себе. Персиваль уставился на него, совершенно сбитый с толку этим неожиданным откровением Ньюта. Что только что произошло? Они вели совершенно нормальный разговор, а Ньют вдруг расстроился из-за объяснения Персиваля, что он не стремится завести себе пару. — Кто сказал тебе это, Персиваль? — Ньют снова нахмурился, не замечая размышлений Персиваля. Персиваль сглотнул. — Ньют, с чего это ты начал? Ньют схватил его за руку, заставив вздрогнуть, и притянул к себе на колени. Хотя он все еще выглядел обеспокоенным, но палец его нежно поглаживал тыльную сторону ладони. Мужчина посмотрел на их соединенные руки, и Персиваль, потерявший нить разговора, тоже посмотрел туда. — Я спрашиваю тебя, как завоевать твое расположение, а ты только и говоришь о том, что ты никому не подходишь, и это меня злит, — наконец произнес Ньют, напрягая голос от досады. — И я думаю, кто-то однажды обидел тебя и сказал тебе жестокие слова, которые ты считаешь правдой, потому что иначе ты бы увидел, какой ты замечательный. Персиваль медленно моргнул, не понимая, что он только что услышал. Ньют хочет… ухаживать за ним? Персиваль поднял голову одновременно с Ньютом, и их взгляды встретились. Плечи Ньюта опустились, на лице отразилось раскаяние. — Прости, я не злился на тебя, — тихо извинился он. — Я злился на то, что заставило тебя так низко о себе думать, но в итоге выплеснул свой гнев на тебя. Это было ужасно с моей стороны. Пикетт, который до сих пор молчал, недовольно заурчал и отвернулся от Ньюта. Он слез с плеча Ньюта, перебрался через их соединенные руки по руке Персиваля и устроился на его плече. Дугал, который тоже сидел неподвижно, забрался к Персивалю на колени и тихонько ворковал. Ньют быстро взглянул на Пикетта, потом на Дугала, потом прикусил губу, скользя глазами по лицу Персиваля. Под серьезным взглядом Ньюта Персиваль почувствовал, что краснеет. Мужчина вздохнул и немного смущенно произнес: — Я не ожидал, что все так обернется, когда решил спросить, — и Персиваль не знал, что ответить, потому что не ожидал всего этого. — Полагаю, судя по твоей реакции, ты не ожидал моего предложения, — заметил Ньют, заставив Персиваля покраснеть еще больше. — Хотя я не разбираюсь в людях, я почувствовал, что между нами что-то есть. Долгое время я думал, что это только мне кажется, но чем больше мы проводили времени вместе и чем больше ты расслаблялся рядом со мной, тем больше я понимал, что это должно быть взаимно. Что случилось с милым, застенчивым Ньютом? Кто был этот смельчак, произносящий столь неловкие слова в такой прямой манере? Персиваль хотел что-то сказать, но никак не мог взять в толк, что Ньют Скамандер хочет ухаживать за ним, и что все это время он ошибался насчет него, Тины и, Мерси Льюис, он выставил себя потрясающим дураком. Он сказал единственное, что пришло ему в голову: — Но я же омега. — Да. К счастью для меня, я это прекрасно понимаю, — легко ответил Ньют, — и я хочу, чтобы ты был моим. — Персивалю хотелось только одного: чтобы земля разверзлась и поглотила его. Наверное, ему стоило бы прямо сейчас произнести заклинание, чтобы это произошло. — Я дам тебе время подумать, раз уж все произошло так неожиданно для тебя. Но, пожалуйста, помни, что я не приму отказа, основанного на твоем искаженном самовосприятии. — Затем Ньют отпустил его руку и встал, стряхивая пыль с брюк. — Я немного проголодался, так что, может, пойдем пообедаем? Дугал, отпусти его, — весело сказал Ньют. Дугал слез с колен Персиваля и позволил Ньюту помочь ему встать. Когда он тоже встал и отряхнулся от пыли, Дугал взял его за руку и потянул к сараю, пока Пикетт щебетал ему на ухо. Персиваль словно парил, думая о том, каким нереальным был последний час. Оглянувшись через плечо, Персиваль увидел, что Ньют следует за ними с таким выражением нежности на лице, что Персивалю показалось, будто румянец никогда не сойдет. Они больше не разговаривали, пока ели вместе в гостиничном номере: так, несколько пустяков и обсуждение списка разрешений, которые нужно было продлить для Ньюта. Персиваль вскоре уехал, но не раньше, чем столкнулся с Тесеем в дверях, где едва произнес приветствие, не в силах посмотреть ему в глаза. Он вернулся домой и провел ночь в постели, не в силах заснуть, думая и не думая обо всем, что произошло.