Начало после конца

7 сентября. Около трех дня.       Гермиона так и продолжала стоять спиной к Малфою, пытаясь осознать только что услышанное. В ее голове мысли носились с бешенной скоростью, сталкиваясь одна с другой: услышать извинения от Драко Малфоя было по меньшей мере странно. За все время, что они были знакомы, он ни разу не попросил прощения, даже, когда ему предоставляли такой шанс на заседании суда. Тогда парень лишь усмехнулся с болью в глазах и сказал: «Это извинение уже ничего не изменит».       Тело девушки медленно повернулось, слегка дрожащие руки обхватили плечи, словно Гермиона пыталась удержать саму себя от падения. Ее высокий хвост чуть растрепался, и теперь короткие пряди спереди падали на лицо, закрывая глаза изящными темными завитками. Гриффиндорка медленно подняла взгляд на Малфоя, встречаясь с серыми глазами, в которых она могла увидеть подтверждение его словам. Во взгляде парня читалось сожаление и… недовольство.       Малфой выглядел необычно: его глаза блестели чем-то доселе неизвестным Гермионе, пробуждая в ней интерес. Не к самому парню, даже не к тому, почему он сделал то, что сделал, а к тому, что творилось у него в голове. Ей безумно хотелось узнать, что происходило под слоем платиновых волос и черепной коробкой; что говорил ему внутренний голос. Поощрял ли он дерзкие и грубые поступки парня или же порицал, но не никак мог остановить? Какие мысли проносились в его голове, каждый раз, когда он пытался оскорбить кого-то или задеть чьи-то чувства? Доставляло ли это ему хотя бы какое-то удовольствие? Ничего из этого она не могла понять сходу: Малфой всегда держал безэмоциональное лицо, хоть иногда, словно намеренно, он и «надевал» другие эмоции. Такие, за которые никто не сможет задеть его после, эмоции, которыми удобно прикрываться от людей, желающих навредить тебе. Вот только, видимо, по мнению парня, навредить ему пытался весь мир.              Гермиона стояла лицом к слизеринцу, открыто уставившись на него, словно на собственный учебник, то и дело повторяя про себя сказанные парнем слова. Извинения из уст блондина звучали иначе. Не вымученно, не наигранно, даже не так, словно это была надобность, как обычно звучали слова Рона. Не прося, и даже заискивающе, как обычно извинялся Гарри. Нет, Малфой сказал это на выдохе, так будто это давно вертелось у него на языке, но он не решался сказать этого вслух. Быть может, правда? Что если, он на самом деле давно планировал, или хотя бы, просто задумывался о том, чтобы извиниться за… что-нибудь. Почувствовать какого это. Поводов накопилось достаточно за восемь лет пребывания на двух соревнующихся факультетах.              Но, словно, прочитав мысли девушки, блондин опомнился, выпрямляясь в слегка ссутулившейся спине, заметно вырастая на глазах девушки. На лице же его появилась его классическая «малфоевская» маска превосходства, которая отличала его от друзей слизеринцев, считавших себя круче, но не лучше других.              — Это было извинение лишь за сказанные мной слова сейчас. Не более.              Руки парня медленно проделали путь в карманы брюк, ставя его в более комфортное положение, а голова наклонилась вперед. Серые глаза теперь были устремлены на девушку слегка исподлобья, но все еще, в силу его роста, сверху вниз.              Гермиона не отвечала, бегая взглядом по лицу парня. Попытки найти в нем нервозность, неудобство или недовольство ситуацией оказывались тщетными, так что она плавно проскользила глазами вниз по его телу, осматривая позу, в которой стоял Малфой. Спокойствие, оказавшееся воплоти, ликовало в теле молодого человека, облаченного во все черное. Он чувствовал, что ему нечего опасаться: злость девушки сошла на нет, кулаки больше не вибрировали, в глазах не читалось желание размозжить его голову о стену. Извинения подействовали должным образом.              — Было очень неправильно и некрасиво с моей стороны высказываться хоть как-то о твоем теле, — так и не услышав ответа, парень решил взять «диалог» в свои руки, поясняя только что сказанные им слова. — Такого с моей стороны больше не повторится.              Лицо парня приняло серьезный вид — он не шутил и не пытался придать своей речи пафоса, и, если бы Гермиона думала, что у Малфоя есть сердце, она бы сказала, что он говорит именно от него.              Глаза слизеринца не сдвигались с ее, ища ответа там, ведь девушка продолжала молчать. Драко в нетерпении сделал шаг вперед, неожиданно протягивая вперед правую руку.       — Тебе, видимо, действительно нехорошо, я провожу…       Не дав парню подойти ближе, Гермиона сделал большой шаг назад, обнимая себя за руки крепче образуя своеобразный щит. Заметив реакцию Грейнджер, слизеринец замолчал, останавливаясь там, куда опустилась его нога. Его губы сомкнулись, крепко сжимаясь в тонкую линию, а протянутая вперед ладонь закрылась в кулак, рука согнулась в локте и резким движением вытянулась вдоль тела. Взгляд блондина мгновенно ожесточился: глаза, прежде блестевшие искренностью, теперь стали снова безжизненными и пустыми, такими, какими их видели все вокруг каждый день.       В этот момент, в голове девушки пронеслась страшная, разрушительная мысль, допустить появление которой стало фатальной ошибкой.       «А что, если, он не такой уж и плохой, каким хочет всем казаться?». Где—то в горах от импульса резкого взрыва, произошедшего в голове девушки, началась лавина. Быть может, эта лавина достигла бы и их, накрывая с головой двоих, стоявших на безопасном друг от друге расстоянии. Но Гермиона взяла себя в руки, и раздававшийся в голове звон резко исчез, забирая с собой катаклизм в горах.       Девушка помотала головой, отвечая на начатые Малфоем слова, тем самым стараясь отогнать и парня, и мысли о том, что тому пришлось бы идти с ней до самой Башни Старост. Скорее всего, в полной тишине. Допустить этого гриффиндорка не могла.       — Нет, я думаю, что смогу дойти сама, но благодарю за беспокойство, — голос девушки звучал неправдоподобно надменно, оказываясь в ярком контрасте с обеспокоенным выражением лица, одержавшим победу сначала над злостью, а потом напускным спокойствием.       Блондин облизнул, слегка прикусывая, нижнюю губу, неосознанно привлекая этим внимание девушки, уже начавшей отходить в сторону своего общежития, оставляя парня стоять в коридоре одного. Она убрала волосы с лица, заводя передние пряди за уши, а затем поправляя растрепавшийся высокий хвост, тем самым открывая вид на тонкую шею. Гермиона внимательно смотрела на Драко, готовая уйти, но все еще надеясь найти отражение его мыслей на лице, когда взгляд парня метнулся ниже ее подбородка, осматривая только что открывшийся участок кожи. Девушка не знала, понимал ли Малфой, что рассматривает ее шею, но даже если так, его это явно не смущало. В отличие от Гермионы, только что пережившей истерику и шок всего за пару минут. На этот час потрясений с нее было достаточно, так что она была не в силах больше терпеть взгляд парня, начавший теперь опускать вниз по ее телу, почти оставляя «дорожку» на одежде девушки. Руки гриффиндорки поднялись вверх, и она положила на открытую кожу под подбородком пальцы, поглаживая себя, в попытке успокоить.       Глаза парня возвратились к ее лицу, и на секунду Гермионе показалось, что его взгляд изменился. Но успев лишь подумать об этом, она развернулась к нему спиной и отправилась в сторону Башни Старост, оставляя парня стоять одного в пустынном холле подземелий. Шаги ее туфель отдавались эхом, и в голову пришло резкое осознание: его шагов слышно не было.       Он все еще не сдвинулся с места.       Гермиона резко развернулась, обращая взгляд на то место, где должен был стоять парень. И он стоял. В той же позе, с руками в карманах, с идеально прямой спиной, смотря на нее, слегка наклонив голову вбок. Она почти не могла разглядеть его глаз, но четко видела, как привычный серый цвет изменился на черный из-за сильно расширенных зрачков.       Поймав на себе взгляд девушки, резко прекратившей свой путь, Малфой вопросительно поднял одну бровь, ведя с гриффиндоркой немой разговор.       Грейнджер открыла рот, собираясь произнести что-то, но вскоре закрыла его, осознав, что не знает, что именно она хочет сказать. Она чувствовала, как ее щеки залились румянцем, а под одеждой разошелся жар.       В подземельях всегда было прохладно.       Потемневшие глаза Малфоя отражали свет горящих в стенах свечей, создавая иллюзию, что кто—то внутри него передает ей сообщения, мигая лампочками. Этот же кто-то дернул ниточку в голове парня, и на его лице проступила улыбка. Не насмехающаяся, не наигранная, но довольная и немного хищная, словно его мысли и ожидания оправдались и теперь он наблюдает за спектаклем, который сам же и написал. Улыбка человека, знающего что—то, чего не знает тот, кому эта улыбка адресована.       Зал суда Визенгамота, защита самого юного Пожирателя, сидящего за семью замками. Его взгляд через всех людей, легкая улыбка и произнесенное лишь одними губами: «Нет».       Тогда он улыбался точно так же.       И что за «нет»?       Встретившись с ним взглядом лишь на еще одно мгновение, Гермиона поспешно отвернулась и торопливо начала идти в сторону своей комнаты, слыша, как глубокое дыхание отдалялось с каждым ее шагом.       В ее голове носились тысячи вопросов и ответов, которая она сама придумала, но ничего из этого не было тем, что ей так хотелось сказать ему. По правде говоря, она бы, и сама не смогла понять, что именно это было, но эта мысль вертелась где-то на затворках ее разума. Что-то, что она должна объяснить Малфою, но еще не понимала этого. Неизвестное откровение, которое еще необходимо было обнаружить в ее голове.       Малфой же остался стоять там, наблюдая, как кудрявая гриффиндорка быстро удаляется от него, так и не ответив ничего на его немой вопрос. Как бы сильно ей не хотелось скрыть этого, но он все же заметил, что на губах девушки, угрожая вырваться, покоились слова, предназначенные ему. Он понимал это, потому что еще совсем недавно был в такой же ситуации. Пока не извинился. И тогда, слова, слетевшие с его губ, заметно облегчили груз, который он носил каждый день, лишь прибавляя к нему, но никогда не отнимая. Грубые слова, которым он разрешал выходить, копили вес, нашедший укрытие в душе блондина. Но теперь, казалось, что—то поменялось, и он больше не хотел добавлять граммы к этой ноше. Может быть, когда—то, уже накопившееся, наконец начнет исчезать, вместе с запасом извинений. Но это лишь «может быть».       В двух словах: стало легче. И, улыбнувшись этой мысли, Драко развернулся и отправился обратно в сторону класса.       — Мистер Малфой! — Слизнорт вскрикнул, заметив, как его ученик вошел в класс. — Вы так быстро. Как же мисс Грейнджер?       Брови профессора сдвинулись к переносице, делая всегда потерянный взгляд мужчины слегка недовольным. Его глаза устремились на направившегося к стоявшим вдали от котлов друзьям слизеринца. Малфой, остановившись рядом с Тео, вопросительно смотревшим на друга, сделал выражение лица человека, только что осознавшего что-то. Блондин наигранно улыбнулся своему декану, прежде чем начать говорить.       — С ней все хорошо. У мисс Грейнджер просто разболелась голова, она решила, что незачем беспокоить мадам Помфри, так что отправилась прямиком в свою комнату.       Слизнорт открыл рот и тут же закрыл его с характерным причмокиванием, как бы делая внутренний вывод, и кивнув головой, быстро переключился на Невилла, на лице которого проступил нервный пот из-за все еще незаконченного им зелья. Справа от Лонгботтома стояла Лаванда, старавшаяся морально поддержать парня, которому все никак не удавалось преуспеть в зельях. Профессор подошел к гриффиндорцу сбоку и с силой похлопал парня по спине, отчего пробирка с соком пиявки выпала из пальцев Невилла, и по всему классу раздались возгласы разочарования.       — …последняя пробирка, мистер Лонгботтом! — Драко слышал голос профессора отдаленно, будучи погруженным в свои мысли.       Вдруг на его плечо легла рука, заставляя парня отвлечься и обратить внимание. Он повернул голову, встречая взгляд Нотта, чья ладонь теперь слегка похлопывала друга по спине. Тео смотрел на Малфоя со своей обычной расслабленной улыбкой.       — Что там с гриффиндорской принцессой? Ее кулак не болит от еще одной попытки сломать тебе нос?       Со стороны Блейза послышался смешок.       — В этот раз она бы целилась не в нос, — констатировал Забини, поднимая взгляд из блокнота, в котором рисовал что—то, и смотря сначала на Драко, потом на Тео. На его губах проступила улыбка, полная наслаждения тем, что должно было вот-вот вырваться наружу, — мне кажется, Грейнджер, теперь знает толк в наказаниях.       В ответ на слова друга, Пэнси толкнула того в плечо, ругая его за непристойности, которые тот говорил, но сквозь ее напускную злость было видно, как она сдерживала улыбку. Не выдержав подмигиваний Блейза, Паркинсон рассмеялась, прикрывая рот ладонью, чтобы приглушить звук, а второй ладонью шлепнула итальянца по предплечью.       Драко, слегка улыбаясь, закатил глаза, отворачиваясь от друзей и устремляя взгляд на место на лавочке, на котором прежде сидели они с Гермионой. До его ноздрей неожиданно донесся запах чего—то сладкого, и перед глазами парня вспыхнуло лицо Грейнджер, недовольно покачивающей головой. Ее кудри упали на глаза, и она поправила их тонкими загорелыми пальцами. Образ был настолько сильным, что Драко невольно начал думать о том, что она сейчас делала на самом деле.       Нет.       Он слегка тряхнул головой и провел пальцами сквозь волосы, поправляя прическу, а затем повернулся обратно к друзьям. Его улыбающееся лицо наткнулось на внимательный взгляд Пэнси, которая слегка прищурив глаза, смотрела на Малфоя, сложив руки на груди. Блейз и Тео переговаривались через нее, но она не обращала внимания, изучая выражение лица друга. В ее глазах читалось недоверие. Драко вопросительно поднял брови, не понимая, что было не так, но Паркинсон лишь отразила это, словно зеркало. Мысли парня были повсюду, он не осознавал, что глупая улыбка все еще красовалась на его лице. По правде говоря, он не понимал и почему именно улыбался, однако, когда улыбка сошла с его лица, она появилась на лице черноволосой. Пэнси тихо хмыкнула, поднимая один уголок губ выше, чем другой, а затем довольно прищурила глаза и отвернулась к Блейзу, начав что-то ему говорить.       Не зная, что еще делать, Драко снова отвернулся в сторону лавочки, оглядывая ее. Рука в его правом кармане нащупала тоненькую цепочку. 7 сентября. Вечер.       Гермиона лежала на кровати, держа в руках увесистую книгу по нумерологии, внимательно вчитываясь в материал. Солнце за окном все еще стояло высоко, но на поля и окрестности Хогвартса падали уже слегка рыжеватые лучи, предвещая скорый заход светила. В комнате девушки единственным источником света помимо окна была палочка, летающая над головой девушки с невербальным Люмосом, помогающим гриффиндорке не ослепнуть. Конечно, она могла бы использовать светильник или лампу, но так было куда более интересно.       Тело девушки уже было облачено в так называемую «домашнюю» одежду — то есть комфортные вещи, на которые в случае чего не жалко было пролить очередную чашку магловского кофе. Но самое главное — в этом было удобно спать и просто существовать.       С тех пор, как она оставила Малфоя стоять одного в коридоре, Гермиона не думала о парне. Точнее думала, но старалась этого не делать. Придя в свою комнату, она написала ответ родителям, поменяла постельное белье, и даже прочитала пару писем, регулярно приходивших ей от фанатов. Люди, благодарившие ее за помощь в спасении мира, парни и девушки, предлагавшие ей быть их возлюбленной, многочисленные компании магического мира, связанные с развлечением публики — все хотели отхватить небольшой кусочек внимания девушки. Гарри и Рону, конечно, тоже приходила обильная корреспонденция, но ни в одном письме для них аргументом для того, чтобы выставить себя напоказ публике или стать чьей—то второй половинкой не было слов о том, «что такой талантливой и красивой особе, просто необходимо задумываться о подходящей партии».       Однако, если бы все письма, приходящие на имя Гермионы ограничивались слишком «заботливыми» поклонниками, то, пожалуй, жизнь девушки была бы немного проще: среди открытых кричалок и просто волшебных посланий лежал оставленный на потом пергамент, адресантом которого была никто иная, как «Миссис Уизли». Порой девушке казалось, что даже Рон и Джинни получали письма реже, чем она. Но Гермиона не винила ни в чем Молли — та лишь заботилась о ней. В трудные времена, когда родители девушки не могли вспомнить ее после того злополучного Обливиэйта, чета Уизли стала ей вторыми родителями. Они приютили ее, чтобы та лишний раз не расстраивалась при виде родителей, которые скептически смотрели на совершенно новую для них дочь. Артур всегда пытался отвлечь Гермиону, рассказывая ей забавные и слегка позорные истории из детства Рона, показывал фотографии Чарли и Билла, когда те еще учились в Хогвартсе, а также постоянно шутил про то, что Перси на самом деле подбросили и им приходилось растить его. «По доброте душевной, сынок» — говорил мистер Уизли, смотря на сына и поднимая плечи к шее, как бы говоря «ничего не знаю». Перси же с улыбкой на глазах закатывал глаза, скрещивая руки на груди.       Молли же видела в Гермионе свою вторую дочь. Все рецепты, доставшиеся ей по наследству, интересные и быстрые способы справиться с бытовыми неурядицами — вся житейская мудрость миссис Уизли оказалась бережно переложена в голову девушки. А также многочисленные сплетни и любовные истории из ранних годов светской жизни в Хогвартсе. Оказывается, Молли Уизли была весьма влюбчивой особой, прежде чем окончательно связала свою жизнь с Артуром. Однако, самым приятным из всего этого было то, что даже Джинни не было удостоена этих историй. Это был лишь их секрет.       Поэтому было очень больно открывать письмо женщины, которая считала, что они вот—вот породнятся официально. Но этому уже не суждено было стать правдой, так что, девушка отбросила учебник, и потянулась к письму, медленно открывая его и начиная читать. «Дорогая Гермиона, Я очень рада была узнать, что в конце концов ты все-таки решила принять роль старосты. Наконец-то твои сомнения развеялись, и ты поняла, что никто другой не смог бы справиться с этой ролью лучше тебя. Только не говори об этом Рону, он вечно обижается, когда я говорю ему, что ты очевидно лучше его.       Прочитав эти строчки гриффиндорка грустно улыбнулась, вспоминая, как миссис Уизли говорила, что Рон и вовсе не достоин такой прекрасной девушки. Гарри написал мне, что из-за своей новой должности ты стала меньше времени проводить с ними. Мальчик расстраивается, дорогая, почаще приходи к ним в гостиную, они думают, что они тебе больше не нужны. Конечно, у тебя должно быть много новых обязанностей, я помню, как Перси и вовсе забыл поздравить меня с днем рождения, потому что слишком забегался со своими префектскими делами… В общем, я хочу сказать, не забывай, Гарри и Рон любят тебя. Пускай говорить они это не умеют, но куда они без тебя. Мальчишки!       Девушка почувствовала, как глаза начинают жечь подступающие слезы, и с силой зажмурилась, надеясь, что тоска испугается темноты и убежит. Но, когда глаза открылись, Гермиона почувствовала лишь, как теплая слеза проделала мокрую дорожку на щеке. Билл и Флер передавали вам всем привет, говорят, что будут в Норе на Рождество, так что ждем вас всех обязательно, отказы не принимаются! Напиши мне, когда освободишься. Как твоя магия? Не было резких всплесков энергии? Помни, что ты должна следить за этим, стихийная магия хоть и выглядит впечатляюще, но может выжать тебя как лимон. Если что, ты всегда можешь отпроситься у Макгонагалл на пару дней и приехать к нам, чтобы отвести душу. Мы всегда рады тебе. Только не привози Рона, я не хочу видеть его еще как минимум месяц, после того, в каком состоянии он оставил сарай, врезавшись в него на метле. P.S. — Скажи Джинневре, чтобы она ответила на мои письма, иначе я буду вынуждена попросить директрису выслать юную леди ко мне по каминной сети. Мне нужно с ней поговорить. P.P.S. — Обними от меня Гарри, мальчик проходит через разбитое сердце, ему сейчас как никогда нужна поддержка.

С любовью,

Молли»

      Гарри сейчас как никогда нужна поддержка.       Гермиона почувствовала накатившую на нее волну стыда: за все то время, что Гарри жил с осознанием того, что они с Джинни больше не вместе, она, его лучшая подруга, никогда по-настоящему не поддержала его. Сказала, что ей жаль, обняла, но не обсудила с ним это. Не дала ему выговориться и выплакаться, а лишь слепо предположила, что «мальчик, который выжил» сможет пережить и эту проблему.       Резко подскочив с кровати, Грейнджер накинула на себя лежавшую неподалеку мантию, чтобы скрыть пижамный наряд, и, схватив палочку, поспешно зашагала на выход из комнаты. Еще никогда в своей жизни она не была так расстроена своими же действиями, никогда так не стыдилась самой себя за неведение и эгоизм, полностью, захватившие ее разум. Она сосредоточилась на себе, на своих поглощённых тревогой обо всем на свете мыслях настолько, что забыла о близких людях вокруг, которые переживали события, ничуть не менее трагичные, чем переживала она. Особенно Гарри, вся жизнь которого состояла из сплошного «когда-нибудь все будет хорошо». И «когда-нибудь» наступало, но также быстро покидало его, словно какое—то древнее проклятие просто не желало спадать с бедного парня.       Оказавшись в гостиной, девушка встретилась лицом к лицу с Паркинсон, которая сидела на диване, без особого интереса читая учебник по Прорицаниям. Ее ноги были согнуты в коленях и слегка наклонены вбок, а торс оказался в таком положении, что девушка почти лежала, подняв учебник над головой и держа его палочкой. Заметив движение рядом, Пэнси медленно и с неохотой перевела взгляд, совсем не двигая головой и лишь приводя в движения зрачки, которые отражались ярким голубым в свете заходящего солнца. Слизеринка оглядела вторую старосту с ног до головы, замечая под мантией обычную пижаму, точно не соответствующую тому, какой дресс-код был установлен в Хогвартсе для префектов. Однако, уже через пару секунд, потеряв интерес, Пэнси вернулась к чтению учебника.       — Я договорилась, чтобы сегодня патрулировали старосты Когтеврана и Пуффендуя, у них слишком мало обязанностей, — проговорила черноволосая, чуть зевая. — К тому же, твой наряд не подходит ни под какое правило дресс-кода префектов.       — У меня нет времени, чтобы разводить с тобой демагогию ни о моей одежде, ни о чем другом, как бы интересно это ни было… — недовольно выдала гриффиндорка, подтверждая свои слова уверенной походкой к выходу из гостиной.       Из-за спины послышалось шуршание на диване — Пэнси поднялась и теперь смотрела на уходящую девушку.       — Ах да, добросердечный Тео предложил помощь гриффиндорской принцессе и теперь она спешит воспользоваться ей без какого—либо зазрения совести, пусть даже Нотт и сын одного из самых преданных Темному Лорду Пожирателей.       Гермиона остановилась, не поворачиваясь. В голове слизеринке слышался намеренный и плескавшийся за края яд. Паркинсон хорошо контролировала свои слова, так что все сказанное ей имело четкую цель — попасть в мишень и отравить ее. Ничего из произнесенного не могло быть случайностью, да и к тому же, все это не было чем-то тайным. Нотта-младшего также допрашивали с пристрастием, понимая, что его отец был одним из самых опасных последователей Волдеморта, но Тео прошел все возможные проверки и оказался полностью оправдан.       Придя к этой мысли, Грейнджер решила все же проигнорировать Пэнси. Посчитать, что данный выстрел пришелся не в цель, но пролетел крайне близко, почти задев ее по касательной. Ноги повели ее дальше, когда сзади послышалось недовольное фырканье, а затем шаги, уводящие слизеринку в комнату, вместе с брошенными ею напоследок словами:       — Может, на этот раз, додумаешься, не кидаться оскорблениями хотя бы в одного из слизеринцев. 7 сентября. Вечер.       Гарри стоял на астрономической башне, смотря на горизонт и зажав между пальцами тонкую сигарету, из которой выходил легкий дымок. Погода оставалась приятной, так что его пребывание на такой большой высоте не омрачалось ничем, и парень мог в полной тишине и почти полном комфорте остаться наедине со своими мыслями.       После отбора в команду, на котором он на протяжении нескольких часов вынужден был смотреть, как девушка, которая ему так дорога, флиртует с каждым парнем, которому исполнилось шестнадцать, ему просто необходимо было сделать небольшую разрядку. Рон остался в общей комнате Гриффиндора, яростно обсуждая что-то с Симусом, так что приглашение лучшего друга отправиться с ним покурить на астрономическую башню осталось едва ли даже удостоенным внимания. Все же остальные в гостиной были заняты чем-то своим, да и к тому же, там просто не было никого, с кем в данный момент хотел бы расслабиться Поттер. В такие моменты он начинал скучать по первым годам в Хогвартсе, когда единственными их проблемами были постоянные разборки с только еще набирающим силы Реддлом, а никакие любовные трудности даже не были ни у кого в голове. Как ни странно, но все было проще.       Гарри сделал глубокую затяжку, облокачиваясь на поручни, отделявшие его тело от падения вниз, и запрокинул голову назад. Его очки были сняты с глаз и теперь висели на свитере, позволяя вискам отдохнуть от постоянного напряжения. Взгляд был затуманен от плохого зрения, а теперь еще и пространство слегка деформировалось, оставляя парня слегка Поттер почувствовал себя дезориентированным.       Со стороны лестницы послышались шаги, и Гарри быстро обернулся, наученный годами никогда не оказываться ко всему неизвестному спиной. Палочка, лежавшая в кармане джинсов, теперь оказалась в ладони, приготовленная быть использованной.       — Кто там? — решил начать Поттер, делая один шаг вперед и смотря вниз на лестницу. Перед глазами виднелся силуэт девушки. Невысокая, хрупкая, с объемными темными кудрями — его лучшая подруга поднималась вверх, смотря на Гарри. Он поспешно надел очки и увидел во взгляде только что пришедшей недоумение.       — И я рада тебя видеть, Гарри, — с легкой усмешкой проговорила Грейнджер, направляясь к другу. Ее глаза упали на сигарету в его пальцах, а нос слегка поморщился от запаха, который только сейчас попал в ее ноздри. — С каких пор ты куришь?       — С каких пор ты устраиваешь вечеринки? — парировал Поттер, довольно ухмыляясь, на что Гермиона лишь побеждено подняла ладони вверх, ели слышно хихикнув.       Ее взор упал на глаза Гарри, в которых блестела ели заметная веселость, все же щедро разбавленная грустью. Девушка знала, что сигареты использовались маглами для того, чтобы снять напряжение, так что поводов для шуток здесь было мало. И осознав это, ей стало как никогда тоскливо. Губы Грейнджер дрогнули, и она, быстро преодолев расстояние между ними, вжалась в тело лучшего друга, заключая его в крепкие объятия.              Гарри стоял в недоумении еще несколько секунд, так и держа руки на весу, в одной палочку, в другой — сигарету, когда он почувствовал, как тело девушки слегка содрогается. Он движением пальца отбросил сверток бумаги и крепко сжал тело Грейнджер в ответ, кладя свою голову на ее. Он еще не знал, что именно заставило ее прийти сюда и обнять его, но уже факт того, что это случилось, разнес по телу Гарри забытое в последние месяцы тепло. Грудью он чувствовал, с какой силой и скоростью бьется сердце Гермионы, и от этого ему захотелось сжать ее так сильно, как он только мог. Она была тем, кто понимал его как никто; кто всегда старался поддержать, даже когда он этого не заслуживал.              — Извини, Гарри, — послышалось всхлипывание девушки, приглушенное свитером, в который она уткнулась носом. Поттер, не понимая, о чем речь, положил свободную ладонь на ее плечо, слегка сжимая его, чтобы успокоить подругу, — …я была так эгоистична, совсем не обращала внимания на то, как плохо тебе должно быть из—за расставания с Джинни…              Девушка наконец отстранила голову от свитера и посмотрела вверх, встречаясь взглядом с другом, в глазах которого читалось удивление.              — …и теперь ты еще начал курить, а меня все это время не было рядом, чтобы поддержать тебя, мне так… — из глаз Гермионы с еще большей силой побежали слезы, и она закрыла глаза, слегка потряхиваясь от всхлипов, — …мне так жаль!              Гарри смотрел на нее пару мгновений, переваривая сказанное, а затем, наклонился, и с силой сжал ее, слегка приподнимая, так что теперь ее ноги оторвались от пола. Парень почувствовал, как вся накопившаяся энергия от злости и негодования, которые сидели в нем все это время, вылилась в поток радости, который был доставлен ему словами девушки. Он сжимал ее еще несколько секунд, пока не услышал, как та слегка покашливает и легонько хлопает его по спине от недостатка воздуха, после чего ослабил хватку и поставил ее обратно на пол, еще не выпуская из объятий. Его голова упала на ее плечи, а нос уткнулся в пушистые волосы, которые слегка щекотали щеки парня. Она не видела этого, но Поттер улыбался, как дурак, осознавая, как сильно ему повезло, что после всех грубостей, которые он говорил ей в порыве злости, она все еще была его лучшей подругой.              Спустя пару минут, Гарри наконец оторвался от нее, теперь смотря сверху вниз на слегка заплаканное лицо девушки. Это, пожалуй, были самые приятные слезы, которые для него когда—либо проливали.              Он взял голову подруги в ладонь, а затем быстро чмокнул ее в макушку и отошел на шаг, наблюдая за реакцией девушки. На ее лице мгновенно выросла широкая улыбка, а щеки покрылись легкими румянцем.              — Надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю, Гермиона! — воодушевлённо произнес Поттер, держа ее за плечи и улыбаясь. Грейнджер улыбнулась так широко, что ему стали видны ее зубы.              — Ах, Гарри! — протянула Гермиона, переходя на писк. Она снова придвинулась вперед, чтобы обнять друга. — А я тебя. И в следующий раз, если я снова буду вести себя как последняя эгоистка, кинь в меня каким—нибудь больными боевым, договорились?              Поттер улыбнулся и положил свою голову на ее, смотря на пролетевшую снаружи сову.              — Договорились.       Незаметно для них обоих, пролетело полчаса. Гарри и Гермиона сидели на полу башни, заливисто смеясь над чем—то. Они уже успели поговорить о чувствах парня, обсудить ситуацию в совятне, а также сделать вывод, что жизнь изменилась так сильно, что в это было просто сложно поверить.       Гарри то и дело подшучивал над девушкой, вспоминая вещи, которые они творила ночью. И каждый раз девушка была вынуждена лишь неловко улыбаться и кивать, делая вид, что все помнит.       — А когда вы с Забини на пару пели старую песню, запрыгнув на стол? — Гарри закурил вторую сигарету, медленно выпуская дым и посмеиваясь. Его ноги были согнуты перед телом, а руки висели на коленях, вытянутые вперед, почти доставая до плеч девушки. Он посмотрел на слегка потерявшийся взгляд Гермионы, постоянно уходящий куда-то внутрь.       Парень попытался вспомнить какую-то деталь со вчерашнего вечера, чтобы отпустить еще одну шутку, но не был уверен точно в том, что собирался сказать.       — Но больше всего мне понравилось, как ты гадала парням со слизерина на картах Таро Трелони. Кажется, ты предсказала Нотту счастливый брак и двоих детей.       На лице Гермионы появилось смущение, но она сразу же начала кивать в знак согласия. По голове Гарри словно кто-то ударил дубинкой. В голову пришло резкое осознание того, что предсказала она тогда не Тео, а Малфою. И была очень настойчива, когда раскладывала карты, призывая всех быть «свидетелями». Грейнджер, которая поправляла их всегда и во всем, просто не могла пропустить такую важную деталь мимо ушей. В голове Поттера начало зарождаться сомнение.              — Хотя нет, самым крутым был, конечно, поцелуй с Забини, — Гарри произнес эти слова почти без интереса, поднося к губам сигарету и делая затяжку. Его взшдяж меж тем почти незаметно следил за лицом Грейнджер. Ее и без того большие глаза мгновенно увеличились в размерах, а губы поджались. Она громко сглотнула и затем медленно подняла на друга взгляд, прежде направленный в пол. Девушка пыталась всем своим видом показать, что ей, пусть и было стыдно, но она признавала это. Выражение ее лица буквально говорило: «Не напоминай». И тогда он понял.              Гарри в удивлении открыл рот, отклоняя голову назад и смотря на подругу с неверием. С минуту он пытался переварить только что открывшуюся ему истину, а затем, увидев недоумение на лице темноволосой, расхохотался.              Девушка нахмурилась, пытаясь определить причину веселья друга, и начала осматривать себя, полагая, что что-то в ней могло вызвать смех. Однако одежда была в порядке, а потрогав лицо, Гермиона не обнаружила ничего необычного.              — Эм, Гарри?              Парень понемногу успокоился и вернулся в то же положение, в котором сидел до этого, поправляя на переносице очки, грозившие свалиться вниз. Гермиона всмотрелась в его глаза и увидела в них то, что теперь так редко посещало взгляд Поттера — искреннюю радость. То ли от присутствия близкого человека, то ли от чего-то очень забавного, но глаза мальчика, спасшего мир, блестели искрами, которые достаются немногим. Гермиона думала, что он потерял их, но, как оказалось, Гарри был еще более сильным, чем она полагала.              Поттер выдохнул дым, смотря как тот улетает с башни, а затем встретился взглядом с подругой, даря ей легкую улыбку, виднеющуюся теперь лишь в уголках его губ.              — Ты не помнишь ничего, — спокойно проговорил парень, не пошевелив ни одним мускулом на лице.       — Что?       — Ничего с вечеринки. Не знаю почему, но ты ничего не помнишь, — несколько секунд девушка смотрела на него со всей серьезностью, которую только могла вложить во взгляд, но затем, сдавшись, закрыла глаза. Из ее рта донесся стон поражения.       — Как ты понял?       Гарри пожал плечами так, будто ответ на вопрос был слишком очевиден даже для него.       — Ты гадала не Нотту, а Малфою. И не исправила меня. Так что я решил проверить, сказав тебе откровенную ложь, и ты не возразила и тут, — девушка прикрыла лицо ладонями, смотря на друга в маленькую щель между пальцами, словно маленькая девочка в магловском кино на фильме ужасов. — Не было никакого поцелуя с Забини.       Она уже была готова поведать всю эту драматичную историю, которую она успела собрать по кускам, когда в Астрономическую башню влетел патронус лисы средних размеров. Животное попрыгало вокруг друзей, окружая их голубым дымком, словно рисуя вокруг них какое-то древнее заклинание, а затем лисица остановилась в воздухе. Ее пасть открылась и между парнем и девушкой раздался громкий голос, принадлежавший Нотту.       — Приходи в библиотеку сейчас. Жду тебя двадцать минут, а затем ухожу. В запретной секции.       Передав послание, животное пробежало сквозь девушку и растворилось в воздухе.       Глаза гриффиндорца переметнулись с места, где только что красовалось изящное магическое животное, на лицо Грейнджер. Та лишь закатила глаза и покачала головой.       — Ну конечно, как же слизеринцы и без доли таинственности… — проговорила девушка на выдохе, поднимаясь на ноги, и строя гримасу боли, ощущая, как затекли ноги.       — Почему Нотт зовет тебя в запретную секцию библиотеки? — в голове Поттера слышалось явное недоверие. — Хочешь, я пойду с тобой?       Гермиона лишь покачала головой. Гарри быстро поднялся на ноги вслед за девушкой и теперь был готов ринуться вслед за ней. Ладонь его подруги легла ему на плечо, останавливая и успокаивая в один момент.       — Не нужно. Мы договаривались с ним еще утром. Я расскажу тебе потом, обещаю.       Зеленые глаза парня азартно заблестели, совсем как, когда они втроем собирались сделать что-то запретное. Бунтующий дух Гарри в такие моменты начинал подпитываться, а его любовь к приключениям лилась через край.       Заметив это, Гермиона понимающе улыбнулась.       — Если хочешь, можешь прийти завтра перед уроками в Башню Старост. Первые уроки снова отменили, так что мы будем свободны до дневного периода.       — Ох, отлично, заставлю Рона отправиться тренировать новичков на поле. Я не выдержу еще одну тренировку на одной роли с Джинни, — пальцы Поттера поднялись к вискам и начали массировать их.       Не зная, как еще поддержать друга, Гермиона приобняла его, проговорив тихо: «До завтра». И оставив парня докуривать сигарету, отправилась в библиотеку.