Selfharm

      Дазай поднимается обратно на третий этаж по лестнице, чтобы избежать лишних взглядов, когда его телефон вибрирует в кармане. Новое сообщение заставляет его нахмуриться и ускориться, потому что Фёдор пишет о надвигающейся буре в западном крыле.  Очень метафорично, но предельно понятно — ему не стоило оставлять там Чую одного.        Он выходит из-за двери рядом с мужским туалетом и несколькими кабинетами, когда слышит звуки возни впереди, а позже и видит две её причины.        Дазай не любит драться, но адреналин мгновенно закипает в крови, заставляя его побежать вперёд, чтобы высвободить своего друга из плена — Николай нависает над ним, двумя руками упираясь в стену около его головы.        С другой стороны неторопливо подходит Фёдор, оставив Сигму дожидаться кофе и, видимо, представляя себя на пешей прогулке по цветочному саду, пока эти двое общаются на повышенных тонах. Чуя пытается вполне вежливо объяснить, что без лишних угрызений совести ударит его по яйцам, если тот не отойдёт, а Николай шипит что-то на тему того, что это он должен получить за своё поведение.  — Ладно, ты сам напросился, — отвечает Чуя, в этот момент Дазай понимает, что ни черта не успеет сделать из-за расстояния, которое ему осталось пробежать вперёд. И время останавливается.        Он успевает сделать ещё один широкий шаг прежде, чем его брови поползут вверх, а рот приоткроется в удивлении, потому что Чуя не планировал его бить.        Он встаёт на носочки и касается своими губами подбородка Николая с победоносной улыбкой, а затем наклоняется и сбегает из-под его левой руки, пользуясь секундным замешательством.        Время снова начинает свой нормальный ход, и рыжий уже стоит за спиной Дазая, готового вступить в бой в качестве поддержки, а Николай таращится на них обоих, прислонив ладонь к лицу:  — Ты…  — Теперь и ты педик. Поздравляю, — Достоевский подходит с другой стороны и медленно хлопает одной ладонью по другой, держа руки на высоте своих рёбер.  — Ты! — он оборачивается, быстро смещая фокус своего раздражения с одного на другого, и эта ухмылка выглядит просто омерзительно. — Я ненавижу тебя, понял?!  — Да тут и понимать нечего. Я же видел, как ты к нему приставал, — говорит он ужасно снисходительно и пожимает плечами, не прекращая ухмыляться.        Чуя прислоняет кулак к губам, чтобы было легче сдержать смех, пока его друг наблюдает за теми чудными взаимоотношениями, которые и у него могут быть с этим парнем.  Да он сущий дьявол, проходящийся по болезненным местам других людей ради забавы.        Фёдор подходит к Николаю и тянется к его плечу, чтобы посочувствовать безвыходности положения, но тот успевает раньше уйти, бросая пару непонятных фраз в его сторону напоследок.  — Сам туда иди, — посмеивается Достоевский также на русском языке, глядя ему вслед. Он поворачивается к ним, быстро оглядывает Дазая и решает начать диалог с более настроенным на это человеком. — Привет..?  — Чуя, — отвечает рыжий, не сильно доверяя ему из-за загонов его друга, но милосердно соглашаясь, что они на одной стороне в этом конфликте. Вроде как, — Привет..?  — Фёдор, — отвечает он, всё ещё стоя в метре от них. Во взгляде голубых глаз читается попытка беззвучно повторить его имя, сложное для всех японцев, поэтому он добавляет, — Федя.  — Ага, понял. Приятно познакомиться, Федя, — он улыбается и косится снизу на Дазая, который наконец-то узнал имя человека, вызвавшего внутри странную бурю эмоций, но он сохраняет безразличие, стараясь следить за движением каждой мышцы на его лице.  — Взаимно, Чуя. И… молчаливый Дазай Осаму, — Фёдор тоже выглядит победителем, несмотря на то, что не участвовал в схватке, но ему так хорошо удалось выманить свою цель, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, что он очень доволен собой. Это слышно в его голосе, который разве что не мурлычет, глядя на него, — Попьём кофе, м?  — Нет, — первое слово, произнесённое Дазаем. Резкое и твёрдое, на которое Чуе очень хочется приложить свою руку ко лбу, крича, что он ведёт себя как последний засранец, но удаётся сдержаться. Потому что слишком интересно.  — Чай? — Фёдор откровенно над ним издевается, не прекращая попытки. И он безумно обаятельный, несмотря на свою странную вампирскую внешность. Возможно, он всех подкупает именно своей харизмой? — Ты же понимаешь, что вопрос не в напитке? — Дазай непреклонен, он разворачивается, хватая Чую за локоть, чтобы уйти. — Ты слишком навязчивый, Фёдор. Да, он может произнести его имя.  — Я попробую с этим что-нибудь сделать ради тебя, — слышится сзади, пока они уходят подальше от него, от этой кофейни, и от всех больных на голову людей, отстаивающих свои права на общественное место.        Дазай чувствует, как ядом под кожу проникает его взгляд в спину. Он понимает, что Фёдор специально представился, чтобы он знал его имя.        И ему хочется провалиться сквозь землю, чтобы избежать этого внимания, которое кажется слишком противоречивым, как и всё остальное вокруг него. Чем-то неестественным, некомфортным и неправильным. Но самое страшное то, что какой-то частью своей личности он хочет, чтобы Фёдор продолжал смотреть.        Вместо лестницы Дазай ведёт Чую в библиотеку, расположенную в другой части этажа через небольшой крытый мостик.  — Я же говорил тебе, что он грёбаный сталкер? — бурчит он себе под нос. — Я посмотрел на него всего пару раз, а он уже узнал моё имя, номер телефона и подошёл без разрешения. Дважды.  — Прости, а как именно он должен был спросить у тебя разрешение? — Чуя смеётся с этих высказываний, находя их ещё более абсурдными, чем претензии «блондиночки». Они в одной школе мозги развивали что ли? Клуб юмористов, не иначе, — Знаешь, я только что снова пожалел, что приревновал к нему. Вы такие милые вдвоём, что я теперь хочу знать, чем всё закончится. — Что? — Дазай останавливается на месте, понимая, что именно Чуя сейчас сказал. Милые?! Да нет в них ничего милого. Нет никаких «вы» и «вдвоём». — Ничем не закончится, — фыркает он, снова продолжая идти вперёд. — Я его заблокирую и всё.  — О, правда?  — Нет, нельзя, — он снова останавливается, обдумывая это решение. — Я не буду делать то, что он от меня ожидает.  — Справедливости ради, ты не просто на него посмотрел, а считай раздел глазами, — говорит Чуя, разводя руки в стороны. И нет, он не собирается останавливаться. — В общем-то, как и он тебя.  — А? — Дазай снова возвращается в реальность и догоняет его, вставая на один уровень. — Это какой-то особый гейский взгляд что ли?  — Не уверен, что он гейский, но что-то типа того, да. Он точно знает, что нравится тебе, поэтому и подошёл, — терпеливо объясняет Чуя, чувствуя себя не иначе, чем мамочкой проблемного подростка, который впервые в жизни… влюбился? Да, наверное, это что-то похожее.        Он плохо помнит, что испытывал в подростковом возрасте, когда уже перерос детские симпатии и игры в свадьбу с колечками из стебельков цветов, но он тоже пугался и прятался от тех людей, которые ему начинали нравиться. Хоть они и не могли прочитать его мысли, но он предательски краснел и начинал улыбаться, как последний дурак. А этот чего прячется, когда у него есть маски безразличия на все случаи жизни — не понятно.   — Я сам этого не знаю, — отвечает Дазай.  — Или не хочешь признавать, — Чуя озвучивает его собственные мысли. — А почему он ожидает, что ты его заблокируешь?  — Ха-а, — Дазай выдыхает и вдыхает, чтобы набраться сил и объяснить. — Потому что он сам подал мне эту идею, но с моей стороны будет глупо блокировать его. Тогда он решит, что я повёлся и сдался. Не блокировать его — моя свобода выбора, и раз я это не сделал сразу, то могу не сделать это вовсе, а могу и сделать. Но если я хочу показать ему, что сам решаю и не ведусь на его провокации, то сделаю обратное — то есть заблокирую, но по своему желанию, которое в любом случае уже продиктовано этими манипуляциями, — говорит он. — Понимаешь?  — Он ожидает, что ты его заблокируешь из принципа, но это не будет то же самое, что заблокировать его из-за того, что он об этом сам сказал? — уточняет Чуя и открывает дверь в библиотеку. Их диалог переходит на шёпот, чтобы никого не отвлекать.  — Да, — кивает Дазай, направляясь к полкам с книгами мимо библиотекаря.  — А как это вообще можно разделить, если действия совершенно одинаковые? — спрашивает Чуя, не слышавший большего бреда в жизни. Особенно от своего друга, который своими рассуждениями всегда уходит в дикие дебри и умудряется связать логикой самые необычные вещи друг с другом.        Вроде любви к шоколаду из-за детских травм, которых не существует, потому что психика адаптивна, но их не стоит отрицать, ведь родители действительно закладывают в нас свои убеждения и модели поведения, а сладкое становится своеобразным спасением от тяжёлых эмоций, стресса и даже разбитого сердца. Но он всё ещё калорийный, поэтому лучше есть тёмный или даже горький — они в свою очередь невкусные, и это порочный круг, в котором не остаётся ни капли удовольствия.  Но этой логической цепочкой о причинах блокировки он превзошёл сам себя.   — Поверь, он поймёт, — шепчет он. — Я бы точно понял. Он думает на много шагов вперёд, и если я хочу победить, то должен быть ещё более умным в плане стратегии. — Победить… в чём? Чёрт, Дазай, он просто позвал тебя на кофе, чтобы познакомиться! — Чуя отвечает слишком громко и прикрывает ладонью рот, на всякий случай поглядывая извиняющимся взглядом на окружающих, которым глубоко всё равно — они заняты своими делами.  — Нет, он проклятый змей-соблазнитель из райского сада, который предлагает мне яблоко, — говорит Дазай, всё продолжая высматривать что-то на полках.  — Но тебе же нравятся яблоки… — он почти закатывает глаза.  — Это метафора.  — И метафорические яблоки тебе тоже нравятся, — он закатывает глаза. — А что мы, собственно, здесь забыли?        Библиотека не кажется лучшим местом для того, чтобы здесь прятаться, учитывая наличие компьютеров и учебных пособий внутри неё. И не собирается же Дазай провести здесь остаток учебного дня, когда у них пары, только ради того, чтобы не пить кофе с тем парнем?  — Мы пришли за русской литературой.  — Чего? — на этом моменте Чуя заканчивается. Его мозг просто поднимает маленькие ручки вверх в сдающемся жесте и покидает черепную коробку в поисках более уютного местечка для жизни. Он не готов услышать очередное объяснение действий, и Дазай это чувствует, но всё равно считает своим долгом хоть немного намекнуть на свою адекватность и доброе здравие головушки: — Мне нужно понять, в какой культуре он рос, чтобы я имел способы гасить его манипуляции. Нет лучшего способа залезть кому-то в голову, чем узнать, какими персонажами человек мог вдохновляться на этапе развития личности.  «Пиздец» — думает Чуя, не находя никаких слов, чтобы ответить. Он решает оставить Дазая в покое и подождать его за одним из столов, сидя в телефоне.        Сначала ему показалось, что это будет похоже на тот самый фильм, в котором герои смотрят друг на друга влюблёнными глазами, а потом начинают сближаться, пока с чьих-то губ не сорвётся признание, но… походу это артхаус. Чёрно-белое немое кино с такими неявными шутками, над которыми даже не посмеёшься. Снятое на кинофестиваль молодым режиссёром для таких же ценителей высокого искусства. С элементами драмы и вялотекущим сюжетом, растянутым на четыре часа. Можно как-то вернуть билеты на первый ряд..?