Звезда в ладони. Книга первая

Московская губерния, 1913 год.

Июнь в этом году выдался отнюдь не душным, а прохладным и свежим, как глоток чистой родниковой воды в страдную пору. Яблони в небольшом уютном саду стояли царскими невестами, смущенно пряча свои тонкие изогнутые станы под пышными опахалами цветов, а когда поднимался ветер, то они роняли со своих одеяний жемчужины лепестков, в венском вальсе кружащиеся вниз. Из дворянской усадьбы вглубь сада вела выложенная белым камнем дорожка, вдоль которой была высажена целая яблоневая аллея, посему эта тропка была сплошь усыпана яблоневым цветом. - Papa, я будто в сказке... - с благоговейным восторгом произнесла Лидочка, боясь ступить шелковыми туфельками на это великолепие, устланное под ее маленькими ножками, - это настоящий белый путь очарования! - Сегодня все для тебя и в твою честь, ma jolie, - князь Зорин и прежде был склонен к сантиментам, но к своим пятидесяти годам сделался, как поговаривали злые языки в Дворянском собрании, совсем уж мягкотелым, однако в этот момент слезы блеснули в его глазах небезосновательно, ибо момент был очень трогателен, - даже матушка-природа постаралась, лишь бы ты была счастлива! Галантным жестом предложив руку своей младшей дочери, едва доходившей ему макушкой до локтя, он торжественно повел ее под яблоневым кружевом к беседке, где было уже все готово к празднеству. Погода стояла дивная, а потому было единодушно решено накрыть в саду. Всеволоду Игнатьевичу хотелось, чтоб этот день стал для его дорогой девочки особенным и запомнился навсегда, день ее появления на свет Божий. И непременно его девочка, его милая Лидочка будет счастлива, найдет свою любовь, проживет долгую, интересную и лишенную тревог жизнь, а иначе и быть не может! Беседка уже была блистательна в своем великолепии, украшенная цветами и полупрозрачным балдахином, а за столом собралось все семейство Зориных. Кухарка в этот день постаралась на славу, приготовив все излюбленные лакомства маленькой изменницы - от воздушных бланманже до лимонада в прозрачных запотевших графинах. Вопреки устоявшейся традиции во главу стола была посажена десятилетняя Лидочка, а князь занял скромное место по ее правую руку, чем вызвал неодобрительный взгляд серых глаз проницательной княгини, Елизаветы Меркурьевны. Она, убежденная монархистка, выпускница Смольного, была покровительницей многих богаделен и приютов и весьма деятельной женщиной, быть ей представленным в светских салонах и высоких кругах считалось за честь. Однако, когда речь заходила о воспитании своих чад, то строгости и непреклонности княгини могли позавидовать все московские жандармы. Как-то раз ее старший сын, юный князь Сергей Всеволодович в порыве шалости и ребяческой забавы пронесся вихрем по только что помытой прислугой лестнице в уличной обуви. В качестве наказания, придуманного маменькой, сорванцу пришлось самолично дважды надраить каждую ступеньку, ибо дворянин не должен выказывать пренебрежение к любому труду. Княгиня была консерватором во всем и совершенно не жаловала этого новомодного вольтерьянского метода взращивания детей, которым так часто грешил ее супруг в отношении их младшей и единственной дочери. Господь даровал Зориным Лидию, когда Сергунька уже был подростком, разница между детьми была в пятнадцать лет, долгожданная девочка сразу оказалась окруженной всевозможными ласками, ей потакали в любом капризе и баловали. Зорин-старший увлекался разнообразными техническими новшествами и изобретениями, а потому в их дачном поместье водился телефон, фотографический аппарат последней модели, а по Москве Всеволод Игнатьевич разъезжал не в пролетке, а на автомобиле. Еще он страстно увлекался авиацией, не пропуская ни одного показательного выступления отважных авиаторов и искренне веря, что это искусство может оказаться услугу Отечеству куда большую, чем спорт и аттракцион. Также князь Зорин крепко любил астрономию, увлекшись ею еще в юношестве. На мезонине их дачного домика был установлен первоклассный английский телескоп, и отец с дочкой часто засиживались там за полночь, наблюдая за величественным полотном Небес, на которых серебряными нитями были вытканы звезды. Лидочка особенно любила августовские ночи, когда небосвод становится бархатно черным, а звезды видны как на ладони, так близко, что можно будто до них дотронуться рукой. Однажды они с papa высмотрели в телескоп Юпитер и Сатурн, два исполинских ярких шара. - Папенька, а как думаешь, а сделают когда-нибудь такой самолет, на котором можно будет долететь до звездочек? - Лидочка неотрывно смотрела на бледный лик Луны сквозь увеличительные стекла, будто отполированный по желанию императрицы. - Помнишь, месье Жюль Верн писал про троих смельчаков, который выстрелом из огромной пушки отправились на Луну? - О, я убежден, что это непременно случится, - князь приобнял малютку, ласково пощекотав ее под горлышком, - не знаю, доживу ли я, но ты это обязательно увидишь! Когда первые тосты за здравицу стихли, отец и сын Зорины заговорщически переглянулись, и молодой князь исчез в доме, а через пару минут во дворе послышался задорный звон. - Papa! - Лида, позабыв о всех манерах, выскочила из-за стола, уронив салфетку, и побежала к источнику этого дивного звука. - Это же велосипед! Можно мне разок прокатиться? Пожалуйста, папенька! - Лида, немедленно вернись на место, - остудила ее пыл мать, с тревогой оглядывая это двухколесное приспособление, являющееся, по ее мнению, источником опасности, - ты проявляешь неучтивость к своим гостям! - Лизонька, но ведь ее же праздник, - как всегда вступился за свою любимицу-шалунью князь, - помилуй, что ж неучтивого в проявлении чувств? - Княжна обязана держать свои чувства в узде, - Елизавета Меркурьевна кивком поблагодарила поднявшую салфетку служанку, - и что это за одиозные подарки? Чтоб барышня, простите, взгромоздилась на это устройство, как цирковая Коломбина? - Maman, доктора находят выезды на велосипеде чрезвычайно пользительными для физической гармонии, - дипломатично вставил свои три копейки в защиту сестры Сергей, рассудительный и очень приятный молодой человек, - и намедни я слышал, что велосипеды куда безопаснее конной езды, и к ним приохотился Сам Государь. Надеюсь, вы не станете возражать против того, чтоб Лидочка обзавелась подобным "железным конем" с колесиками? Княгиня хотела, разумеется, высказаться, что ее возражения для их отца все равно что хлопушки для ворон, но обсуждать главу семейства в кругу собственных детей было недозволительно, посему она предпочла молчание. - Настоящий "конь", - проговорила Лида, поглаживая деревянные ручки руля и блестящий звонок, - на таком можно и до Луны добраться! - Тебе вовсе необязательно мчаться в такую даль, чтоб достичь звезд, мой Ангел, - князь Зорин подал знак камеристке, и та вынесла серебряный поднос, накрытый узорной салфеткой. На нем красовалась деревянная шкатулка с лакированной крышкой, инкрустированная крошечными драгоценными камнями. Маленькая княжна замерла от восторга - крышка прямоугольного ларчика была расписана под звездное небо, на челе которого в лучах июньского солнца переливались крупинки "лунного камня", дымчатого кварца и опала, словно источающие тонкое нежное свечение. В самом центре ювелирного небосвода красовалась нарисованная восьмиконечная звезда с небольшой впадинкой, будто ожидая одну-единственную деталь, последний штрих, которого так не хватает. Девочка была так очарована этим рукотворным сокровищем, что даже не посмела к нему притронуться, а тем временем в руках отца блеснула лунным сиянием серебряная подвеска на цепочке, в точности повторяющая очертания звезды. Кулон украшала россыпь бриллиантов, миниатюрных, но прекрасных в своей чистоте. Князь положил его на небесную гладь, раздался тихий щелчок, и крышка медленно поднялась, открывая взору притихшей Лидочки две фигурки кавалера и барышни, двигающиеся навстречу друг другу с противоположных концов шкатулки под мелодию, напоминающую хрустальный звон: "Гори, гори, моя звезда, Звезда любви приветная! Ты у меня одна заветная! Другой не будет никогда!"* Мелодия звенела весенней капелью, возносясь к утопающим в цветах яблоням и теряясь где-то в юном нежно-розовом небе. Обычно для музыкальных шкатулок заказывали модные европейские песенки или "Боже, царя храни", а здесь выбор был весьма необычен и необъясним, но не для пожилого князя. Для Всеволода Игнатьевича единственная дочь была светом в оконце, милым Ангелом, для которого так хотелось вымолить счастливую судьбу. Эх, как бы знать, что уготовано этой девочке, его неоперившемуся птенчику, чтоб принять на себя ее невзгоды... - Папа, спасибо... - вымолвила Лида, привстав на цыпочки от радости, - какая она красивая! - Пусть она будет твоей путеводной звездой, - Зорин поцеловал дочь в макушку и бережно повесил ей на шейку серебряную подвеску, - как бы ты далеко не улетела, моя пташка, в какие бы небесные выси, не забывай дорогу к дому. Лидочка покрутила звездочку в пальчиках, любуясь тем, как солнечные блики вспыхивают на гранях бриллиантов, а потом снова перевела горящие глаза на новенький велосипед. - А можно... - голос девочки дрогнул от восторга и затаенной надежды, - а можно на нем прямо сейчас прокатиться? Ну, хоть разочек по саду, пожалуйста! - Если maman не возражает, - Всеволод Игнатьевич выжидательно покосился на супругу, княгиня неодобрительно свела тонкие брови к переносице, но возражать не стала. - Можно, но только по садовым дорожкам. И переодень праздничное платье. Лида сделала книксен, одарив родителей блаженной улыбкой и умчалась со скоростью драгуна в дом, едва не поскользнувшись на резном крыльце. - Ты зря потакаешь любой ее прихоти, добром это не кончится, - тихо, но твердо произнесла Елизавета Меркурьевна, вытирая губы салфеткой и откладывая столовые приборы, - скоро на с ней никакого сладу не будет, помяни мое слово. - Лизонька, помилуй, - князь виновато улыбнулся, в точности, как Лидочка, и развел руками, - если уж я в чем и повинен, то лишь в том, что без памяти люблю нашу дочь. Но разве любить детей - преступление? - Баловство не есть любовь, - безапелляционно заявила мать семейства, с одной из роз, украшавших гирляндами крышу беседки, слетел лепесток, утонув в волнах ее льняных волос, не знавших ни грамма краски, в которых серебряными нитями едва проглядывалась ранняя седина, но это не портило красоту княгини, а лишь добавляло благородства и внушительности жизненного опыта, тем более ее лицо было по-прежнему свежо и практически лишено морщин. - Наша дочь и так весьма взбалмошна и импульсивна, а ты вдобавок еще и пичкаешь ее этими нелепыми фантазиями о космических вояжах. Девочка должна превратиться в девушку ответственную и практичную, твердо стоящую на ногах, устраивающую свою жизнь в условиях реалий. А у нашей Лидочки одна чепуха на уме! - Маменька, позвольте заметить, что господин Циолковский полагает, напротив, что эти фантазии можно претворить в реальность, - вновь вступился за сестру Сергей, - в его свежеизданных трудах представлены подробные расчеты, свидетельствующие, что полеты к другим планетам возможны уже в наше время! Только представь, люди смогут летать на Луну и Марс, как на паровозе до Коломны! - Все это вилами на воде писано, - скептически отозвалась княгиня, подув на чай с чабрецом и сливками, - аэропланам тоже пророчат большое будущее, но как по мне, это лишь дорогая игрушка, какой от нее толк? Тем временем Лидочка выпорхнула в сад, облаченная в костюм для гимнастических упражнений и игры в теннис, состоящий из темной юбки, фланелевой блузки и клетчатого жилета. С помощью отца она лихо запрыгнула на двухколесное приспособление, уверенно устроившись в седле и обретя равновесие, и начала крутить педали, уносясь постепенно вглубь сада. - Я за ней пригляжу, - вызвалась молодая княгиня Евгения Ивановна, супруга Сергея Всеволодовича, с ней Лида была в большой дружбе, почитая за старшую сестру. Пока взрослые обсуждали работу последнего заседания Думы и напряженные отношения с Тройственным союзом, маленькая княжна с упоением предавалась велосипедной прогулке по садику, а молодая княгиня, присев на скамью, подбадривающе махала той рукой. Вдруг Лидочка остановилась у распахнутых ворот, откуда начиналась проселочная дорога, уходящая дальше в поле и пролесок. Колышущиеся изумрудным морем травы с островками васильков, ромашек и иван-чая так манили своим простором и раздольем, что девочка мечтательно вздохнула. - Даже и не думай, - окликнула ее Евгения, - мы ограничимся прогулкой по саду. Давай-ка, вернись на маршрут. Сестренка ее мужа даже не шелохнулась, продолжая вожделенно смотреть за ворота. - Лида, - Евгения приподнялась, повысив голос, - ты меня слышала? Не к чему расстраивать маменьку... Лида, куда? Стой! Вернись немедленно! Лида! Но было уже поздно - этот маленький чертенок понесся по дороге во весь опор, и бедной Женни, как ласково ее называли в семье Зориных, ничего не оставалось, кроме как приподнять юбки и броситься вдогонку, позабыв кружевные перчатки на скамейке. Лидочка быстро разогналась, прикрыв глаза от наслаждения, ветер свистел в ушах, обдавая лицо холодными поцелуями и играясь с длинными распущенными волосами. Ей казалось, что еще немного, и она оторвется от земли, воспарит над ней в небеса, к звездам, туда, где до Луны можно дотронуться ладошкой. Душная усадьба, маменька с ее строгими порядками, Женни, тщетно к ней взывающая, - все скрылось за холмом, с которого с ветерком съезжала счастливая Лидочка. Она так отдалась во власть этого сладкого чувства свободы, что не заметила прямо перед собой здоровенный камень, на который налетел ее велосипед через мгновение. - Лида! - Евгения, запыхавшись, сбежала к подножию холма, перед ней предстала стоашная картина, могущая соперничать своим трагизмом с аварией царского поезда под Харьковым и с крушением "Титаника". Велосипед с помятой рамой валялся по одну сторону пыльной грунтовой дороги, все еще вращая колесиками, а именинница - по другую ее сторону, лежа на животе с задранным до неприличия подолом. - Лидочка, - насмерть перепуганная княгиня метнулась к своей маленькой золовке, лежащей ничком и не подающей признаков жизни, - ты жива? - Женни, - простонала Лида, с трудом приподнимаясь, - я сломала велосипед! - Боюсь, как бы ты еще что не сломала, - Евгения облегченно вздохнула, радуясь, что ребенок жив, и перевернула ее на спину, осматривая разодранные белые чулочки и разбитые в кровь коленки. - Лидочка, ты можешь встать? - Ай! Нет, больно... - девочка покосилась окровавленные ножки, саднящие от боли, и зашмыгала носом, растирая глаза, - как же я пойду домой? - Не знаю, милая, - Женни присела рядом на примятую траву и только поднесла руку к ранкам, но Лида дернулась, не давая прикоснуться, - подожди здесь, я позову Сержа. - Ой, нет, не бросай меня одну! - Лида захныкала уже в голос, схватив старшую подругу за локоть, . - И если мама узнает, представляешь, что она со мной сотворит! - Елизавета Меркурьевна все одно узнает, - заметила Евгения Ивановна, придумывая, как перенести Лидочку домой, одна она это не сдюжит, а помощи ждать неоткуда, они были одни в чистом поле, кругом не было ни души, а усадьба была уже далековато, - вот скажи мне, о чем ты думала? Тебе было велено кататься по саду, а тебя куда понесло? Так что, попадет тебе справедливо. При этих словах Лида зарылась лицом в порванную юбку и зарыдала так обреченно, будто ее беспокоили не покалеченные ноги, а больше страшил гнев маменьки. - Ну-ну, не плачь, солнышко мое, - Женни приобняла непутевую проказницу, - думаю, в честь твоих именин мама тебя пощадит. - Велосипед жалко... - донеслось из-под испачканной шляпки сдавленное рыдание. - И не говори, дитятко, - вдруг раздался чей-то голос, - такую диковину раздербанили! Дамы удивленно подняли головы и увидели на безлюдной дороге сухонькую фигурку старика, выглядевшую так одиноко и беспомощно. Он стоял и смотрел на них, доверчиво улыбаясь себе в густую, белую как мел бороду, опираясь на потемневшую от времени деревянную палку и сгибаясь под тяжестью единственной холщовой котомки за спиной. Он появился здесь так неожиданно, будто по щучьему веленью, что Женни подумала, будто этот старичок-лесовичок мерещится им обеим. - Доброго здоровьица, - старец поклонился им, - может, подсобить вам, барышня? Вон беда какая приключилась. Давайте-ка, хватайтесь мне за выю. Седовласый незнакомец без лишних реверансов и увертюр нагнулся к Лидочке, которая от удивления даже перестала плакать, и, обхватив ее одной рукой, легко поднял над землей, опираясь другой свободной на свой посох, будто и не было в нем ни капли старческой немощи. Девочка машинально уцепилась за его плечи, прижавшись к домотканой рубахе, от которой приятно пахло хлебом из печи, воском и ладаном. Ничего не спрашивая и не уточняя, он двинулся по дороге к усадьбе, все еще скрывающейся за пригорком. Евгения Ивановна поспешила за неожиданным адъютором. - Не знаю, как вас благодарить, - сказала она, с интересом рассматривая его загорелое морщинистое лицо, похожее на кору дуба, - а кто вы, любезный человек, будете? - На богомолье в Лавру иду, - скромно отозвался странник после непродолжительного молчания и в ту же минуту вдруг помрачнел, - не те уж силушки, так успеть хочу преподобному Сергию поклонииться, покуда обитель стоит. - А что с ней станется? – Что-то в скорбном тоне старика насторожило молодую княгиню. – Монастырь стоит без малого шестьсот лет, его врата всегда открыты… - Настанут дни, когда врата закроются… Царские. – Он посмотрел на серебряную подвеску, покачивающуюся у Лидочки на шее. – Скоро красная звезда взойдет над нашей землей, многим придется за море бежать, чтоб себя сберечь и детей спасти, многие от Христа отрекутся, Церковь гласа лишат, храмы разорять будут. - Какая еще красная звезда? – Женни недоверчиво нахмурила бровки и мотнула головой, будто отгоняя от себя дурные известия. – Что за страсти вы тут рассказываете? Разве Государь допустит, чтоб Церковь была поругана, а народ рассеян подобно израильтянам? - Государь… - повторил старец и посмотрел на нее с такой обреченной тоской, что Женни содрогнулась всем своим существом, страх болотной гадюкой зашевелился в ее груди, она по-прежнему убеждала себя, что все это лишь слова, но было в них что-то страшное и пророческое, отчего даже шебутная попрыгунья Лидочка вдруг присмирела. - Дедушка, а зачем нам за море бежать? – тихонько спросила она, и глаза у нее сделались большими как блюдца, - нас что, кто-то прогонит? Я боюсь… - Не бойтесь, барышня, - взгляд старика, затуманенный печалью, вдруг потеплел, - у вас будет заступник, настоящий лев среди волков в красных ошейниках. Он вас в обиду не даст. Для иных он будет страшным и грозным, все от его рыка бежать будут, но у вас он будет с рук есть и возле ваших ног лежать. Он всю жизнь вас будет любить и оберегать, ваш лев. - Лев? – Лидочка оживилась. – У меня будет свой ручной лев? Совсем послушный, как в цирке господина Чинзелли? Лида вспомнила, как обожаемый papa водил ее в цирк, там были воздушные гимнасты и канатоходцы, фокусник и заклинатель змей, но в больший восторг ее привели свирепые львы, короли знойной Африки, покорно выполняющие команды усатого укротителя. Она живо представила себя в ярко-алом костюме с цилиндром, щелкающей кнутом, и по одному ее щелчку хищники будут прыгать через огненные кольца и танцевать на задних лапках! Вот это здорово! Вот маменька ахнет, когда увидит, как Лидочка чешет за ушком громадного клыкастого зверя и ни капельки не боится. - Это, конечно, занятно, - девочка запрокинула голову, окинув мечтательным взором васильковую синь небосвода, - но мне бы больше хотелось полететь к звездам, нежели укрощать тигров. Маменька считает это все вздором, а папа верит, что скоро изобретут такой самолет, который сможет долететь до самой Луны. - Изобретут, - уверенно сказал старик, - по милости Божией звезды у человека в ладони окажутся. - Правда? – Лидочка жадно внимала каждому его слову уже без тени страха. – Ты слышала, Женни! А когда изобретут? Скоро? А я увижу, как в космос полетят? А кто такой самолет сделает, чтоб до звезд долетел? А я с ним познакомлюсь? - Лида, - осадила ее Евгения Ивановна, - не увлекайся монологами, будь добра. И на полтона ниже, милая. - Познакомитесь, барышня, познакомитесь, - старик улыбнулся ребенку, но глаза его вновь стали серьезными, - его путь к звездам будет очень тернист, столько мук претерпеть придется нечеловеческих, как и его сподвижникам. Но мы все должны, ходя по земле, не забывать дорогу к Небу. Княгиня Женни так заслушалась этого чудаковатого странника, что не заметила, как они дошли до ворот их имения. Конюх, прохаживающийся по садовой дорожке и попыхивающий папироской, от неожиданности и ужаса выронил курево – шутка ли, хозяйскую дочь несут с перебитыми ножками! В саду тут же засуетилась прислуга, возник бледный взволнованный Сергей Всеволодович, с осторожностью музыканта, несущего скрипку Паганини, принявший неугомонную сестренку в свои заботливые руки. Женни была так обеспокоена состоянием маленькой княжны и грядущим объяснением с Елизаветой Меркурьевной, что за всей этой суматохой не заметила, как куда-то пропал тот странный старик, а ведь она даже имени его не узнала. Когда Серж и горничные с гувернаткой шумной гурьбой понесли Лидочку в дом, Евгения Ивановна вернулась к воротам, чтоб еще раз поблагодарить их спасителя и представить его князю Зорину, но увидела лишь пустую дорогу и изумрудные луга, простирающиеся до кромки леса. Старик исчез так же неожиданно, как и появился. По счастью, доктор не понадобился, все обошлось, Лида отделалась небольшими ранками, которые незамедлительно промыли и забинтовали. Само собой, маменька пребывала от случившегося в расстроенных чувствах и нервах, но с наказанием было решено повременить ввиду Лидочкиного недуга и ходатайства ловких адвокатов в лице Всеволода Игнатьевича, Сергея Всеволодовича и Евгении Ивановны. Весь вечер пугающие пророчества старика не выходили из головы Женни. Она никому не открыла их, ибо сама не знала, как должно на это реагировать. С одной стороны, не хотелось омрачать тревогами о грядущем именины дорогой Лидочки и эти чудные дни лета, когда они все вместе и все счастливы, но с другой… Сидя на софе за вышивкой, она размышляла над случившимся сегодня. Эта встреча была не случайной, она это сердцем чувствовала, даже судьбоносной. Неужели эти страшные слова об умолкших храмах и развеянном по ветру русском народе сбудутся? И что означает заступничество льва? И причем здесь тернии и звезды? Одни сплошные загадки… Ночью молодая княгиня беспокойно ворочалась в постели, тщетно пытаясь уснуть, а когда Морфей наконец посетил ее, то в ее взбудораженном воображении разворачивался подлинный кошмар. Ей снился зимний лес, по которому брела Лида, испуганно оглядываясь по сторонам и вздрагивая от каждого шороха. Вдруг среди заснеженных деревьев заскользили тени, а в темноте ночи раскаленными углями вспыхнули чьи-то глаза. На лесную опушку вышли несколько огромных серых волков, снег скрипел под их когтистыми лапами, а в свете луны поблескивали желтоватые клыки. Один из них, самый здоровый, втянув влажным носом воздух, повернул голову в сторону помертвевшей от страха Лидочки и оскалился, капая слюной. Прыжок – и это страшилище повалило несчастную девочку в снег, положив лапы ей на плечи и приблизив осклабившуюся морду к ее побелевшему лицу, готовое вцепиться зубами ей в горло. От волчьего янтарного глаза шел шрам почти до пасти, а на шее висел какой-то странный воротник кумачового цвета. - Лида! – Женни проснулась в холодном поту и тут же зажала себе рот ладонью, чтоб не разбудить Сержа. Уняв бешено трепещущее сердце и осушив до дна стакан воды с туалетного столика, она посмотрела на супруга, мирно спящего и улыбающегося во сне. Слегка коснувшись губами пушка на его щеке, она встала с постели и на цыпочках подошла к окну, отодвинув тяжелую вишневую гардину. Небо уже было цвета топленого молока, в котором плавали едва различимые песчинки звезд, а птицы уже перекликались короткими эпиграммами меж собой. Из окон их спальни на втором этаже был виден сад, погруженный в клубы тумана, неясные силуэты яблонь, выплывающие из этой белой дымки, походили на эскизы Клода Моне или прориси иконы. И кругом стояла такая тишина, будто это было первое утро после сотворения мира. Женни подумала, что до них с Сержем на этой земле жили люди, и после них будут жить другие, эпохи сменяют друг друга, вырастают и исчезают города, тьма приходит и уходит, а свет вечен, и Небо – одно на всех – всегда остается неизменным. Вечным, как любовь, горящая неугасимой звездой. Евгения Ивановна, княгиня, тогда не знала, что пройдет каких-то пять лет, и она уже будет смотреть полными слез глазами с палубы парохода на чужое небо, чужие звезды и чужой берег. А бедная Лидочка, Елизавета Меркурьевна, их подмосковная усадьба, яблоневый сад, - все это скроется за кормой, растает в тумане… Но останется звезда в ладони.