Яма

      Шумный дождь бился об окна и крышу, капли скользили по поверхности вниз, от дождя спешили укрыться все. В этот момент Чонмо понимал, что от холодного дождя его укрывал дом, и только черепица могла защитить его от того, чтобы не промокнуть. Дождь словно пел, шуршал, и все капли говорили между собой, сливаясь в одном большом непонятном разговоре как толпа людей, идущих по центру Сеула. Скоро наступит Рождество, и снова будут теплые огни, елки и подарки. Чувствовался запах корицы, кофе и конфет, которые раздавали на Рождество. Молодой человек заперся в комнате наедине с красками, распластавшихся на шершавой поверхности холста. Его руки слились с красками на холсте, словно воссоединяя его с картиной, выходящей на глазах у парня. Податливая кисть бархатно плавала по поверхности, он даже не заметил, как его белая туника превратилась в смесь из разноцветных пятен разной формы, а под его стулом и босыми ногами лежали разрисованные листы с неудавшимися эскизами. Синие и серые краски смешивались на одной палитре, и только яркие желтые пятна разбавляли густую темноту на холсте. Коричневый акрил ложился на матовый синий, и легкие тени ложились на тонкую проведенную кистью линию, на совсем неровную и одинокую среди желтых блесток. Постепенно на холсте вырисовывалось очертание расправившей крылья совы, готовившейся взлететь над ночным лесом с сухой ветки. В один миг ее крылья словно начали взмахивать, и плоское изображение величавой птицы приобрело тени, звуки и объем, а через считанные секунды сова вырвалась с художественного плена, обретая жизнь в комнате Чонмо, кружа над ним и даря прохладу под крыльями. Стоило только закрыть глаза, как комната исчезала, и вместо пола под его босыми ногами оказался дождливый Сеул, под каплями которого чувствовал себя свободным. Ему также хотелось расправить крылья и лететь над головами маленьких людей, видеть дождь с облаков и солнце, смущенно выглядывающее из-за пушистых рыб разных форм. — Чонмо, что ты там делаешь?! Заходи домой! — крикнула мама, выбежавшая с пледом, женщина укрыла сына и утащила в дом, а бесконечное небо исчезло. Снова он оказался на земле внутри дома на полу. Вновь его под руку несли в сторону комнаты и дали голубую таблетку. Мама, как всегда, выглядела улыбчивой. Она поднесла ему стакан с водой, и Чонмо снова выпил эту таблетку с водой. — Молодец. Солнышко, приляг, — сказала женщина и уложила парня. Тот лег на кровать и прикрыл глаза, чувствуя, как лекарство постепенно начинало работать, и, ощущая всю тяжесть век, провалился в темноту. Все его тело ослабело, обмякло, и весь мир на мгновение длиною в целый день перестал существовать. В момент, когда это лекарство проникало в его организм, Чонмо словно выпадал из реальности и из нереальности тоже. Он будто застревал между играми разума и действительностью. Чонмо часто задумывался, являлась ли эта реальность реальностью как таковой или же нет. Был ли мир вокруг него реальным и существовал ли он? Люди говорят, что нормальным принято считать, что они видят каждый день. Но если он каждый день видел одни и те же силуэты, слышал одни и те же голоса, то мог ли он считать их реальными? Что существовало, а чего даже не было? Чонмо даже не знал, был ли реален мир вокруг него или была ли действительностью та реальность, которую видели люди. Парень внезапно задумывался о том, что никто его не спрашивал о том, что хотел ли он жить в той действительности, которую видели все. Ему говорили, что все это делается в его благо, но почему же никто не спрашивал его о том, нравилось ли ему жить в этом маленьком мире? Его не пугали эти силуэты и голоса, его не пугало то, что он видел, но почему же он не мог их видеть? Мама всегда помогала ему, он ее любил, а мама оставалась рядом.       Чонмо открыл глаза, и его голова раскалывалось, а тело отвыкло от одежды, и Чонмо не мог даже сосредоточить свой взгляд на одной точке, но его глаза тут же остановились на дверном проеме в его комнату, откуда на него глядели знакомые глаза. Чонмо подошел на ватных ногах к двери, и Вонджин прижал палец к пухлым губам, призывая Чонмо молчать, парень уже знал, что надо было следовать за ним, и где-то внизу Чонмо слышал голос матери, но не мог разобрать, что она говорила. Мама говорила шепотом, и Чонмо спустился немного по лестнице, прислушиваясь к разговору, и Вонджин спустился вниз, смотря на Чонмо из-под длинной челки. — Сегодня дала ему меньше снотворного, — Чонмо мог расслышать разговор матери лучше, — да, я все рассчитала, — Чонмо даже перестал дышать, — даже не знаю…пока он живет со мной, я могу получать пенсию за него. Нет, меня это не волнует. Пока он спит, он ничего с собой не сделает, а если буду давать ему лекарства, то он будет самостоятельным, на самом деле мне это неважно. Это его отец хотел, чтобы он лечился, но мне же удобнее, когда он недееспособен. Если будет буянить, то обратно сдам в психушку. Не беспокойся, он ничего не узнает. Он взял академический отпуск, поэтому не придется платить за него. Да, все в деле, — Чонмо округлял глаза каждый раз, когда слышал слова своей матери, которую считал самым близким человеком в своей жизни, — я ничего не могу с этим поделать! Его папаша оставил все ему, он заранее написал завещание, как же это бесит. Почему я должна нести этот крест абсолютно бесплатно? — Чонмо сглотнул.       Он не верил. Просто не верил, сидя на ступеньках и смотря на Вонджина. Его мама, любимая мамочка, которая всегда была рядом с ним, правда говорила это. Чонмо верил, что это была всего лишь галлюцинация, что это сон, но почему все вокруг казалось реальным? Парень встал на ватных ногах, и под его весом скрипнула ступенька, женщина попросила подождать своего собеседника, и послышались агрессивные шаги стройной женщины, и Чонмо на носочках скрылся в комнате, плюхнувшись в постель. Буквально через секунду послышался скрип двери, и ласковый голос матери донесся до его уха, она спросила спит ли он, и, когда ответа не последовало, дверь закрылась. Чонмо поднял голову и застыл, смотря в одну точку. Парень надеялся, что все это было его очередным бредом, но он ведь пил лекарство, значит, он ходил во сне. — Ты не спишь. Это не сон. Послушай. Это не сон. Ты не спишь. Не спишь,— голоса в голове становились громче, и все они сливались в один неразборчивый хор, и Чонмо закрыл уши, понимая, что все шумы были в его голове, парень про себя просил их замолчать, и те, будто послушав его, умолкли. Чонмо поднял голову и ужаснулся, видя высокое существо с перечеркнутым лицом, которое висел над ним словно паук. — Ты не спишь, — сказало существо низким неразборчивым голосом, и Чонмо выбежал из комнаты. Мама тут же перехватила его и поинтересовалась его состоянием. Тот уже не видел в матери защиту и опору, что-то внутри подсказывало ему, что он в опасности с ней, но Чонмо решил не подавать виду. Женщина улыбнулась и спросила не хочет ли ее сын есть, она приготовила его любимый пирог, и Чонмо ответил, что пока не голоден, на что улыбка с лица матери сразу же исчезло. Ее глаза почернели, а красные накрашенные губы опустились, и Чонмо чувствовал, что его мама злилась. — Отведай хоть кусочек, Чонмо-я, — сказала мама и улыбнулась, уже накладывая кусок пирога, но Чонмо стал отнекиваться, находя разные оправдания, — ты не любишь свою маму? А мама так старалась, встала с утра пораньше и купила клубнику, ты ведь знаешь, как сложно найти клубнику зимой? Чонмо-я, ты совсем избаловался, нельзя же ходить голодным, до ужина еще далеко, пока ешь пирог, — она с улыбкой просила сына съесть пирог, и Чонмо поднял глаза, смотря сквозь маму.       За ее спиной нее стоял Вонджин, мотая головой, и Чонмо согласился поесть пирог у себя в комнате, та отдала тарелку, и парень поднялся к себе. Его пугала мама. Сейчас она казалась ему монстром, он не хотел верить тому, что слышал, уж лучше бы он и правда не слышал, лучше бы он не просыпался и жил в этом обмане дальше. Чонмо достал таблетки из тумбочки, смотря на пузырек, в котором они находились, внутри парня закрались сомнения, и парень решил найти из в Интернете, высыпав на стол несколько штук. В Интернете эти таблетки были такими же голубыми как те, которые давала ему мама, он сам не покупал лекарства, их все покупала мама, поэтому он не был уверен в том, что они помогали ему, Чонмо сравнил две таблетки и нашел некоторую разницу в этих капсулах, парень положил таблетки обратно в тумбу и посмотрел на пирог, почему-то внутри него что-то говорило о том, что в нем таилась опасность. Чонмо решил пойти в аптеку с одной таблеткой, положив пирог в одноразовый пакет.       Чонмо все положил в рюкзак и вышел из дома, говоря, что прогуляется по городу, та не стала его останавливать и пожелала хорошего дня. Парень не стал медлить и поехал в аптеку за ответами на свои вопросы. Чонмо поставил пузырек перед фармацевтом и попросил распознать, что это за лекарство. Тот рассыпал таблетки и с улыбкой на губах рассказал о том, что это снотворные, которые можно купить в любой аптеке Кореи, они отличались от пилюль тех таблеток, которые дают людям от шизофрении. Чонмо, услышав все, что он хотел услышать, забрал пузырек и вышел из аптеки, не слушая того, что кричал ему фармацевт вслед. Молодой человек не мог поверить в то, что его мама могла с ним поступить таким ужасным образом и предать собственного сына, она его любила, по крайней мере, Чонмо хотел в это верить. Бродя по холодному ветреному Сеулу, накрытое серыми тучами среди толпы людей, проживающих свои жизни мимо него, Чонмо все думал о том, будь папа жив, он бы позволил матери Чонмо так себя вести? Он бы позаботился о нем, и Чонмо не застрял бы в собственном кошмаре, где границы между реальным и вымышленным уже стирались. Парень дошел до парка и сел на лавочку, смотря на то, как родители гуляли со своими детьми, как люди просто гуляли и развлекались с одноразовой чашкой горячего кофе, купленного в парке. Чонмо смотрел на пилюли и не мог даже думать о том, что его мама была тем, кто хотел его убить. Мир словно рухнул на его глазах. — Знаешь, жизнь вещь довольно странная, — сказал Вонджин, появившийся из ниоткуда, словно вылезший из собственной тени Чонмо, но парень даже не пугался его. — Когда ты появился? — спросил, хлопая глазами, парень и отложил пузырек в карман куртки. — Когда? Я был рядом с тобой всегда, с самого начала этой истории. Я никуда не уходил, я всегда был здесь. Наш мир…а живем ли мы в нашем мире или он перестал нам принадлежать? Что ты называешь реальным? То, что принято считать нормой или то, что видишь именно ты? — ответил Вонджин так, будто он говорил это вовсе не Чонмо, а кому-то, кто не мог их видеть или слышать, но он говорил так, словно имея надежду донести сказанное кому-то. — Ку Чонмо, не пытайся бежать от мира, в котором живешь именно ты, потому что мир, в котором живут люди, очень грязен и сер, сам убедись в этом, — Вонджин протянул голубую таблетку, похожую на ту, что ему давала мама, но она была немного другой. Чонмо смотрел на Вонджина, а Вонджин смотрел на Чонмо. — Все только начинается, поэтому смелее попробуй пожить в мире, в котором ты без меня не сможешь выжить. Я уйду, но только на время, а когда вернусь, то ты уже все поймешь, — Ку все же проглотил таблетку и закрыл глаза, чувствуя, как его сердце перестало биться так быстро, а тело расслабилось, наступило чувство опустошения, и рядом Вонджина не оказалось, как и не оказалось рядом чувства жизни.       Словно оболочка Чонмо добрался до дома, давящий своей тишиной. Все звуки показались слишком громкими, и Чонмо старался быть как можно тише, чтобы мама его не услышала. Дом уже не казался ему таким чистым и опрятным, на столах валялись бумаги, на полу были разбросаны пустые пакеты, а пол не мыли вот уже несколько недель точно. Чонмо уже не узнавал свой дом, и реальность уже не была такой яркой и красивой. Его дом не был таким, как обычно. Услышав возню на кухню, Чонмо пошел туда. Спиной к нему стояла мама, а на стойке лежали какие-то таблетки и сиропы, вокруг мусорного ведра лежали заполненные мешки, от которых воняло невыносимо, а мама уже не выглядела такой ухоженной и миролюбивой, какой обычно была. Ее внешность была все та же, но она уже не была такой доброжелательной и ухоженной, а улыбка на ее лице не появлялась уже давно. Чонмо даже не знал, что сказать, но он предпочел сделать вид, что ничего не знает, прислушиваясь к своим инстинктам, которые подсказывали ему продолжать играть.       Теперь его мама не была той, кого он знал. Мама спросила как он погулял, натягивая улыбку до ушей, которая уже не выглядела такой добродушной. — Как погулял? — спросила она. — Было немного холодно, — пожал плечами Чонмо и попросился в комнату, та кивнула и попросила спуститься к ужину, тот ответил, что скорее уснет и поэтому он не проснется, женщина согласилась и попросила принять лекарства, протягивая пилюлю, тот согласился и поднялся к себе, парень закрыл дверь и подпер стулом, чтобы его мама не смогла зайти. Неужели этот мир не был таким, каким он видел его каждый день? Казалось, что его часть немедленно умерла, и он теперь не был тем, кем являлся. В его мире наступил апокалипсис, но Чонмо собирался бороться с матерью. Теперь он был в опасности, и ему стоило отбросить эти оковы. Слишком долго Чонмо зависел от родителей, он жил по их разрешению и мирился с их условиями, но теперь ему нужно жить самому и бороться за себя и свою независимость.