Chokehold

      Вдалеке гремела музыка, до него изредка долетали разноцветные вспышки, но вокруг клубилась чернильная тьма. Он был прижат лицом к стене, чужое присутствие за спиной ощущалось остро и возбуждающе, но прикосновения больше раздразнивали, чем приносили удовольствие. Ему было... чертовски мало. Он буквально изнывал, но не мог повернуться — ладони будто приросли к стене. Тогда Соуп попытался откинуться назад, но сзади послышался тихий смешок.       Между ног втиснулось колено, но трения все ещё не хватало. Ему нужно больше. Наконец Соуп сдался.       — Пожалуйста, — хрипло прошептал он.       Незнакомец отступил на шаг, будто в раздумьях. На затем большое сильное тело вжалось сзади, толкнувшись бёдрами, зажав его между собой и стеной.       — Хороший мальчик, Джонни, — выдохнули ему на ухо.              И он проснулся. Со стояком в штанах и головной болью.       Было довольно рано, но солнце уже вставало. Вдалеке раздавался громкий призыв муэдзина на утреннюю молитву.       Ах да, они в Турции.       Вчера поздно вечером их доставили на американскую военную базу "Восток". Они летели на таком древнем вертолëте, что Соуп весь полёт всерьёз опасался за свою жизнь. Ник был задействован в каком-то другом месте, а потому за ними прилетел некий американец с явно восточными корнями, назвавшийся Карталом. Весь полëт он не замолкая шутил и искрил дружелюбием. Соуп старательно поддерживал беседу, но то и дело прислушивался к почти пугающим звукам скрежета, издаваемым вертолётом.       На базе, по какому-то там антитеррористическому соглашению, им выделили небольшое огороженное пространство, состоящее из жилого здания, гаража, склада и небольшого полигона. Места оказалось достаточно, чтобы разместиться им четверым, разместить припасы и оружие, привезённые с собой, и ещё разместить подкрепление, если оно понадобится.       Ласвелл все ещё не расшифровывала данные, но они с Прайсом приняли решение, что команде необходимо быть как можно ближе к Хажадстану, чтобы оперативно среагировать в случае чего, поэтому и выбрали Турцию в качестве места временной дислокации.       И теперь Соуп, проспавший всего пару часов, метался между раздражением от раннего подъёма и попытками унять бунтующий организм.       Он был взрослым мужчиной, и думал, что давно можно забыть про все эти мокрые сны и внезапные стояки не к месту, но его тело решило иначе. Соуп винил во всём стресс и длительное отсутствие секса, но червячок сомнения с остервенением грыз его где-то на подкорке. И это всё ему чертовски не нравилось.       Немного поборовшись с собой и поняв, что стояк просто так исчезать не хочет, Соуп сдался и запустил руку в штаны. Ему потребовалось меньше минуты, а кончая, он думал о своём сне. Поэтому, как только в его голове немного прояснилось, наружу вырвалось глухое раздражение. А ещё злость. Преимущественно на себя.       База надёжно охранялась, но капитан всё равно распределил им всем дежурства. Чтобы не расслаблялись. Быстро позавтракав пайком — кухня тут вроде как была, но готовить никто не вызвался, — Соуп раньше времени заступил на своё дежурство, чем здорово удивил Прайса. Тот задумчиво стоял на улице с неизменной сигарой в руке. Соуп в который раз задался вопросом, как у капитана хватает на всё здоровья — на командование, планирование операций, участие в этих же самых операциях и курение. Сам Соуп курить бросил сразу же, как поступил на службу — в борьбе между сдачей нормативов на уровень выше среднего и сигаретами победило желание преуспеть и чего-то добиться.       — А, Соуп. Ты чего не спишь? — капитан выдохнул густое облако дыма. — Твоё дежурство ещё не началось.       — Утро, кэп, — поздоровался Соуп. — Решил сменить вас пораньше, вы ж ещё не ложились.       — Заботливый какой, — хитро прищурился Прайс, который, похоже, ни на миг ему не поверил. — Ну, раз пришёл, заступай.       — Так точно, сэр.       Капитан махнул рукой и ушёл в штаб отдыхать и разбираться с бумагами. Наверно, и до него усталость добралась, раз даже спорить не стал.       Гоуст должен был заниматься примерно тем же, чем и капитан, поэтому Соуп надеялся избегать его большую часть дня. Не то чтобы Соуп не хотел его видеть, но он здраво рассудил, что для начала нужно разобраться со своим смятением. Он искренне надеялся, что если сделает это, то взаимодействие с Гоустом вернëтся на прежние рельсы.       Так что он решил занять себя по полной, плюс нужно было дать выход раздражению, поэтому Соуп совместил дежурство с тренировкой — всё равно на этот раз дежурства были больше фикцией, чем действительно чем-то необходимым.       Заодно нужно было привести в порядок мысли по поводу их текущей миссии — не всё же о всякой ерунде думать. Раз планирование по перевороту в Хажадстане велось полным ходом, значит и действовать террористы будут в ближайшее время. Через пять дней планировалось празднование Дня Независимости страны, и это было самое удачное время, чтобы застать всю верхушку правительства в одном месте. Наверняка, для них будет организовано отдельное от народа торжество. Там не будет лишних людей, а значит Айджан Муатабар сможет легко выдать убийство президента за, например, происки России или месть террористов за отказ в сотрудничестве. Объявит отца героем, погорюет положенное время, а сам спокойно усядется на его место — ну, каков мудак. И если всё планируется именно так, то у них остается всё меньше и меньше времени, чтобы нарушить планы террористов. Сидеть сложа руки и ждать Соуп ненавидел больше всего.       Через некоторое время к Соупу присоединился хмурый Гас, и они в молчании отбегали стандартную разминочную программу.       — Ты на редкость неразговорчив сегодня, Соуп, — первым делом заявил ему Гас, когда они остановились, вытирая пот. — ПМС замучил?       Соуп отхлебнул воды из бутылки и показал ему средний палец.       — Иди на хер. А сам-то? Горошину что ли под матрасом нашёл с утра?       Гас отзеркалил его жест и ухмыльнулся, но улыбка быстро сошла на нет.       — Да, отец что-то приболел, — наконец признался он, вздохнув. — Я в отпуске хотел его навестить, но, как видишь, вместо отдыха у нас большое путешествие по Евразии. А сегодня я узнал, что ему стало хуже.       Соуп чуть не поперхнулся водой. Гас заметил его выражение, и исправился:       — О, ничего страшного, он не умирает, просто обострение подагры, но всё равно же переживаешь.       Соуп выдохнул. Он не слишком понимал метания по поводу семьи, у него осталась лишь мать, которая звонила ему ровно два раза в год — на Рождество и на его День рождения — и сухо поздравляла, вежливо справляясь о здоровье. Он тоже не горел желанием с ней общаться больше положенного и сам звонил ещё реже. Но когда-то было по-другому... давно, он уже и забыл, как это. Или думал, что забыл. В груди легко кольнуло.       — Эй, Гас, не вешай нос. Оглянуться не успеешь, как мы уже окажемся дома, — хлопнул его по плечу Соуп в надежде хоть немного приободрить. Хандра, по его собственному опыту, плохо сочеталась с эффективностью на миссиях. А им ещë друг друга прикрывать. — Не сегодня, так завтра Ласвелл всё расшифрует и выдаст нам цели, а там дело за малым.       — Не накаркай только, — улыбнулся тот.       — Когда это я каркал? — шутливо возмутился Соуп. — Пойдем лучше поедим. А потом твоя очередь дежурить.       После обеда Соуп планировал сходить на склад — перебрать и почистить оружие, осмотреть снаряжение. Но для начала решил принять душ — из-за интенсивной тренировки вся его одежда пропиталась потом и откровенно воняла. Да и он сам явно пах не цветами.       В душевых был установлен небольшой бойлер, который плохо справлялся со своей задачей. Точнее, никак не справлялся. Соуп быстро намылился под еле теплой водой, а когда принялся смывать пену, струя воды стала почти ледяной. Он наскоро ополоснулся и, обернув бёдра полотенцем, направился в раздевалку, где чуть не столкнулся с Гоустом, замершим неподалеку от входа в душевые с полотенцем в руках.       Полностью одетым Гоустом, конечно же. Вряд ли тот принимал душ в одежде и балаклаве, скорее раздевался прямо в душевых.       Соуп даже мимоходом порадовался, что не увидел его полуголым, например, потому что сейчас это было бы для него слишком.       — О, элти, прости, не заметил тебя, — пробормотал он, неуверенный чем смущëн больше, такой неожиданной встречей или мыслями о том, что Гоуст мог стоять тут всë то время, пока он мылся.       Внимательный изучающий взгляд буквально заставлял съёжиться. А от затянувшегося молчания стало неуютно. Соуп буквально ощущал сгустившееся между ними напряжение. Внезапно Гоуст протянул руку и дотронулся до его уха.       Сердце Соупа подпрыгнуло и забилось в два раза быстрее.       — Пена, — пояснил Гоуст, будто бы это всë объясняло, и, чуть задев его плечом, направился в сторону душевых. От мимолётного соприкосновения по оголëнной коже будто пробежал электрический разряд.       — А, — красноречиво ответил потрясенный Соуп, а потом кое-что вспомнил. — Эй, Гоуст, — позвал он, заставив лейтенанта замереть и повернуться к нему. — Там бойлер сломался. Горячей воды нет.       — Обойдусь, — хмыкнул тот и скрылся в проёме.       Соуп оделся, прислушиваясь к звукам льющейся воды, и, еле подавив дурацкое и такое опасное желание одним глазом заглянуть в душевые, быстро вышел из раздевалки, направляясь на склад.       Он совершенно ничего не понимал.       ***       По итогу, все тщательно прогоняемые мысли всё-таки нагнали его к вечеру, когда дела кончились, а новостей от Ласвелл не появилось. И стало очевидно, что со своим смятением он разобрался крайне плохо. А точнее, вообще не разобрался. Так что Соуп обнаружил себя нервно расхаживающим по своей комнате. Его буквально переполняло желание что-нибудь сделать. Такое поведение ничего хорошего для него не предвещало — он знал это, но ничего не мог с собой поделать.       Решение пришло само собой, как и всегда — внезапно. Он спонтанно решил, что хватит бегать и пора поговорить с Гоустом.       Тот нашёлся на улице, около склада — была его очередь дежурить. И в отличие от остальных, он, похоже, и правда, дежурил, а не только делал вид.       — Что происходит? — сразу же спросил Соуп, как только приблизился на достаточное расстояние. — Я не понимаю.       Он задавал этот вопрос практически наобум, буквально с нихуя — у него не было стопроцентных доказательств, но иногда их и не требуется.       Гоуст одарил его долгим внимательным взглядом, возможно, подбирая максимально загадочный ответ в своём стиле. Соупа накрыло новой волной раздражения. Теперь уже не только на себя, но и на Гоуста — заочно.       Но лейтенант, как и всегда, сказал не то, что от него можно было ожидать.       — Всё ты понимаешь, Джонни, — наконец протянул он, прищурившись.       — Что?       — Ты всё понимаешь, — повторил Гоуст. — Только трусишь.       Глаза заволокло красной пеленой. Никто никогда не имел права называть его трусом. Никто. Копившееся всё это время раздражение мгновенно переплавилось в ослепительно яркую ярость.       — Я не... — прорычал Соуп.       Тело начало действовать на автомате, но он даже не попытался себя как-то притормозить. Он замахнулся, но Гоуст ловко ушёл из-под удара, как если бы только этого и ждал. Наткнувшись на холодный и сосредоточенный взгляд — Гоуст явно просчитывал его следующие действия, — Соуп разозлился ещё сильнее. Он знал, что в драке важны не только умения, но и расчёт, однако его импульсивность и ярость, растекающаяся по венам и заменяющая собой кровь, придавали ему ложной уверенности в своих силах.       Соуп запахнулся ещё раз, жёстче и агрессивнее, не задумываясь о последствиях, а лишь желая причинить боль. Гоуст перехватил его кулак и с силой заломил руку за спину, без церемоний впечатывая Соупа лицом в стену склада. Плечо прошило адской болью, но и это не отрезвило.       — Отпусти меня, — зарычал он, брыкаясь.       Но Гоуст держал крепко, наваливаясь всем своим весом, надежно прижимая к холодной стене и не давая двигаться.       Однако Соуп не собирался так легко сдаваться, это было не в его стиле. В голове чуть прояснилось — не настолько, чтобы пожалеть о содеянном, но достаточно, чтобы применить немного того самого расчёта и прибегнуть к хитрости. Соуп показательно расслабился, будто признавал поражение. С реальным противником бы такое не сработало, но Гоуст явно не хотел причинять ему вред, лишь пытался остановить.       Гоуст клюнул на уловку и вскоре отпустил его руку, делая пару шагов назад.       — Успокоился, Джонни? — мрачно спросил он.       Но как только Соуп повернулся к нему, Гоуст подобрался и покачал головой:       — Значит, не успокоился, — он выглядел разочарованным. И это только подталкивало на продолжение драки.       Соуп был готов броситься в новую атаку, уже сделал шаг вперед, сжав кулаки, но внезапно за спиной послышался громкий окрик Прайса:       — Отставить, сержант Мактавиш! — В приказном тоне звенела сталь.       Тяжело дыша, Соуп замер.       Прайс широкими шагами приблизился к ним с Гоустом. Во всей его позе читалось недовольство и что-то близкое к удивлению. Он обвёл их обоих тяжёлым взглядом и припечатал:       — Я не знаю, что между вами произошло, но если вы в ближайшее время не решите свои проблемы, я буду вынужден снять вас с миссии. Обоих. Вы меня поняли?       — Так точно, сэр, — спокойно сказал Гоуст, и отвернулся, будто больше не хотел видеть Соупа.       Прайс перевел взгляд на Соупа и выжидающе поднял бровь.       — Так точно, сэр, — скороговоркой произнес Соуп, глядя прямо перед собой и начиная осознавать, что, кажется, только что всё испортил.       Дыхание всё еще было сбитым, а во рту чувствовался легкий привкус крови. Рука чертовски болела, но внутри болело намного сильнее.       — Свободен, Мактавиш, — капитан редко звал Соупа по фамилии. В основном, только когда был серьёзно им недоволен. Напоследок Прайс кивнул Соупу и повернулся к Гоусту: — Саймон, можно тебя на пару слов?       ***       И вот так Соуп второй раз за вечер обнаружил себя мечущимся по своей комнате, словно дикий зверь.       Для начала, он всё ещё злился — злился до дрожи, до чешущихся кулаков. Не излившаяся ярость полыхала и бурлила во всём его теле. Масла в огонь подливали ноющая боль в руке и неприятно щиплющая ссадина на нижней губе.       Затем, когда бушующий адреналин в его теле поутих, его всерьёз накрыло чувством вины. Он так не хотел ничего испортить, что, по итогу, всё проебал. Вряд ли после такого Гоуст будет относиться к нему так же, как раньше. Соуп хотел бы рассмеяться от этой тупости, но изо рта вырвался лишь горький смешок.       А после его добило осознанием, что Гоуст был прав, обвиняя его в трусости. Соуп извивался змеей, пытаясь всеми правдами и неправдами избежать каких-либо чувств. Он и сейчас с трудом осознавал, в какой пиздец сам себя загнал.       Эта гремучая смесь из злости, вины и жалости к себе не давала ни спать, ни более менее ясно мыслить. Ему казалось, что если что-то не сделать прямо сейчас, ничего нельзя будет исправить. Это накручивало его ещё больше, заставляя с остервенением метаться от одной стены к другой.       В итоге, он сам до конца не понял, как оказался прямо перед дверью в комнату Гоуста глубокой ночью. Чуть смерив заполошное дыхание, Соуп тихо постучал, чтобы не разбудить спящего в соседней комнате Гаса.       За дверью не раздавалось ни звука. Соуп уже было подумал, что Гоуст либо спит и не слышит, либо слышит, но не хочет открывать, и почти повернулся, чтобы уйти, как дверь тихо открылась.       Гоуст, успевший смыть свой тактический грим, но так и не расставшийся с балаклавой, смотрел на него вопросительно и почти удивленно. Он не выглядел заспанным, значит Соуп его не разбудил.       — Что тебе нужно, Джонни? — устало спросил он. — Решил взять реванш?       Соуп замялся. Речь он заготовить не успел, а мозг вместо дельных мыслей выдавал лишь белый шум.       — Нет... Я... — начал он. — Можно я зайду?       И понял, что вот сейчас Гоуст точно пошлёт его нахер и будет прав — он среди ночи заявился в его комнату и просит пустить. Да Соупу даже в голову не приходило так же прийти, например, к Гасу, а тут Гоуст, стерегущий своё личное пространство с особым рвением.       Гоуст обдумывал его вопрос, казалось бы, целую вечность. В конце концов он что-то для себя решил и посторонился, открыв дверь шире, а затем медленно отошёл дальше, в глубь комнаты, скрывшись во мраке, будто хищник, готовый к прыжку.       Соуп нерешительно шагнул внутрь, тихо прикрывая за собой дверь, и тут же прислонился к ней спиной. Из его рта вырвался судорожный вздох.       Комната тускло освещалась лишь прожекторами с улицы, но рассматривать тут было особо и нечего — стандартная одноместная, точно такая же, как и у самого Соупа. Только тут было всё по уставу — аккуратно заправленная кровать, тщательно сложенные на стуле вещи, на столе ни одного лишнего предмета. Сам Соуп подобным пренебрегал — хоть и старался поддерживать в комнате порядок, но без особого энтузиазма. У него была просто навязанная армейская привычка, здесь же чувствовалось стремление к перфекционизму.       Он зацепился взглядом за Гоуста, тихо стоящего со сложенными руками, смотрящего прямо на него и явно ждущего хоть каких-то слов или действий.       Соуп вздохнул, на секунду прикрыв глаза, а потом посмотрел прямо в глаза Гоусту — те были будто двумя черными провалами. Если смотреть в них слишком долго, то затянет, и живым уже не выберешься — по крайней мере, так ему казалось.       Мысли путались и разбегались. По-хорошему, ему следовало извиниться перед Гоустом за свой поступок и убедиться, что между ними ничего не изменится, а после идти спать. Но его рациональная часть мышления, кажется, ушла в глубокий отказ, и на её место вылезли дикие, но такие привлекательные сейчас желания. Он боролся с ними до последнего, но чувствовал, что проигрывает схватку.       — Я могу остаться? — наконец вырвалось у него.       Гоуст опустил руки и медленно шагнул к нему. В полутьме нельзя было разобрать выражение его лица.       — Завтра ты об этом пожалеешь, Джонни, — тихо, предупреждающе сказал он.       — Скорее всего, — согласился Соуп. — Ты тоже пожалеешь.       — Да, — не стал отрицать Гоуст и сделал ещё шаг вперед.       Между ними остались жалкие несколько десятков сантиметров, но Соупу они показались километрами.       Гоуст обхватил его подбородок, заставляя Соупа приподнять голову, и немного наклонился, будто хотел получше что-то рассмотреть. В его глазах не было ни капли нежности, лишь тьма. Он очертил большим пальцем контур нижней губы и слегка надавил на ранку, заставив Соупа тихо зашипеть. После скользнул ладонью вниз, к шее, чуть сжимая, но не сдавливая, а словно подсчитывая пульс. Наклонившись ещё чуть ниже, он прошептал ему в самое ухо:       — Ты невозможный, Джонни. Вцепишься и не отпускаешь. Ты... будто держишь меня за горло, я ощущаю эту хватку каждую чёртову секунду своего существования.       Соуп судорожно выдохнул. Он не понимал значения этих слов, реального значения. По отдельности они звучали вполне ясно, но вместе составляли чёрный ящик. По телу пробежала волна жара.       — Ты... ты хочешь, чтобы я отпустил? — Облизнув ставшие сухими губы, спросил он.       — Нет, — немного погодя ответил Гоуст.       Соуп сглотнул, чувствуя, как мышцы его горла пытаются преодолеть давление сильных пальцев. Гоуст тоже это ощутил и моментально перевёл взгляд на свою ладонь, сжимающую шею.       Эти глаза прожигали насквозь, и Соупу казалось, что его кожа плавится и горит под этим взглядом.       — Чего ты хочешь, Джонни? — прерывисто спросил Гоуст. И Соуп понял, что именно сейчас хочет только одного.       — Сними балаклаву, — вырвалось у него.       Гоуст убрал руку с его шеи, опустив её вниз.       На миг Соупу показалось, что он снова всё испортил. Но через несколько секунд Гоуст тихо вздохнул и медленно стянул с себя балаклаву.       Соуп уже видел его лицо. Знал, как он выглядит. Однако ему было мало, всегда мало, и он понимал, что этот момент слабости рано или поздно закончится, и Гоуст снова скроет своё лицо под маской, а поэтому жадно смотрел.       Оказывается, Соуп помнил все эти шрамы и едва заметные морщинки на лбу. Помнил форму носа и изгиб губ. Помнил прекрасно, но хотел бы запомнить ещё лучше.       Он положил ладонь на чужой затылок, чувствуя под прикосновением короткие мягкие волосы, и попытался притянуть Гоуста ближе. Но тот вывернулся из хватки, обхватил его ладони обеими руками и прижал их к двери.       — Понял, без прикосновений, — пробормотал Соуп.       — Ты можешь меня трогать, Джонни, но только не голову, — ответил Гоуст, переводя взгляд на губы Соупа.       — Хм, хорошо.       Соуп потянулся навстречу и поймал его губы своими. Гоуст моментально перехватил инициативу. Целовался он так же, как и дрался — жёстко, решительно, эффективно, почти агрессивно. Не ожидавший такого напора, Соуп стукнулся затылком о дверь, но едва это заметил. Он жадно отвечал на почти болезненные поцелуи, наслаждаясь ощущением горячих губ на своих. Во рту появился металлический привкус — кажется, рана на губе снова открылась и кровоточила, — но ему было плевать и на это. Пусть хоть огнестрел, пусть хоть отряд террористов, хоть бойцы наркокартеля ворвутся на базу — хрена с два он бы сейчас остановился. Когда так правильно, так уверенно вылизывают рот горячим языком, мозги быстро превращаются в желе.       Гоуст разжал хватку, но лишь для того, чтобы одной рукой забраться под футболку Соупа и сжать его бок, а второй оттянуть ворот и прикусить ключицу.       Соуп сипло выдохнул и тоже с пользой воспользовался освободившимися руками, дёрнув на себя Гоуста за бёдра и буквально впаявшись в него своими. От этого по его телу прошла жаркая волна возбуждения.       — Какой нетерпеливый, — хмыкнул Гоуст и, оставив в покое бок Соупа, запустил ладонь за пояс его джинсов и сжал ягодицу.       Соуп усмехнулся и шумно выдохнул:       — На себя посмотри.       — А ещё наверняка громкий, — продолжил Гоуст. — Но я бы рекомендовал тебе быть потише. Стены здесь очень тонкие.       — Так точно, сэр, — Соуп толкнулся вперед ещё раз и тихо застонал.       — Хороший мальчик, — похвалил Гоуст, опаляя дыханием его шею.       Соуп очень надеялся на его благоразумие, вряд ли он сможет нормально объяснить засосы на своей шее Прайсу и Гасу. Хотя сейчас, когда его член находился в полной боевой готовности, а тело требовало всё больше прикосновений, он думал скорее не о том, как будет объясняться с командой, а о более актуальных проблемах. Например, о том, что на них до сих пор слишком много одежды, и о том, где в этой комнате два крупных мужика могут нормально потрахаться.       Стол не подходил совершенно точно — они его в два счёта сломают. Это шаткое недоразумение давно пора было выбросить на помойку. Кровать виделась чуть лучшим решением, хотя была узкой и тоже не внушала особого доверия.       — Кровать? — решил посоветоваться с Гоустом Соуп.       Тот оторвался от его шеи и задумался на секунду, потом кивнул.       — Только тихо. И аккуратно.       По дороге к кровати Соуп успел стянуть с себя футболку и ухватить за футболку Гоуста — с той же целью. На удивление, тот сопротивляться не стал и дал снять с себя мешающую вещь.       Глядя на его оголившийся торс, Соуп осознал, что рот наполняется слюной. Ему всегда нравились высокие крепкие мужики — такие как он сам, а то и крупнее. Однако на его мужественную внешность клевали, в основном, субтильные юноши, которые искренне считали, что если он похож на гору мышц, то интересоваться должен исключительно своими противоположностями. А тут просто Рождество какое-то! И раньше срока оно наступило по причине того, что в этом году Соуп был очень хорошим мальчиком и перебил очень много плохих людей.       Мощный торс с рельефными мышцами, покрытый редкими светлыми волосками, не портила даже щедрая россыпь шрамов. Даже наоборот.       Он зацепился взглядом за самый заметный — большой красноватый рубец на ребрах. Со своим обширным боевым опытом Соуп и то плохо представлял, что могло оставить такую отметину — болезненную на вид даже сейчас.       Соуп наклонился и широко лизнул этот шрам, прослеживая языком все бугорки и неровности, впиваясь короткими ногтями в бока Гоуста. Тот тихо зашипел и положил руки ему на плечи, то ли в попытке остановить, то ли наоборот, подтолкнуть действовать дальше. Соуп интерпретировал этот жест в положительном ключе и спустился поцелуями по прессу, постепенно опускаясь на колени. Его пальцы, расстегивающие ширинку, слегка дрожали от нетерпения. Наконец, резко сдернув вниз штаны и бельё, Соуп восхищенно уставился на длинный необрезанный член с крупной головкой, на тяжелые яйца, на мощные широкие бедра. Он облизнулся и наклонился, чтобы провести языком по всей длине, но сверху послышался хриплый приказной шёпот:       — Ложись на кровать, Джонни.       Соупа кольнуло разочарованием, но только слегка.       — Принято, — он ухмыльнулся и, расстегнув свою ширинку, попытался устроиться на кровати. Удалось это не с первого раза — узкая и не слишком длинная конструкция, похоже, предполагала, что человек будет лежать на ней исключительно в позе солдатика и не двигаясь. Тому, кто поставлял такие кровати на военные базы, нужно было судом постановить до конца жизни спать исключительно на этом самом безобразии.       Когда Соуп, больно ударившись локтём о стену и тихо чертыхнувшись, наконец более менее устроился на кровати, Гоуст одним слитным движением стянул с него джинсы и бельё, а затем сам окончательно освободился от болтающейся на щиколотках одежды, оставшись полностью нагим.       Кровать жалобно скрипнула под весом второго тела, и они замерли.       — Блядь, — прошептал Соуп. — Я понял, это всё сделано специально, чтобы ни у кого даже и мысли не возникло, чтобы заняться сексом на базе.       — Чёртовы гении, — Гоуст опёрся на руки по обе стороны от головы Соупа, а затем медленно и плавно опустился на него, выбивая удовлетворенный выдох.       — Да, вот так, — Соуп пошире раздвинул ноги, устраиваясь поудобнее.       Этот поцелуй вышел уже совсем жадным и голодным. Соуп еле сдерживался от того, чтобы не застонать Гоусту прямо в рот и не притереться членом к такому восхитительному члену. Но ебучая кровать не терпела самоуправства. Приходилось действовать осторожно, а то с них станется перебудить скрипом всю базу. То есть, вообще всю, до самого последнего американского солдата.       Гоуст прикусил ему нижнюю губу и зализал выступившие капли крови. Его взгляд, жадно блуждающий по лицу Соупа, был почти безумным, и у Соупа срывало крышу от того, каким он сделал хладнокровного и, казалось бы, безэмоционального лейтенанта.       Внезапно перед его лицом возникла ладонь.       — Оближи, Джонни, — ему показалось, или в голосе Гоуста проскользнули мурчащие нотки?!       Не разрывая зрительного контакта, Соуп широким мазком лизнул шершавую ладонь, от которой дико возбуждающе пахло металлом и порохом. А затем ещё и ещё, и не останавливался, пока Гоуст не отнял её:       — Достаточно.       Гоуст опустил руку ниже и обхватил оба их члена, двинув на пробу пару раз, распределяя слюну, как смазку. А потом сразу же задал стремительный темп. Соуп откинул голову на подушку и зажал себе рот, чтобы не застонать во весь голос. Было хорошо — сильно, крепко. Идеально.       Гоуст тяжело дышал. Его рука, на которую он перенёс вес своего тела, немного подрагивала от напряжения, кулак с силой сжимал подушку.       Чувствуя, как внизу живота закручивается напряжение, Соуп одной рукой обхватил его за шею, а вторую положил на двигавшуюся по их членам руку, помогая и направляя.       — Боги, элти, ты такой... охуенный, — бормотал он какие-то глупости. Он был уже близко.       — Саймон, — хрипло выдохнул Гоуст, двинув рукой особенно резко. — Скажи это.       — Сай...мон, — сорвался на тихий стон Соуп.       Гоуст приглушенно рыкнул и увеличил темп. Кровать издала серию жалобных скрипов, но Соупу было уже наплевать.       Перед глазами мелькнули всполохи, он выгнулся и, еле успев прикусить свой кулак, кончил, обильно выплескиваясь на руку Гоуста, будто не дрочил сегодня утром. Гоусту потребовалось ещё несколько сильных движений, чтобы последовать за Соупом. И, кажется, вся выдержка, чтобы не упасть прямо на него.       Наконец Гоуст отстранился и сел в ногах Соупа на кровать, вытирая руку о полотенце, стянутое со стула. Его тело блестело от пота, бледная кожа с испариной, красиво подсвеченная теплым светом прожекторов, выглядела как-то по-особенному притягательно.       Соуп сморгнул наваждение и тоже сел на кровати.       — Надеюсь, Гас спит крепко, а Прайс делал обход где-нибудь подальше отсюда, — усмехнулся он, глядя на приоткрытое окно — ночью здесь было душновато.       Гоуст на это лишь тихо хмыкнул.       Соуп подавил зевок. После необычайно нервного дня и отличного секса тело наконец сдалось и заявило об усталости на полную катушку.       — Иди к себе, Джонни, — мягко сказал Гоуст, внимательно на него глядя.       — Выгоняешь меня, элти? — шутливо возмутился Соуп, но не удержался и все-таки зевнул.       Гоуст покачал головой.       — Мне кажется, завтра нас ждёт насыщенный день. Нужно выспаться.       — Ловлю на слове, надоело уже здесь просто так прохлаждаться, — вздохнул Соуп.       Гоуст был прав, ему стоило пойти к себе в комнату. Он встал и собрал вещи.       Одевшись, он повернулся к наблюдающему за ним Гоусту.       — Спокойной ночи, Саймон, — тихо сказал он.       — Спокойной ночи, Джонни, — ответил тот.       Соуп тихо вышел в коридор и направился к себе, стараясь не думать о том, что ждёт их завтра.