Звезда в ладони. Книга первая

Одесса, 1918 год.

Евгения Ивановна с трудом разомкнула отяжелевшие веки и подняла голову с подушки. Затылок и виски сразу же пронзила острая боль, будто на нее вылили ушат ледяной воды. Княгиня судорожно втянула носом воздух и снова легла, зажмурившись. Все тело обдало неприятным холодком, руки и ноги затекли и онемели так, что было больно двигаться. Полежав неподвижно несколько секунд, Женни снова открыла глаза, увидев над собой белый потолок. Она лежала на кровати с высокой железной спинкой в незнакомой комнате, на широких подоконниках окон стояли цветы в горшках, мерно тикали часы с гирьками на стене, обклеенной светлыми бумажными обоями. Женни несмело опустила разутые ноги на пол, осматривая обстановку. Ее сапожки были аккуратно поставлены возле кровати, рядом же высилась тумбочка, на которой стояли графин и стаканы. Плеснув себе воды дрожащей рукой, княгиня с жадностью залпом осушила весь стакан, с наслаждением ощущая, как прохладная жидкость омывает пересохшее нёбо и горло. Смочив каплями со дна стакана себе лоб, молодая княгиня попыталась сообразить, где она находится, и что происходит… - Кеша! – Евгения Ивановна, быстро восстановив в памяти все последние события, вскочила с постели и необутая побежала к двухстворчатым белым дверям, чуть не потеряв равновесие, - Иннокентий, сынок! Ее в данный момент ничто так не заботило, как состояние сына. Где он, что с ним, с ее дорогим мальчиком, наследником, теперь уже последним князем из рода Зориных. Толкнув створку двери, Евгения Ивановна оказалась в другой комнате, более просторной, служившей хозяевам, по-видимому, столовой, поскольку в центре ее стоял большой овальный стол, за которым сидели господин с дамой, мальчик и маленький князь, положивший перед сверстником раскрытый фотоальбом. - Мама! Маменька, ты здорова! Я так испугался за тебя! – Женни тотчас заключила кинувшегося к ней Кико в крепкие объятия, все еще не веря, что он рядом с ней. - Да, мой мальчик, да, родной мой… С тобой все в порядке? - Конечно! Сережина мама угостила меня такими вкусными пирожками, никогда такого не пробовал, а дядя Гриша сказал, что я настоящий мужчина! Только теперь княгиня перевела встревоженные глаза на людей, которых рекомендовал ей сын. Женщина, поймав ее недоверчивый взгляд, приветливо улыбнулась, жестом приглашая к столу: - Да, Кеша, с таким рыцарем твоей маме ничего не страшно! Евгения Ивановна, если я не ошибаюсь? Как вы себя чувствуете? - Да, - кивнула Женни, стоя по-прежнему в дверях и прижимая Кико за плечи к себе, - спасибо, мне уже много лучше… Прошу прощения, мы не представлены друг другу, с кем имею честь беседовать? - Марья Николаевна, - без лишних церемониалов представилась хозяйка, поставив еще одну тарелку и положив на нее конвертик, обернутый капустным листом, кажется, здесь это блюдо называлось «голубцы», - мой супруг, Григорий Михайлович, и сын Сергей, очень рады нашему знакомству! Прошу вас, не стесняйтесь, пожалуйте к столу! Мы люди простые, так сказать, чиниться перед нами не нужно, чем Бог послал, угостим. - Да-да, присоединяйтесь, Евгения Ивановна, - мужчина, чуть поклонившись, любезно отодвинул для гостьи стул. - Благодарю вас за радушие, - Женни не подходила, ибо в последние месяцы приучила себя жить в осторожности, граничащей с подозрительностью ко всем, - мне, право же, неловко злоупотреблять им и нарушать вашу семейную трапезу. Спасибо вам за вашу чуткость и помощь, не знаю, чтобы сталось с нами, если б не вы! Но мы, пожалуй, пойдем, простите. Иннокентий, нам пора. - Ну, мама, давай посидим еще немного, - запротестовал Кико, подбежав обратно к столу и заняв место рядом с мальчиком, - Сережа обещал мне показать свой деревянный самолет, он его сам смастерил! Пожалуйста, давай останемся. - Кеша, маму надо слушаться, - важно и безапелляционно завил Сережа, но по его глазам было видно, как ему хочется, чтоб негаданные гости остались подольше, - если Евгения Ивановна сказала, надо идти, значит, надо, и без всяких-всяких. - Какой дисциплинированный юноша, - губы княгини впервые за долгое время тронула искренняя улыбка, она присела по другую сторону Сережи, - что ж, раз ваша маменька настаивает, то мы не можем игнорировать столь радушное приглашение, Сергей… - Павлович, - мальчуган, польщенный таким вниманием, тоже хотел было улыбнуться в ответ, но посчитал, что серьезное лицо будет более уместно в данной ситуации, - Сергей Павлович. Вам положить блинчиков? Моя мама их очень вкусно готовит. - Да поди у бабушки вкуснее будет, да, Сережка, - подмигнув, сказал Григорий Михайлович, - помнишь, ты маме писал, что ел за нас с ней блинчики, восемь штук, а до того еще пять. Так что здоровьем мы обязаны нашему хлопчику. Кико прыснул, Мария Николаевна по-доброму засмеялась, с лаской и теплотой глядя на сына, и у Женни ушли все остатки стеснения мнительности, с этими незнакомыми ей людьми она почувствовала себя под защитой, убаюканная теплотой домашнего очага. Серёжа весь ужин ухаживал за гостями, подавая им угощения, а потом помог маме убрать со стола. - Благодарствую, Сергей Павлович, - княгиня видела, какое удовольствие парнишке доставляет тот факт, что к нему обращаются как ко взрослому, но надо признать, что мальчик был серьезен для своих лет, он был немногим старше Кеши, но вел себя как маленький мужчина, его умные карие глаза смотрели на Евгению Ивановну совсем не с детской задумчивостью и сосредоточенностью, хотя внешне и по характеру Сережа ничем не отличался от других детей, однако было в нем что-то такое, что вызывало у нее уважение, - отдаю должное кулинарным талантам вашей мамы и вашему вниманию к гостям. И ваша любовь к порядку не может не быть замеченной. Далеко пойдете, молодой человек. - Не пойду, а полечу, - деловито отозвался Сережа и тут же покрылся смущенным румянцем, будто поделился чем-то сокровенным, - я… намерен стать летчиком. И еще хочу конструировать свои самолеты. Вот вырасту, выучусь и обязательно полечу прямо в небо! - Я тоже хочу кон… конструировать самолеты, - выпалил Кико, горделиво приосанившись, - мама, можно мы с Сережнй будем вместе делать самолеты? - А как у тебя с математикой и черчением? – Сережа недоверчиво сощурил глаза. – Мне неумехи не нужны. Я буду делать такие самолеты, чтоб до звезд летали. - Хорошо у меня с математикой, чего ты, - с легкой обидой в голосе ответил юный князь, - я в гимназии в том году вторую награду получил, между прочим! Да я такой самолет построю, что все позеленеют от зависти! И в подтверждение своих слов он стукнул рукой по столу, отчего чашка опасно качнулась, едва не пролив чай на накрахмаленную скатерть. - Кеша, не бахвалься, - строго сказала Евгения Ивановна и глянула так, что оба мальчика присмирели, - и говори на полтона ниже, дорогой. Одной храбрости мало, небо покоряется трудолюбивым и смиренным. - А нам новая учительница сказала, что смирение это только для старых богомолок, - заметил Сережа, - и что смирение тормозит прогресс. - Сергей, - одернул его Григорий Михайлович, - не спорь со взрослыми. - Нет, все в порядке, - Женни мягко взяла ладони маленького конструктора и мыслителя в свою руку, с нежностью посмотрев ему в глаза, - вы знаете, мой милый Сергей Павлович, я тоже когда-то так думала, что все берется упорством и борьбой. Но смирение вовсе не означает, что надо сидеть сложа руки и ждать манны небесной. Вы знаете, мне нравятся слова одного старца, моя свекровь часто их повторяет, но их смысл открылся мне лишь недавно. Тот старец имел обыкновение молиться так: «Господи, дай мне терпения смириться с тем, что я не могу изменить, и дай мне мужества изменить то, что в моих силах». Есть вещи, которые нам не дано изменить, но мы должны смиряться и полагаться на Божью волю только тогда, когда сами сделали все, что в наших силах, с честью и совестью. В жизни много может произойти всего, не всегда медового и сахарного, но человеку нужно пройти через горнило этих испытаний, и часто смирение оказывается последним ключом, открывающим дверь. Может, и дверь, куда мы стучимся, оказывается заперта, потому что время еще не пришло, мы еще не готовы туда войти… А иные двери лучше оставлять закрытыми… Красивое лицо княгини Зориной вдруг погрустнело, притих и Кико, размешивая ложечкой сахар в чашке. «Как знать, если бы мы все были смиреннее, ничего бы этого не случилось, не было бы столько крови и этой братоубийственной войны…», - с запоздалым раскаянием подумала Евгения Ивановна. За столом повисло неловкое молчание. - Вам наверно нужно скорее домой, Евгения Ивановна, - вдруг вспомнила о ее спешке Мария Николаевна, - Григорий Михайлович вас проводит. Прошу вас, заходите к нам в гости в любое время, не стесняйтесь, мы будем очень рады вас видеть. Кстати, вы далеко живете? Где ваш дом? - У нас больше нет дома… - отозвалась упавшим голосом Женни и подняла на хозяйку глаза, полные слез. - Сережа, будь добр, развлеки-ка Кешу, - быстро проговорила Мария Николаевна, переглянувшись с мужем, - идите во двор, поиграйте. О чем говорили взрослые, Кико не знал, потому что с Сережей оказалось очень интересно. - Мы когда сюда приехали, еще чемоданы не разгрузили, я сразу к морю убёг, сам нашел, - рассказывал ему новый друг, они оба сидели под яблоней и жевали спелые яблоки, огромные и душистые, таких Кеша не видал в Москве, чтоб на деревьях росли, - и представляешь, вижу такую синь, что аж глаз режет, а я все смотрел и смотрел, а море уходило прям до самого неба! Я в первый раз тогда море видел! А ты видел море когда-нибудь? - Видел, в Италии, когда мы все вместе ездили в путешествие… Меня там папа плавать учил, а Лидочка ходила по берегу и искала ракушки. А потом мы все вместе пошли кушать мороженое на террасе, его подавали в таких высоких вазочках из разноцветного стекла, с вафлями, ягодами и шоколадной такой спиралькой. - Вкусно, небось… - после некоторой паузы прокомментировал Сережа, вгрызаясь в свое яблоко. – Вот бы сейчас такое, хотя бы ложечку! - Ага… А знаешь, как по-итальянски «мороженое» будет? Джелатто. - Во дают, итальяшки, ну и выдумали! А как будет «море»? - Маре. - А как «небо»? - Чело. - Ха, как человек почти! Получается, что «человек» это «небо» и «век»? Не, весь век до неба лететь это слишком долго! А «звезда»? - Стелла… Да что ты все заладил, как да как?! Сам в Италию поезжай и спрашивай! – Кеша снова насупился, растянувшись на траве и закинув руки за голову. - Да так, интересно просто, - Сережа нахмурил нос, ему не понравился тон Кеши, но мама велела развлекать его, он гость, да вдобавок коротышка, несмысленыш еще совсем, надо терпеть, - да не хочу я в Италию, мне и здесь хорошо! Ну, может потом соберусь как-нибудь, на своем самолете. А ты по-итальянски прям как по-нашему можешь балакать? - Ну, не очень, - честно признался Кико, - я еще тогда маленький был, плохо слова запоминались. А вот Лидочка быстро выучила, девчонкам вечно везет! Она уже в Сорренто разговаривала с итальянцами, как мы сейчас с тобой. - Видать, она умная, твоя Лидочка. - Она у меня и умная, и красивая, - с гордостью сказал Кеша, - и столько про звезды и астрономов знает! Она может всю ночь просидеть у телескопа, а потом сидит и рисует, что увидела. Один раз мы вместе с ней увидели Юпитер, это такая планета. - Да знаю я, - теперь уже пришла Сережина очередь поворчать, - что я, дурак, что ли? Это самая большая планета в Солнечной системе, названа в честь главного римского бога. - Лидочка очень хочет поближе все планеты увидеть, в космос полететь… Послушай, Сережа, а ты можешь придумать такой самолет, чтоб до Юпитера долетел? - Э, брат, тут подумать надо, - серьезно отозвался Сережа, даже перестав жевать яблоко, - наверно можно… Но ты понимаешь, что он здоровенный должен быть, и мотор у него должен ого-ого какой быть. Да и вообще, зачем нам сдался Юпитер, он же весь из газа! Как ты там приземляться собрался? А вдруг газ вонючий? Девчонки, они капризные, я знаю, со мной Рита сидела, дяди-Васюни жена, это же кошмар какой-то, все у них не слава Богу! Не, так дело не пойдет. Давай на другую планету, а? Давай на Венеру или на Марс! Лидочке понравится, точно тебе говорю! - А мотор ты сделаешь? – уточнил на всякий случай Кеша. - Ну, если что, найдем кого-нибудь толкового, он все нам сделает! Мальчишка с жаром принялись обсуждать, какой он будет, этот самолет, чтоб там была обязательно отдельная кабина для всего Лидочкиного гардероба, и, что самое главное, походный склад с мороженым, без него в путешествии никак не выжить. Кеша предупредил, что Лидочка потребует красивый летный костюм, Сережа поворчал, но обещал подумать. - Слушай, а если мы будем делать «мертвую петлю», Лидочке не будет худо? - Не знаю, - пожал плечами Кико, - а тебе? - Да я смотри как умею! С этими словами Сережа поднялся с земли, а потом встал на руки, оказавшись вверх тормашками. Пораженный Кеша даже яблоко выронил. - Видал? – Сережа отряхнул руки, смеясь. – Так в моем классе никто не умеет! Я тренирую вестибулярный аппарат. - А я тоже так могу! Кико, задетый за живое, гордо тряхнул головой, решительно намереваясь показать одесскому мальчишке все свое мастерство. Он встал на ноги и попробовал было опереться на ладони, но преуспел лишь в том, что снова оказался на земле. - Понятно все с тобой, - Сережа не надсмехался над ним, наклонившись и протянув руку, - давай я тебя потренирую, и все получится. Сразу так ничего не выйдет. - Без тебя справлюсь, - фыркнул Кеша и оттолкнул его руку, - я просто не с той ноги встал. Кико посмотрел на яблоню и решил, что если спрыгнуть с нее, то встать на руки получится само-собой. Твердо решив апробировать эту теорию, он полез на нижнюю ветку, а затем повис на ней вниз головой, удерживаясь согнутыми коленями. - Кеша, ты чего, - крикнул снизу Сережа, - не дури, слезай оттуда! Ты убьешься, я точно говорю! Но юный князь уже ничего не слушал. Хорошенько раскачавшись и разогнув ноги, Кико выставил руки вперед, готовясь к приземлению. Посадка, однако, оказалась не столь удачной, как он предполагал. От природы крепкие кости, близость земли и реакция Сережи – только благодаря этому Иннокентий не свернул себе шею. - Ты совсем того, что ли? – Сережа, разминая шею и спину, сидел прислонившись к стволу яблони, а Кеша лежал рядом с ободранными ладонями, все еще не веря, что остался жив. – Ты какого рожна вообще туда полез? Я же сказал, что убьешься… - Я… не умею ходить на руках, - пролепетал сквозь слезы Кеша, в эту минуту он чувствовал, что лучше умереть, чем испытывать такой позор. Он поднялся с земли и в помятой гимнастерке поковылял к дому, изо всех сил растирая глаза и стараясь не заплакать при Сереже. - Эй, Кешка! Кешка, ты куда, постой! – Сережа, на ходу сорвав пару листочков подорожника, догнал нового непутевого друга и, послюнявив немного, приложил их к ранам на руках. – Слушай, а давай играть в самолет? Ты будешь штурманом, а я – летчиком, полетим в Италию за твоим «джелатто»! - Как это? – все еще хлюпая носом, спросил Кеша. – У тебя что, самолет есть? - А то! – И Сережа с гордостью указал на сук, с которого катапультировался горе-испытатель. – Полетели? Вместе забравшись на крепкую ветку, укрепив штурвал из кепарика Сережи надев воображаемые шлемофоны и окуляры, двое русских братьев Райт из Одессы полетели по воображаемому маршруту. Они воочию видели, как мелькают леса восточной Пруссии и Шварцвальда, Альпы и Пиренеи, как серебрятся ленточки Вислы и Одера, как колосятся поля Прованса, как тихо течет Брента, и как наконец открывается чаша Адриатического моря. Они уже подлетали к Сан-Ремо, но тут на аэродроме появилась Евгения Ивановна, и надо было срочно заходить на посадку. - Кеша, Боже правый, немедленно слезай оттуда! – Женни, увидев сына верхом на яблоневой ветке в нескольких дециметрах от земли, пришла в ужас, какое счастье, однако, что она не знала о его экспериментах по тренировке вестибулярного аппарата. – Иди скорее в дом! Мария Николаевна тебе уже постелила, мы заночуем у них. А завтра рано утром мы отправимся на пароходе в Константинополь. Нам предстоит долгий путь, иди спать. - Мама, можно, я еще с Сережкой поиграю, пожалуйста? – Кеша с мольбой заглянул ей в глаза. - Иннокентий, я попросила тебя пойти спать, - Женни приобняла его, подтолкнув к дому, - иди. Князь не может позволить себе капризничать. Сережа лихо спрыгнул с яблони и подбежал к княгине. - А что, вы правда завтра уезжаете навсегда? И Кеша никогда-никогда сюда больше не вернется? - Боюсь, что так, голубчик, - княгиня притянула и его к себе, поцеловав в макушку, - но мы никогда не забудем тебя и твою чудесную семью, Сереженька. Храни тебя Господь. - Подождите! – Сережа встрепенулся и пулей помчался домой, вынырнув из дверей через минуту, в руке он что-то сжимал. – Вот! Он протянул Евгении Ивановне деревянный самолетик, покрытый краской и лаком, биплан, с крутящимся пропеллером и выдвижными шасси. - Кеша сказал, что у него совсем не осталось игрушек. Ему будет очень грустно. Вот, возьмите, мне не жалко! Я себе еще сделаю, а Кеше неоткуда взять такой самолет. Растроганная княгиня с благодарностью приняла дар из рук этого необыкновенного и доброго мальчика. Когда дети уже были уложены, Марья Николаевна Баланина колдовала за зингеровской машинкой, а Женни стояла молча у окна. Спать не хотелось, поэтому она решила не ложиться, дождавшись раннего утра. - Не бойтесь, Евгения Ивановна, Григорий проводит вас до порта, с вами и мальчиком ничего не случится, - пыталась подбодрить ее хозяйка, - продуктов я вам с собой в дорогу дам. И не отпирайтесь, я так решила! - Спасибо… - повторяла Женни, но мысли ее витали где-то далеко, - мне до сих пор не верится, что все так, какой-то страшный сон, наваждение! Я буду скучать по России… Не представляю, как можно жить где-то в другом месте. Раньше с мужем и его семьей мы столько путешествовали, но сердце всегда так радовалось возвращению домой. Я всегда знала, что буду счастлива лишь здесь, дома, на Родине. Неужели я больше никогда не увижу родного дома? Я чувствую себя предательницей… - Ну, полно, не рвите себе душу! – Мария Николаевна подошла к княгине и обняла ее за плечи. – Вы должны думать о сыне, кроме вас у него никого нет. И вы сами знаете, что если бы вы остались в Москве, это стало бы смертным приговором. На кого вы оставили бы ребенка? Он бы стал беспризорником или попал бы в приют, где детей заставляют плевать в портрет Государя. Все теперь перепуталось! - А как же Лидочка? – Женни обернулась, с отчаянием и болью глядя на Баланину. – Они с Елизаветой Меркурьевной совсем одни там в Москве, и я ничем не могу им помочь. - Нужно верить, что с ними все будет хорошо… - Марья Николаевна старалась вселить в нее надежду, но сама понимала, что с представителями дворянских фамилий защитники революции особо церемониться не будут, - Бог их не оставит. Может, если вы не сможете им помочь, их защитит кто-то другой… Евгения Ивановна вспомнила десятый день рождения Лидочки, велосипед и того очарованного странника со странным пророчеством. Закрытые царские врата, красная звезда, разоренные храмы… А теперь и бегство за море. Все сбывалось! Вот только старик говорил еще о каком-то ручном льве у Лидочки, который для кого-то будет страшным и грозным, а у нее с рук будет есть и будет оберегать. Девочка еще тогда подумала, что будет укрощать львов… Что же это, все-таки, значит? Это сейчас казалось бессмыслицей. Женни провела рукой по кулону, висящему у нее на шее, взяв звезду в ладонь. - Может, когда-нибудь она привдет нас домой? Или мы так и будем скитаться, как евреи сорок лет по пустыне? Княгиня попробовала вообразить себе этот огромный срок. Сорок долгих лет… За это время может смениться целое поколение, и не одно, народятся потомки, которые много не будут знать и помнить. Какой она будет через сорок лет? Уже совсем старухой… Каким будет Кико? Взрослым солидным мужчиной, наверняка женатым, у него у самого уже будут дети… Какими же они будут, если вырастут на чужбине? Будет ли у них в сердце любовь к своей Родине? А что будет с их Родиной через сорок лет? Какой она будет, эта красная Россия, новый мир, который они хотят построить, до основанья разрушив прежний? Ясно одно, что так, как прежде, уже не будет никогда. Время Российской империи ушло вместе с последним императором, Государем, принесшим себя в жертву на благо страны, которую он любил, как бы она ни называлась. И как вообще можно разлюбить свою Родину? Либо отрекаешься навсегда и бежишь, либо любишь, принимаешь и разделяешь ее судьбу. Так какая же судьба уготована многострадальной стране нашей, ее народу, бежавшим за море семьям, оставшимся здесь родным людям, им всем, этому мальчику Сереже, грезившему о полетах? Это ведает один Бог. И это великое благо, что человек не знает своего будущего, ибо это знание может его убить. Разве смогла бы жить княгиня Зорина с тем, что станет вдовой? Смогла бы Лидочка жить припеваючи, зная, что отца хватит удар от февральского переворота? - Марья Николаевна, - взволнованно заговорила Женни, прерывая сама себя от дрожи, - могу я обратиться к вам еще с одной просьбой? - Конечно! - Не могли бы вы, пожалуйста, отправить письмо в Москву, нашей Лидочке? Она должна узнать о Сергее, что его больше нет… И знать, что нам удалось бежать. И как мы любим ее и будем невыразимо скучать… Прошу вас, отправьте ей мое письмо! Для нее любая весточка будет радостью.

***

Утром французское судно увезло Евгению и Иннокентия Зориных в Константинополь, но в Турции они пробыли недолго, дальше им предстояло еще более дальнее путешествие в Новый Свет, в Штаты. Через неделю после их отбытия на столе в комнате Лидочки лежало письмо с адресом из Одессы, залитое слезами и перечитанное тысчу раз: «Милая моя, любимая Лидочка! Я знаю, как ждала ты этого письма, как боялись вы за наше благополучие. Прости, душа моя, что пишу тебе спустя столь долгое время, но я не находила ни возможности, ни сил, чтоб вам написать. Начну сразу с трагической и скорбной вести. Не стало Сергея. Мы прибыли вместе в Одессу, он настоял на том, чтоб ехали в разных вагонах, чтоб на нас не пало подозрение в случае ареста. На вокзале его убили. Девочка моя, сколько боли и ужаса выпало на твою долю, на бедную Елизавету Меркурьевну. Простите нас, если сможете. Я пишу тебе эти строки, а завтра утром мы уже будем на борту корабля на пути в Стамбул. Как сложится наша жизнь в чужом краю, не знаю. Признаюсь тебе, мне больно и страшно, особенно за Кико и вас. Лидочка, я хочу, чтоб ты знала, что своим спасением мы обязаны не только покойному Сергею, но и одной замечательой семье. В Одессе нас приютили Королёвы. Лидочка, я никогда не думала, что повстречаю таких людей. Мария Николаевна дала нам пропитание и одежду, а ее муж Григорий Михайлович помог нам добраться до порта в утренних сумерках. И даже одна близость с людьми, сочувствующими и помогающими укрепила нас с Кешей как доспехи. У Марии Николаевны есть чудесный сын, мальчик, почти ровесник нашему Кико, но с рассудком и духом настоящего мужчины. И представь, милая моя Лидочка, он хочет придумать такой самолет, на котором можно долететь до звезд. Уверена, он бы очень тебе понравился. Он был так добр к несчастному Кеше, после гибели отца бедный мальчтк ушел в себя и совсем зачах, а Сережа своей дружбой будто вдохнул в него жизнь. Он подарил Кеше деревянный самолетик, он сам смастерил эту игрушку, единственное развлечение, доступное Кико, ибо все вещи мы потеряли. И даже обращаться к этому маленькому человеку хочется как к мужчине – Сергей Павлович Королёв. Я так хочу, чтоб этот мальчик был счастливым на земле, где нам уже нет места. Дай Бог, чтоб его мечты о небе сбылись… Лидочка, мой Ангел, неужели я тебя никогда больше не увижу?! Если мы больше никогда не встретимся на этом свете, то знай, что где бы я ни была, я всегда буду думать о тебе, желать тебе добра и молиться за тебя, мой маленький дружок. И моя молитва будет соединять наши души невидимыми ниточками, мостиком, по которому мы всегда найдем друг друга. Я не знаю, что уготовано еще тебе, девочка, но прошу тебя, не бойся и не теряй веры. Я много думала над тем, что с нами случилось. И поняла – мы сами виноваты. Ни Ленин, ни Гучков, ни Керенский, а мы. Салонные скучающие болтуны, флюгеры и перебесчики, падкие на сплетни и жареные факты. Мы так хотели перемен, мы так долго ненавидели свою страну и своего Царя, что в конце концов Бог наказал нас нашими же желаниями. Мы получили ровно то, что заслужили. Поэтому нужно с достоинством взять свой крест и нести его до конца, делая свой маленький подвиг, как говорит Елизавета Меркурьевна. Милая Лидочка! Какое счастье, что человек не знает свое будущее, что ему уготовано. Сегодня Кико хвалился, что может ходить на руках, залез на дерево и спрыгнул с него, изодравшись. Вот так и мы бросаемся очертя голову вперед, в светлое будущее, желая все поскорее познать и принося ради этого немыслимые жертвы. А Господь, как опытный наставник, знает, как рассчитать все перегрузки, чтоб готовить нас постепенно, учит преодолевакть трудности, посильные для нас, чтоб потом, побившись о камни, мы имели в себе силу противостоять удару. Пожалуйста, выдержи этот удар, Лидочка! Дай тебе Бог терпения смириться с тем, что ты не в силах изменить, и мужества, чтоб изменить то, что в твоих силах. Люблю тебя, мой светлый Ангел! И буду вечно хранить твою звезду. Береги себя и Елизавету Меркурьевну. Твоя Женни.»