Selfharm

      Две лекции подряд ощущаются как белый шум. Как волны, накатывающие на прибой. Дазай ведёт конспект на автомате, не понимая, почему он так странно себя чувствует. Коридоры ощущаются бесконечным лабиринтом, в котором постоянно путаешься, как герой манги «Клинок, рассекающий демонов» в логове главного антагониста. Тёплый уличный воздух ощущается очень неестественным, а картошка фри на вкус как… картон.  Эти горячие палочки, насквозь пропитанные маслом из фритюра, засыпанные солью и обмазанные в соусе, ощущаются…  Как…  Картон. Они абсолютно безвкусные, и это не поддаётся никаким объяснениям, которые даёт разум.        Чуя не заказывал картошку себе, ожидая, что ему достанется по меньшей мере половина обеда Дазая, но он ест. Не важно, почему он ест, а просто хорошо, что он ест.  Поэтому он просто немного ворует еду у него.        Дазай пьёт газировку, откусывает бургер и засовывает в рот пару ложек мягкого мороженого с шоколадным сиропом и вафельной крошкой, но не чувствует абсолютно ничего.        Раньше еда вызывала у него отвращение, а чувство голода было подавлено настолько, что он ощущал себя роботом, но сейчас ему открылось какое-то новое состояние, в котором еда просто не имеет смысла из-за отсутствия вкуса. Это не та текстура. И вкусовые рецепторы на языке будто обленились, решив, что их работа сегодня окончена.       Ему ужасно хочется что-то заесть, но он не понимает, что именно. «Он ведь не худее меня?» — задаёт себе внутренний вопрос Дазай, пытаясь простроить логическую цепочку на основе того, что знает об анорексии из разных пабликов.       Больные всегда сравнивают себя с другими или с собой, стремясь к несуществующему идеалу, но у него никогда не было цели похудеть. Он кайфовал от чувства лёгкости и головокружения. Иногда покачивало при ходьбе, и это тоже было забавно, но сейчас он бездумно ест, полностью погружённый в свой мозг в поисках ответа на вопрос, что именно он испытал.        Это что-то за гранью, одновременно побуждающее узнать о человеке больше и держаться от него как можно дальше. Выбор без выбора, когда ты должен превратиться в чёртову квантовую частицу и быть сразу в двух состояниях, избегая наблюдения, ведь тогда придётся принять ту или иную сторону.        Дазай ощущает парадокс.        Ешь и не чувствуешь насыщения.       Думаешь, но не находишь ответов.       Хочешь умереть, но живёшь.       Делаешь для кого-то всё, что можешь, но… не хочешь с ним отношений?  — Вот чёрт, — он зависает с картошкой в руках, глядя куда-то за плечо Чуи. Тачихара сидит рядом с ним, и они оба поднимают вопросительные взгляды на него. — Ты чего? — первым реагирует Чуя, начиная немного беспокоиться о том, что его друг внезапно осознал, что уже съел своё стандартное количество еды дня за три и может серьёзно загнаться по этому поводу, как уже бывало пару раз. Дазай наматывал круги по улице, глядя на свои умные часы в ожидании, когда количество потраченных калорий превысит количество съеденных. — Можно кстати не ходить на физкультуру, если принести абонемент из спортзала… — он намекает, пытаясь его успокоить, но Дазай никак не реагирует, а просто доедает уже взятую картошку и вытирает руки влажной салфеткой. Ему всё равно, сколько он съел, потому что всё внимание было направлено на новую идею в воспалённом сознании. — Я забыл записаться на курс по выбору, и мне нужно это сделать, пока не закончили приём заявок, — спокойно отвечает он, вставая и забирая свою шляпу. — Пойду в учебный офис, а то засунут меня на что-нибудь душное и неинтересное.  — Ага… — отвечает Чуя, провожая его взглядом до двери.       Он оборачивается к Тачихаре, у которого всё ещё лёгкое недоумение на лице. Хоть все уже давно поняли, что Дазай немного странный, он чаще ведёт себя как самый обычный человек, а сегодня сам не свой, поэтому рыжий уже готовится озвучить какое-то логичное объяснение ситуации, которое нужно придумать на ходу.        Они все уже выбрали курсы. Ещё в первый день занятий. Всей группой заполнили заявления и сдали их.  — Это ведь значит, что он не будет есть свои крылышки? — спрашивает Тачихара, разрушая ситуацию.  — Нет? — Чуя неловко улыбается, мысленно ругаясь на себя за то, что стал каким-то слишком тревожным. Его друг даже внимания не обратил на странное поведение этого задохлика, — Мы можем их украсть. — Отлично, соучастник. 

***

      Дазай заходит в учебный офис после стука и разрешения войти, потому что у них вроде как тоже обед по расписанию. Его встречает одна единственная девушка за столом: — Да?  — Можно добавить в учебную программу дополнительный курс или поменять тот, который я уже выбрал? — спрашивает он. — Хочу перейти с классики Древней Греции и Рима на углублённую философию. — Если остались свободные места, — отвечает девушка, отворачиваясь к монитору. Она проверяет информацию, уточняя факультет, группу и фамилию, а затем качает головой из стороны в сторону. — Могу предложить только data science с преподавателем с технического факультета. Набор на другие уже закрыт, там было всего несколько мест.  — Это программирование, да?  — Больше математика и аналитика, — отвечает она. — Боюсь, вам не подойдёт.  Ох уж этот сочувствующий взгляд, говорящий о том, что она понимает всю боль этого мира, тоже являясь гуманитарием. Будто есть столько прекрасных и непонятных вещей, воспринимающихся как магия из-за отсутствия нужных знаний. Но Дазай разбирается в математике. И в физике. И в химии. И во всех остальных предметах. У него были достойные оценки по всем.        Вопрос лишь в том, помогут ли ему огромные объёмы данных и их сортировка в решении внутренних вопросов, носящих больше экзистенциальный характер?  Точные науки бездушные. Они подчиняются сводам законов и правил, пока какой-нибудь учёный не разломает их, задавая новые.  — Пусть остаётся так, как есть. Спасибо, — говорит Дазай, уходя из кабинета и меняя свой маршрут на библиотеку. Значит, будет заниматься внеучебной деятельностью ради понимания расхождения людских желаний и действий.        И пока он идёт к лифту, вокруг слышатся разговор о том, как кто-то жалеет, что поступил не туда, только подкрепляя важность поиска ответов. 

***

— Дазай, ты в порядке? — спрашивает Чуя тем же вечером, как только они закончили с выполнением домашних заданий во втором часу ночи. — Выглядишь так, будто упорно ломаешь над чем-то голову.  — Возможно, это так. Возможно, и нет, — отвечает он, откидываясь на спинку дивана и чувствуя себя внутри монолога Гамлета. — Скажи, Чуя, как часто ты делаешь то, чего хочешь? Понимаешь ли ты свои истинные желания и следуешь ли ты им? — Дазай переводит взгляд на него, одними глазами прося остановить, но рыжий не собирается это делать. И отвечать. Он не купится на эту провокацию и не включится в диалог, ведь иначе его друг замолчит и не расскажет всю цепочку своих мыслей до этих самых вопросов. — Согласен с тобой, эти вопросы очень сложные, — кивает он сам себе, возвращаясь вниманием к потолку. — Для любого человека будет очевидно, что нами управляют общественные нормы и стандарты, если мы не психопаты, конечно. Люди настолько изобретательны, что создали кружки с ручками для горячих напитков и стаканы — для холодных. Они договорились, что убивать — плохо, ходить голым по улице — тоже. Что наркотики необходимо запретить ради безопасности жизни и что быть собой нужно в определённых рамках. Они сами себе создали эти рамки, понимаешь? — спрашивает он. — Мы как будто микроорганизмы на стекле под микроскопом, и сами на себя смотрим через него сверху, но всё равно не можем найти ответы. Почему я должен есть, например? Почему должен вставать в университет, если будильник не будит меня сразу, и проще никуда не ехать? Почему чувства и разум настолько противоречивы? Что я делаю на факультете литературы, если хорош в стольких вещах? Почему выбор всегда сводится к чем-то одному, и мы теряем все остальные возможности? — его голос такой убаюкивающий, будто Дазай рассказывает какую-то сказку, обучая ребёнка процессу мышления и искусству задавать вопросы. Чуя укладывается на диван и закидывает ноги на его колени, потому что так удобнее слушать. И слегка вздрагивает, когда тот неосознанно их касается, продолжая рассуждать, — Я хотел бы узнать больше, но не могу это сделать из-за ограничений образовательной программы, как будто от кого-то убудет, если лишний человек прослушает нужный ему курс. Это даже немного обидно, ведь я очень старательный человек. Возможно, даже слишком старательный во многих вопросах, но я всё ещё ничего не понимаю в жизни.  — А зачем понимать, если можно просто жить? — такой правильный вопрос звучит от Чуи, и ему просто идеально подходит роль воды, точащей камень со всех сторон, пока он не превратится в красивый овал, который можно забрать домой и положить в аквариум в качестве приятных воспоминаний об отпуске. — Человечество не изучило ещё столько вопросов, хотя уже прошли тысячи лет. Почему бы просто не наблюдать со стороны за тем, как мы все постепенно развиваемся?  — А если я не хочу… развиваться? Если я придумал себе, что нужно делать определённые действия и получать те же знания, к примеру, то что тогда? Чего я на самом деле хочу? — вслух продолжает спрашивать сам у себя Дазай. — Думаю, что все свершения произошли из-за… банальной скуки. Нам всем нужно себя как-то развлекать, поэтому мы придумываем новые и новые занятия. Ради получения эмоций и выбросов гормонов в мозг. Каких-то ощущений и опыта. Но при этом не всегда получаем желаемое и не всегда идём в верном направлении.  — Ты прав, — отвечает Чуя, глядя на него снизу. Ему так хочется сказать, что с ним никогда не бывает скучно. Что он вызывает те самые нужные чувства, заставляющие бурлить гормоны, и что он не отказался бы от любых ощущений, которые Дазай может ему дать.  Или не может.  Возможно, чуть позже он признается открыто в своей симпатии, но сейчас совсем не то время, когда это может быть воспринято правильно, без вытекающих проблем.        Дазая хочется поддержать в чём бы то ни было. Его хочется успокоить, но Чуя не знает, как. — Мне кажется, что умереть будет гораздо проще, чем разбираться со всей этой идиотской жизнью, — это звучит очень больно. Слова проходятся лезвием по сердцу, когда Чуя слышит это и представляет, что Дазай может сделать что-то с собой.       Он пытается не воспринимать всё буквально и не додумывать то, чего нет, ведь ему сразу объяснили, что рассуждения — это просто рассуждения.       Но это сложно.        Совершенно не понятно, что происходит в этой голове. Какие мысли там поселились и как они переплетаются между собой. Во всех его словах и действиях есть логика, но она настолько своеобразная, что обычный человек вряд ли сможет понять её, если не объяснить. И когда Дазай монотонно раскладывает по полочкам каждую из них, проводя невидимые линии и соединяя их — ты начинаешь осознавать новую для себя суть всех вещей. Глубокую и в разы более интересную, чем ты думал раньше.  — Мы могли бы заказать пиццу, если ты ещё не хочешь спать, — продолжает Дазай, неведомым образом снова повернув с одной темы на другую очередным странным маршрутом. — У нас осталась кола?  — Да, осталась, — кивает Чуя, протягивая руку к своему телефону на столе. — Сейчас выберу что-нибудь и закажу.  — Поставь оплату наличными, пожалуйста, — отвечает он, аккуратно приподнимая его ноги с себя, чтобы встать с дивана. И уходит курить на балкон, так и не объяснив, что происходит.       Оставив ещё больше вопросов после этого разговора.