Протагонист болен

Стоит ли говорить, что телефон раздобыть Цинцю так и не удалось. Зато Му Цинфан, лорд вершины Цяньцао, казалось, не на шутку обеспокоился состоянием своего шиди. Несколько минут он сосредоточенно проверял его пульс, вглядывался в лицо, и, удерживая запястье удивительно крепкой хваткой для заклинателя, специализирующегося на медицине, проверял состояние его ци и меридиан. Все это время он продолжал тревожно молчать — и доктору Шэню, к величайшей его радости, не пришлось ничего говорить. К тому моменту уже все прочие визитеры разошлись, включая Юэ Цинъюаня, который заскочил буквально на минуту, пробормотал что-то о праздновании, и вскоре ретировался. Кстати, выглядел он не лучшим образом: Ло Бинхэ на больничной койке — и тот казался Цинцю не таким бледным. Если кому и нужна была помощь лекаря, так это ему. Вот только едва ли косплеящий Му Цинфана мужчина в действительности был знаком с медициной. Доктор Шэнь за несколько лет в меде, изучая общие предметы перед выбором специализации, наверняка успел поднатореть в терапевтическом направлении куда серьезней, чем когда-либо мог надеяться человек, назвавшийся “лекарем”. Однако Шэнь и не подумал сопротивляться, когда тот стал измерять его пульс и рассматривать состояние слизистых глаз и рта. В конце концов, пока что никто не вел себя с ним враждебно. Он мог и подыграть. Вопросы вызывали только два достаточно неловких момента — но задать их у него как-то не поворачивался язык. Во-первых, Шэнь Цинцю не был уверен до конца, однако тупая ноющая боль в пояснице и нижней части тела наводила на мысли о всякой непотребщине. Но… ведь он бы наверняка запомнил, случись с ним что-то подобное? К тому же, не то, чтобы ему было с чем сравнивать… Во-вторых, с волос и одежды Цинцю все еще капало. А местами — текло ручьем. Запах грязной речной воды, казалось, въелся в его легкие за это время так, что мужчина был уверен — даже несколько часов под горячим душем в окружении любимых гелей и шампуней не избавят его от ощущения липкой тины в волосах. Му Цинфан, казалось, понял ход мыслей Цинцю, потому что, закончив обследовать своего шиди, сказал: — Думаю, тебе уже можно возвращаться на Цинцзин, шиди Шэнь. Золотое ядро не повреждено, меридианы восстановлены, поток ци в норме. Я распоряжусь, чтобы кто-то из твоих учеников принес горячей воды и подготовил одежду. И… настоятельно рекомендую не покидать постель еще некоторое время. О праздновании, на твоем месте, я бы забыл. Понимая, что телефон, в котором, к слову, хранилась половина жизни доктора Шэня — никто ему возвращать не собирается — Цинцю лишь кивнул в ответ. По всему выходило, что его, как он и предполагал, собирались оставить в покое. В конце концов, кому интересен косплейщик, который все время молчит? Му Цинфан его наконец покинул, и теперь он больше не рисковал быть замеченным в постыдных гримасах и вздохах, так что кое-как поднялся на ноги и нетвердым шагом обошел пещеру в поисках выхода. Как выяснилось, чем больше он двигался, тем меньше болели поясница и зад — и тем более отвратительно было идти в промокших насквозь сапогах, которые с каждым шагом все сильнее терли и чавкали словно какие-нибудь безобразные галоши. Впрочем, выбора у доктора Шэня особо не было — он должен был как-то выбираться из пещер чтобы понять, что это вообще за место, и что ему делать дальше. Он старался не строить пока предположений о том, каким образом попал в эту передрягу. Разумеется, в случившемся был замешан Чжучжи Лан, но какие цели он преследовал, и зачем похитил Цинцю из больницы? На эти вопросы мог ответить разве что сам господин Чжучжи. Спустя несколько минут бессистемных плутаний по темным сырым закоулкам доктор Шэнь наконец почувствовал прикосновение прохладного потока воздуха к лицу, и понял, что выход уже где-то рядом. В следующее мгновение перед ним предстали глубокие сумерки, и бескрайнее темно-лиловое небо, на котором подобно беспорядочно рассыпанным крупицам сахара поблескивали первые звезды. В сгущающейся вечерней темноте было сложно различить хоть что-то вдалеке, однако Цинцю с обрывающимся сердцем уже понял, что даже среди бела дня все равно едва ли смог бы узнать окружающую обстановку. Куда бы его не занесло, он понятия не имел, где находится. Темные заросли бамбука казались бескрайним морем, в котором тонули подножья древних скалистых гор. Вымощенные стертыми камнями тропы и веревочные мосты, бесконечные многовековые лестницы, уходящие куда-то к самым вершинам многочисленных туманных пиков… при виде всего этого доктор Шэнь неожиданно начал жалеть, что решился вообще куда-то идти. На мгновение голова закружилась, и ему пришлось буквально сделать несколько шагов назад и вцепиться в каменную поверхность чтобы хоть как-то удержаться на внезапно подгибающихся ногах. Потребовалось несколько минут чтобы выровнять дыхание. На какой-то безумный миг он подумал, что все это ему снится — но в то же время боль и ломота во всем теле свидетельствовали об обратном. Ему просто не могло привидеться нечто настолько абсурдное… или все-таки могло? Шэнь Цинцю тут же вспомнил новеллу, прочитанную второпях всего день назад. В ней речь шла о секте Цанцюн, расположенной на двенадцати горных пиках. Цинцю прищурился, мысленно подсчитывая горные вершины, соединенные длинным переливающимся в тусклом сумеречном свете мостом. “Радужный мост..?” Он поджал губы потому что тут же сбился со счета, и пришлось начинать заново. Цюндин, Аньдин, Цинцзин, Ваньцзин, Сяньшу, Байчжань… остальные названия где-то затерялись в воспоминаниях, но пиков действительно было ровным счетом двенадцать. Не больше, и не меньше. Доктор Шэнь обреченно вздохнул. Если ему это не снится, он здорово влип, потому что быть Шэнем Цинцю из “Пути гордого и бессмертного демона” он не пожелал бы и самому злостному врагу. Отношения у этого персонажа с лордами других пиков были, мягко выражаясь, натянутыми — а сам он… Цинцю на мгновение прикрыл глаза, качая головой. “О чем я только думаю?!.. Я ведь не мог попасть в роман! Дурацкий Ло Бинхэ окончательно пролез в мою голову и сломал мне мозг! Как… как я вообще до этого докатился?” С наступлением ночи холодало, и от долгого пребывания в сырой одежде Цинцю начинало потряхивать. Обреченно выдохнув, он все-таки решился отправиться на пик Цинцзин, воспользовавшись предложением Му Цинфана. Если уж ему досталась сомнительная честь представлять в этом сеттинге Шэня Цинцю, по крайней мере, он мог воспользоваться всеми удобствами и привилегиями горного лорда. Все-таки это было определенно лучше, чем спать в дровнике, или оказаться пушечным мясом. Пещеры, если верить написанному в новелле, располагались у подножья Цюндин, а вершина Цинцзин — пик Безмятежности — высился неподалеку, утопая в густых зарослях изумрудного бамбука. Место это считалось одним из самых тихих и в то же время располагающих к творческому созерцанию. Адепты Цинцзин славились не столько боевыми навыками, сколько разнообразными талантами в мире четырех классических искусств: игре на цине, Го, каллиграфии и стихосложении, и, разумеется, живописи. Шэнь Цинцю в это мгновение скривился так, словно у него все зубы разболелись разом, тут же вспоминая любимый сюжет всех картин Ло Бинхэ: бамбуковые рощи в пятидесяти оттенках зеленого. Цинцю и сам не был уверен, что способен различить их все: он явно был негодным лордом Цинцзин, потому что ровным счетом ничего не понимал ни в музыке, ни в Го, ни в поэзии, а об акварели знал хоть что-то лишь благодаря постоянному общению с пациентом Ло. Да и то, знания эти сводились, скорее, к чему-то из разряда “всегда нужно менять воду в стакане прежде чем браться за контрастный цвет” или “если делаешь размывку, убедись, что взял кисть покрупнее, и как следует ее размочил”. Одним словом, Шэнь Цинцю действительно был далек от образа утонченного ученого мужа. И, все же… не то, чтобы у него был хоть какой-то выбор. Да и, немного подумав, он не был уверен, что Шэнь Цинцю из новеллы был особо искусен хоть в чем-то кроме, пожалуй, бесполезной травли юного протагониста — как будто он действительно задавался целью навлечь на свою голову самую жестокую расплату. Размышляя таким образом, Шэнь Цинцю сам не заметил как добрался до бамбуковой хижины. Мягкий свет струился из-под легкого шелкового полога цвета мяты, в прохладном ночном воздухе плыл горьковато-свежий аромат лекарственных трав. Стараясь приготовиться к тому, что его может ждать внутри, Цинцю замер на пороге и вслушался — но, сколько бы он ни пытался различить хоть намек на постороннее присутствие, вокруг лишь стрекотали цикады. В итоге, он поднял полог и решительно шагнул внутрь. Обстановка бамбуковой хижины оказалась удивительно знакомой: то ли тому причиной послужило, что Ло Бинхэ так часто рисовал ее интерьер, то ли факт того, что примерно так же выглядела обстановка хижины в косплей-баре. Оба варианта были, впрочем, одинаково плохи. К счастью, внутри никого не было — и Му Цинфан сдержал свое слово, передав адептам Цинцзин, чтобы те подготовили чан для купания. Доктор Шэнь несколько минут колебался прежде чем решился раздеться. В конце концов, до сих пор он так и не выяснил, что здесь происходит, и куда он попал — но, проведи он в мокрой одежде еще немного, и о том чтобы выбираться можно будет забыть. Он и так стучал зубами от холода, и, если единственной альтернативой душу в этом мире была огромная наполненная едва ли не кипятком деревянная кадь — что же… он готов был воспользоваться тем, что предложила ему судьба. Наскоро стянув с себя вымокшую в реке и безнадежно испорченную одежду, он медленно погрузился в горячую воду, в которую, очевидно, кто-то предусмотрительно добавил смесь лекарственных трав. До этого изнывавшие от напряжения мышцы постепенно расслабились, и тупая ноющая боль практически исчезла. Откинув голову назад, разгоряченный и разомлевший от густого пара, Цинцю позволил себе на мгновение прикрыть глаза… ...В следующую секунду он резко очнулся от ощущения чужих пальцев на своем затылке. Прикосновения были мягкими, невесомыми, но при этом… все внутри буквально сжалось от чувства паники. Дело было в том, что Цинцю не привык, чтобы с ним обращались таким образом — долгое время он жил один, и любое неожиданное прикосновение нарушало его зону комфорта, заставляя чувствовать себя в опасности. Сейчас же его внутренний голос буквально вопил о том, что ему следовало уносить ноги. Но Шэнь Цинцю понятия не имел, как это провернуть будучи полностью обнаженным. Деревянный чан и полупрозрачная дымка пара, клубящаяся над все еще горячей водой — вот, собственно, и все, что помогало доктору Шэню сохранять сейчас хоть некоторое подобие приличия. — Учитель, — послышался глубокий голос где-то в районе затылка, — когда я не нашел тебя в пещерах Линси, подумал, что ты снова скрылся от меня. — … — Шэнь Цинцю застыл. По шее и спине, несмотря на то, что он находился в горячей воде почти по горло, пробежал неконтролируемый озноб. “Это… ведь не может быть Ло Бинхэ?” Он дернулся, резко разворачиваясь лицом к человеку, который одним богам ведомо сколько проторчал за его спиной. К человеку, который внешне походил на Ло Бинхэ, и в то же время, казалось, отличался от юноши как день от ночи. Он был определенно старше того Бинхэ, которого Цинцю знал. Выше. Крепче. Темные длинные локоны свободно ниспадали на плечи словно тысячи тысяч нитей черного шелка, слегка закручиваясь в завитки от влажного жаркого пара. Темные глаза внимательно следили за доктором почти не моргая, а на мягких губах неожиданно заиграла легкая дружелюбная улыбка — как если бы не было ничего возмутительного в том, что Шэнь Цинцю в этот момент был перед ним практически в чем мать родила. Цинцю попытался придать лицу максимально отстраненное выражение, потому что, устрой он сцену — выглядел бы не лучше какой-нибудь стыдливой девицы в купальне. Он долго обдумывал, что ему следовало ответить. Мужчина перед ним лишь на первый взгляд был похож на Ло Бинхэ, на деле же… в его взгляде не было тепла, которое всегда почему-то вызывало в Цинцю неловкость во время их сеансов. Кем бы ни был этот человек, ясно было одно: он опасен. — С каких пор ученик пика Цинцзин позволяет себе врываться к своему учителю? — тщательно проговаривая каждое слово холодно процедил Шэнь. — О, я подумал, что учитель наверняка захочет увидеть своего ученика после пробуждения, — тихо проговорил “Ло Бинхэ” и опустил глаза, однако Цинцю явственно чувствовал фальшь в этом жесте мнимого повиновения. — После всего, что произошло, я посчитал, что учитель и этот ученик достигли… взаимопонимания? Шэнь Цинцю постарался не морщиться всякий раз, когда незнакомец, притворяющийся Ло Бинхэ, называл его “учитель”. Но актером он был, признаться, хреновым, так что на его лице, должно быть, отразилось нечто неприятное. Брутальная версия Ло Бинхэ вскинула брови, а затем медленно подалась ближе к Цинцю, пока их лица не оказались на расстоянии всего нескольких десятков сантиметров. Руками он уперся об стенки деревянного чана, и тот жалобно скрипнул, как если бы в любую секунду мог развалиться. Горячий пар обдал его лицо, и бледные щеки покрылись влагой. Взгляд Цинцю помимо его желания метнулся к лобной метке… она была точно такой же, как у младшей версии Ло, оставшейся в больнице. Если вдуматься, сходство между взрослым и юным Бинхэ приводило в ужас… Как могло случиться, что мужчина перед ним как две капли воды походил на его юного пациента — разве что был немного старше? Кем он приходился его маленькому светлому лотосу? Старшим братом?.. Шэнь Цинцю не отводил взгляда от Ло-Бинхэ-на-стероидах, прекрасно понимая, что малейшее проявление слабости может повлечь за собой необратимые последствия. Неожиданно в бамбуковую хижину заявился новый посетитель — и он определенно не был намерен ни стучать перед тем как войти, ни церемониться. — Ты!.. — крикнул он с порога, — Демонический ублюдок! Вновь посмел докучать моему шисюну!.. Похоже, о приватности в Цанцюн никто не слышал — и Шэнь Цинцю так и не смог решить, чего ему хотелось сейчас больше: утопиться прямо в кади с водой со стыда (он все еще был гол как сокол) или горячо поблагодарить бесцеремонно явившегося Лю Цингэ за столь своевременное вмешательство. К слову, его шиди со зловещим лицом уже наступал на и не подумавшего защищаться “великовозрастного” клона Ло Бинхэ. Тот оторвался наконец от созерцания лица Цинцю и перевел плутоватый взгляд на шиди Лю. В глубине его зрачков, казалось, что-то на мгновение вспыхнуло. Улыбка стала еще шире, напоминая волчью. “Да что это за сеттинг такой?! Почему я не помню такого эпизода в новелле?..” Шэнь Цинцю не отрывал глаз от разворачивающейся драмы. Он помнил, что Лю Цингэ в оригинальном романе умер в первых главах, притом убил его именно лорд пика Цинцзин. Причиной тому послужила давняя вражда между Шэнем Цинцю и его воинственным шиди. Если вдуматься, то в пещере исцеления Лю Цингэ явно относился к Цинцю подчеркнуто враждебно, то и дело впиваясь в мужчину презрительным взглядом. Однако Шэнь Цинцю не мог не задаться вопросом, почему временная линия этого сеттинга, казалось, была настолько исковеркана, что не подлежала никакому соотношению с сюжетом “Пути гордого бессмертного демона”. Ведь, если Ло Бинхэ здесь был уже взрослым мужчиной, с какой стати Лю Цингэ все еще жив? И откуда в его шиди Лю столько ненависти к Ло Бинхэ? Разве не должна была вся эта ярость сконцентрироваться на Цинцю? Шэнь Цинцю проследил за тем, с какой грацией Лю Цингэ рассек воздух сверкающим в отсветах масляных ламп мечом. Мужчина действительно выглядел так, словно сошел со страниц романов о заклинателях. Точные, выверенные выпады опытного фехтовальщика выдавали в нем десятки тысяч часов боевых тренировок. Затянутые в белоснежную ткань мускулистые руки знали холодное оружие далеко не по историческим дорамам вроде “Повелителя Чэньцин”. И в то же время шиди Лю не производил впечатление горы мышц — он был подвижен и легок, изящен — и в то же время смертоносен. Белоснежные одеяния взметнулись вокруг его ног подобно снежной буре, а затем он взмыл в идеальном прыжке, который, казалось, заставил время застыть. “Ло Бинхэ” осклабился, на секунду сжимая борта деревянного чана так крепко, что по нескольким доскам пошли мелкие трещины — а затем ловко уклонился в сторону, отпрянув на несколько шагов. Он двигался словно нехотя, как будто вовсе не боялся оказаться порубленным мечом врага в тонкую лапшу. У него даже не было в руках оружия, но его этот факт совсем не заботил, и словно бы даже забавлял. Двигался он с непоколебимой уверенностью — так, словно вел в этом смертоносном танце. Лю Цингэ на мгновение нахмурился, и его красивое лицо преобразилось, лишаясь последних остатков женоподобности. Длинные ресницы, точеный профиль, мягкий изгиб губ… все это ничуть не помешало ему за считанные секунды обратиться в воплощенного бога войны. Он наступал — однако как будто в какой-то момент начал осознавать, что преимущество, возможно, было не на его стороне. Впрочем, это не убавило его пыл — скорее, наоборот, его атаки теперь превратились в безжалостный поток бесконечных выпадов и рубящих ударов. Казалось, ему ничего не стоило управляться с массивным благородно инкрустированным мечом точно с картонным муляжом. Насколько же он был силен?.. — Чертов белоглазый волк! — выкрикнул он в лицо “Ло Бинхэ”, когда тот в дюжинный раз ловко уклонился прямо из-под атаки, — Сражайся, как мужчина!!! — Лорд пика Байчжань, — копия Ло Бинхэ на мгновение прищурилась, во взгляде сверкнуло нечто похожее на уважение. — Это не Ло Бинхэ, — бросил Шэнь Цинцю, запоздало предупреждая своего шиди. Впрочем, он не был уверен, с чего вдруг это сказал. В конце концов, он не понимал, где и почему очутился, что это был за сеттинг, и что за люди были перед ним. Однако необдуманно брошенное предупреждение возымело на противников поистине неожиданный эффект. На мгновение они прервали поединок, комично застыв друг перед другом. На лице Лю Цингэ отразился немой вопрос, что же до жуткой копии Ло Бинхэ — мужчина попросту расхохотался, приводя своего соперника в еще большее замешательство. — Я все думал, заметит ли лорд Шэнь подмену. Его голос звучал мягко, контрастируя с пронизывающим до костей холодным взглядом. — Кто ты? — спросил Шэнь Цинцю раньше чем успел остановиться. Он чувствовал, что демоническая копия Бинхэ только и ждала этого вопроса, но все равно попался на эту удочку. Тот выдержал театральную паузу, а затем, приподняв уголки губ в том, что, по его мнению, должно было сойти за нежную мальчишескую улыбку, проговорил: — Разве лорд Шэнь мог забыть о своем ученике из другого мира? Однажды мы уже встречались… помнится, тогда ты все повторял “не надо… не надо…” — его голос сорвался на драматический шепот, от которого у Цинцю волосы встали дыбом. О, он отлично помнил, о каком эпизоде толковал этот “Ло Бинхэ”. Именно так Шэнь Цинцю из оригинальной новеллы в итоге умолял протагониста остановиться когда тот методично отсекал его конечности. К тому моменту Цинцю-злодей уже был настолько не в себе от боли, что в нем не осталось ни капли прежней гордости, и он действительно молил о пощаде, а голос его был вконец сорван от криков агонии. Но… что значило “из другого мира?” — Неблагодарная сволочь!!! Смеешь позорить своего учителя даже теперь, после всего, что он для тебя сделал!!! — Лю Цингэ, похоже, воспринял цитату жуткой копии Ло Бинхэ совсем в ином контексте, углядев в ней непристойный подтекст. В следующий миг он рассек воздух серией молниеносных выпадов, от которых, казалось, сам воздух завибрировал. Секунда — и острие его смертоносного меча... вонзилось в стену бамбуковой хижины. Копия Ло Бинхэ словно растворилась в воздухе. Он буквально исчез у Цинцю и Цингэ на глазах, заставляя обоих шокированно переглянуться. — Этот Ло Бинхэ… — попытался подобрать правильные слова Шэнь Цинцю, понимая, что его шиди ожидает от него объяснений, хотя на самом деле единственным, кто сейчас нуждался в них, был он сам — ...он, вероятно, из… из другой реальности. Слова давались Цинцю с трудом, и, казалось, вязли во рту, как если бы каждый звук застревал в зубах. Он все еще был потрясен только что увиденным сражением — никогда ему не приходилось наблюдать за такими ожесточенными атаками и таким искусным фехтовальщиком. Лю Цингэ двигался плавно, и в то же время резко, был подобен обрушивающейся штормовой стихии, способной уничтожить все на своем пути. Он был поистине страшным противником. Но то, что другому Ло Бинхэ удалось, будучи безоружным, уклониться от всех его атак, повергало, пожалуй, в еще больший ужас. А что, если бы у Бинхэ был меч?.. Шэнь Цинцю подавил эту гадкую мысль. Он не знал больше, чему верить. Весь этот сеттинг… был ли он просто сеттингом, или другой реальностью, в которой он оказался? Что, если Ло Бинхэ — его пациент — был как раз из этого мира?.. — Более безумного бреда я еще не слышал! — зло бросил Лю Цингэ, и, чуть помедлив, добавил, — Впрочем, этот Ло Бинхэ… должен признать, не похож на бесстыжее демонское отродье, с которым я сражался прежде. Его стиль… — Отличается? — подсказал Шэнь Цинцю тихо. — И да, и нет. — Лю Цингэ рассерженно потер переносицу, наконец переставая сверлить своего шисюна тяжелым недоверчивым взглядом, — Он… другой. — Я так и думал. Шэнь Цинцю последнюю фразу произнес себе под нос, и очень тихо, однако Лю Цингэ, похоже, все равно всё услышал. — Ты не собираешься на празднование? — спросил он. Впервые за все время вопрос не звучал раздраженно или озлобленно, и Шэнь Цинцю мысленно задался вопросом, с чего вдруг его вспыльчивый шиди стал таким вежливым. — А что, собственно, празднуют? — поинтересовался Цинцю, ловя себя на отчаянной мысли, что, если все-таки это сеттинг, в толпе ему наверняка удастся отыскать людей, не задействованных в косплее, и упросить их одолжить ему телефон. Вот только… надежда на то, что все это было неким дурацким розыгрышем или сном, стремительно разбивалась об жестокую реальность. — Нам удалось предотвратить слияние двух царств, — мрачно процедил Лю Цингэ, — Ты, что же, решил, что это праздник в честь твоего возвращения в Цанцюн?! — Нет, что ты, я… — попытался отнекаться Цинцю, но его шиди уже не на шутку завелся. — Да что ты вообще мог подумать! Расселся в чем мать родила, поджидая своего чертового обрезанного рукава! На оба царства ославили Цанцюн! Мало тебе, что на каждом углу о ваших с Бинхэ похождениях поют скабрезные песенки?!.. Шэнь Цинцю решил не отвечать на этот выпад. Да и что он мог ответить? Он положительно не понимал, о каких песенках толковал его шиди, и с чего вдруг Шэнь Цинцю этого мира заделался обрезанным рукавом… Но, самое главное — он не понимал, с чего вдруг Лю Цингэ, ворвавшийся к нему без стука в хижину, считал, что должен непременно застать его в одежде? В этом мире, что, мать его, был какой-то суровый запрет на раздевание?..