Возвращайтесь скорее домой

      Холод подступал медленно. Темнота казалась плотной, вязкой, засасывающей в себя все окружающие предметы. Женщина тихо застонала, она совершенно не понимала: где находится и почему, кто она вообще, словно вся предыдущая жизнь до этого момента была отрезана. Тело оказалось зажато со всех сторон, словно в тиски, и, кажется, даже частично онемело, каждый вздох давался с трудом, немного мутило. Она не видела ничего перед собой, но чувствовала, что частично лежит на чем-то мягком, сквозь шум в голове, словно из-под подушки, были слышны тихие стоны, крики о помощи, скрежет металла, горной породы и легкий треск. Она попыталась пошевелиться, приподняться — в затылке тут же запульсировало, ее вырвало. «Как минимум сотрясение…» — мелькнула мысль, и она снова отключилась…       …В следующий раз она пришла в себя все в той же темноте от того, что рядом с ней кто-то застонал и зашевелился.       — Кх-то здесь? — смогла прохрипеть она пересохшим ртом, в ответ раздался кашель и сиплый голос тихо отозвался: — Света, это я… Ты как?       «Ника!» — с какой-то болезненной вспышкой в сознании всплыло имя, и занавес с памяти спал мгновенно. Затылок снова заныл, но хотя бы уже не мутило. По крайней мере, она вспомнила, кто она, и что, вероятно, произошло…       …Они с Вероникой поднимались на фуникулере на ледник Китцштайнхорн, обсуждали гастроли, детей, прошлись по Артему и его кулинарным закидонам. Оказалось, что невестка будет не против, если он сменит профессию, в отличие от ее отца, который уже видел Артема чуть ли не своим преемником. Сурганова рассмеялась: Марта тоже последнее время усиленно капала брату на мозги, говорила, что даже присмотрела одно помещение на Марата, рядом с Музеем Арктики. Вагон зашел в туннель, прошел часть, а затем начавшаяся легкая тряска внезапно сменилась сильным грохотом и треском, на крышу посыпался бетон и камни свода, заскрежетал сминаемый металл, среди пассажиров началось волнение, а потом все…       … — Вероника… — просипела она, пытаясь повернуться и сползти с невестки полностью, но ей это не удалось, в процессе она зацепилась спиной за какой-то острый угол, раздался характерный треск разрываемой ткани комбинезона. Попытка дотянуться до кармана и достать телефон, чтобы хотя бы включить фонарик тоже не увенчалась успехом, было слишком узко. Сурганова пошевелила пальцами обеих рук и с облегчением выдохнула — пока что основные кровеносные сосуды не передавлены критично.       Постепенно глаза немного привыкли к темноте, и Света поняла, что, судя по всему, они с Никой застряли в узком пространстве между перевернутых сидений и стойки для лыжного оборудования, и похоже им повезло больше, чем остальным, потому что вокруг было уж слишком тихо.       Вероника пошевелилась и снова застонала, ее дыхание было сбивчивым и сипящим, она судорожно выдохнула, и со стороны правого плеча Сургановой раздался ее тихий, дрожащий голос:       — Света… Свет… Сколько мы уже здесь? Мой мобильник… Не знаю где он… Помню, что в руках держала, когда… Мне страшно…       Женщина прикрыла глаза — ей было тоже до безумия страшно и успокаивало только то, что она не страдала клаустрофобией. По поводу Вероники она сейчас не была так уверена.       — Ника, девочка, постарайся дотянуться до моего нагрудного кармана, там мобильник. Только, пожалуйста, не делай резких движений. Ладно? Неизвестно насколько устойчива эта конструкция над нами и сколько тонн камня на ней лежит.       — Хорошо… — тихо всхлипнула Ника, и Сурганова почувствовала, как ее пальцы двинулись по комбинезону, докопались до кармана и через минуту свет экрана упал на бледное лицо жены сына. Света внимательно посмотрела на нее — лоб рассекала длинная глубокая царапина с запекшейся кровью, серость глаз спряталась в расширенных зрачках, тонкие синеватые губы подрагивали. Вероника перевела взгляд с экрана на нее и выдохнула:       — Почти сутки… Сети нет… — в ее голосе появились панические нотки. — Почему нас не ищут? Где спасатели? Надо самим, самим как-то выбираться, иначе мы тут просто сдохнем! — она попыталась дернуться и тут же вскрикнула. — Нога… — пожаловалась она и вцепилась в комбинезон Сургановой.       — Что с ногой? — женщина судорожно вздохнула и попыталась скрыть нарастающую внутри панику.       — Не знаю… Больно… Очень… Придавлена, кажется… — прошептала она, болезненно поморщившись. — Я попробую все-таки выползти…       — Ник… — как можно более спокойным голосом зашептала Света в попытке донести до нее мысль, что любое лишнее движение может нарушить спасшую их конструкцию, и тогда они окажутся погребены под грудой обломков. — Не надо… Смотри, мы проехали около половины пути, то есть километра полтора-два по туннелю в горе. Сомневаюсь, что спасатели даже при наличии современных средств могут так быстро разгрести завалы, пусть они и будут двигаться навстречу друг другу. Нам надо просто подождать, слышишь? Подождать и постараться выжить. Поэтому мы будем лежать тихо-тихо, как мышки, и ждать… — твердо повторила она.       — Ты думаешь, они успеют? До того, как мы… — Ника закусила нижнюю губу и всхлипнула.       — Даже не сомневаюсь… — уверенно сказала Света, неожиданно в голову пришла мысль: музыка всегда успокаивала ее, и почему-то она была уверена, что и Веронику тоже. — Ника, девочка, найди папку «Музыка». Там есть раздел «Классика». Поставь громкость на минимум и положи телефон между нами.       — Хорошо… — шепотом отозвалась Вероника, и вскоре в этом крохотном пространстве под грудами изувеченного металла и рухнувших многотонных глыб, среди мертвых изуродованных тел зазвучала музыка великого Моцарта…

***

      Диана с трудом разлепила будто склеенные веки и уставилась в белый потолок — люминесцентные лампы отличались по тону: две холодно-белые, две теплые, с уходом в желтый. От них шел характерный легкий треск, который не перебивался даже низким гулом медицинского оборудования. Тело ощущалось чужим, неповоротливым, тяжелым, будто закованным в гипс. Сердце стучало глухо и, казалось, медленно, будто через силу. Мысли в голове так же увязали в какой-то рыхлой, бесформенной пустоте, были такими же неповоротливыми и тяжелыми.       Чтобы сесть Арбениной понадобилось приложить немало усилий, при этом облепляющие ее датчики отлетели, заставляя взвыть мониторящие ее состояние аппараты. В коридоре послышались быстрые шаги, в палату тут же заскочила молоденькая смуглая медсестра.       — Что вы делаете? — на высокой ноте воскликнула она и, подбежав к пациентке, принялась укладывать её обратно.       — Я… мне надо найти Светку… — Диана пыталась сопротивляться женщине, но ослабленное тело отказывалось повиноваться, в ушах шумело, сердце ускорилось так, будто она бежала стометровку.       — Вам нужно лечь! И успокоиться! У Вас был сердечный приступ!       — Мне надо найти жену! — в этой бессмысленной борьбе и пререканиях Диана не заметила, как в палате появился молодой мужчина, она только почувствовала, как он ввел в катетер какой-то препарат. Перед глазами все начало расплываться.       — Нет… Не надо… — судорожно зашептала она. Темнота была и спасением, и наказанием…       …Следующее пробуждение Арбениной было лучше, тело не ощущалось уже таким тяжелым и неповоротливым, дышалось свободнее. Все те же лампы с разными оттенками на потолке, легкий треск и монотонный гул оборудования. В палате не было окна, и она не могла определить время, так же как и не знала, сколько провела в отключке. Первый порыв был снова попытаться подняться, выбраться… Ей надо найти Свету… Мысли о жене тут же заставили сердце в страхе забиться чаще… Ладони заледенели… Соображать адекватно получалось плохо, неизвестность давила бетонной плитой. Дрожащей рукой, Диана все-таки дотянулась до кнопки вызова медперсонала, и изо всех сил попыталась нормализовать дыхание. Сурганова пыталась научить ее самой простой дыхательной гимнастике, чтобы лучше контролировать вспышки гнева и успокаивать нервы, но безуспешно. Поэтому сейчас она просто старалась дышать глубоко и медленно, чтобы хоть как-то сосредоточиться. Но в мыслях долбило только одно: Света… Света… Она не могла ни о чем думать, кроме нее. Когда в палате появилась медсестра, Диана медленно выдохнула.       — Мне нужен телефон… Где мой телефон? Мне надо позвонить дочери. И скажите, наконец, где я?       В первую очередь, заполучив в руки смартфон, Арбенина глянула на дату и время — она провела в отключке больше суток. Двадцать четыре часа — это достаточно много, чтобы появилась какая-то информация. Но под внимательным взглядом медсестры у нее не было возможности искать. Руки подрагивали, когда она все-таки набрала номер Марты.

***

      Пробуждение для Марты не стало самым приятным: во всем теле ощущалась похмельная слабость, голова была тяжелой, немного мутило. Планам Женьки тихо отпраздновать свой день рождения не суждено было сбыться. Только приехав в ресторан, она успела схлестнуться с его университетским другом, недавно вернувшимся из Лондона. Арбенина всегда недолюбливала излишне самоуверенных и самовлюбленных мужиков, которые к тому же еще и не понимали слово «Нет».        «Это особая категория мудаков, в которых превращаются мальчики-мажоры», — всегда говорил Дима.       Так как банкет был в достаточно дорогом ресторане в центре Питера, то в приглашениях черным по белому был указан дресс-код, и Женька несколько раз напоминал Марте об этом, писал: «Оденься прилично». А для того, чтобы она точно не забыла или не забила, вдобавок скинул Лене: «Проследи, чтобы твоя ненаглядная не явилась как обычно в джинсах и толстовке с хуем». Отсмеявшись, Жукова ехидно отметила, что в этом плане: «Яблоко от яблони недалеко укатилось все-таки», — но процесс проконтролировала. Поэтому появление младшей Арбениной в черном коротком коктейльном платье, в туфлях на шпильках и при «боевом» макияже, произвело настоящий фурор и сильнее всего зацепило именно лондонского экономиста, который тут же решил к ней подкатить…       С трудом перевернувшись на спину, Марта закрыла ладонью глаза и тихо застонала. Прошедший вечер всплывал в памяти какими-то вспышками. Вот она обменивалась колкостями с этим выскочкой за бокалом шампанского. Вот они перебазировались вглубь зала, прихватив бутылку виски. Потом обсуждали экономическую кибернетику, спорили о чем-то, что она вспомнить уже не могла… Кажется, спор о макро и микроэкономике перешел в теорию вероятностей и закончился математическими расчетами на салфетках о возможности крупного выигрыша в рулетку: вначале расчеты для обычного казино, а затем и для онлайн. Потом были попытки протестировать ее расчеты в онлайн казино, которые, по всей видимости, и закончились тем, что теперь у нее есть яхта. В Лондоне.       С трудом поднявшись, она откопала в шкафу Женькину футболку, натянула на себя и побрела на кухню. Вопрос: почему она поперлась к другу после ресторана вместе со всеми, а не домой — оставался открытым. Видимо потому, что всем хотелось посмотреть, чем кончится дело в их споре. Смутно она помнила открытый ноутбук друга, офигевший вид лондонского мажора, с которого слетел весь его надутый вид. И теперь у нее есть яхта…       — И нахера мне яхта?.. Тем более в Лондоне?! Вот Темка будет счастлив… — пробурчала Арбенина, бухнув турку на плитку. Она подумает об этом позже…       Пока кофе закипал, она привычно полезла просматривать новостные ленты. Взгляд зацепился за сообщение «RT» об аварии на горнолыжном курорте Капрун. В результате землетрясения магнитудой четыре и семь балла во французских Альпах, отголоски которого дотянулись и до австрийского Капруна, произошло обрушение в туннеле, в котором больше двадцати лет назад сгорел поезд, и который заново ввели в эксплуатацию несколько лет назад. Предполагалось усталостное повреждение конструкции, возникшее еще в тот период. По спине прошелся легкий холодок. Марта сглотнула и на автомате набрала номер мамы Светы… Но телефон почему-то оказался недоступен, так же как и телефон Вероники, а вот материн был отключен.       Сильнее сжав в руке чашку, Арбенина перебазировалась в зал, сгребла с дивана планшет. Пальцы взлетели над экраном — она должна была узнать… Но все новостные платформы, как русскоязычные так и зарубежные, постили одну и ту же информацию почти под копирку. Землетрясение. Обрушение. Ведутся работы по разбору завалов и поиску пострадавших и погибших. Работы осложнены положением туннеля, возможными повторными толчками и ухудшением погодных условий. Ей надо было найти манифест! Но пока что вместо списка пострадавших был только номер горячей линии, которая естественно была постоянно занята. Позвонить Георгию Ивановичу, он должен знать… Но неожиданно сознание прострелила еще одна мысль, и она чуть не пролила кофе на планшет друга.       — Тема… — прошептала она и бросилась обратно в комнату, вызывая такси и по дороге прихватив с сушилки в ванной Женькины треники с толстовкой. Затянув по максимуму завязки, она влезла в его кроссовки, сгребла свой клатч и бросилась вниз, когда истошно заорал мобильник. Услышав всхлипывающий голос Лены, она коротко отрезала: — Я знаю! Видела. Вылетай первым же рейсом в Вену, Лию заберет Леша, я к Темычу.       Голос Жуковой испуганно смолк. Марта отключилась, потому что в голове было одно: надо успеть добраться до брата прежде, чем он увидит новости.       Всю дорогу она набирала один номер за другим, игнорируя взгляд таксиста, который с некоторым подозрением косился на разлохмаченную бабу в странном прикиде. На звонки Артем не отвечал, в клинике сказали, что он в отпуске со вчерашнего дня. Ключей от их квартиры у Марты не было, оставался только верный Лешик, который доложил, что утром, когда уводил близняшек в школу, Сурганов младший был в полном порядке. Услышав о происшедшем и возможных последствиях, выраженных словом «пиздец», тот коротко, по-военному, отрезал: «Возвращаюсь!» — и отключился.       К дому брата они подъехали одновременно. Марта выскочила из такси, не глядя сунув водителю крупную купюру и, не обращая внимания на его неуверенное: «А сдачу?», махнула рукой и бросилась к подъезду, где почти что влетела в Петренко. Не дожидаясь лифта, они бросились по лестнице. Секунды, что Алексей открывал замок, показались Арбениной младшей вечностью, а тишина, стоявшая в квартире — зловещей.       — Артем! — заорала она, бегом пронеслась по комнатам и застыла в дверном проеме кухни.       Брат сидел на полу, в центре, с закрытыми глазами и сжимал в кулаке несколько крупных осколков того, что когда-то было кружкой. И Марта отчетливо поняла — опоздала. Кровь из порезов на руке брата уже успела подсохнуть, кожа тыльной стороны ладони была покрасневшей — скорее всего он сдавил кружку с горячим чаем. Чуть в отдалении валялся смартфон с растрескавшимся защитным стеклом. Рухнув перед братом на колени, она безуспешно попыталась вынуть из его ледяных пальцев осколки, на тот случай, если ступорозное состояние перейдет в возбужденное — Сурганов словно окаменел.       — Темочка… — прошептала девушка и умоляюще взглянула на Алексея, тот сначала поджал губы, а потом коротко спросил:       — Такое уже было?       Марта кивнула:       — Раз…       По всей вероятности, Петренко не зря закончил ВМА. Сбросив прямо на пол куртку и опустившись на колени рядом с Артемом, он пощупал пульс, посмотрел зрачки — Арбенина даже вздрогнула, увидев их неподвижными и расширившимися. Осторожно, указательным и большим пальцем начал массажировать лоб Артема, уделяя внимание особым точкам. Затем положил руку ему на грудь и замер — лицо резко осунулось, побледнело, губы слегка посинели. Казалось, оба парня превратились в единый монолит. Наконец, пальцы Сурганова дрогнули, осколки фарфора с тихим бряком соскользнули на пол. Алексей тоже отмер и, поддерживая Артёма, осторожно уложил его на бок, подсунув под голову куртку.       — Что это было? — пересохшим ртом прохрипела Марта, поднимаясь с колен и понимая: то, что она видела, явно не входит в рекомендации Минздрава.       — Одна нетрадиционная методика… — дернул уголками губ парень, тоже поднялся и включил кофемашину. — Это из-за Вероники?       Девушке не хотелось обижать друга детства Ники, но на приеме у доктора, как на исповеди — правда и только правда.       — Из-за мамы Светы… — пробурчала она, дотянулась до влажных салфеток и, присев на корточки, начала аккуратно стирать кровь с ладони брата, пальцы которого уже заметно потеплели. — А скорее, из-за вероятности потерять их обеих… — как можно мягче добавила она.       Алексей покачал головой, молча достал чашки и перелил в них готовый кофе.       — Это сразу было видно невооруженным глазом, но я не думал, что ситуация настолько вышла из-под контроля.       — Она уже зашла обратно, — огрызнулась Марта. — Почти… И что дальше? Раньше мама… — она вздрогнула, глубоко вдохнула и попыталась продолжить: — …мама Света… она всегда… она единственная… кто мог… вывести его из такого состояния… — слова давались с трудом, она чувствовала, что на нее будто накатывает какая-то волна, в теле ощущалась дрожь. Надо было удержаться, ее истерика сейчас никому не нужна, она никому не поможет. Стиснув зубы, Арбенина сжала ладонь брата и на мгновение прикрыла глаза, глубоко и ровно дыша, мысленно представляя себе, как крутит круги на замерзшем озере на соревнованиях по зимнему дрифту. Постепенно дрожь прекратилась, и волна схлынула обратно. Осталось только ощущение, что теперь она совсем одна. Потерять обеих мам и брата она была не готова. Петренко молча ждал, внимательно наблюдая за ней, но потом в итоге решился спросить.       — Они есть в списках погибших?       Марта мотнула головой. Еще раз глубоко вдохнула и выдохнула. Надо было принимать решения, что-то делать.       — Нет, — наконец с трудом произнесла она. — Пока никаких манифестов не опубликовано. Должны быть, но пока идет сбор данных, кто мог быть в туннеле. Завалы только начали разбирать, и процесс, боюсь, будет не быстрый.       — Значит надо ждать… — Алексей встал, протянул руку, помогая девушке подняться. — Артема надо уложить на кровать. И… Я бы рекомендовал обратиться к специалисту, а лучше стационар… Пока все не прояснится, ему необходимо медикаментозное лечение.       — Никаких психбольниц! — отрезала Марта. — Давай перенесем на кровать, и я позвоню Маргарите Сергеевне, может, у нее есть знакомый психиатр, который не будет трындеть направо и налево. Хотя сейчас ей должно быть тоже не сладко… После Сулавеси Артем ходил к психологу, боюсь, сейчас он не поможет.       — Я бы мог посоветовать одного профессора… — задумчиво произнес Алексей, когда общими усилиями они перебазировали Сурганова в спальню. — Он вел у нас в ВМА курс психических заболеваний. Такой интересный маленький старичок, ему сейчас, кажется, уже хорошо за восемьдесят. В его анамнезе множество разнообразных методик, в том числе и нетрадиционных, которыми сейчас пользуются клиники по всему миру.       — Это он научил? — неожиданно заинтересовалась Арбенина младшая.       — «Общее сердце?» — уточнил Алексей. — Да, он… — и соскочил с темы. — Как ты думаешь, мне с девчонками во Всеволожск уехать или лучше в какой-нибудь пансионат?       Марта задумалась, неожиданно поняв, что на него сейчас полностью свалится забота одновременно о трех девках — непоседливые близняшки и ее Лия, и на какой срок — неизвестно.       — Давай пока во Всеволожск, а там посмотрим… — твердо произнесла она, мысленно прикидывая, что говорить Артему об отсутствующих близнецах. — Я останусь здесь… Лена попытается вылететь в Австрию ближайшим рейсом, у нее открыт Португальский шенген.       Петренко кивнул, направляясь в детскую, чтобы собрать кое-какие вещи девочкам.       — Леш! — окрикнула она его. — Телефон своего профессора знаешь? Или хотя бы имя, я сама найду!       …Следующие сутки прошли для нее в каком-то тумане, она постаралась по максимуму сконцентрироваться на поиске информации о случившемся и вариантов, как получить любой Шенген в кратчайшие сроки. Пальцева, экстренно свернувшая свой отдых на Бали, пыталась найти вариант вылететь напрямую в Европу. К счастью, у нее тоже была открыта Испанская виза. По крайне мере это значило, что оба директора — и «СиО», и «НС» — могли попасть в Австрию. Марта же застряла в России.       Договориться о консультации с профессором оказалось не так-то просто — он давно уже был на пенсии и постоянно обитал на даче за городом. Пришлось обещать, что его заберут и привезут обратно. Профессор, несмотря на преклонный возраст, держался бодрячком. Появился он вместе с Женей на пороге квартиры в выцветшем от старости темно-сером пальто, ушанке и валенках.       — Ваш друг забрал меня с дачи, — пояснил он, в ответ на удивленно-непонимающий взгляд девушки. — По телефону вы сказали, что дело срочное.       Арбенина кивнула, и покосилась в сторону кухни, где Артем снова что-то ваял, как ни в чем не бывало. Марта прекрасно знала, что для брата готовка всегда была способом переключиться и успокоиться. Но сильнее всего ее пугало другое: когда брат очнулся, он посмотрел на нее в недоумении, поинтересовался, что она тут делает? Удивился порезам на руке, долго рассматривал их, силясь вспомнить, но не смог, потом с трудом поднялся и отправился готовить обед, будто ничего не произошло. А она лишь молча наблюдала за ним, не зная, что делать и что говорить, если вдруг он задаст вопрос о жене или маме. Все ее познания ограничивались медицинскими статьями по психологии. В детстве она читала о панических атаках, а после Сулавеси и о ПТСР. Пока Сурганов орудовал на кухне, она сидела за стойкой, сжимала в ладонях кружку с кофе и старалась говорить с ним на какие-то отвлеченные темы. Снова завела пластинку о кафе или баре, которое совершенно однозначно надо открывать. Но тот лишь хмыкал что-то неопределенное в ответ и привычно отшучивался. Он все-таки хочет быть врачом, но бар, может быть стоит ей открыть. Женька однозначно оценит идею.       — Пойдемте вначале поговорим с вами, — твердо произнес старик, вручая Жене верхнюю одежду. — Шапка у меня одна, — предупредил он его и глянул сурово, так что парень слегка поежился.       Марта мотнула головой в сторону рабочей комнаты. Ника использовала ее в качестве студии, Артем — кабинета. Закрыв дверь, профессор замер, изучая обстановку. Выцветшие, голубые глаза пробирали до дрожи, цепкий, внимательный взгляд прошелся по окружающим предметам: небольшая, низкая тахта в белой коже, рядом виолончель, стол — светлое дерево и стекло, заваленный журналами и книгами по медицине, — и наконец остановился на ней. Арбенина нервно потрепала волосы, быстро обшмонала тумбочку и с облегчением выдохнула, выудив из глубины верхнего ящика вейп. Артем курил крайне редко, изредка мог разжечь себе кальян, который не одобряла жена, но электронные сигареты у него были всегда. Жидкость была карамельно-апельсиновой, но с явным содержанием никотина. Марта закурила, она молчала около минуты, всматриваясь в идущий от устройства пар и мысленно распределяя свои знания в блоки, и только потом заговорила, все-таки сбор и обработка информации были ее специализацией. Казалось, она говорила очень долго, профессор слушал, кивал, изредка задавая вопросы.       — В детстве у него были проблемы? — сухо поинтересовался он, когда она замолчала.       Марта снова затянулась и улыбнулась.       — Он всегда был маменькиным сынком — это считается? Всегда требовал ее внимания, закатывал истерики, когда она пыталась оставить его одного, если же это случалось, то постоянно ныл, что хочет к ней… И вообще всеми правдами и неправдами старался оккупировать все ее свободное время. Кажется первый раз паническая атака случилась у него на юбилее бабушки, нам было лет пять… Она терпеть не может маму Свету, поэтому мы полетели втроем с матерью. Темка, как обычно, дергал ее и ныл, что хочет к маме. Ну тут бабушку и прорвало, она наговорила гадостей про маму, и его накрыло.       — Вы постоянно говорите мама. Но она же вам не родная мать?       — Она нам не биологическая мать, — мгновенно и резко поправила Марта.       Старик хмыкнул что-то неопределенное. Она не знала, что именно он понял из их беседы, какие выводы сделал, но твердо настаивал на госпитализации.       — Вы не понимаете… — твердил профессор, — …человеческий мозг очень тонкая, непредсказуемая и плохо изученная структура, а грань между психическим отклонением и заболеванием слишком тонка. И вероятность, что в любую секунду она может рухнуть очень высока. Сейчас у него сработал защитный механизм, но ни я, никто другой не сможет спрогнозировать, что случится, если он столкнется с каким-нибудь триггером. Его слишком ярко выраженное спокойствие может превратиться в агрессию, истерику, ту же паническую атаку. Нельзя исключать и появление суицидальных мыслей! Он должен находиться под профессиональным наблюдением…       Марта пожевала губы — сейчас от нее зависело дальнейшее будущее Артема. Если он действительно хочет стать хирургом, а тем более, если в будущем хочет заниматься медициной катастроф, то ему совсем не нужны записи в личном деле о лечении в психбольнице. Наконец, она пришла к определенному решению.       — Сейчас мы не знаем… — она нервно сглотнула, — внутри боролись страх и надежда, — когда будут известны имена погибших, и если… — она не смогла закончить фразу, горло перехватило, но профессор все понял.       — Хорошо, если это ваше решение, то я вам сейчас дам некоторые рекомендации и направление к одному знакомому психиатру. Он выпишет необходимые рецептурные препараты. Не беспокойтесь, никаких подавляющих психотропов, только поддерживающие. И в случае кризиса направит в закрытую клинику с надлежащим лечением. Но в любом случае, ваш брат не должен ни на минуту оставаться дома в одиночестве, наедине со своими мыслями и тем более — с новостями. И конечно мне бы хотелось и лично пообщаться с ним, а, желательно, понаблюдать… — Он уставился своими голубенькими глазками на Марту, пытаясь оценить ее возможности сиделки при собственном брате.       Арбенина младшая, согласная на все, что угодно, лишь бы не закрывать брата в психушку, кинулась на поиски писчебумажных принадлежностей. Вручив профессору найденную шариковую ручку и лист бумаги, она вышла из кабинета.       Вопреки ее опасениям, Артем болтал с Женькой за чашкой зеленого чая. Друг, такой же, как и она, любитель кофе, глотал чай, делая вид, что тащится от вкуса веника, и поспешно заедал разноцветными безешками, которых на столе стоял целый тазик.       Сурганов, не отрываясь от разговора, автоматически поднялся из-за стола, достал еще одну чашку и поставил на стол уже с чаем. Марта недовольно сморщилась, покосилась на кофемашину и в качестве компенсации решила хотя бы заглушить вкус лимоном. Нырнула в холодильник и притащила оттуда тарелку с тонко порезанными дольками. Брат фыркнул:       — Весь вкус перебьёшь.       Женя тут же утянул пару ломтиков себе. Арбенина младшая размешала в чае сахар и задумчиво произнесла.       — Слушай, Темыч, у меня появился план! Я наверное, у тебя поживу. Ленка вся в работе, у них там какой-то новый проект корячится, она из студии не вылезает. У меня сейчас наметки на кандидатскую, сутками от компа не вылажу. Сам понимаешь, в доме мышь удавилась, заказное уже ни в какое горло не лезет, а готовить — ни времени, ни желания.       — Ни таланта! — хихикнул Артем.       — Даже не отрицаю! — кивнула головой Марта. — Ну что, примешь на постой голодающую Поволжья? Ты все равно в отпуске, будешь меня откармливать… А то вот… — она втянула щеки, демонстрируя неестественную худобу. — А мелких мы с Лешей и Лийкой сплавим во Всеволожск! За городом им будет хорошо, свежий воздух и все дела! А мы с тобой, может, даже съездим и посмотрим то помещение на Марата… — дождавшись одобрительного кивка, она проглотила залпом остатки чая и выскочила из кухни, напоследок кивнув головой Женьке.       Получив необходимые рекомендации от профессора, Марта тихо вывела его на лестничную площадку, договорившись, что вечером представит его брату как своего научного консультанта.       — Насколько я помню, ваш брат все-таки врач. Пусть и хирург. А, как говорится, рыбак рыбака…       — Ну… допустим, она будет в какой-то степени связана с медициной.       Тот недоверчиво хмыкнул, в это время на площадку вылетел Женька, а Арбенина младшая заторопилась обратно…       …Вечерние посиделки с профессором, привезенным все тем же верным другом, прошли на ура. Поначалу Артем недоуменно косился на него, не понимая, при чем здесь диссертация сестры и известный профессор медицины, но Марта воодушевленно вещала про психические блоки и компьютерные модели, с помощью которых можно их преодолевать. А потом, когда Артем поставил на стол тонко нарезанный ростбиф идеальной прожарки и какой-то совершенно фантастический соус к нему, профессор тут же затребовал рецепт, и они мгновенно нашли общий язык, а уж когда речь зашла о преимуществах тех или иных специй при изготовлении блюд из мяса, Марта закатила глаза и, пробормотав себе под нос: «Рыбак рыбака…», — слиняла из кухни, отметив краем глаза, как внимательно профессор наблюдает за реакцией брата на те или иные, вроде бы, ничего не значащие, вопросы.       Закрывшись в гостевой спальне, она, слизнув с лица беззаботное выражение, снова вцепилась в телефон, но никаких новостей не было даже у Георгия Ивановича. На заднем плане слышалось, как тихо всхлипывает Маргарита Сергеевна. Профессор уехал далеко за полночь, вдоволь поизучав интересный случай.       — Да, систер, ты легких путей не ищешь. То оборонка, то психиатрия… Ты точно ту специальность выбрала? — проворчал Артем, устало зевнул и потопал в спальню. Марта проводила его задумчивым взглядом, возможно, профессор применил какую-нибудь свою хитроумную методику, а их у него было множество. Арбенина, конечно только краем глаза пробежалась по списку написанных им работ, но он был впечатляющим!       Ночь она провела почти без сна, с ноутбуком, все время обновляя новостную ленту и периодически заглядывая в супружескую спальню брата. Тот спал крепко, только после трех часов ночи начались кошмары, и он заметался по кровати. Попытка разбудить его оказалась бесполезной — он лишь сильнее сжимал одеяло в кулаках и звал маму. Достав телефон, Марта нашла запись «Маленького рыжего» и включила его, сама укладываясь рядом с братом, стараясь обнять его и прекратить беспорядочные движения. И мать, и бабушка часто говорили, что сразу после рождения, когда мама была в больнице, только запись ее голоса могла успокоить Артема, и надеялась, что с годами ничего не поменялось.       — Все хорошо, все будет хорошо… — шептала она снова и снова. Запись с Сургановой действительно возымела эффект, и постепенно брат затих, а вместе с ним отключилась и она. Всего на несколько часов, но ей этого оказалось достаточно. Артем еще спал, когда она вернулась в кабинет к ноутбуку. Рано утром позвонил Школдин, сообщить, что завал продолжают разбирать, но очень медленно. Во-первых, дело осложнилось повторными слабыми толчками все в том же регионе, а во-вторых, погодой, плюс поезд успел пройти половину пути. Голос генерала был сух и спокоен, но это было скорее ради нее.       Страх давил, Марта не знала, хочет ли она, чтобы этот чертов завал наконец разгребли или боится этого. Пока нет точной информации — есть надежда. Слабенькая, едва заметная, но надежда. Пальцева написала, что уже в Дубаи, ждет рейс на Вену. Марта, казалось, снова задремала, опустив голову на руки, но тут же подскочила, услышав шаги. Выйдя в коридор, тут же столкнулась с Артемом: брат был бледен, под глазами залегли темные круги.       — Давно у меня не было кошмаров, — пояснил он в ответ на вопрос в ее взгляде, а потом невесело усмехнулся и добавил: — Ты тоже выглядишь не очень… — и двинулся на кухню. Вскоре оттуда донеслось бряканье приборов и кастрюль, потянуло кофе, и Марта, как зачарованная, двинулась было на его запах, когда истошно заорал ее мобильник. Девушка влетела в спальню, захлопнув за собой дверь.       Телефон, высветившийся на экране «Самсунга», был не знаком, и, судя по программе определения, принадлежал Австрии. Марта судорожно вцепилась в трубку.       — Да? — выдохнула она, принимая вызов, и, услышав едва слышный голос Дианы, почувствовала, как подкатывается слабость. Девушка тяжело опустилась на стоящий рядом стул. — Мам… Ты где? Что с тобой?       — Сказали, в Зальцбурге, в Государственной Зальцбургской больнице. Опять это чертово сердце. Нихрена не помню… Только помню, что они уехали на этом проклятом фуникулере, а потом паника, суматоха, спасатели. И все… Очухалась только здесь. Я выклянчила телефон у медсестры — не знаю, где мой. Мартиш… Ты?.. Ты знаешь?.. — слова выстраивались в предложения с трудом, ей было страшно задавать главный вопрос. Страшно услышать правду. Если Светка погибла… То и ей нет смысла жить, без ее девочки. — Мартиш, скажи… Только не лги… — взмолилась она.       — Я знаю только то, что есть в официальных источниках: обрушение свода туннеля! Георгий Иванович пытается выяснить больше по своим каналам, но австрийцы не хотят делиться информацией, даже неофициальной. Известно только, что фуникулер остановился где-то в середине тоннеля и ведется разбор завала. Лена вылетела в Вену из Домодедово сегодня утром, из Пулково не было нормальных рейсов. Сейчас уже где-то между Зальцбургом и Капруном, но едет медленно — на серпантине творится какой-то пиздец. Лариса тоже пытается добраться, утром написала, что уже в Дубаи, но там ей чалиться как минимум часов десять, а потом еще шесть часов лету. Я не могу, моя открытая виза в Нидерланды закончилась месяц назад…       — Артем? — почти беззвучно, осторожно поинтересовалась Диана. Она не могла представить реакцию сына с этой его болезненной, безумной любовью к Свете и жене… В телефоне наступила тяжелая тишина.       — Сложно… Пока дома, он… У него приступ был, еще хуже чем тогда… А сейчас он не помнит, уверен, что вы все на отдыхе… Не спрашивает о них и не пытается связаться, вообще телефон не берет в руки… Все время готовит и только мамины любимые блюда… Я сказала, что пока поживу у него… — слова вырывались сами собой, и она все сильнее сжимала трубку. — Психиатр, к которому я обратилась за консультацией, настаивает на госпитализации, говорит, у него пограничное состояние, и что он выдаст, если вспомнит — неизвестно. Дети с Лешей во Всеволожске… — она резко замолчала, тишина, казалось, длилась очень долго, так, что Марта забеспокоилась, прислушиваясь к тяжелому дыханию матери.       — Мартиша, дочка, пусть Лена или Лариса заберут меня отсюда! — сорвалась на хрип Арбенина старшая. — Я больше не могу! Не могу в этой чертовой неизвестности! Мартишка! — и связь оборвалась.       Марта уставилась на погасший экран и судорожно выдохнула, набирая Леночку. Даже если австрийские кардиологи вытащат мать, не факт, что она сможет пережить… Девушка стиснула зубы, отметая от себя даже самую мысль о гибели мамы Светы. Из-за внезапного шума в ушах, голос отозвавшейся Жуковой показался ей бесконечно далеким.       — Лен, мать нашлась. В Зальцбурге… Что?!       Арбенина младшая почувствовала, что ее затрясло, потому что измученный и дрожащий голос директора «СиО» сообщил: из-под завала начали доставать первые тела. Пока выживших не было…