Пеккатофилия

***

      Понедельник, 24 августа 1998 года.              Том вертел телефон в руках, лежа ничком на кровати.              Он невидящим взглядом уставился в потолок, провел кончиком пальца по глянцевому экрану.              Он купил Гермионе подарок на выпускной. Средство связи, с помощью которого они могли бы общаться, не беспокоясь о том, что тетя дышит им в затылок, намекая, что они проводят слишком много времени вместе.              После обыска в ее комнате по возвращении он с облегчением увидел, что она взяла его с собой.              Если бы еще она отвечала на его сообщения.              Его скулы напряглись.       Всегда одно и то же.              Ты можешь сбежать, сестренка.              Но ты не сможешь спрятаться.              Он сщурился.       Ненадолго.              Том повернулся на бок, зарылся лицом в смятые простыни и глубоко вдохнул.              Они пахли ее кожей.              Он закрыл глаза, погружаясь в воспоминания. Проигнорировал шум из соседней спальни. Последовавшие за этим приглушенные рыдания являлись просто белым шумом.       

***

      Четверг, 11 марта 1993 года              — Ладно, кто мне подскажет, как можно визуально определить пол лягушки?              Рука Гермионы взметнулась в воздух так быстро, что чуть не шлепнула Лаванду по голове.              Учительница тяжко вздохнула, оглядывая класс и других учеников, смеющихся и перешептывающихся над своими лабораторными укладками.              — Кто-то еще?              Щеки Гермионы порозовели, когда Мариетта злобно хихикнула из-за парты сзади.              — Ладно, давай, Гермиона.              Гермиона опустила руку, вздернув подбородок, несмотря на тихие смешки за спиной.              — Легче всего определить пол лягушки в брачный период. На передних лапках самцов появляются темные полосы, к тому же самец заметно меньше самки.              Учитель кивнул.              — Очень хорошо. Кто-нибудь еще потрудился прочитать параграф?              — Почему мы разглядываем его ноги? Я думал, мы будем вскрывать эти штуки! — крикнул Дин из глубины класса, где они с Симусом держали скальпели наготове со злорадным ликованием.              Мисс Спраут закатила глаза.              — Это называется «препарирование», мистер Томас. Вы будете по очереди делать надрезы. Я подойду к каждому, чтобы убедиться, что вы не переусердствовали. На каждую пару хватит по лягушке. Так что не торопитесь, читайте алгоритм и делайте заметки по необходимости. Это будет в контрольном тесте на следующей неделе.              Несколько недовольных стонов раздалось по всему классу, но по большей части все студенты были весьма увлечены: перспектива разрезания амфибий считалась захватывающим занятием по сравнению с другими скучными уроками.              Гермиона взглянула на Лаванду.               — Ты читаешь… — Она моргнула, наклонив голову. — Лав? Ты в порядке? Ты выглядишь бледнее этой лягушки, а она уже несколько месяцев плавает в химикатах.              — Я знаю! — Лаванда поежилась, отводя взгляд от подноса. — Это отвратительно. Почему мы должны убивать их? В учебнике есть вполне пригодная схема.              Гермиона пожала плечами и потянулась за латексными перчатками.              — Все не так уж плохо. Некоторые школы препарируют эмбриональных свиней.               — Что?              Гермиона ухмыльнулась.              — Теперь тебе лучше с этой лягушкой, правда?              — Отвратительная вонь. — Подруга прижала руку ко рту. — Меня сейчас стошнит.              — Даже не смей! Ты слышала, что говорила Спраут? У нас только одна лягушка.              — Я тронута, что ты так беспокоишься о моем благополучии.              Гермиона вздохнула.              — Я сама все сделаю. Когда Спраут подойдет, просто наклонись и сделай вид, что ты вся во внимании и проявляешь активное участие, чтобы получить нормальную оценку.              Плечи Лаванды с облегчением опустились.              — Спасибо, Миона.              Гермиона кивнула, снова сосредоточившись на крошечном тельце, прижатом животом к металлическому подносу. Она взглянула на лежащий рядом учебник, снова просматривая инструкции, несмотря на то, что провела всю ночь за запоминанием каждого шага.              Она взяла скальпель и щипцы, руки ее не дрожали.              Она глубоко вздохнула, прижимая острое лезвие чуть выше лапок, делая горизонтальные надрезы. Она повторила свои действия под мышками лягушки, и резкий запах ударил ей в нос, обжигая ноздри и горло.              Зрачки расширились, когда лезвие легко рассекло бледную кожу. Она аккуратно сняла кожу с мышцы, прежде чем оттянуть лоскуты назад, как лепестки и прижать к центру тельца.              Она взяла скальпель и проделала те же надрезы с безупречной точностью, на этот раз рассекая мышечный слой, и используя свои щипцы, чтобы отделить ткани от органов.              Затем Гермиона схватила ножницы и разрезала жесткую грудину, сердце екнуло от удовольствия, когда она услышала, как та гулко треснула под инструментом. Она повторила горизонтальные разрезы, а затем осторожно удалила фрагменты костей из центра. Сняла мышечный слой, чтобы уродливая роза никогда не расцвела.       Отложила инструменты в сторону и посмотрела на свою искусную работу.              Захватывающе.              Желтоватые жировые отложения поблескивали под верхней лампой. Она наклонила голову. Образец был самкой, крупные созревшие яйца закрывали вид ее органов.              Гермиона снова взяла скальпель и аккуратно извлекла преграды. Отложив личинки на поднос, она услышала, как рядом с ней хлюпнула Лаванда, выводя ее из задумчивых размышлений.              — Как ты можешь делать это без омерзения?       — Это анатомия, — ответила Гермиона, дыша немного глубже, чем обычно. Она облизнула губы. — Нет ничего более естественного, чем изучение того, как устроены живые существа.              — Нет ничего более естественного, чем вскрывать трупы и доставать их внутренности?              Гермиона отвела взгляд, делая вид, что снова читает учебник.              Она услышала приближающиеся сзади шаги.               — Мисс Грейнджер. Как продвигаются ваши дела?              Гермиона улыбнулась.              — Я только начала конспектировать.              Мисс Спраут приподняла бровь, глядя на поднос.              — Вы уже вскрыли полость тела? — Она склонила голову. — Очень чистые порезы. Отличная работа, Гермиона. — Учительница взглянула на склонившуюся над столом блондинку с позеленевшим лицом.              — Если вы делаете вид, что хотите внести свой вклад, вам следует хотя бы надеть перчатки, мисс Браун.              Лаванда выглядела слишком нездоровой, чтобы смутиться.              — Меня тошнит от этого запаха, мисс Спраут. Я не вынесу больше.              Учительница вздохнула, закатывая глаза.              — Отлично. Возьми пропуск с моего стола и иди в кабинет медсестры до конца занятия. — Она настороженно прищурилась. — Если я узнаю, что ты куда-то ходила, я буду оставлять тебя после уроков каждый день в течение недели, ясно?              Лаванда нетерпеливо кивнула.              — Большое вам спасибо! — Она бросила извиняющийся взгляд на Гермиону. — Э… Прости, Миона. — Она суетливо улыбнулась, быстро собирая книги и сумку. — Но взгляни правде в глаза, ты все равно предпочитаешь делать все в одиночку.              Гермиона отпрянула. Она знала, что Лаванда не имела в виду ничего плохого, но тем не менее это ее задело. Подруга, казалось, не заметила ее реакции, будучи уже на полпути к двери.               — Пропуск, Лаванда! — простонала мисс Спраут, качая головой и бросаясь за девушкой.              Гермиона хлопнула ресницами им вслед, стоя в одиночестве у своей парты со скальпелем в одной руке и щипцами в другой. Она посмотрела на свою скудную добычу.              Она резко отшатнулась, выронив лезвие. Оно с противным звоном грохнулось на пол.              — Отличная работа, Грейнджер! — радостно воскликнул Симус, заставив других заулюлюкать и захлопать.              Она раздраженно закатила глаза, подняла инструмент и с дрожью в груди швырнула его на стол.              Не надо… не сейчас…              Только не снова.              Она на мгновение закрыла глаза.              Голос что-то шептал ей.              Окликнул ее.              Поманил ее.              Она затряслась, стараясь дышать ровно.              Не обращай внимания. Это пройдет. Так всегда бывает.              Мучительно медленно прошло еще несколько секунд. Она открыла глаза. Распластанная лягушка прямо перед ней. Блеклый и жалкий научный эксперимент. Домашнее задание.              Ничего больше.              Она продолжила работу, напряженно вытаращив глаза. К тому времени, как прозвенел звонок, она уже была готова вылезти из собственной кожи.       

***

             Гермиона почти каждый день возвращалась домой пешком. Работая в «голубой луне» мать забирала ее, но с тех пор, как она начала встречаться с Томасом, то сменила смену в магазине, чтобы проводить с женихом больше времени по вечерам.              Гермиона не возражала против таких изменений. Не возражала, что ее мать сменила работу, чтобы подстроиться под человека, только что появившегося в их жизни. Не возражала, что та проводила все меньше и меньше времени с Гермионой, чтобы проводить все больше и больше времени с ним.              Она действительно не знала.              Потому что Гермиона наслаждалась своим одиночеством. И ей нравилось идти домой пешком.              Она так и сделала. Верно.              Это дало ей время поразмыслить о прошедшем дне.              Гермиона любила рефлексировать до кровавого месива. Но в этот конкретный день она действительно хотела, чтобы Джин ждала ее в переулке после последнего звонка.              Потому что сегодня все, о чем могла думать Гермиона, была эта чертова глупая лягушка. Она никак не могла выкинуть это зрелище из головы. Ощущение вспарывания кожи, разламывания грудины, разрезания мышц.              Она чувствовала себя грязной. Мерзкой. Извращенка.              Такие размышление превратили путь в бесконечно долгую дорогу. Она мечтала, чтобы с ясного неба в нее ударила молния или под ее ногами разверзлась земля, засосав ее в огромную воронку, и это несчастье прекратилось.              Увы, когда ни одно из этих событий так и не случилось, Гермиона обнаружила, что бредет к лесу, который граничил с парком возле ее дома.              Не делай этого, Гермиона. Только не снова.              И все же ее ноги свернули с тропинки в густую листву. Она дрожала. Прислонилась к дереву, глубоко дыша.              Иди домой. Просто иди домой.              Она услышала, как за спиной хрустнули ветки. Оглянулась через плечо и уловила какое-то незримое движение.              Она сморгнула навернувшиеся на глаза слезы.              — Алло?              Ее встретила тишина. Но у нее было отчетливое ощущение, что за ней внимательно наблюдают.              Кто-то более опасный, чем она сама.              Гермиона мысленно поблагодарила загадочного хищника за спиной. Потому что страх, который он вселил в нее, заставил ее бежать по тропинке, направляясь прямо к дому.              И спас ее от самой себя. По крайней мере, еще на один день.              Вторник, 25 августа 1998 года.              Темный дым окутывал лиловое небо.              Грузовик равномерно горел на дне оврага. Бушующий костер из искореженного металла.              Гермиона наблюдала за пламенем со своего насиженного местечка на насыпи, обхватив руками коленки и положив на них острый подбородок. Взгляд скользнул по плавящейся конструкции, по почерневшему номерному знаку, который сворачивался сам по себе.              Мельком подумала, вот как выглядела машина Томаса после того, как врезалась в телефонный столб. Искореженная и вогнутая. Игрушечная ракета, разбившаяся о детский кулак.              Запах горелой плоти ударил ей в ноздри, выворачивая желудок. Гермиона едва сдерживала рвотные позы, отворачивая лицо. Взгляд упал на кожаный бумажник, лежащий рядом с ней на цементном выступе. Она осторожно подняла его, брезгливо держа двумя пальцами, как грязную салфетку. Одна сторона все еще была покрыта блестящим красным лаком.              Она осторожно открыла его, потертая складка кошелька не сопротивлялась ее прикосновению, и изучила содержимое.              Его водительские права находились в пожелтевшей пластиковой обложке. Она прищурилась, чтобы прочитать имя в угасающем вечернем свете.              Грейбек.              Она наклонила голову и прищурилась, разглядывая фотографию. На карточке он почему-то выглядел еще более неопрятным, чем в реальной жизни. И это действительно о многом говорило. Она почувствовала запах ментоловых сигарет и виски, исходящий от кузова его грузовика, еще до того, как открыла пассажирскую дверь.              Гермиона вздохнула, откладывая удостоверение, чтобы ознакомиться с другими вещами. Открыла бумажник и, приподняв бровь, посмотрела на пачку крупных банкнот внутри. Удивительно. Они казались хрустящими, будто только что из банкомата.              Я знаю, что он не собирался платить мне за секс. На кой черт ему все это понадобилось?              Она пожала плечами, сложила стопку пополам и сунула ее в задний карман джинсовых шорт.              Предположим, теперь она этого никогда не узнает.              Она пролистала заляпанные и выцветшие визитные карточки и партийные билеты, остановившись, когда в боковом отделении обнаружился край глянцевой фотографии.              Хлопнула ресницами, осторожно отодвигая сложенный клочок бумаги.              На снимке была изображена молодая женщина, еще подросток, сидящая на качелях, откинувшись назад, с длинными светлыми волосами, развевающимися позади нее. На ней было тонкое белое летнее платье, просвечивающее в лучах яркого солнца.              Ее лицо было безучастным. Покорным. Светлые глаза преследовали.              Гермиона долго смотрела на фотографию. Пока периферийное зрение не начало расплываться. Пока девушка не преобразилась.              Гермиона сидела на качелях, крепко вцепившись в веревку наверху, и смотрела в объектив камеры с пустым выражением лица, как у манекена.              Ее внимание привлек звук удаляющейся машины, мчащейся по дорожному гравию. Она быстро вскочила, чтобы положить фотографию на место, но ей удалось только размазать изображение кровью.              Она вздохнула, вытирая его о землю. Несмотря на глянцевую поверхность, малиновый цвет впитался в бумагу и испортил лицо холодной девушки, утопив ее в крови. Гермиона еще несколько мгновений глядела на изображение, потом стиснула зубы и швырнула бумажник в пылающий внизу костер.              Гермиона держала изображение в руке еще секунду, прежде чем отпустить его, наблюдая, как оно плавно летит вниз, вниз, к огню.              Она развернулась и побежала обратно в лес, исчезая в диких деревьях, откуда пришла.              Она не заметила порыва ветра, который налетел с востока, поймал упавшую фотографию за мгновение до того, как та погибла бы в пламени, и унес на тротуар в безопасное место.              Белая подложка, покрытая кровавыми отпечатками пальцев Гермионы, печально смотрела в небо.       

***

      Воскресенье, 25 апреля 1993 года.              — О, перестань, я вовсе так не говорила!              — Ты это сделала, дорогая. Но не волнуйся, я уверен, никто этого не заметил. — Томас весело подмигнул поверх бокала. Джин неудержимо засмеялась в салфетку, ее лицо покраснело.              Гермиона наблюдала за их разговором со своей стороны стола, сложив руки на коленях.              Пожалуйста, убейте меня.              Она не могла смотреть, как мать общается с ним, как будто они единственные люди в комнате.              Как будто Гермионы не существовало.              То, как голос ее матери звенел, как у неопытной школьницы… это был кошмарный сон.              К ее огромному облегчению, звук два раза хлопнувшей входной двери эхом разнесся по столовой, сопровождаемый быстрыми шагами к лестнице.              Расслабленная поза Томаса щелкнула, как выключатель. Широкие плечи расправились, спина выпрямилась, лицо скривилось в крайнем раздражении.              — Том! Тащи сюда свою задницу!              Его громкий резкий голос сотряс стол, и столовые приборы робко задрожали.              Через несколько мгновений в дверном проеме показался знакомый Том с сумкой для книг, перекинутой через плечо, и темной бровью, поднятой над эффектно посиневшим глазом. На его невозмутимом лице не было ни намека на насмешку или дискомфорт.              — Только задницу, или ты хочешь увидеть и все остальное?              Джин отбросила салфетку и со вздохом отодвинула стул.              — Том! Что случилось с твоим лицом?              Она встала и быстро пересекла комнату. Том резко отстранился, пряча голову от ее протянутых рук.              — Я ударился об угол школьного стола. Не о чем беспокоиться.              Глаза Томаса сузились.              — И ты тоже ударил кулаком по столу в отместку?              Взгляд Гермионы скользнул вниз, остановившись на руках Тома. Костяшки пальцев были содраны и припухли, сквозь рваную кожу проглядывала сырая кровь. Она наклонила голову, сосредоточившись на этом зрелище. И задумалась, насколько тяжелее будет отрезать кожу от мышц у человека, в отличие от лягушки.              Рука, о которой шла речь, дрогнула, сбросив ее оцепенение. Она подняла глаза, и сердце ее екнуло, когда она встретилась взглядом с Томом. Он пристально смотрел на нее через плечо матери. Что бы там ни говорили их родители, все отошло на задний план, превращаясь в отдаленный гул.              Том всегда производил на нее такое впечатление. Изгоняя всех остальных присутствующих в комнате.              Как любовники. Как смерть.              Она сглотнула, когда странная мысль пустила корни в ее голове. Почувствовала, как лианы поднимаются с ковра и обвивают ее лодыжки, скручивая обнаженные икры.              — Гермиона, сбегай в ванную и принеси аптечку.              Гермиона вздрогнула. Снова появились ее мать и Томас. Том больше не смотрел на нее.              — В этом нет необходимости, Джин. — Том обошел встревоженную женщину, бросив сумку на пол возле серванта. — С синяками ничего не поделаешь. Со мной все будет хорошо.              Он выдвинул стул с единственной незанятой стороны стола — между отцом и Гермионой. Сев, Том отодвинул свой стул на полфута от первого, придвинувшись ближе к ней.              Она моргнула, уставившись на свою полупустую тарелку.              — Ты опоздал. Снова. — Кулаки Томаса лежали на столе. — Если мне снова позвонит директор и скажет, что ты подрался…              — Уверяю вас, стол никому не расскажет. Он знает, что случилось с углом шкафа, который тоже выпендривался.              Гермиона прикусила губу, внезапно истерически захихикав. Она пыталась сдержаться изо всех сил. Томаса же это нисколько не позабавило.              — Ты единственный идиот из всех, кого я знаю, который получает одни пятерки, — рассержено продолжил мужчина, сосредоточив весь свой гнев на юноше, который казался его молодой копией. — Ты погубишь свои шансы в колледже только потому, что не можешь держать себя в руках.              Том отвел взгляд, стиснув зубы.              — Интересно, от кого я подцепил эту черту?              Джин отвела взгляд, с явным смущением, царапая пальцами скатерть. Гермиона расковыряла заусенец до крови.              В доме никогда не было драк, пока бойфренд ее матери не переехал к сыну.              Это напоминало ядовитый газ, который она была вынуждена вдыхать постепенно, медленно отравляя ее кровоток.              — Следи за языком, щенок. — Глаза Томаса угрожающе сверкнули, тело, готовое к прыжку зверя, напряглось. — Я не собирался тратить последние десять лет на воспитание нахального преступника.              Гермиона хлопнула ресницами.              Десять лет?              Кто воспитывал его первые шесть лет? Разве его мама не умерла при родах?              Том застыл на стуле.              — Думаю, я могу возразить, ведь последние десять лет ты никого не воспитывал.              Джин закрыла глаза и неодобрительно покачала головой. Гермиона приготовилась к удару.              Том исподлобья наблюдал за тем, как его отец кипит от ярости, сидя за обеденным столом, с жестким взглядом, в котором ясно читался вызов.              Но, к всеобщему удивлению, Томас не стал перескакивать через тарелки и стаканы. Вместо этого он еще больше откинулся на спинку стула, крепко сжав кулаки.              — Иди в свою комнату.              Том вскочил со стула, как будто тот был пружиной.              — С радостью.              Он потянулся за своей сумкой, одной рукой ухватившись за спинку стула Гермионы, когда наклонился. Она затаила дыхание, пока тот не отпустил ее и не исчез из комнаты в том же облаке черного смога, с которым вошел.              Томас глубоко вздохнул.              — Прошу прощения. Иногда я не знаю, что делать с этим мальчиком.              Джин положила руку ему на плечо.              — Он подросток, милый. Просто мальчик. Это такой период. Я уверена, что в его возрасте ты тоже прошел через это.              — Перестань оправдывать его, Джин. Детей воспитывают будучи их родителем, а не другом.              Джин отдернула руку.              — Я знаю это, Томас. Я всю жизнь растила свою дочь сама.              Гермиона снова посмотрела на свое место. Ее глаза сфокусировались на ноже для стейка, поблескивающем в свете ламп. Она услышала, как Томас заерзал на стуле.              — Мне очень жаль, Джин. Я не хотел… — простонал он. — Он просто заводит меня. Он делает это нарочно, клянусь. — Пауза. — Я просто хочу, чтобы он был больше похож на Гермиону.              Гермиона удивленно оторвала взгляд от тарелки.              Томас пристально посмотрел на нее через стол.              — Ты замечательная девушка, Гермиона. Образцовая ученица, уважающая старших, вежливая и добрая. — Она сжала кулаки на коленях. Исходящие от него комплименты казались глубоким оскорблением. — Надеюсь, со временем ты сумеешь переубедить Тома.              Она почувствовала, как густой румянец залил ее шею и распространился по щекам.              Джин рассмеялась.              — Томас, мы так не договаривались.              Гермиона моргнула и в замешательстве посмотрела на мать. Томас улыбнулся.              — Я знаю, я ужасно разбираюсь в таких вещах. Скажи ей.              Ее сердце сжалось в груди, тело онемело. Она почувствовала, как ее душа отделилась от тела, услышав кокетливое хихиканье матери.              — Но Том…              — Я скажу ему позже вечером. Он сам виноват, что опоздал и устроил сцену.              — Может, нам стоит подождать?              — Расскажи.              Они оба посмотрели на Гермиону, словно вспомнив, что она все еще сидит там. Мать наклонилась к ней, протянув руки через стол, и поманила Гермиону сделать то же самое. Ее пальцы дрожали, когда она сжимала теплые руки матери.              — Гермиона, как ты знаешь, мы с Томасом довольно серьезно относимся к переезду наших семей вместе и все такое… — она нервно прикусила губу, выдерживая испытывающий взгляд Гермионы. — Вчера вечером Томас сделал мне предложение. Я сказала «да».              Наступившая тишина оглушила. Вакуум высосал из комнаты весь воздух и свет, лишив мозг кислорода и ослепив ее. Она покачнулась в кресле.              — Это замечательно.              Томас громко хлопнул в ладоши и улыбнулся. Ее мать выглядела менее довольной.              — Гермиона, может быть, нам стоит поговорить наедине?              Гермиона отдернула руку.              — Нет, извини, меня просто застали врасплох. — Она покачала головой, выдавив из себя тусклую улыбку. — Я так рада за вас. Это отличная новость.              Мать склонила голову набок, неуверенно улыбаясь, явно уловив что-то неладное в реакции дочери. Но голос Томаса заглушил их обоих.              — Я же говорил тебе, что она будет в восторге, Джин! Давай отпразднуем это событие мороженым.              Желудок Гермионы болезненно скрутило.              — Вообще-то, у меня много домашних заданий. — Она продолжала давить улыбку, чувствуя, что ее лицо вот-вот расколется пополам. — Но мы можем в другой раз.              Джин начала подниматься.              — Дорогая, ты уверена?              — Да, мам. — Гермиона наклонилась и поцеловала ее в щеку. — Честное слово, я так рада этой новости. Давай отметим в следующие выходные.              — Отличная идея, — одобрительно протянул Томас, потянувшись за бокалом. — Спокойной ночи, Гермиона.              Гермиона кивнула в его сторону.              — Спокойной ночи.              Она спокойно вышла из комнаты, ровным шагом поднялась по лестнице, медленно прошла по коридору и рухнула на пол своей спальни. Свернулась калачиком, прислонившись к изножью кровати, и со слезами на глазах уставилась в стену.              Все разваливается.              Гермиона не была уверена, как долго она тонула в луже своих страданий, прежде чем дверь открылась. Она вытерла глаза, ожидая увидеть мать.              Кровь отхлынула от ее лица, когда Том небрежно вошел внутрь, осматривая помещение, как будто он имел право прийти сюда в любое время, когда захочет.              — Ты не постучался.              Он перевел взгляд на нее, и потемневшая кожа вокруг левого глаза сделала его серые радужки еще светлее.              — Факт.              Она тяжело сглотнула, надавив на пружину.              — Ты не можешь просто так врываться в мою комнату.              — Я не врывался. Я вошел абсолютно спокойно.              Она раздраженно фыркнула и начала подниматься с пола. Том пригвоздил ее напряженным взглядом.              — Оставайся внизу.              Гермиона моргнула, сердце подскочило к горлу. Она снова опустилась на ковер.              Том перевел взгляд на ее туалетный столик и направился к нему, засунув руки в карманы. Наклонил голову, рассматривая фотографии и карточки, прикрепленные к раме зеркала.              — Я не мог не услышать радостную весть.              Она застыла.              — Твой отец сказал, что собирается рассказать тебе сам.              — Я постараюсь изобразить удивление.              Его голос был ровным, отстраненным. Она прикусила губу.              — А как ты к этому относишься?              Он протянул руку и провел кончиком пальца по фотографии Гермионы, смеющейся с матерью в зоопарке. Он коснулся ее щеки на изображении. Она почувствовала, как призрачное ощущение пробежало по ее лицу в реальной жизни, посылая дрожь тревоги вниз по позвоночнику.              — Я думаю, они идеально подходят друг другу.              Гермиона отпрянула.              — Это сарказм?              Он ухмыльнулся и опустил руку, не отрывая взгляда от фотографии.              — Ты не согласна?              Она обмякла, подтянув колени. Гермиона ожидала, что Том будет на ее стороне. Ее терзали стыд и чувство вины за то, что она была единственной, кто негативно относился на новое развитие событий в их семье.              Он медленно отошел от комода и встал рядом с ней, глядя сверху вниз.              — Они оба хотят быть кем-то другим. Когда они вместе, они могут воплотить эту фантазию в жизнь. Они становятся теми, кем могли бы быть в другой жизни. — Его глаза сверкнули. — До того, как появились мы и все испортили.              Во рту у нее пересохло.              — У нас не так с мамой. Мы друзья.              — Хм.              Глаза Тома блуждали по ее лицу.              — Она твоя подруга, потому что не знает, как быть твоей матерью.              Эти слова были как острое копье, пронзившее грудь. Гермиона ощетинилась.              — Ты ничего о нас не знаешь! Ты в нашей жизни всего полгода. Кроме того, по крайней мере, моя мама любит меня.              Она тут же пожалела о своих словах.              Из невидимого эфира материализовалась угрюмая тьма, бросив тень на его лицо. Его глаза почернели. Пурпурный синяк, казалось, рос и растекался крошечными ручейками, чернила текли по его венам.              — Твоя мать любит, когда ты слушаешься.              Гермиона отстранилась, сердце бешено колотилось.              — Неправда.              — Нет? — Он подошел ближе, носком ботинка задел ее босую стопу. — Попробуй бросить ей вызов. Посмотрим, как сильно она тебя любит.              — Я не собираюсь усложнять ей жизнь на потеху тебе. Мне нечего доказывать.              Он ослепительно улыбнулся, сверкнув зубами.              — Конечно, нет. Ты ведь все продумала, не так ли?              Яд в его голосе обжег ей кожу.              — Я не ищу драк, чтобы почувствовать прилив сил.              Его руки согнулись по бокам, сломанные костяшки хрустнули.              — Нет, ты отправляешься на поиски в лес. — Ее сердце провалилось в живот с гулким стуком.              Он выдержал испуганный взгляд Гермионы, на его лице плясало веселье.              — Не смотри так испуганно. Как будто я заснял, как ты плачешь.              Она моргнула. Плачет?              Казалось, он прочел вопрос в ее глазах.              — Иногда я вижу, как ты идешь домой. Ты всегда выглядишь так, будто вот-вот расплачешься, прежде чем скрыться за деревьями. — Его наглая ухмылка стала еще шире. — Если только ты не занимаешься чем-то другим?              Она не могла дышать.              — Это не твое дело.              Он едко рассмеялся.              — Лучше бы ты сказала, что идешь туда, чтобы поговорить с цветами. Теперь мне интересно. — Том облизнул губы, лицо его мгновенно посерьезнело. — И я просто обязан знать.              Она вспомнила хрустнувшую ветку, мелькнувшее плечо.              — Ты следил за мной?              — Если бы я был там тогда, то не любопытствовал так сейчас, не так ли?              Она поднялась на ноги, крепко сжав руки в кулаки.               — Держись от меня подальше, Том Реддл.              Он поднял бровь, широко улыбаясь.              — И как же мне это сделать? Ты скоро станешь моей младшей сестрой.              Она резко выдохнула, услышав это. Эти слова заставили что-то недоброе вспыхнуть внутри нее.              — Убирайся из моей комнаты.              Его глаза сузились, когда Том шагнул вперед, наткнувшись на ее грудь. Она вскрикнула и попятилась, потеряв равновесие и осев на пол.               — Гермиона? Ты в порядке? — крикнула снизу мать.              Она отвела взгляд, поднимаясь на ноги, но Том уже проскользнул в дверь.              — Я в порядке! Просто споткнулась! — крикнула она, щеки ее стали пунцовыми.              Его ответный смех злым эхом разнесся по коридору.

***

      Среда, 26 августа 1998 года.       Гермиона глубоко вздохнула, откинувшись в пустой ванне, словно отмокая в воде. Свет в ванной был выключен, но достаточно света просачивалось из зала, и она могла довольно ясно ориентироваться в пространстве.              Мотель находился в стороне от проторенной дороги. В самой глуши.       Грязно. Она положила полотенца на дно ванны, прежде чем ступить туда.              Она заплатила за номер наличными из выброшенного бумажника мужчины. Грейсон. Серый-что-то. Она не помнила. Все это испытание проходило как в тумане. Блеклым и далеким.              Гудок эхом отразился от плитки, синий свет осветил бортик ванны. Гермиона вздохнула и взяла трубку.              Она прочитала сообщение на экране.              И почувствовала, как ее грудная клетка треснула по центру.              Том.              Она опустила телефон на бедро, уставившись на тени, когда слезы начали тихо течь.              Гермиона надеялась, что у нее будет больше времени. С другой стороны, она была удивлена, что ему потребовалось пять дней, чтобы понять, что она не приедет.              На создание фарса у нее ушли месяцы. Месяцы, терзаемые ужасом, он каким-то образом узнает правду. Не даст ей уйти.              И теперь, когда ей наконец удалось сбежать, каждая клеточка ее существа кричала, чтобы она вернулась домой. Вернуться к Тому.              Единственный человек, который знал. Единственный, кто мог удержать ее от…              В дверь постучали.              Гермиона дернулась.              Она посмотрела через дверную щель ванной, через спальню на деревянную преграду, запертую на замок и цепочку.              Ее мысли пронеслись так же быстро, как и сердце.              Может быть, это ошибка.              Снова раздался стук.              О боже!              Полиция.              Они нашли меня.              Она поднялась из ванны на ватных ногах, ступая на прохладный кафель в ошеломленном оцепенении.              Вот оно.              Свободна меньше недели, а я уже пошла и все испортила.              Она медленно прошлась по комнате, лихорадочно стиснув кулаки. Остановилась у двери, собираясь с духом. И тут в третий раз еще громче раздался стук, заставивший ее вздрогнуть. Гермиона облизнула губы.              — Иду!              Она наклонилась вперед, глядя в глазок. И никого не увидела.              Она отшатнулась, сердце ее заколотилось.              Нет.              И тут она услышала это.              Поскабливание.       Ногтей о древесину.              Она быстро попятилась от двери, дергая себя за волосы.              — Уходи! — закричала она, слезы катились по ее щекам.              Гермиона с ужасом смотрела, как под дверью медленно скользнул клочок бумаги.              Она тупо моргнула, качая головой, когда увидела знакомый облик.              Это была фотография, верхний свет отражался от глянцевой обложки. Гермиона медленно шагнула вперед и взяла его дрожащими пальчиками.              Девушка смотрела на нее все теми же пустыми глазами и окровавленным лицом.              Угол фотокарточки был опален. Она провела пальцем по краям, перевернула ее на другую сторону и уставилась на высохшие кровавые отпечатки. Тяжело сглотнула, когда поняла, что это ее собственные.              Все это ненастоящее.              Этого не может быть.              Гермиона развернулась и понеслась обратно в ванную, подняв забытый телефон. Она возилась с кнопками, открывая сообщения, которых избегала последние три дня.              Пришло время ответить.       

***

      Воскресенье, 26 декабря 1993 года              Гермиона погрузила окровавленные руки в снег. Пальцы мгновенно обожгло от пронизывающего холода, прежде чем они быстро онемели. Она вытерла их о ближайший ствол дерева, и, наконец, засунула обратно в перчатки.              Потерла ладони друг о друга, пытаясь усилить кровообращение.              Она бросила на землю перед собой еще один взгляд, не обнаружив никаких следов своей работы. Затем пнула кучу снега, в которую только что погрузила руки, размазывая красный цвет, пока тот не стал розоватым и не растаял в листьях под ним.              Довольная, что замела следы, Гермиона развернулась, намереваясь отправиться домой.              И почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.              Том прислонился к дереву в десяти ярдах от нее, наблюдая за ней поблескивающими глазами, его дыхание вырывалось из приоткрытых губ ровными клубами пара, видимыми на фоне холодного воздуха.              Гермиона отшатнулась, неудержимо дрожа.              — Ну… — Том склонил голову набок, бросив взгляд на землю позади нее, затем снова на ее глаза. — Неожиданно.              Она развернулась и побежала.              Как можно быстрее. Добыча мчалась, спасая свою жизнь, а кровожадный волк рвался за ней.              Но его ноги были намного длиннее, и он с легкостью догнал ее за считанные секунды, схватил сзади и повалил их обоих на твердую, утоптанную снегом землю. Деревья, окружавшие их, казались мертвыми, но их ветки плотно укрывали происходящее от посторонних глаз.              Никто ее не увидит. Никто не услышит ее крика.              Она выбрала это место именно по этой причине, не зная, что однажды оно сработает против нее так подло и эффектно.              Гермиона вцепилась в землю, пытаясь вырваться, но он схватил ее за пояс джинсов и оттащил назад. Он встал на колени, переполз через нее, оседлал ее живот, схватив ее за запястья и прижав ее руки к голове.              — Слезь с меня! — закричала она, выдыхая густой пар.              Том засмеялся, глаза его заблестели, щеки раскраснелись.              — Погоня всегда была моей любимой частью.              Она хлопнула ресницами.              — Конечно, я никогда раньше не ловил другого хищника. — Он облизнул губы, грудь его тяжело вздымалась. — Признаюсь, я глубоко очарован и потрясен.              Гермиона выгнула спину, дернула бедрами в попытке сбросить его. Он зашипел, больно сжимая ее запястья.              — Я не советую тебе этого делать, сестренка. Нет, если только ты не хочешь, чтобы все сложилось не так приятно.              — Прекрати меня так называть!              Он снова рассмеялся.              — Перестань каждый раз так бурно реагировать, и, тогда может быть, я прекращу.              Гермиона откинулась назад, его тяжело нависающее неподвижное тело заставило ее сменить тактику.              — Я могу объяснить.              — Я действительно не думаю, что объяснение необходимо. Картина стоит тысячи слов, а я только что получил довольно подробную демонстрацию.              — Все не так, как кажется.              Он выгнул темную бровь.              — Нет? Хорошо, тогда послушаем.              Она быстро захлопала ресницами.              — Я практиковалась для школы.              Том уставился на нее в течение нескольких заикающихся секунд, прежде чем взорваться громким смехом. Он качнулся так сильно, что опрокинулся, схватившись за бока, тем самым освобождая ее от своего веса.              Но она была так потрясена его реакцией, что даже не попыталась убежать. Вместо этого Гермиона медленно села, внимательно наблюдая за ним, зная, что его настроение резко изменилось.              Прошла короткая вечность, прежде чем он, наконец, успокоился, лежа на снегу, и его длинное худое тело прорезало темную линию поперек невинной белизны. Он повернул голову, глядя на нее, щеки и нос покраснели, глаза горели, как звезды на куполе ночного неба.              — Это было хорошей идеей. Расскажи мне еще что-нибудь.              Она тяжело сглотнула.              — Ты собираешься меня сдать?              Том перекатился на бок, подперев голову рукой.              — Посмотрим. Что ты мне дашь, чтобы я держал рот на замке?              Она сердито прищурилась.              — Это не игра.              Его веселый взгляд блуждал по ее лицу.              — Нет, это деловые переговоры.              Она разочарованно вздохнула и еще раз оглядела лес, так же отчаянно надеясь на побег.              — Я просто поймаю тебя снова. И чем больше раз ты будешь убегать, тем быстрее и сильнее я разозлюсь. Ты ведь не хочешь остаться со мной наедине, когда я достигну точки невозврата?              Он казался расслабленным и непринужденным, голос равнодушным, словно они обсуждали погоду. Но его глаза держали ее в клетке.              Гермиона почти боялась открыть рот и выдавить хоть слово, но все же не могла не спросить:              — Что ты имеешь в виду?              Том снисходительно наклонил голову, как огромная хищная птица, пристально и жутко глядя на нее.              — Полагаю, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, сестренка — На этот раз она не дернулась. Наоборот — это нарекание вызвало в ней волну тепла. — Мы не такие уж разные, ты и я.              Он облизнул губы, улыбаясь.              — Может, мы и не одной крови, но, похоже, у нас есть общие интересы.              Мир вокруг нее превратился в дым и пепел. Остался только он. Они парили над темной бездной, существуя только сейчас.               — Это не интерес, — прошептала она, и непрошеные слезы выступили у нее на глазах. — Это болезнь. Одержимость.              Том глубоко вздохнул и выпрямился рядом с ней.              — Ты чувствуешь это только потому, что стыдишься. Как только ты научишься принимать эту часть себя, то обнаружишь, что это очень захватывающе.              Она вздрогнула, и слезы потекли по ее щекам. Гермиона вытерла их, слишком измученная страхом и чувством вины, чтобы испытать хоть каплю смущения.              Том разглядывал ее с явным интересом.              — Так вот почему я всегда вижу, как ты плачешь. — Он протянул руку в перчатке, подушечкой большого пальца стирая влажные следы, которые она пропустила. Гермиона была слишком потрясена этим нежным жестом, чтобы отстраниться. — Какая пустая трата сил. Ты еще даже не убивала человека.              Ее сердце опасно екнуло.              — Я и не собираюсь. Я пытаюсь остановиться. Я не появлялась здесь уже несколько недель. Ни разу до свадьбы. — Ее плечи напряглись. — Но потом случилась рождественская вечеринка, и я… — Гермиона печально покачала головой, позволяя локонам упасть вперед и скрыть лицо. — Я сдалась.              На несколько мгновений воцарилась тишина, и закрыв глаза, Гермиона почти могла представить, что она одна.              Почти.              Но, несмотря на полную тишину вокруг нее, сама аура Тома искрилась и потрескивала на ее коже, как электрический ток. Его невозможно было не заметить, даже когда она его не видела.              Ведь она знала, что за ней следят, когда шла в лес этим утром. Она просто думала, что это было… что-то другое.              Оглядываясь назад, она упрекала себя за беспечность и самодовольство.              И все же какая-то крохотная ее часть испытывала огромное облегчение. Часть, страстно желавшая быть пойманной, надеясь на божественное вмешательство, чтобы прекратить то, на что у нее самой не хватало сил и воли. Остановить безумие от дальнейшего развития.              Остановить ее, пока она не лишила человека жизни.              Но, похоже, молитвы Гермионы не были услышаны.              Потому что Том явно не собирался спасать ее от самой себя. Во всяком случае, он выглядел более возбужденным, чем она когда-либо видела его раньше. Зрелище довольно захватывающее…              Гермиона быстро отогнала эти мысли. Они были отброшены с большей легкостью, чем другие ее темные побуждения. Казалось, ее моральный компас был откалиброван для измерения уровня разврата и ничего более.              Но тишину нарушил звук приближающегося Тома, влажный скрип сапог по мерзлой земле. Она затаила дыхание, когда ее волосы откинули в сторону чужие руки. Перед ней появилось красивое лицо Тома, на котором не осталось и следа прежнего веселья.              — Гермиона.              Она вздрогнула.              — Чем сильнее ты будешь бороться с этим, тем меньше ты сможешь это контролировать.              Ее глаза метнулись.              — Что ты предлагаешь?              — Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему. Станешь сопротивляться и потеряешь покой. Твоя душа заболеет тоской.              Его низкий голос был бальзамом для измученных нервов Гермионы.              — Сомневаюсь, что Оскар Уайльд имел в виду это.              Том улыбнулся, его зубы заострились до длинных клыков. Ее зрачки быстро расширились, дыхание перехватило.              — Мы не такие, как другие люди, Гермиона. Поэтому мы не должны ограничивать себя теми рамками, которые они сами себе устанавливают.              Она медленно моргнула, пытаясь обуздать свою низменную реакцию.              — Ты все время говоришь «мы».              — Я знаю.              Она осторожно сглотнула.               — Ты когда-нибудь… — она не могла заставить себя произнести это. Но он понял ее с полуслова, избавляя от мучительной пытки.              — Пока нет. Но скоро.              Она отстранилась.              — Ты хочешь причинять людям боль?              Том сжал челюсть.              — Дело не в них, Гермиона. Ты же знаешь. — Его глаза хищно сверкнули. — Не веди себя как они. Ты совсем не похожа на них.              Гермиона почувствовала, что слезы снова жгут глаза.              — В этом-то и проблема.              — Проблема? — Он громко усмехнулся, откинув голову назад. — Какого черта ты хочешь оказаться среди безмозглого скота? — Том подошел еще ближе. — Ты умнее, смелее, безумнее, лучше.              Все ее тело лихорадочно трепетало.              — Ты замечательная девушка, Гермиона.… Образцовая студентка, уважительная к старшим, вежливая и добрая.              Гермионе больше понравилось описание Тома.              И все же…              — Я тоже волнуюсь.              Его резкий смех скальпелем прорезал нарастающее напряжение.              — А кто нет?              Она закатила глаза.              — Большинство людей не ведут себя подобным образом. Вот почему существуют законы, запрещающие это.              — Законы существуют потому, что людям нравится нарушать эти законы. Все любят грешить, Гермиона.              Она глубоко втянула носом холодный воздух, задерживая его в легких, пока их не зажгло, а затем выдохнула с удовлетворительным свистом.              — Мне это слишком нравится.              Она прикусила губу и отвела взгляд.              Том протянул руку, взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Серый цвет в его глазах потемнел, когда он большим пальцем дотронулся до губы Гермионы. Жар разлился по всем частям ее тела.              — Теперь ты не одна. — Он сосредоточился на ее губах, заставляя Гермиону дрожать в такт сердцебиению. — Я могу тебе помочь.       — Единственная помощь, которая мне нужна, — это найти способ остановиться. — Ее подбородок коснулся его медлительной руки.              Его глаза вспыхнули, удерживая ее.              — Тебе нужен кто-то, кто понимает. Ты была одна всю свою жизнь. — Зрачки Тома расширились. Видеть превращение на ком-то другом казалось еще нереальнее. Волнующе. — Совсем как я.              Она отрицательно помотала головой, отчего его рука упала.              — Я была не одна. Мама всегда была рядом.              — Если бы она знала, то набросилась бы на тебя. Поверь мне.              Гермиона открыла было рот, чтобы возразить, но, увидев в его взгляде затравленную тень, промолчала.              — Я думала, твоя мать умерла при родах.              Он молчал так долго, что она убедилась, что ответа не последует.              Но потом…              — Так и было. — Том щелкнул языком, его скулы напряглись. — Меня вырастили бабушка с дедушкой. До тех пор, пока я не стал достаточно взрослым, и они не отдали меня ублюдку, который меня породил.              Ее грудь заныла.              — Мне очень жаль.              — Не стоит.              Том стиснул зубы. Провел рукой по волосам, отводя взгляд.              — Я хочу сказать, что наличие людей рядом не гарантирует то, что они будут с тобой тогда, когда ты больше всего в них нуждаешься.              Она вонзила пальцы в замерзшую землю рядом с собой.              — Мне жаль, что твоя семья подвела тебя, Том. Но моя мама не такая. Она не стала бы на меня бросаться. — Гермиона вздохнула. — И все же я скорее умру, чем позволю ей узнать правду.              Том поднял глаза, и на его лице снова отразилось веселье. — Тогда, наверное, хорошо, что мы семья.              Она побледнела.              — Мы не семья.              — Позволь не согласиться.              — Семья — это не только юридические документы.              Он наклонил голову, все его тело застыло в опасной неподвижности.              — Кровь.              Что-то в его тоне было зловещим, с оттенком мрачной насмешки. Это сильно ее напрягало.              — Кроме всего прочего, — протянул он.              Гермиона вскрикнула, когда Том прыгнул вперед, снова опрокинув ее на спину.              — Том!              Он без усилий прижал ее к снегу, на этот раз полностью улегшись поперек тела Гермионы. Его веселый смех ничуть не облегчил ее растущей паники.              Затем достал из кармана пальто складной нож.              — Том! Это не смешно! Отстань от меня!              — В прошлый раз у тебя не очень хорошо получалось выдвигать требования. Может, тебе стоит попросить вежливее?              Гермиона билась, как дикое существо, не желающее быть заживо съеденным. Том схватил ее за руку, когда она замахнулась для пощечины, и легко удержал ее между ними. Она ахнула, когда он наклонился и прикусил кончик ее перчатки, стягивая ее ртом.              Она со страхом и удивлением наблюдала, как он повторил это действие со своей перчаткой. Их обнаженные ладони соприкоснулись, заставляя ток змеиться вверх по ее руке и вниз по позвоночнику, отчего пальцы ее ног онемели.              — Что ты…       Она резко остановилась, когда Том ловко раскрыл лезвие и, не дрогнув, полоснул по ладони. Из пореза заструилась кровь, стекая по запястью. Гермиона поняла, что он собирается сделать, и все же была так очарована, что не сопротивлялась, когда он прижал лезвие к ее собственной руке.              Том помолчал, глядя ей в глаза. Она затаила дыхание, неподвижно лежа под ним.              Он выдержал взгляд Гермионы, когда нож рассек ее кожу. Гермиона вздрогнула от острого жала, глубоко выдохнув, когда он провел лезвие вниз, образуя неглубокий порез. Она ощутила, как кровь выступила, встречаясь на поверхности с горьким холодом и тут же застывая.              Он убрал нож, прижимая их раны друг к другу.              Его кровь проникла в ее сосуды, как огонь, распространяя жар по всему телу.              — Надеюсь, со временем ты сумеешь переубедить Тома.              Она ошеломленно смотрела на их скрепленные руки.              Том переплел их пальцы, его плоть согревала ее снаружи, в то время как его кровь жгла ее изнутри.              — Что теперь, Гермиона?              Он вопросительно наклонил голову, слова призрачно скользнули по ее губам.              — Теперь мы семья?              Румянец окрасил ее щеки, мысли безумно метались, не в силах сформулировать грамотный ответ. Поэтому она просто кивнула, потерявшись в серой пустыне его глаз.              — Хорошо. — Понимающая улыбка изогнула его красивые губы. — Сестренка.

***

             Среда, 26 августа 1998 г.              Том вздрогнул от внезапного жужжания в кармане. Он потянулся назад и вытащил телефон, стиснув зубы, когда экран засветился. Сердцебиение отдалось эхом в каждой конечности, в каждом пальце, когда он увидел имя Гермионы, мелькнувшее на экране.              — Хорошая девочка, — прошептал он, открывая сообщение.              Три слова.              Он перечитал их четыре раза, прежде чем глубоко вздохнуть и ущипнуть себя за переносицу.              Оно нашло меня              — Черт возьми.              Том быстро напечатал ответ, борясь с желанием позвонить ей, но знал, что звук его голоса еще сильнее подавит ее.              Она обладала острыми клыками и когтями, подобных которым он никогда не встречал ни у кого, кроме себя. Но когда свет гас, и призраки выходили, она превращалась в испуганную лань, стучащую зубами.              Это не настоящая Гермиона              Она ответила мгновенно.              Это реально. Оно оставило мне подарок              Он тяжело вздохнул, прислонившись к перилам коридора.              Что это было?              Возникла задержка. Он стиснул зубы.              Фотография              Том моргнул.              Ее галлюцинации никогда не проявлялись так, как сейчас.…              Оно развивается. Это нехорошо.              Фотография чего?              Я не могу тебе сказать              Он повернул голову, раздраженно хрустнув шеей.       Тебе нужно вернуться домой       Я могу помочь тебе избавиться от него.       Как всегда.       Том уставился на экран с таким раздражением, что поразился тому, что он не треснул.              Я не могу              Он судорожно сглотнул, и его кадык дернулся.       Ты можешь. Ты должна       Ты знаешь, что происходит, когда ты надолго остаешься одна              Его руки дрожали, когда он читал ее ответ.              Я не могу вернуться, Том              Он моргнул один раз. Второй. Потом глубоко вздохнул полной грудью.              Почему ты оставила меня?              Пауза.              Я что-то не так сделал?              Желваки заходили на скулах, когда он продолжил набирать сообщение.              Скажи мне, и я все исправлю              Он начал печатать «Пожалуйста», но быстро стер.              Он посмотрел на время в верхней части экрана. Прошло четыре минуты, прежде чем Гермиона ответила.              Я не оставляла тебя       Я ушла от себя.              Том опустился по перилам на пол, вытянув перед собой длинные ноги, когда телефон снова пискнул.              Единственным спасением было оставить все позади.              Его глаза яростно сверкнули, и он сжал в руках телефон с такой силой, что тот готов был застонать.              Ты не можешь убежать от себя, Гермиона.       Ты не можешь убежать от голода       Ты чувствуешь это, ведь так?       Он разъедает тебя изнутри       Отравляя твои вены       Он помолчал, чувствуя, как пульс бьется в каждом пальце.              Если только ты уже не поддалась ему       Продолжительная пауза была единственным красноречивом ответом, в котором он нуждался.              Гермиона       Что ты наделала?              Он почти слышал ее хриплую мольбу в сообщениях, которые она присылала.              Это был несчастный случай              Том покачал головой, в груди заныло от ее слов.              Ты должна вернуться домой, чтобы я мог защитить тебя.       Ты не сможешь сделать это в одиночку. Слишком рискованно              Он откинул голову назад и оперся на перила, стараясь дышать ровно.              Нужно поспрашивать в кампусе и выяснить, кто может отследить сигнал сотового.              Телефон завибрировал. Он собрался с духом, прежде чем открыть сообщение.              Его грудь вздымалась.              Где ты?              А ты как думаешь?              Она мертва?              А что, если так?              Том              Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.              Она жива. Пока что. Но скоро умрет       Гермиона не ответила, но он знал, что она отчаянно ждет его следующего сообщения, затаив дыхание. Мысль о том, что она сидит где-то с телефоном, сжатым в маленьких пальчиках и жадно ловит каждое его слово, приводила его в неописуемый восторг.              Приходи домой и она будет жить              Я не могу вернуться              Ты знаешь что произойдет       Не заставляй меня делать это       Ты бы предпочла, чтобы я сделал это тогда?              Нет.       Пожалуйста Том       Отпусти ее              Не вариант       Возвращайся домой и попрощайся       Или я убью ее сейчас, а потом все равно найду тебя.              Том ухмыльнулся, представив горящее смятение в ее карих глазах.              Выбирай быстрее Гермиона       Это ее третий день без еды и воды              Я ненавижу тебя.              Он самодовольно улыбнулся, вдыхая слова глубоко в легкие, греясь в их сиянии, как кошка на солнце.              Я знаю              Он облизнул губы, наслаждаясь вкусом победы.              До скорой встречи, сестренка       

***

      Суббота, 19 августа 1995 года              — Куда мы идем, Том?              — По-моему, я велел тебе молчать.              Она сердито посмотрела на него.              — Прости меня за мое любопытство, но почему ты тащишь меня в лес посреди ночи? — Гермиона приподняла бровь. — Планируешь убить меня?              — Я достаточно фантазировал об этом.              Она моргнула.              — Неужели?              Том оглянулся через плечо, все еще ведя ее за руку через темные деревья.              — Конечно. Разве ты не думала о том, чтобы убить меня?              Гермиона облизнула губы.              — Часто.              Он ухмыльнулся.              — А какое твое любимое?              Она смущенно отвела взгляд с раскрасневшимися щеками.              Том глубоко усмехнулся, сжимая ее запястье.              — Не стесняйся. Ну же, какой твой любимый способ?              Она прикусила губу.              — Ты первый.              Он закатил глаза, глядя вперед, раздвигая низко свисающие ветви рукой с фонариком.              — Хорошо, но ты не повторяй.              Она улыбнулась.              — Я уверен, что мой метод будет намного лучше, но если твой каким-то образом сумеет произвести на меня впечатление, то я воздержусь от этого.              Том покачал головой.              — Первое, что я сделаю, — это отрежу тебе язык.              Гермиона засмеялась.              — Жалко. Через несколько минут я истеку кровью.              — Я его прижгу.              — Как неаккуратно.              — Ты собираешься критиковать меня все это время?              — Что ты убиваешь меня? Возможно.              Он попытался поставить ее на место строгим взглядом, но его усмешка выдавала назревавшее волнение. Том с нетерпением ждал вечера. Мысль о том, что ее чем-то удивляет, что втайне планировал, наполнила ее грудь теплом.              — Ладно, я буду молчать. Иди вперед. Убей меня.              Гермиона попыталась перешагнуть через упавшее бревно, позволив ему перетянуть ее на другую сторону, обняв за талию.              — Во-первых, — жарко прошептал он ей на ухо, отчего у нее по спине побежали мурашки, — я бы заманил тебя в какое-нибудь уединенное место. Она с трудом сдержала улыбку.              — Затем я одолею тебя. — Его ладони скользнули к ее бедрам, слегка сжимая, прежде чем отпустить и потянуться к ее руке обратно, возобновляя их интригующую прогулку. — Я свяжу тебе руки за спиной, ноги и поставлю на ящик, а сам накину петлю на шею.              Гермиона хлопнула ресницами, застигнутая врасплох. Она ожидала изощренных пыток и множества крови, ведь Том, как и она, был склонен к агрессивному насилию.              — Я бы вздернул тебя достаточно высоко, чтобы мы оказались нос к носу. Обхвачу тебя за талию и пинком отброшу ящик.              Она сосредоточилась на каждом слове с восторженным трепетом.              — Ты будешь отчаянно биться в жалкой попытке обрести подобие контроля над ситуацией. И все же каждый твой вздох будет полностью зависеть от меня. Ты проведешь свои последние минуты, зная, что я полностью управляю тобой и могу отпустить в любой момент. Что ты ничего не можешь сделать, кроме как умолять меня отпустить тебя.              Ее тело дрожало на каждом изящном изгибе, вибрируя от фантомных ощущений. Она споткнулась, в конце концов, отказавшись от сопротивления, и остановилась. Том тоже замер, повернувшись к ней лицом, ее тонкое запястье все еще было крепко зажато в его руке.              — Я бы ослаблял свою хватку медленно и постепенно, превращая тебя с каждой секундой все в комок безумия и отчаяния.              Гермиона судорожно сглотнула, когда он шагнул вперед, сокращая расстояние между ними, обвил рукой ее талию и прижался к ней.              — Наши губы будут на одном уровне, — хрипло прошептал Том, опустив голову к ее уху. — Когда твое горло сократится в очередном спазме, я прикоснусь губами к твоему рту и позволю ощутить вкус кислорода.              Гермиона застыла в мертвенном оцепенении, сжав его пальцы, когда их носы соприкоснулись. Он наклонил голову, его губы находились совсем рядом с ее губами.              — Вот так.              Он прильнул к ее губам, но не поцелуем, а вакуумом, вдыхая воздух ей в рот. Гермиона инстинктивно всхлипнула, втягивая его дыхание в свои легкие, когда их грудные клетки прижались друг к другу.              Рука, обхватившая ее за талию, примыкая ее ближе, сдавливала ребра до невербального крика. Она шумно выдохнула, но их губы все еще оставались будто намертво припечатанными друг к другу, и на этот раз горячий воздух заполнил его рот. Ее бедра сжались, когда Том глубоко вдохнул, и грудь наполнилась ее восстановленным дыханием.              Наконец он отстранился, неспешно выдохнул, будто сигаретный дым, и заговорщицкая улыбка расплылась по его лицу.              — Я бы ослабил руку, пока ты не начала бы жадно хватать воздух ртом. — Гермиона почувствовала дрожь в коленях, и его рука медленно отпустила ее.              — Твой доступ к воздуху будет окончательно перекрыт. Твои глаза будут на одном уровне с моими, когда ты захлебнешься. Я стану последним, кого ты увидишь перед своей кончиной. Ты умрешь, проклиная мое имя, и все же твоим последним желанием будет, чтобы я напоследок поцеловал тебя, позволив вздохнуть последний раз. Это для тебя более мучительно, чем если бы я тебя расчленил.              Том полностью убрал руку. Гермиона покачнулась на ватных ногах.              Лунный свет превратил его глаза в яркие огни, парящие в окружавшей их темноте.              — А ты как считаешь?              Она хлопнула ресницами. Том понимающе улыбнулся ее затянувшемуся молчанию. Самодовольство на его лице вернуло ее на землю. Гермиона облизнула губы, прежде чем проглотить застрявший в горле комок.              Ему даже не нужна веревка, чтобы задушить меня.              — Это было очень поэтично, Том. Я не знала, что ты так умеешь.              — Ожидала мясницкие крюки или бензопилу?              — Я думала, что потеряю хотя бы одну конечность.              Том зашагал дальше.              — Я не сказал, как избавлюсь от трупа. — Он игриво подмигнул через плечо. — Вот когда начнется настоящее веселье.              Гермиона улыбнулась.              — Теперь моя очередь.              Он усмехнулся, глядя прямо перед собой.              — Вполне справедливо. Ладно, как ты меня убьешь?              Гермиона почувствовала, как электрический ток пробежал по ее телу, отдавая в спину, когда она поспешила за ним.              — Ну, сначала я бы…              Она уткнулась в его спину, когда странный звук эхом прошелестел среди деревьев вокруг них.              — Сначала ты что?              — Тсс! Ты слышишь?              Том приподнял темную бровь.              — Я ничего не слышу.              — Ну вот, опять!              Она остановилась как вкопанная, отдернув руку, когда он попытался потянуть ее вперед.              — Ты параноик, ничего нет.              За их спинами хрустнула ветка.              Том резко развернулся, посветив фонариком в сторону деревьев. Луч света осветил скопление черных стволов и танцующих листьев.              Перед ними блеснули два испуганных глаза. Гермиона взвизгнула, схватив Тома за плечо, когда существо метнулось вверх по дереву. Том направил луч фонаря вверх, осветив загадочную зверушку, сидевшую на толстой ветке.              — Чертов подслушиватель, — Том оглянулся через плечо, его глаза обжигали в лунном свете. — Мы не можем доверять тому, что он будет держать язык за зубами. Мы должны убить его.              Она снисходительно покачала головой, не отрывая взгляда от деревьев.              — Кто бы ни сломал эту ветку, он был больше енота, Том.              Невозмутимое выражение его лица рухнуло, веселье прочертило морщины на точеном лице.              — Тогда, наверное, это был жирный енот. Мы в лесу. Здесь много животных. — Том склонил голову набок, даже в его голосе слышалась насмешка. — На случай, если ты вдруг не знала.              Ее челюсть дрогнула, когда Гермиона отпустила его плечо, делая шаг назад. — Ха-ха, очень смешно.              Он усмехнулся и снова взял ее за запястье. Она открыла рот, чтобы возразить, но слова замерли у нее в горле, когда его пальцы прошлись по шраму на ее ладони, прежде чем переплестись с ее собственными.              Моргая, она смотрела на их соединенные руки.              — Пойдем, это не так уж и далеко.              Она позволила ему тащить себя за собой, ее сердце билось в его ладони. Их шрамы терлись друг о друга. Гермиона приоткрыла губы от удивления, когда они достигли края поляны.              Потом у нее отвисла челюсть.              Сказать, что зрелище было неожиданным, — ничего не сказать.              Том остановился, ухмыляясь через плечо, довольный собой.              — Сюрприз.              Гермиона несколько раз хлопнула ресницами, ее сердце пропустило один удар за другим, вызывая головокружение.              — Том… — она придвинулась ближе к нему, прячась за его спиной, и выглядывая через его плечо на связанную фигуру, лежащую на траве с мешком на голове. — Что ты наделал?              — У меня есть для тебя подарок. — Он ласково наклонил голову, обводя взглядом лежащее плашмя существо. — Поправка. У меня есть подарок для нас. — Том быстро облизнулся. — Есть чем поделиться. Это останется приятным воспоминанием. — Он слегка пожал плечами. — Завтра я уезжаю в школу и думаю, что мы заслужили последнее «ура».              Она нервно вздохнула, и сладостное волнение охватило ее при его словах. И страх.              — Том. — Гермиона прижалась к нему, их руки все еще были переплетены. — Мы не можем. Это неправильно.              Она почувствовала, как он глубоко и медленно вдохнул.              — Ты даже не открыла его.              Гермиона в замешательстве подняла глаза. Он встретился с ней взглядом. Его собственные были окрашены алчной дикостью, которая заставила ее сердце болезненно сжаться. Она знала этот взгляд. Знала, что это значит.              И Гермиона знала, что происходит, когда эти глаза становятся еще безумнее.              — Я не хочу.              — Просто сними мешок. Если потом ты все равно не захочешь, мы уйдем.              Она ни на секунду не поверила в это.              И все же…              Гермиона еще раз взглянула на неподвижное тело на земле, казавшееся уже мертвым, если не считать короткого вздымания грудной клетки.              Она тупо моргнула. Что-то в этой фигуре показалось… знакомым.              Она посмотрела на Тома широко раскрытыми глазами.              — Это кто-то, кого мы знаем?              Том поднял бровь.              — Есть только один способ проверить. — Он разжал ее руку, указывая вперед. –Давай. Не стесняйся.              Гермиона шагнула вперед на дрожащих ногах, медленно пересекая траву, как будто переходила вброд Реку Горя. Она судорожно вдохнула и подошла к плечу мужчины. Оглянулась назад с замирающим смятением, подпрыгивая на каблуках. Том снисходительно улыбнулся.              — Еще немного — и он умрет от ожидания.              Она закатила глаза и опустилась на колени, рука повисла в воздухе, прежде чем Гермиона задержала дыхание и стащила мешок. И тут же отпрянула назад, ударившись о траву, когда в поле зрения появилось бесчувственное лицо мужчины.              — Ты этого не сделал.              Том подошел к ней сзади.              — Я так и сделал.              Она подняла голову, и ее глаза заблестели.              — Но как?              Том улыбнулся, словно это воспоминание доставило ему удовольствие.              — Ждал возле работы, пока не кончилась его смена. Я сказал ему, что набрал несколько пластинок и собираюсь их продать, предложив, конечно, бесплатный образец. — Он небрежно пожал плечом. — Он пригласил меня в свою машину и сам отвез нас сюда. Просто детская забава.              Гермиона покачала головой.              — Нет, я имела в виду… — откуда ты знаешь?              Глаза Тома вспыхнули, улыбка упала мертвым грузом. Его скулы напряглись, излучая опасность видимыми волнами.              — Я слышал через стену, как ты плакала, когда вернулась домой той ночью. На следующий день я заметил, что ты пытаешься что-то спрятать под рукавом. — Он стиснул зубы. — В школе этот идиот имел наглость хвастаться вашим свиданием.              Гермиона стыдливо отвела взгляд, бессознательно проведя рукой по предплечью. Синяк почти исчез, но когда она посмотрела на лежащего перед ней без сознания человека, то вновь вспомнила на себе его нахальные руки, сокрушительные тиски его пальцев, сжимающих ее руки за спиной.              Она мысленно перенеслась обратно на вызывающее клаустрофобию переднее сиденье его «Хонды Цивик». Она чувствовала обжигающее дыхание на своей шее, слышала его шумное прерывистое дыхание, когда он беспорядочно шарил рукой между ее обтянутых джинсами бедер.              Она ахнула, когда другая рука схватила ее.              — Гермиона.              Она быстро заморгала, снова посмотрела на Тома и обмякла под его рукой у себя на плече.              — Прости. — Гермиона потерла горящие глаза. — Это было не свидание. Он предложил подвезти меня домой после того, как я допоздна засиделась в библиотеке. Я согласилась только потому, что было темно и я боялась, что… — Она сглотнула. — Я просто хотела как можно скорее вернуться домой.              Взгляд Тома был убийственным.              — Я знал, что, если спрошу, ты соврешь. Я собирался убить ублюдка голыми руками. Но когда представилась такая возможность, я подумал, что ты заслуживаешь почестей.              Гермиона наклонила голову, тепло разлилось по ее груди. Том, мягко говоря, не являлся добрым и бескорыстным человеком. Он был существом, рожденным искушением и желанием, никогда не обуздывающим свои порывы ради блага другого.              — Ты не убивал его ради меня?              Леденящая ярость отступила, когда уголок его рта приподнялся.              — Я бы убил его слишком быстро. Просто думаю о том, что он остался с тобой наедине.… все было бы кончено в мгновение ока. — Он облизнул губы. — Ты очень терпеливая.              Его голос и взгляд погрузили ее в транс. Гермиона осталась стоять на коленях перед ним, взывая к его воле, как к песне сирены тьмы. Он будоражил алчную сущность внутри нее, манил обещанием сытной еды…              — Сегодня вечером мы будем веселиться. — Его глаза обещающе сверкнули. — Я принес твои инструменты.              Она моргнула, поворачивая голову, чтобы проследить за направлением его взгляда. Когда Гермиона заметила свою медицинскую сумку, лежащую на траве, ее сердце сжалось. Она снова посмотрела на Тома, во рту у нее пересохло.              — Спасибо, — прошептала она.              Он засунул руки в карманы, казалось, не обращая внимания на окружающий мир. — У тебя еще будет на это время. — Чернота его зрачков поглотила металл. — Но сначала…              Том пнул лежащее тело в ребра. Мужчина застонал, просыпаясь от неожиданного толчка, сворачиваясь и хрипя от боли. Он удивленно моргнул, когда понял, что его руки и ноги связаны.              — Что… — Мужчина дико взбрыкнул. — Что это за чертовщина? — Он посмотрел вверх, не сводя глаз с высокой гибкой фигуры над ним. — Реддл? Какого хрена, чувак! Развяжи меня!              Гермиона отшатнулась при звуке его голоса. В последний раз, когда она слышала его, он тяжело дышал ей в ухо, шепча грязные вещи, пока насухо терся об ее ногу.              Движение Гермионы привлекло его внимание. Увидев ее, он заметно побледнел.              — Грейнджер? — Он попытался отползти назад в траву, но сумел лишь перекатиться на спину, зажав руки под собой. — Что ты делаешь? Скажи ему, чтобы развязал меня!              Она наклонила голову, мышцы оторвались от кости, став твердыми, как металл.              — Боюсь, я не смогу этого сделать, Кормак.              Абсолютное спокойствие в ее голосе, казалось, напугало его больше, чем веревка, связывающая его запястья.              Гермиона медленно улыбнулась, наклоняясь.              — Все в порядке, успокойся, детка. — Она купалась в зарождающемся страхе, в осознании его положения, повторяя ему его слова. — Я буду заботливой. Не сопротивляйся мне. Я обещаю сделать тебе приятно, если ты не будешь драться.              Маклагген несколько раз открыл и закрыл рот, как выброшенная рыба на сушу, издавая прерывистые звуки, прежде чем смог произнести хоть слово.              — Грейндж… — он громко сглотнул. — Гермиона, пожалуйста, я не хотел… мы просто дурачились. Я не собирался, я имею в виду, мы вовремя остановились до того, как что-то случилось.              Ее глаза яростно вспыхнули, клыки обнажились.              — Только потому, что я ударила тебя ключами, прежде чем сбежать из твоей машины.              Он быстро покачал головой.              — Все было совсем не так!              — Я была там, Кормак, и мне не нужно, чтобы ты рассказывал мне, как все было.              — Ладно! Ладно, давай поговорим. Развяжи меня, и мы сможем…              — Хватит.              Злой голос Тома привлек внимание обоих. Он возвышался над ними, как сам ангел смерти.              — Я устал слушать его голос. — Его хищный взгляд переместился на Гермиону. — Начать с языка?              Она облизнулась, как кошка, получившая сливки.              — Мне бы хотелось услышать, как он умоляет. Хоть немножко.              Кормак взывал в ночь о помощи, о милосердии, о Боге, неистово вырываясь из своих оков.              Том ухмыльнулся.              — Как хочешь, сестренка. — Он направился к ее сумке. — Все, что захочешь.       

***

             Том сидел, прислонившись к дереву, запрокинув руки за голову, глаза влажно блестели из-под опущенных век. Он наблюдал за ней с величайшим удовлетворением, и его сердце билось настойчивым призывом к безжалостной войне, когда ее руки трудились быстро и умело.              От нее захватывало дух.              Произведение искусства. Руки вымокли в крови, лицо раскраснелось, губы приоткрылись в захватывающем запале, глаза сосредоточенно сузились.              Его тело пульсировало.              Он сжал челюсть, и острые клыки царапнули щеки изнутри. Запах крови взывал к нему из темных глубин ада. Том почувствовал, как когти разрывают его ногтевые ложа, удлиняясь до зловещих кинжалов.              Он больше не мог играть роль праздного наблюдателя. Зверь внутри него просыпался, щелкая голодной пастью в воздухе, и взвывая в ночное небо.              Его нужно было кормить…              Но на этот раз он жаждал другой пищи.              Он хотел охотиться, преследовать, подчинять. Ему хотелось почувствовать, как под ним бьется и умоляет чье-то тело. Хотел вонзить клыки в нежную плоть у их горла. Но этой ночью ему нужна была другая пища… другая форма.              Она была так сосредоточена на своей задаче, что даже не услышала, как он подошел.       

***

             Гермиона вытерла пот со лба тыльной стороной ладони. Она слишком поздно поняла, что ее предплечье испачкано мокрой кровью. Дерьмо.              Она вздохнула, отложила скальпель и вытерла кожу о джинсы.              Жаль, что я не знала плана на этот вечер, я бы захватила с собой сменную одежду.              Она покачала головой.              Нет.              Ей понравилось, что Том постарался удивить ее. Что она получил такой заботливый подарок.              Она не находила причин жаловаться.              Я заберусь по решетке к окну своей спальни. Кажется, я оставила ее незапертой с тех пор, как Тому в последний раз пришлось прокрадываться.       Мысль о его имени еще раз заставила ее отпрянуть, повернув голову, чтобы найти его ободряющий взгляд. Но место у дерева, к которому он прислонился в последний раз, было пустым.              Она прищурилась, вглядываясь в темноту.              И тут почувствовала это.              Электрический ток, целующий ее затылок, крошечные пальчики, скользящие по спине.              Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку темноты.              Волк прыгнул, его гладкий черный мех блестел в лунном свете. Зверь придавил ее своей тяжестью еще до следующего удара сердца.              — Том! — Она ахнула, когда он коленом грубо раздвинул ее ноги, вдавливая Гермиону в землю. Она откинула голову на окровавленную траву и застонала в темноту.              Из глубины его груди вырвался глубокий рык. Ее глаза закатились, когда его губы опустились на обнаженную шею Грейнджер. Клыки покусывали ее плоть, а влажный язык зализывал отметины, наслаждаясь ее болью.              Его руки вцепились в нижний край ее рубашки, когти царапали ее живот. Она выгнулась, вынуждая свою грудь вплотную прижаться к его, переводя дыхание. Его зрачки расширились от ее хриплого стона, его губы скользнули по ее губам, лишая дыхания.              Гермиона чувствовала, как слезы жгут глаза, и что-то ненормальное шевелится внутри нее. Она думала, что тьма уже проснулась, когда первая капля крови выступила из-под разорванной кожи ее жертвы.              Но это… это было совсем другое.              Что-то низменное, животное, первобытное. Она вцепилась ему в спину, разрывая ткань рубашки. Язык нагло вторгся в ее рот, когда его руки опустились ниже, дергая ширинку ее джинсов. Она пылко прижалась к нему бедрами, получая в ответ глухой стон.              Поцелуй пожирал ее и лишал сил. Ее зрение меркло. Гермиона попыталась уклониться, отчаянно нуждаясь в воздухе, но не смогла отвернуться от него, зажатая между землей и его телом. Как только начались ее предсмертные судороги, он вдохнул в нее новую жизнь, отдавая ей свой воздух в ее легкие и вызывая жадный вдох.              Ее хрип, казалось, подпитывал его. Том поднялся над ней, луна ярко светила ему в спину, освещая его как сверхъестественное существо. Его руки расстегивали джинсы Гермионы, каждое движение молнии громко отдавалось эхом в ночи, пробуждая чудовищ, зарывшихся в землю и уютно устроившихся на деревьях.              Его пальцы скользнули к промежности, и она уже не могла спрятаться. Он рванулся к ней, оскалив зубы и впился в нежную кожу девичьего плеча. Ей оставалось только покориться, беспомощно задыхаясь от экстаза. Грубые подушечки его пальцев жадно исследовали ее, заставляя выгибаться и поскуливать от удовольствия. Она толкнулась бедрами в ответ, когда он вошел в нее средним пальцем.              Это смерть.              Она задыхалась, как животное в жару, царапая ногтями его спину, разрывая кожу, заляпывая ногти кровью. Когда он пожирал ее плоть изнутри и снаружи, Гермиона откинула голову назад, ее глаза остекленели от чистого жаркого возбуждения.              И уставились на пару ботинок на опушке.              Ее зрачки резко расширились, и тело ожило, как провод под напряжением.              — Том!              Он отскочил назад, глаза его все еще были сумасшедшими, но настороженными. Том без сомнения заметил перемену в ее голосе. Гермиона схватила его за рубашку, желая, чтобы он проследил за ее взглядом.              Налетел сильный ветер, подхватывая ветви и закрывая обзор владельца сапог, и через мгновение они отступили назад, исчезая в лесу.              — Что? — Его голос звучал как камень.              — Кто-то наблюдал за нами!              Том вздрогнул, подняв голову, и откинулся назад с хищной грацией. Гермиона съежилась, когда его пальцы резко вышли из нее, заставляя ее тело сжиматься вслед за ним.              Она попыталась сесть, потянув за молнию джинсов.              — Где? — Он тяжело дышал, кожа все еще пылала от остатков их яростной страсти.              — Вон там! Я видела его ноги! — Гермиона пальцем указала на то место, где в последний раз видела незваного гостя.              Том вскочил, схватил фонарик и топорик и побежал в лес.              — Оставайся здесь! — крикнул он через плечо, прежде чем раствориться за деревьями.              Гермиона моргнула в шоке, ее тело дрожало от страха. Она уже было открыла рот, отчаянно желая позвать его, но тут же стиснула зубы.              Лучше не отвлекать его.              Предоставленный самому себе, он смертельно опасен. Ей лучше держаться от него подальше.              Поэтому она опустилась на колени, пытаясь выровнять свое сбившееся дыхание. Ее взгляд скользнул по оставшимся частям ее работы. Гермиона судорожно сглотнула. Теперь, когда красная дымка рассеялась, она осталась смотреть на результат кровавой бойни с отрезвляющей настороженностью.              Неужели это все сделала я?              Она прикрыла рот трясущейся рукой.              Я чудовище.              Гермиона вздрогнула, услышав треск ветки. Она вскочила на ноги.              — Алло?              Она поежилась от жалкой дрожи в голосе.              Что, если они причинят вред Тому?              Эта мысль приводила ее в ужас и ярость. Она подбежала к лопате, подняла ее и, размахивая ею, как бейсбольной битой, и заметалась по кругу, изучая колышущуюся массу темных листьев и светящиеся бусинки глаз, пока у нее не закружилась голова.              И тут она услышала самый прекрасный звук в мире.              — Это всего лишь я!              Мгновение спустя из-за деревьев показался Том, прыгающий свет его фонарика освещал красную траву, его топорик игриво блестел. Чистый.              — Ты нашел его?              Он слегка задыхался, без сомнения, после продолжительного бега в поисках.              — Здесь никого нет.              Она хлопнула ресницами, расправила плечи и опустила лопату.              — Я знаю, что видела, Том.              Он прищурился и выключил фонарик.              — Место, которое ты показала, густо покрыто грязью. Если бы там кто-то находился, он бы оставил следы.              Ее губы задрожали.              — Может быть, они замели следы.              Том закатил глаза, заставив ее кровь в жилах закипеть. Гермиона шагнула ближе.              — А может, они избегали грязи!              — Если ты наткнешься на кровавое место преступления и один из нападавших начнет преследовать тебя по лесу, ты действительно будешь тратить время на то, чтобы заметать следы?              Гермиона резко отстранилась, сглотнув. Она заметно побледнела, когда он описал их вечернюю деятельность. Том, казалось, заметил перемену в ней и глубоко вздохнул.              — Гермиона, успокойся.              Она покачала головой. — Что я наделала? Я переступила черту, которую обещала себе никогда не переступать.              — Этот ублюдок пытался изнасиловать тебя. Он заслужил каждую минуту твоей расплаты.              Она запустила пальцы в волосы, истерика заклокотала.              — Я больна. — Она посмотрела на искореженное месиво рядом с ними. — Это отвратительно!              Том шагнул вперед и схватил ее за плечи.              — Посмотри на меня. — Когда ее безумный взгляд отказался это сделать, он схватил ее за подбородок и с силой повернул ее лицо к себе. — Ты сделала то, что должна была сделать. Его нужно было остановить. Кормак был плохим человеком, который причинял боль невинным женщинам. Ты думаешь, ты первая, на кого он пытался напасть?              Гермиона быстро заморгала, и горячие слезы потекли по ее щекам.              — Я должна была сообщить в полицию, как нормальный человек, а не это.              — Но мы не нормальные, Гермиона. — Том прижался лбом к ее лбу, голос казался нежным, ласковым. — Мы гораздо больше.              Она сосредоточилась на мерцающем сером цвете его глаз, чувствуя, как ее нарастающая паника медленно отступает. Гермиона положила руки ему на грудь, сосредоточившись на ровном биении его сердца. Она заставила себя подстроиться под ритм его дыхания.              — Я действительно кое-кого видела.              Его рука осторожно скользнула к ее затылку, поглаживая ее волосы.              — Я знаю.              Снова полились слезы.              — Но ведь это было ненастоящим, правда?              Он тяжело сглотнул, выдерживая ее взгляд.              — Нет.              Она покорно кивнула.              — Я сошла с ума, да?              — Ты не сумасшедшая. — Его голос не оставлял места для споров. — Ты так сильно отрицаешь эту часть себя, что превратила ее в отдельную сущность.              Гермиона моргнула, напрягшись всем телом. Его рука легла на ее талию, притягивая к себе.              — Человек, о котором ты всегда думаешь, который следит за тобой.… это ты, Гермиона. — Том убрал волосы с ее лица, прикосновение было нежным, но в глазах зияла твердая решительность.              — Это всегда была ты.       Пятница, 28 августа 1998 года              Гермиона заерзала на стуле, прислонившись головой к окну и глядя на стремительно несущийся пейзаж. Впереди показался железнодорожный вокзал. Люди зашевелились, хватая кошельки и сумки, пряча электронику и журналы.              Она глубоко вздохнула, сжимая в руке грязную фотографию. Края бумаги изрядно потрепались после нескольких часов, проведенных с ней во время регулярных приступов тревоги.              Гермиона начинала и переставала уговаривать себя отказаться от поездки домой больше дюжины раз за последние полчаса. Каждый раз, когда поезд останавливался, она раздумывала, не сбежать ли ей снова.              И все же она была здесь.              Южный Нью-Гэмпшир.              То, где все началось.              Она стиснула зубы, когда поезд подъехал к станции, громко взвизгнув.              И то, где все это кончится.              

***

             Гермиона остановилась у терминала, поправляя сумку на плече и раздумывая, заказать ли такси или поехать на автобусе. Она прикусила губу, внимательно изучая карту метро, когда услышала леденящий душу звук…              — Гермивона?              Она напряженно выпрямилась, развернувшись. Обладатель голоса широко улыбнулся и помахал рукой с другого конца платформы. Гермиона медленно моргнула, и у нее засосало под ложечкой.              О боже, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…              — Гермивона!              Он подождал, пока пройдет группа людей, прежде чем подбежать, лицо его светилось от радости.              — Привет! — Виктор остановился перед ней, почти что виляя хвостом.              Он действительно гигантская немецкая овчарка.              — Что ты здесь делаешь?              Во рту у нее пересохло.              — О… я… — Гермиона облизнула губы, но это ей не помогло. — Я только что вернулся из… из…              — Из Йеля?              Она снова моргнула.              — Да. Йель.              Он кивнул.              — Я думал, занятия начинаются на следующей неделе.              Она неловко заерзала.              — Я знаю. Я просто… — Ее мозг судорожно придумывал оправдание. — Тетя Миа тяжело переживала мое отсутствие, и я подумала, что будет приятным сюрпризом провести с ней еще один уик-энд.              Его улыбка стала еще шире.              — Ты очень внимательная племянница.              Грудная клетка Гермионы прогнулась, раздавливая сердце.              — Не знаю.              Виктор добродушно рассмеялся.              — Так и есть. Всегда думаешь о других. — Он слегка покраснел и отвел взгляд. — Я просто подвез подругу. Я собираюсь вернуться в город. — Его глаза, полные надежды, снова встретились с ее влажными карими. — Могу я тебя подвезти?              Она отступила назад.              — Все в порядке, я собиралась прокатиться на автобусе.              — Не говори глупостей. — Его глаза изучающе блуждали по ее лицу. — Твоя тетя живет в десяти милях от братства. Это не проблема.              Гермиона неловко переступила с ноги на ногу.              Не делай этого.              Пожалуйста.              Только не он.              Но было уже слишком поздно.       Оно пробудилось.       Ласково провело рукой по глазам Гермионы, другой — по ее губам, втягивая ее обратно в темноту.              Шагнув вперед на ее место.              — Это так мило, Виктор.              Улыбка медленно расплылась по ее лицу, заставляя его покраснеть еще сильнее.              — Я бы с удовольствием прокатилась.