Ты заставляешь меня чувствовать себя как-то так

В день возвращения из непредвиденного отпуска Персиваль с досадой заметил, что в его кабинет каждые полчаса заглядывает кто-то из авроров. Он старался вести себя как можно бесстрастнее, чтобы не привлекать внимания к своей неспособности справиться с делами, но его план провалился с самого начала, когда секретарша мисс Кетт лично принесла ему бутерброд для завтрака. Она не сказала, кто его прислал, заявив, что сама не знает, но бутерброд был еще теплым, когда он попробовал (разумеется, после тщательного осмотра). Авроры даже не отвлекали его от дел, и он не знал, то ли его должно беспокоить их явное безделье, то ли забавлять их неуклюжие оправдания для визитов: — Я не помню, подал я рапорт или нет… — Тогда я с радостью расстанусь с тем, что у меня в руках, чтобы вы переписали его в течение часа и вручили мне лично. — О, этот! Теперь я вспомнил, сэр. И… -… И такое обращение наверняка будет считаться домогательством на рабочем месте, сэр. — Я работаю с пятилетними детьми, — пробормотал Персиваль себе под нос. — Простите, сэр? — Все в порядке. Идите и скажите О’Брайену, что если он еще раз зачарует кофеварку, я навсегда лишу его доступа к кофеину в этом здании. И еще. — Сегодня прекрасная погода для поимки преступников, сэр. — Значит ли это, что Вы надеетесь, что кто-то сегодня совершит преступление, мистер Кинни? — Нет. Нет, конечно, нет. И еще… — Что-то не так в отделе выдачи лицензий на палочки, сэр. Думаю, Вам следует пойти и внушить им страх Грейвса. — О чем, черт возьми, Вы вообще говорите, О’Брайен? — Эмм. Во имя справедливости? — Вон. — Да, сэр. Персиваль не пришел на обед. — Вы думаете, я не понимаю, что Вы все делаете? Этого больше не повторится, немедленно прекратите это безрассудство и возвращайтесь к своей работе! — прорычал он и вернулся в свой кабинет, размышляя, не запереть ли его на ключ и открывать только в экстренных случаях. Персиваль со вздохом откинулся в кресле, наконец-то немного расслабившись. С одной стороны, он был рад, что авроры решили проверить его. Должно быть, он встревожил их тем, что не явился на работу без предупреждения, и в свете последних событий это было вполне объяснимо. С другой стороны, он не нуждался в опеке и заботе. Он заставил себя съесть хотя бы необходимое количество пищи, чтобы поддержать организм. Со сном он ничего не мог поделать, разве что вызвать его искусственно или упасть в обморок от усталости, но после опыта с алкоголизмом он старался избегать подобных зелий. В любом случае ему не хотелось снова услышать от Элеоноры такие слова, как «недоедание» и «переутомление». Мерси Льюис, эта женщина может быть пугающей, если захочет. Невольно он подумал о Ньюте. Это был человек, который умел заботиться о людях и не доставлял Персивалю дискомфорта своими нежными руками и еще более нежными словами. Скромный парень, правда. Персиваль забыл спросить, почему тот вернулся в Нью-Йорк несколько дней назад, но, видимо, это было связано с каким-то делом о магических существах. В прошлый раз он тоже приезжал по такому делу и был вовлечен в дела Персиваля. Персиваль тихонько захихикал. Он также что-то рассказывал о встрече с Голдштейн. Очевидно, после того случая они подружились и могли быть заинтересованы в чем-то большем. Неплохая пара, если честно. Оба сильные и добрые люди. И ему следовало прекратить все эти размышления. С его стороны было неприлично расслабляться сразу после того, как он приказал своим сотрудникам этого не делать. *** Персиваль был по уши в бумагах — как они могли накопиться за несколько дней, он не мог понять, — когда услышал тихий стук в дверь. — Войдите, — сказал он, не отрывая глаз от последнего отчета, в котором делал пометки. — Если это будет что-то другое, чем свидетель, признание или новые улики, клянусь Морганой, я отправлю вас на месяц работать на кухню. — О-о-о. Возможно, это важно? Я не совсем уверен. Персиваль медленно поднял глаза: перед его столом стоял Ньют Скамандер. Он выглядел так же прекрасно, как и раньше, когда Персиваль думал, что ему все приснилось. Теперь, когда он не был на грани обморока, он видел все более ясно: сначала его внимание привлекли рыжевато-каштановые волосы и ярко-синее пальто, затем веснушки, усеявшие его лицо и подчеркивающие зеленые глаза. Он понял, что смотрит слишком долго, когда Ньют съежился и слегка покраснел. — Ньют, — поприветствовал Персиваль и протянул руку для рукопожатия, делая вид, что ему не стыдно за свое невежливое поведение. — Прошу прощения, у меня сегодня тяжелый день. — Ничего страшного, я представляю, как ты постоянно занят, — ответил Ньют и пожал ему руку. Персиваль заметил в другой руке Ньюта тщательно закрытый чемодан. Хорошо. — Итак, что привело тебя в МАКУСА? — спросил Персиваль, когда они оба уселись. — Тебе уже нужна помощь? — Нет! Нет, я в порядке, спасибо. Я просто… Я просто хотел узнать, как у тебя дела. Он знал, что Ньют желает ему добра, но после такого дня это раздражало его и заставляло защищаться. — Я ценю твою заботу, но я не беспомощен. Я знаю, что ты видел меня в ужасном состоянии, но это случается редко, и я вполне способен позаботиться о себе сам. Я не нуждаюсь в твоей опеке, как будто я какая-то девица в беде или одно из твоих созданий, — закончил он почти с рычанием, неосознанно подавшись вперед на своем столе в знак агрессии. Ньют, глаза которого постепенно расширялись от его вспышки, продолжал смотреть на Персиваля с нарастающим удивлением. — О, конечно! Я не имел в виду… Я ничего такого не имел в виду, Персиваль. Прошу прощения. Я просто волновался. — И он выглядел слишком виноватым для человека, который не сделал ничего плохого. Персиваль почувствовал, как стыд заливает его лицо, и откинулся в кресле, закрыв глаза и ущипнув себя за переносицу. Он медленно вдыхал и выдыхал, пытаясь успокоиться. Проклятье, он снова теряет контроль над собой из-за этого человека. — Тебе не нужно извиняться; мое поведение было отвратительным, — пробормотал Персиваль, а затем, скорее для себя, добавил: — Я вел себя как вспыльчивый, мелочный ублюдок. — Это объяснимо, — мягко сказал Ньют и больше ничего не добавил. Он не стал рассказывать о том, как травма влияет на человека, как это делали другие, словно Персиваль не знал, почему это происходит. Персиваль снова открыл глаза и с удивлением увидел, что Ньют смотрит на него без тени сомнения или страха. Он думал, что его гнев отпугнет этого робкого человека. — Если у меня есть причина, это еще не значит, что я должен так поступать. Ньют странно смягчился при этих словах. — И то, что ты так поступил, еще не значит, что ты такой, — тихо сказал он. Персиваль посмотрел на него, и Ньют ответил тем же взглядом. Он невольно вспомнил, что слышал о Ньюте, о том, как тот обычно избегал встречаться с людьми взглядом. Неужели это и есть то, что называется «моментом»? Персиваль никогда не сближался с другими омегами, по крайней мере, открыто. Это было совсем не плохое чувство. Но тут Ньют прощебетал, испортив момент. — Не сейчас, Пикетт, — сказал он сам себе. Но на самом деле он говорил с палочкой в кармане пальто. Палочка, которая двигалась, вылезала и садилась на плечо Ньюта. — Полагаю, это одно из твоих созданий, — заметил Персиваль. — Да, это Пикетт! Поздоровайся, Пикетт, — и, к удивлению Персиваля, палочка действительно помахала ему рукой, на что он кивнул в ответ. — Это боутракл, — продолжил Ньют. — Такое поведение не является для них нормой, они обычно не следуют за людьми, но у этого, как ты видишь, явно проблемы с привязанностью. Все его друзья сидят на своем дереве. — Я вижу. Правда, я не понимаю. — Я как-нибудь покажу их тебе, если ты не против. В прошлый раз, когда ты был в моем чемодане, ты побывал только в мастерской. — Да, когда-нибудь. Очень мило с твоей стороны, спасибо. Персивалю было интересно вспомнить свое короткое пребывание в чемодане, и, хотя он предвкушал дальнейшее изучение, его также волновало, сколько разрешений ему может понадобиться на то, что там находится. — Так или иначе! — внезапно воскликнул Ньют. — Если отвлечься от этого… моя настоящая цель здесь связана с моей новой работой. — Твоей новой работой? — Да, меня наняла президент в качестве консультанта-эксперта и, возможно, будущего главы нового департамента по защите магических существ. А еще я здесь, чтобы прорекламировать свою недавно вышедшую книгу «Фантастические твари и места их обитания». Я только на днях подарил Тине экземпляр, как и обещал. Кстати, ты уже ужинал? Ньют снова продемонстрировал свою способность быстро говорить много слов на одном дыхании, а затем исчез за столом, копаясь в чем-то, как будто он только что не вывалил на Персиваля, образно говоря, важную информацию. — Я слышал, ты пропустил обед, так что, должно быть, ты голоден, — раздался его голос откуда-то из-за стола. — Не пойми меня неправильно, Персиваль. У меня тоже был напряженный день, так что я не отказался бы от хорошего ужина. Ньют объявился с парой бумажных пакетов в руках и улыбался. Персиваль вздохнул, отметил про себя, что завтра утром надо будет уточнить у Серафины, и смирился с внезапным ужином с Ньютом. Бутерброд оказался довольно вкусным и сытным, почти таким же удовлетворяющим, как и уютное молчание, которое они разделили. (И если потом им пришлось смахивать крошки и оттирать жирные пятна со своих бумаг, то это была небольшая цена). *** На следующий день Серафина подтвердила, что Ньют говорит правду о своей новой должности консультанта по делам, связанным с магическими существами. Она сказала, что своей книгой он привлек к ним внимание всего мира и что МАКУСА пора поддержать это дело, ведя расследования безопасным и осведомленным образом в качестве примера для других отделений. И однажды, в конце концов, они перестанут быть под угрозой исчезновения и недопонимания. Для Персиваля это звучало как еще большее количество бумажной работы. Заседание Конгресса по этому вопросу прошло, как и ожидалось, и Персиваль высидел неоправданно долгое собрание, где старые ворчуны возражали против изменений и новых идей, а другие спорили ради спора, но в конце концов все вольно или невольно были убеждены прекрасной речью президента. А сам Ньют все это время не произнес ни слова — у него не было ни единого шанса, правда. Бедный Ньют, если не считать того, что Персиваль фактически оказался здесь из-за него, так что не такой уж и бедный Ньют. Но потом они решили, что нужно провести еще одно собрание, чтобы выслушать, что Ньют скажет в свою защиту. Поначалу Ньют немного заикался, но потом быстро обрел уверенность, рассказывая о своей страсти и делясь опытом, полученным лично, и было приятно видеть такой энтузиазм. Даже некоторые из старых ворчунов, казалось, симпатизировали ему, особенно когда он закончил свою речь и покраснел, потому что все взгляды были устремлены на него. Для простого магозоолога это был успех. Отдел по работе с бумагами и бланками будет в восторге. Даже в течение целой недели. Итак, Ньют получил стол в комнате расследований, в отделе прямо напротив Голдштейн, на следующие несколько дней и стал любимцем отдела («проблемным человеком»). Это было просто смешно. Все были очень милы с ним, особенно женщины и альфы, а Ньют, казалось, не знал, что делать со всем этим вниманием. Персиваль подумал, не стоит ли ему вмешаться и приказать им отступить, даже если они просто разговаривали с ним, потому что Ньют явно чувствовал себя неловко. Но Голдштейн и сама прекрасно справлялась с этой задачей, защищая, возможно, своего предполагаемого омегу. Что все это означало для Персиваля? Ответ был таков: больше бумажной работы. *** После этого многое изменилось, хотя единственным изменением был Ньют. Ньют здесь, Ньют занимается делами, Ньют в поле с аврорами. Он быстро доказал свою полезность, когда дела разрешались с меньшими потерями, потому что кто-то знал, как успокоить разбушевавшегося единорога или отвлечь пикси от нападения на все вокруг. В один запоминающийся момент Ньют исполнил брачный танец эрумпентов, и это стало самой обсуждаемой темой на несколько недель. А потом некоторые люди попытались исполнить свой собственный брачный танец перед Ньютом и попали в руки Голдштейн. Дети. Но это было не единственное, что изменилось. Ньют, по-видимому, счел приемлемым приходить к нему в кабинет, уговаривать его делать перерывы и есть что-нибудь в течение дня. Это было то, что Персиваль ненавидел больше всего, но он не мог найти в себе силы отказать Ньюту с его глупым щенячьим взглядом, который этот ублюдок усвоил специально, чтобы мучить его. Да и не мог он злиться, когда тот так искренне просил. Из-за этих частых визитов он все чаще находил Пикетта (который всегда был с Ньютом) в той или иной части своего кабинета. Созданию, похоже, больше всего нравились его волосы, учитывая, сколько времени оно проводило в кудрях. («Он», Персиваль, не «оно»). Что его действительно бесило, так это то, что существо, похоже, подавало сигнал его аврорам, что им тоже можно так поступать. Как, черт возьми, он должен был сохранять профессиональное превосходство, когда О’Брайен, старший аврор, взрослый альфа внушительных размеров, жаловался, что Персиваль жесток и никогда не принимает его приглашения на ужин и что «Начальнику нравятся только новенькие, хотя мы с ним здесь уже целую вечность». И вот так Персиваль снова оказался на обеде с аврорами. Он сомневался, что это было лучше, чем в первый раз, но потом кто-то задал крайне неуместный вопрос, и Ньют поперхнулся своим напитком, а Голдштейн подскочила со своим, и Персиваль даже забыл, что может так сильно смеяться. *** Эта ночь была особенно тяжелой для Персиваля. Он провел в офисе две ночи подряд, работая долгое время после того, как все разошлись по домам, и приходя задолго до их прихода. Он понимал, что ему нужно выспаться, но дело было срочным, и назначенная команда работала не покладая рук, чтобы раскрыть его как можно скорее, так что было бы справедливо, если бы он делал то же самое. Он снова и снова просматривал записи, пока в глазах не начало мутнеть, затем сделал небольшой перерыв и продолжил работу. Он сделал глоток холодного кофе и сжал руки в кулаки, потому что они начали трястись. Он не заметил, как уснул за столом. Гриндельвальд явился в кошмарном сне. У него снова был жар, и хотя с момента последнего раза прошел почти год, во сне это всегда было так живо и ярко, как будто тело никогда не забудет. Гриндельвальд прикоснулся к нему, провел большим пальцем по нижней губе, погладил шею. Персиваль стонал, но боялся, жаждал, но испытывал отвращение. Дразнящие прикосновения только подогревали его жар, и это было хуже всего, потому что означало, что ему придется умолять. — Ну же, Персиваль, ты сможешь, — злобно усмехнулся Гриндевальд. — Все в порядке, Персиваль. Ты сможешь. Это не было похоже на Гриндевальда… Гриндевальда больше не было. Но он все еще пылал. — Хорошо, открой глаза. Но они уже были открыты. — Хорошо, хорошо. Вот и все. И Персиваль моргнул. И снова моргнул. Он увидел свою книжную полку. — Персиваль? Это был Ньют, но Персиваль его не видел. — Я здесь. Ньют появился в поле его зрения. Он попытался повернуть голову, чтобы получше рассмотреть его, но все вокруг казалось таким тягучим. Он все еще чувствовал жар. — Эй. Ты не против, если я…? — спросил Ньют со стороны. Рука, стянувшая распущенные волосы в хвост, коснулась его лба. Персиваль вздрогнул от холода и невольно застонал. — О, у тебя жар, не так ли? Я думаю, ты переработал. Персиваль услышал легкое мурлыканье: — Я собираюсь перенести тебя на диван, Персиваль. Прошу прощения, если это вторжение в личное пространство. Он не понимал, что пытается сказать Ньют, лишь моргал и старался не заснуть. Потом его начали поднимать, но нет, Персиваль не хотел двигаться. — Прости, прости, потерпи немного. Потом он уже не сидел, а парил в воздухе. Ньют нес его? — Не волнуйся, — усмехнулся Ньют, — я никому не скажу, что директора несли как невесту. Но для меня это несложно. Дугал, принеси его ко мне, пожалуйста. Тот ничего не понял, и вскоре его уложили на диван, как велел Ньют. Персиваль тут же свернулся калачиком, дрожа на боку. Вскоре его накрыли одеялом, и он с благодарностью схватил его, притянув к себе поплотнее. — Я бы взял тебя с собой в чемодан, но, по-моему, тебе уже надоело засыпать в одном месте, а просыпаться в другом. — Больше не надо… — пробормотал Персиваль. Ньют отвел несколько прядей от его лица, и холодные кончики пальцев оказались не к месту. — Прости. Слишком холодно, да? Персиваль хотел бы снова заснуть, потому что боль в теле начинала давать о себе знать, а он не хотел ощущать ее в полной мере. — Спокойной ночи, Персиваль. Увидимся утром. Ему показалось, что он почувствовал мягкое прикосновение к своему виску, но он не придал этому значения и в следующее мгновение заснул.