Монстр, который меня любил

Я плаваю словно во вязком липком киселе, периодически выныривая на поверхность, чтобы уловить какие-то причудливые отрывки реальности. Крепкие руки, прижимающие меня к груди. Чужие грубые голоса, спорящие о чем-то. Прикосновение холодной кожи автомобильного сидения к щеке и запах бензина. Гул мотора и раскачивающиеся в окне черные скелеты деревьев. Мой мозг не в силах обработать даже эту информацию и погружает меня снова в блаженную темноту и неведение, где я хотела бы оставаться вечно, и где так спокойно и легко. Я не знаю, сколько нахожусь в таком состоянии, прежде чем ощутить изощренную пытку. Холод лезвия у моей щеки, пронзающая боль и отвратительное чувство того, как лопается кожа под натиском металла, обжигая лицо горячими струйками крови, тут же потекшими из раны. Прикосновение пальцев на шее, очерчивающих синяки, и голос монстра, который заставляет меня дрожать: — Просыпайся, маленькая львица. Пора тебе узнать, что такое боль. Я дергаюсь и распахиваю глаза, сразу же погружаясь в водоворот холодного взгляда. Могу рассмотреть все оттенки его карих радужек, от темно-орехового у краев, до янтарной каймы с золотистыми вкраплениями у зрачков, пока он внимательно сканирует мое лицо, а потом усмехается кривой ухмылкой, от которой мое сердце забывает, как нужно биться. Он без маски, и я не знаю почему, но это еще больше пугает меня. Может быть потому что я думаю сейчас о том, что он не показывает себя тем, кого планирует оставить в живых. Я смотрю на его красивое лицо с несколькими шрамами, острые скулы, прямой нос, плавный изгиб тонких губ — прекрасное чудовище, которое наслаждается своей жестокостью. Он подкидывает в руке нож, с кровью на лезвие. С моей кровью, понимаю я, прикасаясь к порезу на щеке, и чувствуя, как когти страха впиваются в меня, погружая в ступор. Он назвал меня львицей, холодеет все у меня внутри, это имя моего отца, "вечный лев", и если он узнал, что я дочь Аль-Асада, он точно не поверит, что я хотела помочь этому Соупу. Я вижу, как его ухмылка становится еще шире, и он говорит, проводя рукой по моему колену, прикрытому только легкой тканью платья: — Медея Аль-Асад... Какая ценная добыча... — Медея Митчелл. — мой голос скрипит, словно в горле ворочается комок битого стекла, но я не могу молчать и позволить ему ассоциировать меня с человеком, который давно стал для меня чужим. Откашливаюсь, видя, как удивленно приподнимается его бровь, а рука сжимается на моем бедре, прекращая движение вверх. — Медея Митчелл... — он произносит мое имя таким тягуче бархатным голосом, как будто это единственное, что он когда-либо хотел говорить. — Будешь мне лгать, маленькая львица? — Не буду. — я замолкаю, осматриваясь вокруг и вижу бетонные мрачные стены с грязно-черными разводами, одинокую лампочку под потолком, светящую тусклым светом, железную дверь, покрытую ржавчиной, и деревянную лавку, больше похожую на нары, на которой я сижу. — Я подданная Королевства Швеция, и ваше командование должно связаться с консульством и уведомить о моем неправомерном задержании. Монстр хмыкает, и его рука продолжает движение на моем бедре, от чего я нервно вздрагиваю и впиваюсь пальцами в деревянный край сиденья подо мной. Он продолжает сидеть передо мной на корточках, смотря снизу вверх, и меня пробирает озноб от его взгляда, а также от обманчиво мягкого тона его голоса, когда он говорит: — Консульству Швеции нет дела до маленького шлюшьего отродья, чей отец убивает людей сотнями. И если ты думаешь, что ты сейчас на моей базе, то ты ошибаешься. — Я ничего не знаю о делах своего отца, — начинаю я и тут же осекаюсь, наткнувшись на ледяной взгляд монстра. Не объяснять же ему, что для моего отца я не представляю никакой ценности, потому что я не сын, а бесполезная девчонка, которую можно отослать к матери в Европу, чтобы не мозолила глаза, а потом заставить вернуться назад в долбанное отсталое средневековье, чтобы принудить выйти замуж за его ближайшего соратника. — Мне похуй. — его глаза сужаются, когда он поднимается надо мной, подавляя своим ростом и мощной фигурой, состоящей кажется из одних мускулов, и заставляя сжиматься от странного чувства: паники, тревожности и чего-то еще, сладкого и неправильного. — По большому счету, ты здесь, чтобы заплатить, маленькая львица. Заплатить за то, что случилось с Соупом благодаря тебе. Он хватает меня за ткань платья на груди и дергает вверх, сжимая рукой мои волосы и заставляя запрокинуть голову, смотря в его глаза. Я упираюсь ладонями в его грудь, и он раздраженно рычит, подтягивая меня еще выше: — Нравилось смотреть, как моему другу стреляют в голову из-за тебя, маленькая тварь? Нравилось смотреть на его кровь, думая, что он сдох? — Не нравилось! — я ору, пихая его ладонями, но только делаю больно себе, потому что он даже не реагирует на мои движения, словно его тело высечено из камня. И меня затапливает злость и наверное безумие, потому что я понимаю, что раздражаю зверя, готового меня разорвать, но все равно говорю. — Если ты такой хороший друг, почему ты сейчас не с ним, а? Может потому, что у ебанных монстров не бывает друзей?! Я вижу, как сужаются его зрачки и искажается лицо от ярости, он так сильно стискивает челюсти, что на скулах играют желваки, когда он толкает меня к стене и прижимает своим телом так жестко, что мне кажется, я не смогу вдохнуть. Его глаза впиваются в мои, ледяные, холодные, так смотрит смерть, но почему-то я не чувствую страха, а только злость и... возбуждение? Его пальцы касаются моих губ, очерчивая их и оттягивая нижнюю, побуждая меня разомкнуть их, и я наверное окончательно рехнулась, потому что делаю это, ощущая давление на свой язык, когда он трет его, двигая пальцами внутри моего рта. — Какой грязный маленький ротик, — шепчет он, и мое тело покрывается мурашками. — Хочу посмотреть, так ли он хорошо работает, как произносит разную хуйню... Я должна его бояться после того, как он чуть не убил меня и притащил неизвестно куда. Должна, но не боюсь, потому что точно сошла с ума, или может быть именно так действует пресловутый стокгольмский синдром. Его пальцы хватаются за вырез моего платья и дергают вниз, я слышу треск ткани, и чувствую, как мгновенно твердеют мои соски, соприкасаясь с холодным воздухом комнаты, когда он разрывает его до самого низа и стягивает с моих плеч, оставляя меня перед ним в одних трусиках. Его глаза темнеют, сравниваясь по цвету с самым крепким кофе, я вижу, как трепещут его ноздри, когда он делает глубокий вдох, накрывая ладонью мою грудь, а второй приподнимает мне подбородок и впивается в губы жестким поцелуем. Я мычу, цепляясь за его плечи, низ живота опаляет жаром, он кусает мои губы, грубо, почти до крови, и я ахаю от контраста, потому что он тут же зализывает укус языком. Его пальцы сжимают сосок, жестко, на грани с болью, и мои ноги дрожат от того, как невыносимо приятно пульсирует мое лоно, истекая соками так сильно, что трусики мгновенно становятся мокрыми. Наши языки сплетаются, он хватает меня сзади за шею, притягивая еще ближе к себе, буквально впечатывая в свой торс, и я шиплю от трения нежной кожи и возбужденных сосков о ткань его униформы. Ладонь его спускается по моей спине, ласкает ягодицы, сжимая их и вырывая из моего горла сдавленный стон. Он дергает ткань трусиков так сильно, что та впивается в кожу бедра, причиняя боль, прежде чем разорваться и упасть на пол. И монстр заглушает мой вскрик поцелуем, оглаживая живот, спускаясь ниже, а я сама раздвигаю ноги, позволяя ему двинуться дальше. Его пальцы скользят по складкам моих половых губ, размазывая влагу, задевая клитор, и заставляя меня рвано дышать. — Похотливая сучка... Такая мокрая... — шепчет он между поцелуями, — Скажи, что хочешь, чтобы я выебал тебя в рот. Скажи: выеби мой блядский рот, Саймон. В горле пересыхает, я не могу соображать пока его пальцы кружат на моем клиторе, погружая меня в раскаленную лавину желания. Его глаза, словно чертов водоворот, затягивающий меня на дно моей испорченности, и я стону в его губы: — Выеби мой блядский рот, Саймон... Он удовлетворенно хмыкает, и я замечаю, как в глубине его глаз плещется торжество вперемешку с похотью. Его руки давят мне на плечи опуская вниз, я становлюсь на колени и сглатываю, видя перед собой его пах с выпуклостью на штанах, к которой я тянусь руками, расстегивая молнию. Прохожусь ладонью по ткани боксеров, слегка сжимая его член, и слышу, как он с шипением втягивает в себя воздух, от чего мои ноги начинают трястись, и я ерзаю перед ним, стискивая бедра сильнее, в попытке унять то отчаянное жжение между ними, которое сейчас доводит меня до сумасшествия. Рука Саймона ложится на мой затылок, властно и твердо, я смотрю в его глаза и не вижу в них больше холода, только жгучий огонь похоти, что плещется внутри и заставляет дрожать те струны во мне, о которых я и не подозревала. Эта похоть разливается в моей крови, отравляя ее словно самый смертоносный яд, и я знаю, что не смогу найти противоядия, не тогда, когда он так смотрит на меня. Саймон оглаживает мои волосы, мягко, будто дарит поощряющую ласку послушному питомцу, и я рвано выдыхаю, переводя взгляд вниз и зацепляя пальцами резинку боксеров, освобождая его член, уже такой твердый и возбужденный, что мои зрачки расширяются от желания попробовать его на вкус. Я стону и провожу языком по всей длине его ствола, ощущая каждую венку на нем и каждую выпуклость, облизываю головку, а потом втягиваю ее в рот и начинаю посасывать, чувствуя, как бедра Саймона нетерпеливо толкаются мне навстречу, но он сдерживается, позволяя мне привыкнуть к его длине. Я двигаю головой, постепенно вбирая его член все глубже, стараясь плотно обхватывать его губами и с каждым моим движением проходить по стволу языком. Саймон шипит, и его хватка на моих волосах становится почти болезненной, его голос настолько низкий и хриплый, что у меня от него зарождаются вибрации в животе, когда я слышу, как он стонет, толкая меня к стене и заставляя упереться в нее спиной. — Сука, твой блядский рот... Ты меня с ума сводишь, маленькая тварь... Он больше не сдерживается, я мычу, зажатая его телом у стены, пока он двигает бедрами, резко заходя на всю длину, головка его члена проникает глубоко в мое горло, и из моих глаз брызгают слезы. Я давлюсь и упираюсь руками в его ноги, я хриплю и дергаюсь, чувствуя, как он натягивает мои волосы, удерживая в неподвижном положении мою голову так сильно, что вырывает несколько волосков. Из уголков моего рта течет слюна, капая на мою грудь и смешиваясь со слезами, мое горло сжимается в спазме, массируя его член, и Саймон стонет, вбиваясь в него еще резче, но от этой грубости меня ведет, и я горю от возбуждения, опуская руку на свой клитор и начиная тереть его, безумно желая кончить. Мое тело подрагивает, мозг туманится от недостатка кислорода, так как он не дает мне вдохнуть, таряня мое горло, которое издает такие пошлые чавкающие звуки, что меня трясет еще больше. Я чувствую, как щиплет порез на щеке, который заливает слезами, от натяжения он наверное разошелся, снова начиная кровоточить, но это все проходит мимо меня, потому что все мои мысли сейчас сосредоточены на волнах удовольствия, которые омывают низ моего живота, приближая меня к оргазму. Перед глазами прыгают черные точки, я ввожу в себя пальцы и начинаю двигать ими в одном ритме с толчками Саймона, который имеет мой рот. Моя ладонь при каждом движении задевает клитор, заставляя влагалище сжиматься в спазмах, я ерзаю коленями по полу, держась другой рукой за его бедро, и когда уже почти теряю сознание от отсутствия воздуха, мое тело скручивает такой оргазм, что я дергаюсь, как будто сквозь меня пропустили ток, чувствуя как он хватает меня двумя руками за голову, задвигая мне так глубоко, что мой нос упирается в его лобок, и протяжно стонет, кончая, а его член подрагивает в моем горле, выплескивая в меня сперму. — Пиздец... Маленькая грязная шлюшка... Моя маленькая развратная тварь... — хрипит он, выпуская из своих рук мою голову, и я падаю вниз, упираясь ладонями в пол и хватая ртом воздух так, словно пробежала марафон. Облизываю губы, ощущая на них вкус его спермы и провожу по ним рукой, стирая слюну. Саймон подхватывает меня за предплечья, поднимая с колен вверх, и я хватаюсь за его куртку руками, потому что не в силах стоять на подгибающихся ногах. Его глаза сканируют мое лицо с какой-то странной настойчивостью, будто он хочет запомнить это выражение бессознательной похоти на нем. Он приподнимает пальцами мой подбородок и наклоняется ниже, проводя языком по порезу на моей щеке, и слизывая кровь, словно жуткий зверь, заботящийся о своей самке. Его губы прижимаются к моим, я закрываю глаза, впуская его язык, чувствуя солоновато-пряный вкус собственной крови, смешивающийся с его вкусом. — Моя маленькая львица... — рычит он, гладя одной рукой мою спину, а другой придерживая сзади за шею. — Почему я все еще такой голодный... М? Что в тебе такого? — Потому что ты монстр... А монстрам всегда недостаточно. — шепчу я, привставая на цыпочки, чувствуя как упирается мне в живот его член, снова вставший и твердый. Я прижимаюсь носом к его шее, вдыхая его запах, такой терпкий и свежий, как хвоя и вереск, как море и соль, как мой личный афродизиак, который отпечатался внутри меня, и его уже не вытравить оттуда, как бы мне не хотелось. — Да, я монстр. — он хмыкает, даже и не пытаясь спорить, так словно он свыкся со своей тайной уродливой стороной и устал ее прятать внутри. — Я монстр, и тебе это нравится. Он подхватывает меня под ягодицы, заставляя обхватить его бедра ногами, я держусь за его плечи, пока он жадно целует меня, перенося к тому подобию лавки, что заменяет здесь кровать, и опускает на нее, а затем поднимается и начинает раздеваться. Я опираюсь локтями на дерево под собой, провожая взглядом каждый предмет его одежды, что падает на пол, и облизывая пересохшие губы, когда моим глазам открывается все больше его тела. Мускулистого идеального тела, с темными полосками шрамов на коже, от одного вида которого у меня снова начинает покалывать внизу живота. Саймон склоняется надо мной, упираясь руками по обе стороны от моих плеч, его губы скользят по моему виску вниз, по щеке, язык проходится по моим губам, и я тихо выдыхаю, откидывая голову назад, и позволяя ему двинуться дальше. На шею, которую он покрывает легкими поцелуями и укусами, обводя языком каждый синяк и кровоподтек и рассылая по моей коже мурашки, на ключицы, оставляя на них влажные следы, на грудь, от прикосновения к которой я скулю и ерзаю. Он втягивает губами мой сосок, лаская его языком, обводя по кругу, сжимая другую грудь ладонью, и я хныкаю, чувствуя, как это отдается спазмами в моем лоне, которое снова начинает пульсировать и течь так сильно, как будто и не было удовлетворено до этого. Саймон сжимает мою талию и одним движением переворачивает на живот, придавливая меня своим телом, обхватывая рукой мою шею, заставляя откинуться назад и прижаться затылком к его плечу. Его член упирается мне в ягодицы, внутри меня бушует пожар возбуждения, я вздрагиваю и выгибаю спину, когда он сдвигается, и его ствол скользит по моим влажным складкам, упираясь в клитор. Он делает еще одно движение, вырывая из меня протяжный стон и сжимая пальцами мое бедро до синяков, его член замирает, и я чувствую, как подрагивает его головка у входа в мое влагалище, не понимая, почему он остановился. Двигаю попкой, отчаянно желая ощутить его в себе, но он придавливает меня сильнее, и его ладонь скользит по моей спине так нежно, словно я хрупкая драгоценность под его руками. Саймон склоняет голову ко мне, язык проходится по мочке моего уха, горячее дыхание щекочет мою кожу, но внутри все леденеет, и вожделение смешивается с горечью, когда я слышу, как он говорит: — А теперь ты расскажешь мне, откуда у тебя это. Он обводит пальцем шрам на моей спине, затем еще один, и еще, и я вздрагиваю от каждого прикосновения, опуская голову и прижимаясь лбом к дереву подо мной. Я не хочу, не хочу, не хочу говорить. Я не хочу рассказывать ему ничего из своей жизни, я не хочу выворачивать перед ним душу, и выходить за рамки обычной похоти. Я не хочу и поэтому молчу, и слышу, как он недовольно рыкает и обхватывает пальцами мою шею сзади, заставляя меня выгнуться в попытке смягчить боль и прижаться спиной к его груди, а потом говорит, и его губы почти касаются моей щеки, которая пылает даже от такого недоприкосновения: — Я спрашиваю. Ты отвечаешь. Иначе я найду для твоего рта другое применение. И на этот раз не буду так добр, чтобы позволить тебе кончить. Я разочарованно стону, понимая, что он точно выполнит угрозу и выдавливаю сквозь зубы: — Мой отец разрешил моей матери воспитывать меня, так как его раздражало то, что я всего лишь бесполезная девчонка, не способная продолжить его дело. А когда он решил вернуть меня к себе, оказалось, что я слишком строптива, чтобы спокойно выйти замуж за того, кого он мне выбрал. И тогда он посчитал нужным научить меня покорности. Теми методами, которые считал наиболее подходящими. Он избил меня плетью и сказал, что если я не послушаюсь, он оставит шрамы не только на спине, но и на лице, чтобы ни один мужчина не захотел больше взглянуть на меня. Саймон молчит. Его рука разжимается, освобождая мою шею, и спускается вниз по позвоночнику, выжигая искры из моего тела. Его губы прижимаются к моей спине, язык обводит самый большой шрам под лопаткой, и я вздрагиваю, вдыхая так глубоко, словно моему сумасшедшему сердцу не хватает кислорода. — Жених... Тот урод, которому я свернул шею? — Да. — выдавливаю я и слышу, как Саймон довольно хмыкает, сжимая пальцы на моем животе и переворачивая меня снова на спину. — Хорошо. — его глаза встречаются с моими, я не могу оторвать от него взгляда, когда он устраивается между моими бедрами, и его член скользит в меня так медленно, что это выбивает весь воздух у меня из груди. Я обхватываю ногами его спину, хочу его так глубоко, как это только возможно, и ахаю, впиваясь пальцами в его плечи, когда это происходит. Когда чувствую, что его бедра встречаются с моими, а вся длина его члена наполняет меня, и каждый сантиметр его я ощущаю так ярко, что у меня кружится голова. Его дыхание на моей шее покрывает кожу мурашками, я стону, сходя с ума от почти болезненной неподвижности и сдвигаюсь сама, но его пальцы впиваются в мои бедра, удерживая на месте. — Саймон, пожалуйста... — хныкаю я, извиваясь под ним. — Пожалуйста, двигайся. — Нетерпеливая, — он прикусывает мое плечо, заставляя болезненно вскрикнуть. — Мне нравится, как ты просишь, моя маленькая львица. Он выходит из меня и резко погружается снова, что заставляет меня удовлетворенно застонать, мое лоно так сильно сжимается вокруг его члена, что он шипит от удовольствия, втягивая воздух сквозь зубы и продолжая вбиваться в меня жесткими толчками. Я держусь за его плечи, мои ягодицы трутся о твердую поверхность подо мной, и Саймон просовывает ладонь мне под спину, придерживая и компенсируя свои мощные движения. Я рвано дышу, чувствуя все так предельно остро, как будто все мои эмоции сейчас на грани возможного. Шлепки наших тел, мои тягучие стоны, его хриплое дыхание и расширенные зрачки, почти затопившие радужку, запах секса и похоти, сводящий нас с ума. Мои ноги дрожат, когда я сильнее сжимаю их на его бедрах, я выгибаю спину, давая ему войти еще глубже, и он рычит, удовлетворенный податливостью моего тела, а его член при каждом движении толкается в матку. Я всхлипываю от остро-пьяного наслаждения, туманящего мозги, низ живота сводит спазмами, стенки влагалища пульсируют, и у меня закатываются глаза, когда я начинаю трястись в оргазме, не в силах сдержать крика и царапая его плечи ногтями, оставляя на них кровавые полосы. Губы Саймона накрывают мои, он выпивает все мои стоны, словно самый сладкий нектар, его движения становятся рваными, пальцы впиваются в мои ягодицы, и он, не прекращая поцелуя, кончает, наполняя меня своим семенем, словно заявляя права, и шепчет мне в губы: — Моя... Я не отвечаю, не хочу отвечать на это заявление принадлежности, когда все так запутанно и сложно, но он и не требует, давая мне время на то, чтобы выровнять дыхание. Сдвигается в сторону легким плавным движением и укладывается сбоку, притягивая меня к себе и крепко сжимая руку на моем бедре, заставляя поморщится, но скорее не из-за боли, а из-за того, что мое тело сейчас как оголенный нерв, все еще плавящийся в эйфории. Я смотрю на лицо Саймона, когда его голова опускается на мою грудь, и он затихает в таком положении, как милый невинный щеночек, совсем не похожий сейчас на злого монстра. Я вздыхаю и провожу пальцем по его виску, стирая бисеринки пота, его ресницы трепещут, отвечая на ласку, но он не открывает глаз, лишь сильнее прижимая к себе мое тело, и я сглатываю от странно щемящего чувства внутри меня, которое вызывает во мне его неожиданная уязвимость. Прекрасное чудовище, отпустившее на мгновение свою жестокость. Чудовище, в которое я могла бы влюбиться в другой реальности, не похожей на эту...