Столовка 3 (возвращение к истокам)

Бывают такие дни, когда ты ненавидишь всё и вся, и особенно свою левую ногу, с которой ты, собственно, и встал. Хочется идти по улице с обрезом наперевес и убивать всех, кто попадётся на глаза, ну или хотя бы на спину плюнуть. А ещё престарелую соседку на лавке обматерить по омеге и по альфе, которая, похоже, и ночует на ней, потому как во сколько бы ты не входил или выходил, она всегда там, и которая всё время косится на тебя, как на недалёкого и наверняка считает наркоманом и проститутом. И ведь главное, что такое недоброе утро начинается совсем с ни хуя, просто так, потому что некие высшие силы решили, что капля стервозности и злости тебе совсем не помешает. У шеф-повара Ким Сокджина такое состояние последнее время почти каждое утро. (То ли нервы ни к черту из-за предстоящего нового года в аду под названием: «Академическая столовая», то ли климакс не за горами. Не суть.) Короче, сегодняшнее утро не было исключением. Мало того, что любимый муж с утра отломал кран с горячей водой и пришлось мыться холодной (Правильно, когда нет горячей и холодная нe такая уж и холодная). Так ещё, прежде чем попасть, наконец, на любимую работу, чуть не разбил свой автомобиль монтировкой, потому что тот никак не хотел заводиться. (После того, как им пользовался один односолодовый альфа, он никогда не заводился). Пообещав куда-то в пустоту, что кто-то сегодня останется без ужина и без «десерта», пришлось тащиться на городском транспорте. (А общественный автобус с утра, сами знаете, почти чистилище. Жарко, тесно и полно извращенцев.) Плюс возле самой работы привязалась какая-то мелкая шавка с комплексом «Наполеона», которая погрызла ему штанину на новеньких брюках, после чего была запущена в свой первый полёт как Гагарин. (Злобные собачки — птицы гордые, пока не пнёшь — не полетят). В общем: Здравствуй, небо голубое, здравствуй, солнце золотое. А не пойти ли вам в пизду, на работу я иду. — Ну что, идиоты, дебилы, придурки! Готовы к первому рабочему дню в этой мясорубке? — как всегда, безупречно красивый шеф в ярко-розовом поварском колпаке и мачете для рубки капусты в руке, (эдакая феечка Винкс с примесью Джейсона из «Пятницы тринадцатого») гордо расхаживал перед выстроенным в шеренгу персоналом. Сегодня был первый рабочий день в новом учебном году академии искусств, а значит, пополнение практикантов из кулинарного снова ляжет тяжёлым грузом на его хрупкие широкие плечи, а настроение с утра и так на шкале «полное дерьмище». С прежним коллективом, как и с тремя до этого, совсем не складывалось. Выдержать дотошного до тошноты (простите за каламбур) Ким Сокджина под силу было не каждому. Это однажды удалось только двум поварам и одному придурошному мажористому кассиру. Но, к сожалению или к счастью, те плотно укоренились в Италии и весьма удачно развивали свою собственную сеть кафе. (Ну да, «сеть» — это сильно сказано. Так, одна ниточка пока, да и та хлипенькая. Бизнесмены хуевы из села «Кукуево»). — В моём царстве существует только два правила! Первое: шеф всегда прав! Второе: если шеф не прав, смотри правило номер один. Усекли, салаги? За опоздание — штраф, испорченная еда — штраф, грязь на рабочем месте… Что, Мальвина?.. — он, злобно сощурившись, наклонился к застывшему в ужасе худенькому третьекурснику омеге с ярко-синими волосами. — Штраф, — боязливо пискнул тот, вжав голову в плечи, поглядывая на перебрасываемую из руки в руку с ловкостью жонглёра огромное острое мачете главного повара. — Шеф! Как вы могли отдать кому-то моё прозвище? — раздался до боли знакомый голос с нотками обиды откуда-то из общего зала. Джин обернулся на распахнувшуюся в это время дверь кухни, и на его лице расползлась добрая широкая улыбка. Вся его бывшая команда, плюс один Мин Юнги, довольно скалились, глядя на развернувшуюся картину. — Шеф, вы, как всегда, зверь, — хихикнул Чимин, сексуально мотнув выкрашенными в иссиня-чёрный волосами. — Памперсы им хоть выдавай, а то, глядишь, обделаются от страха. — Вот почему я совсем не удивлён, что вы припрётесь всей толпой, — Джин пошире расставил руки, призывая друзей в объятия. Ну, хоть что-то хорошее в сегодняшнем пиздецком дне. Хотя и повод, по которому припёрлась это шобла-ёбла аж из самой Италии, был не слишком радужный. — Так, а ну рассосались по рабочим местам, — повернулся он к своим новым работникам. — И не дай бог, накосячите в первый же день — вылетите отсюда, как пробки из бутылок «Вдовы Клико», — затем снова повернулся к друзьям. — А вас я попрошу в мои царские хоромы для утверждения дальнейшего плана действий, — и по горлу так красноречиво пальцами пощёлкал. (Ну, конечно, кто ж на сухую наполеоновские планы строит?) — Обожаю утверждать планы действий, — радостно потёр руки мажор. — Я с собой и сборники по тактике привёз. Чтоб лучше вникнуть в проблему, — и рюкзачок за спиной хорошенько так встряхнул, что оттуда красиво зазвенело. (Одна звенеть не будет, а две звенят не так.) После парочки бокальчиков красненького полусухого, минимальный план по возвращению Зайки был, наконец, разработан, заключавшийся в том, чтобы зазвать Чонгука в кабинет шефа и оставить эту горе — парочку наедине, для, так сказать, разрешения недоразумения и длительного и бурного примирения, под всё тоже красненькое полусухое, песенки Френка Синатры и громкое сёрбанье и чавканье голодных студентов за стенкой. И, возможно, всё бы получилось, если бы Зайка-Чонгуки вдруг внезапно не заявился сам, ровно в тот момент, когда мажор разливал остатки третьей по счёту бутылки по стаканам из «Ikea», дабы утвердить, так сказать, план — верняк окончательно. (Ну нет у шефа бокалов. Не мишленовский рестик всё же.) — Джинни, у меня для тебя сюрприз, — без стука влетел он в кабинет, да так и замер на пороге, удивлённо уставившись на собравшихся. — У меня для тебя тоже, Гуки, — также ошалело уставился на него шеф. Да, собственно, не один он уставился, потому что тот, кто появился сейчас в помещении, на милого и слегка истеричного зайку -Чонгука совсем похож не был. А вот на крутого до опупения альфу- рокера — ещё как. Пирсинг в брови и губе, видимо, сделанный недавно и ещё припухший. Некогда прекрасные кудряшки отстрижены до короткого ёжика с выбритыми висками. Драная борцовка вкупе с кожаной жилеткой и такими же кожаными брючатами, подчёркивающие все выпуклости и впуклости. Тяжёлые берцы на высокой подошве. (видимо, чтобы на горло обидчикам наступать удобней было.) А ещё — цепи. Много, много цепей. На одежде, на обуви, на шее, на запястьях и даже в ушах. (В общем, если всё это снять и сдать на металл, то на пару флянцов хорошего дешёвого пойла вполне хватит.) Короче, если увидишь такого кента ночью в тёмной подворотне — в трусишки пару личинок отложишь. — Едрид-Мадрид, — первым отошёл от первого впечатления рэпер. — Ни хуя себе тюнинг! Если скажешь, что на пороге ещё и «Харлей» стоит, я сожру свои потники. — Можешь начинать, Юнги. С утра приобрёл, — хмыкнул Гук, недовольно покосившись на охреневшего мужа. — А вы все, собственно, что здесь делаете? Особенно ты, предатель. Решил мне лично подписанные документы на развод привести? (а в глазах смертоносный огонь жгучей обиды блестит. Того и гляди, спалит к хуям так, что и пепла не останется.) — Зайка, да я… я… я ж никогда… я только тебя… Ты ж мой… этого… того… — бедный Тэхён все слова, заготовленные заранее, растерял. Только глазами лупает и кислород через нос пытается вдохнуть оттого, что видит. Его тут в измене обвиняют по чём зря, а он только больше влюбляется в этого нового Чонгука. Он и представить не мог, что тот так охуенно круто выглядеть может. Если бы не обстоятельства с этой ебучей подставной изменой, прямо сейчас затащил бы его в бывшую Минову подсобку и хорошенько оттарабанил под звучащий в голове Рамштайн. — Ни какой я тебе больше не «зайка», изменщик. Иди этого толстозадого Пабло «зайкой» называй. Хотя, какой из него зайка, слизняк он потный, вот он кто. Как ты мог мою любовь на это свинорылое страшилище поменять? Что, однообразие надоело? Видеть тебя не могу, гад! — и губёха проколотая трясётся от переизбытка чувств. Видно, что ещё чуть-чуть и заплачет. (Стиль-то сменил, а вот душу не поменяешь. Даже отъебухать нормально не смог. Ему б у братца поучиться крепости задушевного словца.) — Ээээ, а ну стопэ, истеричка, — вклинился в монолог Чимин. — Ты б, прежде чем обвинять за зря, выслушал и его версию. Та фотка просто с не правильного ракурса сделана. — Да, Гуки, Чимин дело говорит. Не руби с плеча, — поддакнул шеф Джин. — Выслушай Мальвину. — А того, кто тебе это фото прислал, я лично найду и корявки его в косички позаплетаю. Чтоб не лез ими туда, куда не стоит, — присоединился Мин. — А я помогу. Я тут намедни с Сицилийскими братками познакомился по работе. Конечности цементировать умеют на совесть, — Хосок уже откупоривал следующую бутылку, предвкушая, что добухивать всё равно придётся либо за примирение, либо за окончательный распердень. — Тоже мне, защитнички выискались! А ещё друзья называются! Чего мне его слушать. Я что, по-вашему, слепой? — стал ещё сильнее распаляться Чонгук. — Не с того ракурса, говоришь, братец? Тогда вот эти, с того? — он вынул из заднего кармана телефон и протянул Чимину. — Вчера вечером прислали. — Ни хуя себе кино, — брюнет пялился на фото, где на белоснежных простынях гостиничного номера распластался обнажённый в недвусмысленной позе проверяющий Пабло в жарких объятиях его лучшего друга и партнёра по бизнесу Тэхёна. (И хуля тут сказать? Да в принципе, не хуй.) К охуеванию Чимина присоединяются и остальные, включая главного участника этих порнокартинок. — Да это не я! Да не было такого! — Тэ нервно сглатывает, понимая, что если ему сейчас не поверят, то расчленят прямо тут и скормят чайкам на академической помойке. — Не ты, говоришь? А тогда на это что скажешь? — Гук включает аудиозапись телефонного разговора на итальянском. — Ebbene, che mi dici del mio amore? Ci incontriamo oggi, come concordato? — голос томный, но скрипучий, принадлежащий явно омеге, судя по всему, тому самому Пабло. — Sicuramente carino. Mio marito torna a casa oggi, quindi tutto va secondo i piani. Non vedo l'ora di baciare il tuo fantastico corpo. — отвечает такой же томный баритон, который никто в этом кабинете спутать с другим не сможет. Это точно Ким. Ну, или кажется, что он. Тэхён явно находится на грани паники. Кто-то профессионально его подставляет, и главное, непонятно, зачем? Если для того, чтобы развести их с Зайкой, то пока что у него прекрасно получается. Он хаотично ищет в голове среди кучи других мыслей, как оправдаться, но кроме совсем неубедительного: — Я такого не говорил, — ничего не находит. — Ну конечно, не говорил! Это твоё блядское похотливое второе «я» распиналось, — шмыгает носом Чонгук и всё же не сдерживается и плачет. — Убирайся назад в свою Италию и еби этого мудака Пабло, а про меня и детей забудь! — затем смотрит на чутка охреневших друзей. — И вы не вздумайте больше его защищать, иначе я вас тоже не знаю. Набрав номер и, дождавшись ответа, буквально кричит в трубку: — Господин Ли, вы просили о свидании. Я согласен. Скидывайте адрес ресторана, я приеду сам, — и дверью шефовского кабинета как ляпнет со всей дури, что чуть обсада не вывалилась. (Злой и обиженный Зайка — это ураган «Виктория», как мы помним.) Тэхён медленно оседает в кресло и закрывает лицо руками. — Как же так? Я же и правда не виноват. За что? — похоже, его прекрасная семейная жизнь рушится, как банки с рыбными консервами, выстроенными пирамидкой в дешёвом супермаркете, задетые каким-то нерадивым покупателем. — Дааа уж! — Юнги достаёт сигарету и медленно затягивается, рискуя получить пиздюлей от шефа за курение в святая святых, задумчиво произносит: — Что так говно, что так насрато. Тут даже трёхслойная очковка не поможет. (Ох, не ту он специальность выбрал! Ох, не ту!) — УБЬЮ СУКУ!!! — рычит на весь кабинет Чимин, так что Тэхён машинально съёживается и прикрывает одной рукой голову, а другой пах. (Ну, правильно! Мало ли куда от злющей булки прилететь может. А ему и то и то вроде как жизненно необходимо. Хотя теперь он в этом не слишком уверен.) — Не надо! — совсем жалобно. — Я не изменял, не изменял! Клянусь! — Да ни тебя, идиотина, — фыркает Пак. — А итальяшку-ушлёпка этого, Пабло. Только в Италию вернёмся, я его на спагетти порежу и бездомным лапшичный супчик из него сварганю. Это ж надо так заморочиться, чтоб чужого мужа увести! — Ты мне веришь? — Кима немного отпускает страх за собственную жизнь, и он с удивлением смотрит на друга. — А хуле нет? — хмыкает тот. — Это братишка мой, истеричка слепошарая. Ему ж только повод для ревности дай, он во что угодно поверит. Хоть в иллюминатов, хоть во второе пришествие. Ты ж его знаешь! Дерьмо эти фото, подделка. Фотошоп же явный. Ну, откуда у тебя, задохлика, там мускулатура вдруг нарисовалась, которой отродясь не было? Да и голос сейчас любой подделать можно. Приложений же дохренища. Хошь голосом Ким Чен Ына пизди, хошь Ленина. Так что хуйня всё это на постном масле. Меня не наебёшь. — Всё-таки какой мне умный муж достался, — не удерживается Юнги и, разомлевши от, наконец, воткнувшего винца, шлёпает свою Булку по булке. (Тестомес хренов). — Ох, что-то мне подсказывает, — сощуривается шеф Джин, — что не всё так просто, ребятки. Нe один Пабло это мутит. Руку даю на отсечение и свой топорик впридачу. (ага, сейчас, руку он даст, скорее сам кому хочешь отрубит). Подозрительно всё это. Хуйнёй какой-то попахивает. — А давайте я Бомгю позвоню. Пусть проследит, с кем эта свинота чаще всего трётся, — предлагает Мажор. (Любимый муж Хосока остался в Италии. Ну, нужно хоть кому-то дела делать. Бизнес там вести, всё такое. Да и за «ТэКук» пригляд нужен был, а то, глядишь, чего доброго, растащат его макаронники по кирпичикам, пока хозяева приключения на задницы ищут.) — Это-то ясно. А мне-то теперь что делать? Как мне Зайку своего переубедить, пока он глупостей не начудил? Ещё господин Ли этот нарисовался, хрен сотрёшь, — скулит Тэхён. (Он, как подумает о том, что его любимый на свидание с другим собирается, сдохнуть хочет, ну, или фейс этому чеболю похотливому подрихтовать, чтоб не повадно было за чужими Зайками ухлёстывать). — Не дрейфь, Мальвина, — хлопает его по плечу шеф. — Ща мы тяжёлую артиллерию в лице моего односолодового Монички подключим. Он нового преподавателя, пока ещё Ким Чонгука, так работой нагрузит, что ему не до свиданий будет. Разве что с подушкой в обнимку поздно ночью. (Коварный стратег в душе Джина живёт, припевает и горя не знает.) А пока у меня родился план «Б» по возвращению блудного зайца в лоно семьи. — Так под это дело надо тяпнуть, — тут же воодушевился мажор. (Как он за эти годы не спился, вообще не ясно. Видимо ген, отвечающий за алкоголизм, ещё в утробе матери атрофировался). — За успех мероприятия! — Так хуля ты сиськи мнёшь? — закатывает глаза шеф. — Наливай давай. А то денёк какой-то сегодня стрессовый. Ёбнуть хочется или ебануть. (от переменны мест слагаемых смысл ещё как меняется) Так вот, слушайте…