How Gerard Way Found His Way

Первый альбом не был супер удачным: он не собрал столько денег и фанатов, сколько хотелось, и вообще не оправдал ожиданий группы. Запись была откровенно говоря дерьмовой. Лейбл просто не старался, считая их очередной «группой из бара» и поэтому не видели смысла делать хорошо, они поиграит год и расспадутся. Но Mychem ушли, от лейбла, ведь они не собирались останавливаться и начали писать второй альбом сами, надеясь сделать что-то стоящее в этот раз, чтобы их заметил кто-то другой. Парни зависали то у Айеро, то у Уэев, смотря ужастики и попивая пиво. Идей вообще не было, пока Джерарда не осенило. Вскочив с дивана, он начал метаться по комнате в поисках бумаги и ручки, попутно рассказывая, что придумал. «Мистика, нам нужна мистика и любовь, история любви до гроба, только под другим углом, сейчас все расскажу». Джи просто светился рассказывая историю о двух влюбленных, которые умерли, парень попал в ад, а дьявол предложил ему сделку, чтобы вернуться к девушке, которая выжила, дьявол просит его принесли души тысячи злых людей в замен на воссоединение с любимой и вручает ему пистолет, парень соглашается. Сначала, все скептически отнеслись к его словам, но позже, уловив суть, сами загорелись желанием писать музыку. Бессоные три ночи и на руках были песни, они отличались от тех что были в прошлом альбоме, по звучанию и вообще, они были более зрелыми что-ли. Неожиданно для всех, за них взялся Reprise Records. История рассказаная Джерардом и интересное звучание привлекло Говарда Бэнсона, который стал их продюсировать.

Октябрь, 2003

Джерард центр группы, ее основа, начал разрушать себя и когда все только становилось хорошо, в группе все трешало по швам. Мэтт ушел из-за недовольст Рэя насчет его игры, его вечных ошибок, но вскоре его заменил Боб Брайер. Джерард начал нереально много пить еще больше чем при записи прошлого альбома, до этого выпивка не была чем то страшным, но до этого, он и не валялся в кустах. Он становился неуправляемым ребенком, вечно пытающимся влезть в какие-то неприятности. Кто-то не так посмотрел на него в баре и он уже встает из-за стойки, пытаясь держаться на весу одновременно поливает обидчика трехэтажным. Если бы не парни, он бы ходил с фингалами. Чаще всего все решалось словами, сводя все к тому, что друг просто перебрал, но иногда за Джерарда отхватывал Фрэнк. Он ненавидел Джи за то, что расхлебывал все это за него, но не мог позволить, чтобы кто-то ему сделать больно, он обещал ему... Он пил и веселился; всё, что его волновало, — это не успеть протрезветь. Остальные тоже выпивали, даже не выпивали, а именно пили, но при этом вели себя вполне нормально. Всем было тяжело смотреть на медленно убивающего себя Джерарда, особенно Фрэнку. Хоть он и меньше всего его знал, но он запомнил Джерарда чистым; ему хотелось вернуть его, помочь, поговорить с ним настоящим, обнять и никуда не отпускать. Всех ещё больше шокировало то, как он мог писать реально хорошие тексты. Как бы он ни был пьян, как бы ни хотелось спать, он был предан музыке. — Я выйду покурить. — Подожди, я с тобой, — схватив куртку, за Джеромом увязался Фрэнк. — Знаешь, мне кажется, он будет более удачным, чем прошлый, я просто уверен. — Джерард смотрел куда-то вдаль ночного неба, медленно выдыхая дым. — Джерард? — А? — Может, остановишься? Ты понимаешь, что в моменте все может обернутся страшным, я не всегда, тоесть мы с парнями не всегда будем рядом, а вдруг тебя побьют? — Фрэнки, но я же пока не пью и сейчас я трезв. — Он улыбнулся, но эта улыбка была такой больной и будто бы молящей: «Спаси меня». — Ну вот, ты говоришь: «пока не пью», а зачем потом пить? Ты же себя убиваешь. Поговори со мной, расскажи, в чём дело, пока не поздно. Я помо… — Нет-нет, всё в порядке, я пью, чтобы было весело, знаешь, типа весело, да, именно… я себя контролирую. Фрэнк попытался, но в очередной раз ничего не смог сделать, не смог поговорить с ним, но он видел, что с другом что-то не так на более глубоком уровне. Он чего-то боится и не говорит. Фрэнк боялся, что в туре, он совсем не будет просыхать и больше не будет тем Джи, который ему нравится...

Середина ноября, 2003

— Блять, чей это телефон? Джер, выключи уже, кто тебе звонит с утра? — М... — голова раскалывалась, вчера они выпили слишком много. Свесив руку с дивана, он пытался нащупать телефон на полу, звук исходил откуда-то снизу. Нащупав его, он увидел:

«4 пропущенных. Мама»

«Блять... Я так давно не звонил. Перезвонить или лучше вечером?» Пока он думал, снова зазвонил телефон. Джер взял трубку. — Алло. — Джи-Джи, это мама. — Привет, прости, я не звонил, просто не было времени, понимаешь... — Милый, я не обижаюсь и звоню не поэтому... Вот тут-то он напрягся от дрогнувшего голоса матери. — Елена... Бабушка, она... Её больше нет с нами... Это был удар ниже пояса. В ушах каждое слово раздавалось эхом, и всё вокруг застыло. Он не был готов к этому — не сейчас, никогда вообще. Джерард просто не верил словам матери, этого просто не может быть. Джи начал отрицать, отгоняя мысли прочь. Ему хотелось верить, что это ночной кошмар, что он проснётся и всё окажется лишь сном, но он, к сожалению, не спал… — Джи-Джи, ты здесь, ты слышишь меня? — Да… Мам, я не знаю, что сказать. Это… — Это большая потеря для нас всех, она так тебя любила... тебя и Майки. Её любовь всегда будет греть наши сердца, понимаешь? — Угу, — всхлипывая, он свернулся калачиком на диване, позабыв о других в комнате. Он не хотел никого не видеть, не слышать; часть его умерла вместе с бабушкой сегодня. — Милый, скажи Майки, ты сможешь поддержать его, вы сейчас нужны друг другу… И похороны будут в субботу, вы же приедете домой? — Да, мам, я… — Милый, она рядом, всегда была и будет. Подумай о хорошем, она бы не хотела, чтобы ты плакал. Донна окончила этот тяжёлый разговор, оставив Джи пялиться в бархатную обивку дивана. Сердце билось с бешеной скоростью, а конечности онемели, пальцы вообще не чувствовались, будто их и нет вовсе. Каждый вдох сопровождался жжением в лёгких, а перед глазами был её образ, той Елены, которую он видел в последний раз.

Август, 2003

Джерард забежал вверх по лестнице, минуя кухню и совсем не заметив гостей, пока его не окликнула мама. —Джи, поздоровайся с бабушкой. На обратном пути, забежав на кухню, он увидел маму и бабушку, пьющих чай из тех самых «страшных» керамических кружек, которые Джерард лепил на уроках гончарного дела в Школе. Он сотни раз просил их выкинуть, но Донна их любила и хранила для таких особенных посиделок с Еленой. — Привет, ба, я спешу, парни ждут, и я думаю, вы тоже заняты, не буду вас отвлекать. — Дорогой, заходи на чай, я всегда жду вас с Майки, а теперь, восходящая рок-звезда, беги-беги. Удачи вам, я в тебя верю... — Послав воздушный поцелуй, она помахала рукой и засмеялась по-старушечьи тепло. Её зелёные глаза светились от счастья и просто горели жизнью. Он запомнил её именно такой, её смех и её прекрасные глаза.

***

Сейчас же он стоит вместе с Майки и семьёй в церкви, держа в руках букет алых, как кровь, роз. Он не пил три дня с того самого звонка; он и без этого еле стоял на ногах и кое-как отвечал на простые вопросы. Джерард не хотел видеть Елену такой, с навсегда закрытыми глазами и небьющимся сердцем. Он не боялся мёртвых, но и не хотел, чтобы этот образ навсегда остался с ним. Он не был готов, никто не был готов к этому. Подойдя к гробу, он положил букет ей на грудь и аккуратно притронулся к руке; она и вправду была холодной. Все его мысли о том, что это всё нереально, разбились о суровую реальность в тот момент, когда этот холод будто бы передался от ее руки к нему и отпечатался на мгновение. Он заплакал, впервые за всё время похорон. Джерард сжал её холодную, но все ещё мягкую ладонь и шептал себе под нос: «Прости, прости, я не пришёл тогда, я люблю тебя, прости меня». Прошла будто вечность, прежде чем Донна, коснувшись его плеча, сказала: «Пора». Крышка гроба закрылась навсегда, и его медленно опускали на несколько метров под землю. Приобняв Майки, Джерард думал лишь об одном: я хочу лечь туда вместо неё или вместе с ней. Ему не хотелось отпускать самого дорогого человека вот просто так, он просто не мог. Всю следующую неделю Джерард лежал в постели, посасывая какую-нибудь горючую гадость. Он понимал, что не один потерял любимого человека, но и вся его семья; они чувствовали то же, что и он. Но его поражала и одновременно злила спокойность близких, будто ничего не произошло. Все вернулись к своим делам, но он не мог, ему было плевать на всё, кроме своих чувств. Он разрывался от боли, но не подпускал никого к себе. Запись альбома прервалась. Парни приходили в дом Уэев, но все разговоры оканчивались стуком в дверь и молчанием Джерарда в ответ. — Нет, блять, я так не могу, его надо вытаскивать. — Фрэнк, мы сюда приходим каждый день, и ничего не меняется. Остаётся надеяться, что ему станет легче в скором времени. Время лечит, так по крайней мере говорят. — Он вечно молчит, у Уэя в голове — хер пойми что, а тут ещё и смерть бабушки добила. Я боюсь, что он… — Слушай, он не поранит себя, он не сможет. — Но перебрать с алкоголем и наглотаться каких нибудь таблеток он сможет. Я разговорю его, хочет он или нет, я заставлю его встать на ноги. — Ну валяй, надеюсь, что у тебя действительно получится, а я созвонюсь с Говардом, про отсрочку записи. Мы только начали, жаль будет все проебать. — Окей. Рэй? Спасибо, что разруливаешь ситуацию с Говардом и вообще... я пойду? — Давай - давай, я в тебя верю. Спасай Джера, а спасу наши задницы, как всегда... Вернувшись в дом, он улыбнулся Донне, которая убегала куда-то по делам. Она всучила ему поднос с сэндвичами и графин сока, мол, «отнеси, может, он возьмёт еду». Миссис Уэй была раздавлена не только из-за потери матери, но и из-за убивающего себя сына. Он молчал и не выходил из комнаты, оставалось лишь прислушиваться через стенку к его дыханию и ждать. Она не могла потерять и его, но разговоры не помогали, никто не мог помочь. Два глухих стука в дверь. Молчание. — Оставь еду, я заберу позже. — Уэй, открой дверь. — Фрэнки? — Да, это я. Открой, мы просто поговорим. — Я не могу... уйди, пожалуйста. — Не можешь или не хочешь? Открой. Джерард подошёл к двери и облокотился о неё спиной. Они стояли так близко, но впускать Фрэнка он не хотел. Он не хотел, чтобы тот увидел его таким… разбитым? Если бы он сказал, что не думал о Фрэнке, он бы соврал. Джерард боялся делать какие-то шаги, хотя и видел, как этот сумасшедший гитарист, грубый и порой жестокий человек, становится таким нежным и заботливым наидине с ним. Их тянуло друг другу, но им обоим казалось это не правильным. После того случая с Моникой, Джерард не мог верить в то, что кто-то искренне заботится о нем, что потом ему не придётся страдать и отплачивать за свою наивность. Он боялся быть использованным снова, но Фрэнк... Ему он хотел довериться, пусть он поранится снова, он больше не может отрицать своих чувств и не может быть один. — Не молчи. Джи, открой по-хорошему, или я сниму дверь с петель, выбью её или вскрою замок шпилькой. Я по-любому войду, слышишь? Замок провернулся, и Фрэнк вошёл внутрь. В комнате темно, из освещения только ночник в виде ёжика на столе. У кровати куча бутылок спиртного: около пяти бутылок виски, ещё кола и пиво, немытая посуда и стопка рисунков на столе. Джерард в растянутой чёрной футболке, пижамных штанах в клетку и с пустыми глазами. Фрэнк сел перед ним на корточках и, как ни странно, не почувствовал запаха алкоголя. Он в глубине души обрадовался, что будет говорить с ним настоящим, не с пьяным Джи. — Джерард? Сальные пряди волос закрывали его глаза, и он мял пальцы, съёживаясь на постели, так будто его за что-то отчитывали. — Посмотри на меня. — Ну что тебе нужно? Можно я просто сгнию тут в этой чёртовой комнате? Простите, я не оправдал ожидания группы, найдите нового солиста. Я оставлю песни вам… Фрэнк не сдержался и дал ему лёгкую пощёчину. Джерард прижал руку к щеке и, выпучив глаза от удивления, заплакал. Фрэнк не хотел делать ему больно, он и не сделал; это была лёгкая вразумительная пощёчина. Он хотел просто привести Джерарда в чувства, но всё равно за это чувствует себя виноватым, за его слёзы. — Вставай. — Никуда я не пойду с тобой. Ты меня ударил и… — Да, за это прости. — он взял Джерарда за руку поглаживая его нежные, тонкие пальцы. — Но ты бы иначе не пришёл в себя, а продолжил бы свою тираду про смерть. Ты нужен нам всем, никто тебя не бросает, все только и делают, что пытаются помочь. А ты, сука, все не можешь подумать о других? Представь, если тебя не станет, то Майки, мама, парни, чёрт меня дери, я, будем так же лежать на постели, не просыхая, думать о тебе. Ты бы хотел этого? Джи, я думаю, Елена не хотела бы так скоро тебя увидеть, она бы хотела, чтобы ты был тут, с нами. Все будет лучше, если ты останешься. Не плачь, пойдём, умоем тебя. Джерард бросился на шею к Фрэнку, утыкаясь носом в плечо; он сполз с кровати вниз и свернулся колачиком на коленях Фрэнка. Джерард сопел и тихо ругался сам на себя. — Я устал… Я не справляюсь. Помоги мне Фрэнки...—эти слова невероятно тяжело ему дались, но он смог. Смог признать, что сам он не справиться и наконец должен попросить помощи. — Джи, я здесь чтобы помочь, расскажи мне. Встав, они пошли в ванную. Свет слепил глаза после полумрака в комнате. Джерард выглядел хуже некуда: бледный, с синяками под глазами, с обветренными губами, и ещё он болезненно похудел. Слегка спавшая футболка открывала его выпирающие ключицы. Он качался и подрагивал, будто бы вот - вот упадет без сознания, поэтому Фрэнк придерживал его за талию, пока тот умывался и чистил зубы. — Так уже получше выглядишь. Джерард улыбнулся, как давно не улыбался, чувствуя себя в безопасности. — У тебя есть какие-то чистые вещи? — Не знаю... Где-то в шкафу. — Я поишу, а ты покупайся, это освежит, а потом обязательно нужно поесть, ты так похудел... — Фрэнки, мне тяжело стоять, ты… Ладно, нет, что это я. Стягивая с себя футболку, он виновато отвернулся от прожигающего взгляда Фрэнка. — Тебе помочь принять душ? — Да… Нет… Не знаю. — Давай я помогу помыть голову, ты просто прикройся… там...ну ты понял, а потом я пойду за вещами. — Спасибо, — он прошептал это, и когда Фрэнк отвернулся к двери, Джерард полностью разделся. Прихватив футболку, он сел в ванну, прижав колени к груди и прикрылся ею. — Ты всё, можно повернуться? — Угу. «К чему я всё это устроил? Лучше бы сам как-то помылся. Неловко пиздец...» Фрэнк взял лейку и намочил его волосы. Они довольно сильно отросли, почти касались плеч. Удивительно, но Джерард никогда не забывал их подкрашивать, как бы ему ни было хреново; волосы всегда были идеально чёрными. Фрэнк взял шампунь, налил немного в ладонь, вспенил и начал массировать кожу головы. Он пару раз «случайно» коснулся кончиками пальцев горячей шеи, заставляя пробежать табун мурашек по спине Джи. Джерард закрыл глаза и откинул голову назад, наслаждаясь движениями Айеро. Голову Фрэнка посещали довольно разные мысли, как разговорить Джерарда, и что-то, что не касается сложившейся проблемы. Он представлял, как Джерард так же откидывает голову от удовольствия, а он держит его за волосы, пока они… «Блять, нет. Ему плохо, и это неправильно. Он никак не показывает симпатии ко мне, если бы дал хоть малейший намек… На что я надеюсь?» Смыв шампунь, Фрэнк отдал лейку Джерарду и, подав ему мочалку, удалился из ванной. Фрэнк взглотнул и не мог перестать думать. «Та ну почему все так? Он влияет на меня, делая меня таким... Нежным... Боже, этот засранец, даже не представляет, сколько раз мне хотелось его подъебать, сколько раз мне хотелось резко взять его, забив на все, даже если он не хочет, но он... Он точно заслуживает хорошего отношения и я ему должен дать его.» Они сидели на кухне, пили кофе и молчали. Фрэнк не хотел набрасываться на него с вопросами, он терпеливо ждал, пока тот сам заговорит. Джерард заправил прядку мокрых волос за ухо, тяжело вздохнув. С шеи стекала вода, заставляя его подрагивать. — Я… В общем, я боюсь. — А чего ты боишься? — Фрэнк выгнул брови от удивления. — Боюсь… Да всего, блять… Типа, у меня есть всё, чего я так долго хотел: друзья, любимое дело. Но я боюсь сделать что-то не так, что если я не могу сделать хорошо, то лучше вообще никак. А вот если публике не зайдёт альбом? — Уэй, ты блять гений, как ты можешь сомневаться в том, что мы делаем? — Я не договорил. Это не всё. Если рассказывать обо всём, что меня тревожит, понадобится весь день. — Иии? Я тут и слушаю. Начав ещё со школьных времён, с тех моментов, когда его унижали за эксперименты с внешностью, он плавно перешёл к Школе искусств. Джерард рассказал про Монику, про то, что после этого боится доверять людям и всё меньше верит в любовь. Что он всю жизнь чувствует себя лишним и обузой для родителей и друзей. Что его окружают хорошие люди, и он не хочет обременять их своими проблемамы, пытается справиться сам, но он больше не может. Потом он рассказал о трагедии 11 сентября, что ему до сих пор снятся кошмары, что это именно то, что изменило его жизнь, то что подтолкнуло писать музыку. Джерард рассказал о мечте нарисовать свой комикс, о том, что он не забрасывает рисование и всё равно хочет воплотить мечту в реальность. Рассказал о том, что пьёт лишь для того, чтобы все проблемы покинули его. Когда он пьян, он ни о чём не тревожится. Он никогда раньше так ни с кем не говорил по душам, и этот разговор был равносилен признанию в любви. Джерард наконец признал, что ему нужна помощь, а делиться проблемами оказалось не так страшно, как он думал. Его никто не осудил и Фрэнк внимательно слушал, держа его за руку и подавая салфетки, чтобы вытереть слезы. — Вот… — Сминая край рукава, он смотрел на Фрэнка, ожидая реакции. Это было почти всё, что он так долго хранил в себе, все переживания, почти всё. Но всё же одного он не сказал — неподходящий момент, когда ты излил душу, и признаться в чувствах сейчас… нет, точно не так. — Джерард… Я даже подумать не мог, что ты пережил всё это. Знаешь, сказать, что всё будет хорошо и не парься — язык не поворачивается, с этим нужно что-то делать. Я не думал, что ты такой... Как бы сказать... Чувствительный? Ты просто кажешься таким самостоятельным, резким, но... — Но вот так, живу двойной жизнью. Мне хотелось быть самим собой. Типо, наконец забить на мнение других, побороть страхи, быть разным; плакать, а потом валяться на сцене, не отправдываясь за свое поведение, за то что я просто был собой. Я ведь могу быть разным. Я же имею на это право? — Конечно имеешь. Я готов поддержать тебя во всех начинаниях, но вот алкоголь твой враг, в этом я не поддержу и не могу оправдывать тебя... Джерард, тебе нужно понять, что ты можешь быть собой и без него, он тебя убивает. Это не так страшно, тем более, я вообще не понимаю, как ты пьяный вывозишь концерты , мне хватает адреналина , который получаешь от публики. Я столько раз слышал негатив в свою сторону и если бы принимал все близко к сердцу, меня бы уже не было, но хрен им, я так просто не сдаюсь и тебе не дам . Джерард, послушай, забей, да это легко так сказать, но правда, забей. Никто не достоин твоих слез, и думать о том, что кто-то что-то скажет, а чего они добились в жизни? Ты блять Джерард Уэй, ты знаешь сколько людей нас любят, в особенности тебя, вот сконцентрируйся на них, на тех, кто разделяет твое творчество, они точно не осудят. И еще у тебя есть верные друзья, и я очень рад, что ты поделился этим со мной, я буду стараться тебе помочь. Пообещай, что ты расскажешь мне если тебе будет тяжело, не бойся быть слабым. Помощь нужна всем и я докажу тебе что не все люди тобой хотят воспользоваться. Я покажу, что можно доверять. — Фрэнк, спасибо тебе. Иногда, я не понимаю, почему ты возишься со мной? — Потому что я… Ты мой друг, идиот, а друзья должны помогать друг другу. Фрэнк встал со стула и обнял его крепко-крепко, вдыхая запах шампуня с белыми цветами, вперемешку с его собственным тёплым ароматом. «Это так легко? Типо да... И почему я раньше никому не выговаривался? Фрэнк прав, может попробовать забить, жизнь ведь одна и почему я трачу ее на самокопание, когда могу наслаждаться каждым днем? Похуй на всех. Все что было в прошлом, пусть остаётся в прошлом, а я хочу жить настоящим.» Джерард был маленьким мальчиком, только в теле взрослого двадцатишестилетнего парня. Он был ранен этим уродливым миром, а Фрэнк решил, что станет тем, кто вытащит его из башни, которую он возвёл, чтобы спрятаться от всех, что именно он покажет Джерарду, какой он прекрасный, красивый, умный и талантливый человек. После этого тяжёлого разговора он окончательно влюбился в этого странного и до жути интересного парня, по имени Джерард Уэй.

***

Через пару дней всё вернулось на круги своя, и Mychem, продолжили запись альбома. Боль от потери бабушки никуда не ушла и не уйдёт, сколько бы времени ни прошло. «Время лечит» — самая конченая фраза, которую только можно сказать, когда человек лишается частички себя, своего любимого человека. Время лишь делает шрам от потери более грубым, так что когда прикасаешься к нему, воспоминания сами подкатывают, хоть и не с такой силой, как в день приобретения «шрама». Вместо продолжения своего заточения в комнате, Джерард решил выплеснуть чувства в текст, так появился сингл «Helena». Рэй поначалу отговаривал Джерарда, ссылаясь на то, что ему будет тяжело петь это, ведь так он будет напоминать себе о Елене, надавливая на рану, которая не успела зажить, каждый раз, но Джи был непреклонен и хотел эту песню в этом альбоме. «Майки не против, да и я хочу. Знаешь, это личное, но кто поймёт, что это о бабушке, пока я не расскажу в каком-нибудь интервью? Всем будет похуй. К тому же, она прекрасно вписывается в концепцию альбома, будто парень поёт о своей возлюбленной. Держу пари, многие так и будут думать.» И Рэй согласился. Альбом записан, и четыре сингла к нему тоже. Прошла уже неделя с завершения записи, но обложки не было. Говард предлагал взять фотографии с прошлых фотосессий или сделать новую, чтобы наконец выпустить этот альбом, но нет, Джерарда это не устраивало. Фотография участников группы на обложке — банальщина, а для этого альбома нужно что-то соответствующее. Но что? — Подъем! — Толкая брата в бок, Майки пытался его разбудить. — Майки, съебись, пожалуйста… Сегодня суббота, и… — И фотосессия, дубина! Говард нас прикончит, если мы не дадим ему хоть что-нибудь. Песни записаны, дело за малым — лишь обложка. — Присев на край кровати, Майки, как всегда с серьёзным видом, пытался достучаться до брата. — Я не выспался, и к тому же, обложка есть. — В смысле есть?! — Ну, я рисовал всю ночью, думаю, я сделал то, что нам нужно. Там, на столе, посмотри. — Потянувшись в постели, Джерард указал рукой на альбом. — Это? — Майки вертел в руке рисунок. — Ну да, а что? Как по мне, хорошо. — Девушка и парень в крови? — Майки, ну ты идиот или что? Это же та пара, про которую я рассказывал, про которую мы и поём. Я их так вижу и как по мне это лучшее, что можно вообще придумать для обложки. — Ну, просто так необычно и странно… — Нам это и надо, вот такая реакция, как у тебя. Обложка идеальная. Если Говард не согласится, я не знаю… будет обидно что-ли, как минимум я не спал ночью. — Он зарылся в одеяло, попутно зевая. — Ладно, я отнесу парням, но ты не смей засыпать, тоже собирайся поедем поговорим с Говардом. Остаётся надеяться, что он одобрит. — Хорошо - хорошо, я скоро встану, только немного полежу. Тыкнув пару раз старшего брата в бок и вызвал бурю негодования, Майки скрылся за дверью, уворачиваясь от летевшей в него подушки.