Пеккатофилия

peccatophilia (n.) любовь к греху

***

      Суббота, 4 сентября 1993 года.              Томас Риддл и Джин Грейнджер поженились в ясный солнечный день в Южном Нью-Гэмпшире.              Гермионе оставалось две недели до четырнадцатилетия. Однако многие гости отметили, что она выглядит несколько старше, когда та стояла перед толпой в наряде подружки невесты, держа в дрожащих от волнения руках букет белых калл, пока ее мать трепетно произносила священную клятву.              Гермиона изо всех сил старалась улыбаться, чтобы скрыть волнение и благоговение перед такой любовью и преданностью.              Но ее взгляд то и дело скользил мимо плеча матери, увенчанного кружевом, мимо широких плеч будущего отчима, останавливаясь на беспокойных серых глазах шафера.              Ее новый сводный брат, как только венчание состоится.              В последний день года Тому Риддлу-младшему исполнилось шестнадцать, но все присутствующие сошлись в едином мнении, что тщательно выглаженный смокинг и безупречно уложенные волосы добавляли ему парочку лет.              «Какой красивый молодой человек», — шептались между собой пожилые дамы, когда в начале церемонии Гермиона шла с ним рука об руку.              «Какие замечательные манеры!»              «Какая очаровательная улыбка!»              Гермиона кусала язык почти до крови, борясь с дрожью, когда он прикоснулся губами тыльной стороны ее ладони, прежде чем отпустить. Столь джентльменский жест вызвал бурю эмоций на скамьях, все восхищались юношей — таким галантным и возмужавшим.              Если бы они только знали.              Пока священник говорил торжественную речь, Гермиона чувствовала, как все ее тело пробирают мурашки — то самое привычное ощущение, что за ней наблюдают, анализируют каждый вздох и выдох, закрадываясь в самые кости.              Она знала, что на нее смотрят не гости. Это были Его глаза. Всегда следит. Всегда выжидает.              Всегда ищет… ее слабости. Трещины. Любой способ проникнуть под ее панцирь и прыснуть ядом.              Бурный роман их родителей стал для Гермионы хаотичным ураганом, вывернув все на своем пути, сорвав крышу с ее идеально спланированной жизни и оставив обломки разбросанными позади, чтобы она бесцельно плутала, ища любой клочок своего прежнего «я» и привычности в новом антиутопическом аду.              Новый кавалер матери сам по себе не являлся проблемой. Гермиона, конечно же, не питала неприязни к самим этим отношениям. Ее отец умер, когда она была слишком мала, чтобы как следует запомнить его лицо. С тех пор Джин встречалась с несколькими ухажерами, но это не сулило ничего серьезного. Ничего похожего на человека, которому она сейчас дарила свое будущее. И будущее своей дочери.              Риддл-старший являлся армейским сержантом в отставке и вместе с единственным ребенком путешествовал по всему свету, прежде чем окончательно обосноваться в Новой Англии и пустить корни.              Но это было больше похоже на сорняки… ядовито распространяющиеся, ползущие по телу, плотно обвивающие запястья и лодыжки, лишающие малейшей возможности шелохнуться.       Чем дольше он смотрел на нее, тем сильнее ее влекло. Она ощущала трепет собственного тела, не в состоянии отвести взгляд. Это нездоровое желание стало слишком жгучим, слишком пронзительным, слишком неконтролируемым.       Она подняла глаза и встретилась взглядом с пустой темнотой, пока священник подводил обет к концу, позволяя жениху поцеловать невесту.              Толпа разразилась радостными криками и аплодисментами, и Гермиона ощутила, как ее сердце оборвалось. Шафер склонил лицо, и тень мелькнула в его блестящих глазах, когда коварная усмешка разлилась по его порочно красивому лицу.              И в эту же секунду Гермиона поняла, что перед Церковью, на глазах многочисленных свидетелей и самого Господа Бога, ее судьба только что была предрешена.       

***

             Прием был в самом разгаре, когда все вышли на танцпол — громкая музыка, приглушенный свет, напитки текли рекой.              Гермиона сидела за свадебным столом, наблюдая за смеющейся матерью, кружащейся в танце с новоиспеченным мужем.              У нее щемило сердце, когда она видела ее такой счастливой, наслаждающейся жизнью и полной самыми светлыми чувствами.              И тут взгляд Джин упал на нее, и резкая смена выражения ее лица вынудила Гермиону вжаться в сиденье стула прежде, чем невеста успела пересечь зал.              — Поднимай свою задницу, Миона! — прокричала она сквозь музыку, протягивая руку. — Ты и так целыми днями сидишь в школе! Сегодня мы будем танцевать!              Гермиона приоткрыла рот, кровь отлила от ее лица.              — Мам, пожалуйста, не надо.              — Никаких оправданий! — Джин схватила дочь за руку и потащила ее через толпу танцующих к центру оживленного зала. Огни над ними вспыхивали и переливались различными яркими цветами на толпе тел, усиливая смех и веселье людей.              Гермиона сложила руки на груди, расправив плечи.              — Мама, я ненавижу танцы! — крикнула она, и низкий бас пронзил пол до самых икр, подавив ее голос.              — Я тебя не слышу! — насмешливо отозвалась Джин, широко улыбаясь и сверкая глазами. — Давай, милая, потанцуй со своей мамочкой!              Она обняла дочь за плечи и начала кружиться. Гермиона споткнулась, широко раскидывая руки, чтобы удержать равновесие и не упасть. Мать громко засмеялась, и дочка тоже хихикнула, покачав головой:              — Мама!              — Прости, милая! — Она не выглядела ни капельки виноватой. Но когда разноцветные огоньки отразились в глазах матери, Гермиона увидела в них столько счастья и восторга, что задохнулась.              Она тяжело вздохнула, смирившись. Ее мать, заметив покорное выражение на лице дочери, бурно хлопнула в ладоши, когда та наконец сдалась и начала двигаться в такт музыке.              Они взялись за руки, кружась друг с другом и весело хохоча, подпрыгивая под быстрый темп музыки и совершенно не заботясь о том, как выглядят для окружающих. Большинство гостей на танцполе в любом случае напоминали листья на ветру из-за беспорядочных размашистых движений рук и ног.              Когда песня наконец закончилась, Гермиона с трудом переводила дыхание, шумно дыша и широко улыбаясь, когда мать облокотилась на нее, демонстрируя преувеличенную усталость.              Заиграла медленная мелодия, световое шоу стихло, танцоры начали разбиваться по парам. Гермиона плавно покачивалась в такт с матерью, их дыхание успокаивалось.              — Ты счастлива, милая? — тихо спросила Джин, пристально наблюдая за дочерью.              Гермиона моргнула, ее сердце дрогнуло, прежде чем она заставила себя улыбнуться.              — Я счастлива, если ты тоже.              Джин наклонила голову.              — В этой жизни для меня нет ничего дороже, чем ты, Гермиона. Я люблю Томаса, но ты всегда будешь на первом месте.              Гермиона судорожно сглотнула и кивнула.              — Я знаю, мам. И он мне нравится. Правда. Я счастлива за вас обоих.              Карие глаза Джин с теплом оглядели дочь, прежде чем на ее лице снова появилась широкая улыбка. Она притянула Гермиону к себе, сжимая в объятьях.              — Ты даже не представляешь, как я рада это слышать, милая. Я знаю, что во многом нам было тяжело… Но я хочу, чтобы ты знала, что я…              — Вот ты где.              Гермиона вздрогнула, ее спина непроизвольно напряглась, а ноги намертво прилипли к полу, когда мать с сияющим лицом отстранилась от нее.              — Том, дорогой! А я все думала, куда ты улизнул!              Он спокойно стоял с непринужденной изящностью, засунув руки в карманы.              — Я гулял в саду. Захотелось подышать свежим воздухом. — Его острые зубы блеснули в свете фонарей. — Папа ищет тебя, он у главного стола.              Джин вздохнула.              — Думаю, мне стоит пойти узнать, что от меня хочет этот вредный старикашка! — Она весело подмигнула Тому и сжала его руку. — Составишь компанию Мионе? Не хочу, чтобы она опять забилась в какой-нибудь темный угол и сидела там одна.       Гермиона побледнела, открыв рот, чтобы возразить, но красноречивый взгляд Тома заставил ее промолчать.              — С удовольствием.              Она вцепилась в руку матери, когда та попыталась высвободиться.              — Мама.              — Я скоро вернусь, милая. Продолжайте танцевать!              Джин послала Гермионе воздушный поцелуй и растворилась в танцующей толпе.              Гермиона с силой сжала кулаки, качнувшись на каблуках от нарастающего страха.              — Ну что, пойдем?              Краем глаза она заметила, как он протянул ей ладонь. Медленно выдохнула, прикрыла веки и дернулась, когда почувствовала прикосновение холодных пальцев на своем запястье. Она резко распахнула глаза, когда Том шагнул ближе и прижался к ней грудью. Он подрос еще на несколько дюймов, и теперь Гермионе приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть его взгляд.              — Расслабься. Мы теперь брат и сестра, Гермиона, почему ты так нервничаешь рядом со мной?              Ее глаза сузились, как у кошки.              — Я не нервничаю.              — Разве?              Она сжала челюсть.               — Хм, — задумчиво произнес он, приподняв темные брови. — Возможно, я не так выразился.              — Никаких проблем, Том, — огрызнулась Гермиона, а затем покраснела, когда он положил обе руки ей на талию и притянул еще ближе к теплу своего тела.              — Значит, у тебя так же не возникнет проблемы потанцевать со мной.              Она с трудом сглотнула, лихорадочно оглядывая танцпол. Никто не обращал на них внимания — все погрузились в праздничную атмосферу торжества.              — Нас никто не видит, — прошептал он, опустив голову к ней, и его дыхание скользнуло по ее плечу. — За нами никто никогда не следит.              Она чувствовала, как судорожно бьется ее пульс: на шее, на лучезапястьях, под коленями. Ее руки вцепились в его плечи, словно тиски, чтобы собраться с силами и одновременно с тем, чтобы не сокращать расстояние между ними.              Он не сдвинулся с места, не дрогнул под ее цепкими тонкими пальцами.              — Я привык. Научился даже получать от этого удовольствие, — продолжал он небрежно, как будто они вели непринужденную беседу о погоде за завтраком. — Папа всегда слишком занят, чтобы уделять мне время. Но нет худа без добра — за это время я успел обзавестись множеством приятных увлечений прямо у него под носом. — Его глаза загорелись, а бледные губы скривились в ухмылке. — А ты, сестренка? У тебя есть хобби?              Ее замутило.              — Мне нужно присесть.              — Песня почти закончилась. — Он крепче сжал талию Гермионы, вновь привлекая к себе и покачиваясь в такт неторопливой мелодии. — Не переживай. Я придумаю что-нибудь полезное, чтобы занять твое время. Нужно держать ум острым.               — У меня достаточно острый ум.       Том тихо рассмеялся. — Он должен быть еще острее, если надеешься попасть в Лигу Плюща*. Это ведь твоя мечта, верно?              Она облизнула пересохшие губы, буравля взглядом случайное пятно на стене, пока они неспеша двигались по кругу.              — Я видел плакаты в твоей комнате. Йель у тебя в приоритете, да?              Гермиона резко прикусила нижнюю губу и напряглась всеми мышцами своего тела.              — Я зашел к тебе, чтобы взять ручку. У тебя всегда на столе лежат ручки. Нужно было кое-что записать. — Он что-то напевал вполголоса, поглаживая пальцами ее атласное платье. — Ты ведешь дневник?              Песня подошла к концу, и она чуть не подпрыгнула от облегчения. Но Том продолжал настойчиво удерживать ее, игнорируя ее напрасные исхищрения вырваться из его рук.              — Я сам веду дневник, — задумчиво произнес он легким и спокойным голосом после ее напрасных попыток убежать. — Хороший способ контролировать эмоции. — Том лучезарно улыбнулся, в его глазах плясали шальные искорки. — Советую тебе делать то же самое. Ты очень зажата.              Наконец он отпустил ее. Она отшатнулась назад, грудь ее возмущенно вздымалась от прерывистого дыхания.              — Спасибо за предложение, — выпалила она, резко развернулась на каблуках и кинулась прочь почти на негнущихся ногах с бешено колотящимся сердцем.       Разряд электрического тока ударил Гермиону в спину, когда Том окликнул ее.              — Увидимся дома, сестренка!              

***

      Суббота, 18 ноября 1995 года.              Томаса Риддла и Джин Грейнджер похоронили холодным серым днем в середине осени.              Гермиона стояла возле прямоугольной ямы, внутри которой находился гроб ее матери, и смотрела в черную бездну с неистовым отчаянием, которое чуть ли не разрывало пополам.              Ноги под тонкими чулками покрылись гусиной кожей, пальцы онемели, в груди зияла бесплодная пустошь, где когда-то билось сердце, а теперь превратилось в сморщенную иссохшую массу, испещренную натянутыми венами.              Она инстинктивно подняла голову, чувствуя на себе знакомый пронзительный взгляд.              Том стоял на другой стороне разрытой земли, около двойной могилы с таким же двойным гробом. На надгробиях, которые они заказали, изобразили соответствующие гравюры. По просьбе Джин — она хотела быть похороненной рядом со своим новым мужем. Несмотря на их короткий брак, она успела должным образом оформить завещание. Организованная женщина. Если бы она только знала, что ее последнее желание сбудется так скоро.              Том крепко впился в нее взглядом. Гнилые сорняки ползли из мертвой земли, обвивая скользкими щупальцами лодыжки, и кривой спиралью поднимались вверх по ногам, все выше, выше и выше.              Она шумно сглотнула, яростно стиснув зубы. Его лицо не выражало никаких эмоций, но глаза горели пылающим факелом, жарко освещающим мрачное кладбище опасным сиянием.       И впервые Гермиона пожелала, чтобы пламя поглотило ее, покончив с этим несчастьем раз и навсегда.              Священник шагнул вперед — тот самый, что венчал покойную всего два года назад, и бросил горсть земли на гроб матери. Мелкие камешки эхом отскакивали от крышки гроба, заставляя Гермиону опустить взгляд.              Сорняки закрались под одежду, поднялись по спине, обвились давящими путами вокруг шеи, перекрывая путь к дыханию. Зрение затуманилось. Она позволила бездне забрать себя.       

***

      Отпевание после похорон проходило у них дома. Все комнаты на первом этаже заполонили плакальщики в черных и темно-серых одеяниях. Мир потускнел, лишенный красок и тепла.       Гермиона почти час провела наверху, в своей спальне. Но она все еще слышала разговоры людей, приглушенный шепот, вьющийся вверх по лестнице, вниз по коридору, через щель под ее дверью.              «Такая трагедия…»              »…так неожиданно…»              »…просто съехать с дороги…»              »…умер от столкновения…»              »…эти дорогие дети…»              »…и бедный Том, только что поступивший в колледж».              Она не могла вынести этого шума, оглушительного гула голосов, слившихся воедино, неразличимых; и все же каждое слово было отчетливо ясно, пронзительно грохоча в ее сознании, подобно боевому барабану.              Голос тети звучал громче остальных, то отдаляясь, то медленно приближаясь к ней, пока та обыскивала дом в поисках своенравной племянницы.              «Кто-нибудь видел Миону?»              «Вы с ней разговаривали?..»              »…смотрели наверху?»              »…кажется, я видел ее внизу…»              Гермиона сидела на краю кровати, уставившись на свое отражение в зеркале комода, стекло которого было окаймлено фотографиями и лентами, поздравительными открытками с нацарапанными внутри торжественными словами.              Она наклонила голову вправо, и мир вокруг нее окутался пеленой, пока Гермиона изучала золотые отблески в ее радужках. Такие же, как и у ее матери. Жгучая боль пронзила ее грудь. Она прижала руку к сердцу, словно пытаясь остановить хлестнувшую кровь, алую и терпкую, пропитывающую ее платье, постельное белье и капающую на пол.              Раздался громкий стук в дверь. Она моргнула, выныривая из мрачных раздумий, быстро поднялась.              Снова раздался стук.              Тетя нашла ее.              Гермиона вздохнула, сжав кулаки вдоль боков и медленно направившись к выходу. Взявшись за ручку двери, она мысленно подготовилась к сочувствующим возгласам и навязанной жалости.              Собравшись с силами, она распахнула дверь, держа на кончике языка заверения, что с ней все в порядке.              Слова быстро обратились в пепел, проваливаясь в горло и обжигая его.              Перед ней стоял Том. Черный костюм заполнял заполнял узкий проем между дверью и косяком, а серые глаза сверкали злобой.              Она быстро попыталась захлопнуть дверь, но его нога скользнула вперед, и идеально вычищенная туфля втиснулась в затор, заставив дверь отскочить назад. Его рука облокотилась на дерево, и тихая битва кончилась, не успев толком начаться, позволяя его превосходству сделать шаг вперед.              Гермиона попятилась, сердце бешено билось в груди, как птица в клетке.              — Чего ты хочешь, Том? — Ее голос звучал жалко и надломлено.              — Просто узнать, как у тебя дела, Гермиона. Ты здесь с тех пор, как мы вернулись с кладбища.              Она вздрогнула, наткнувшись спиной о комод, который безжалостно обрезал и без того короткий путь к отступлению.              — Я хотела побыть одна.              — Это понятно. — Он закрыл дверь с оглушительным щелчком, от которого у нее внутри что-то оборвалось, и сердце ухнуло вниз, к ногам.              Том повернулся к ней лицом, резкие линии его бледного лица отбрасывали тени на впадины скул и бровей, усиливая его и без того зловещее присутствие. — Но не стоит отсиживаться в одиночестве в такое время.              Она старалась дышать ровно, упираясь руками в край комода позади себя. Ногти впивались в дерево, оставляя серповидные царапины.              — Я как раз собиралась спуститься.              Дрожь в ее непривычно высоком голосе отчетливо отображала нервозность и отчаяние, будто кричащая неоновая вывеска. Он ухмыльнулся, засунул руки в карманы брюк и неспешно направился к ней.              — Мы сейчас спустимся. С тех пор, как я вернулся, мы не проводили с тобой время наедине.              Гермиона судорожно облизнулась, сердце болезненно колотилось с каждым его шагом.              — Когда ты вернулся в город?              Он наклонил голову, глаза с влажным блеском блуждали по ее лицу, задерживаясь на губах.               — Вчера. И ты это знаешь. Я сразу же приехал сюда, как только узнал о последних новостях.              Том остановился прямо перед ней, так близко, что она чувствовала его равномерное дыхание на своем лице, струящееся теплым шлейфом по подбородку и шее.              — Когда полиция позвонила в школу, они сказали, что ты не появлялась там уже два дня.              Его глаза снова вспыхнули, что-то дикое мелькнуло в их глубине.              — Я сдала последний экзамен. Мы с подругой решили начать каникулы пораньше. Ее семья отмечает День благодарения в штате Мэн. Она пригласила меня на несколько дней. Мы уже были в пути, когда мне позвонили.              Огромное давление поднялось внутри нее, давя на легкие, вытесняя весь кислород.              — Как ты это делаешь?              Он непонимающе поднял бровь.              — Делаю что?              Она вцепилась в комод, как в тиски.              — Так безупречно лжешь.              Удар. Потом два.              А потом он рванулся вперед.              Он прижался к ней длиной всего тела, заставляя ту выгнуться назад над комодом, опрокидывая рамки с фотографиями и учебники, когда она беспорядочно шарила руками по поверхности в тщетной попытке вырваться. Но его руки двигались быстрее, прежде чем, пелена спала с ее глаз, хватая Гермиону за плечи и намертво пригвождая к месту, острые лопатки упирались в зеркало, край комода больно впивался в поясницу.       — Мне кажется, ты пытаешься на что-то намекнуть, сестренка. — Голос Тома был странно сдержанным и отстраненным по сравнению с его безумным взглядом и грубой силой. — Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты проявляешь пассивную агрессию. — Он встряхнул ее для большей убедительности, вызвав испуганный вскрик боли. Его лицо было так близко, что их носы соприкасались. — Так почему бы тебе просто не сказать это вслух?              Она ожесточенно прикусила губу, и непрошеные слезы потекли по ее щекам. Она ненавидела ломаться перед ним. Она ненавидела его больше, чем саму себя.              — Я ни на что не намекаю.              — Ш-ш-ш, — прошипел он в ее губы, и обжигающее дыхание бесцеремонно вторглось в ее рот. — Больше никакой лжи, Гермиона. Я всегда вижу тебя насквозь, помнишь?              Она попыталась отвернуться, но Том отпустил ее руку и схватил двумя пальцами подбородок, заставляя ее голову поддаться вперед и встретиться с ним взглядом.              — Просто скажи.              — Я не знаю.              — Скажи это, Гермиона!              Ее плечи затряслись, слезы продолжали течь, выражение лица смялось страданием и болью.              Том моргнул. Отпустил ее подбородок, немного отодвинувшись назад, ровно настолько, чтобы она смогла сделать вдох, достаточно, чтобы она стыдливо опустила голову и задрожала от бури нахлынувших эмоций.              Еще мгновение он молча изучал ее.              Потом глубоко вздохнул, обнял Гермиону за спину и притянул к себе, прижавшись лбом к ее лбу. Его плечи расслабились, хотя рука ощущалась железным грузом на ее теле.              — Я не хотел причинить тебе боль, — прошептал он, другой рукой откидывая спутанные волосы Гермионы назад, приоткрывая вид на ее покрасневшие глаза. — Я увлекся. Сегодня… — Он судорожно сглотнул. — Я переборщил.              Том уткнулся в нее носом.              — Не сердись, Гермиона.              Его слова едко скользнули по ее губам. Они оставались сладостью на ее языке. Глоток сахара разъедал зубы, разлагал кости, прожигал внутренности, будто серная кислота.              — Я не сержусь.              Он молча кивнул, все еще прижимаясь лбом к ней, когда его пальцы прошлись по ее голове и обхватили затылок, удерживая ее голову на месте.              — Они знали.              Она дернулась, его твердые мышцы поглотили удар. Гермиона открыла рот, но не издала ни звука. Его глаза скользнули вниз, уставившись на мягкие розовые уста.              — Они знали, Гермиона.              Ее челюсть сомкнулась с громким клацаньем. Кажется, она разлагалась по частям, и конечности отваливались, падая тухлой мякотью на ковер у его ног. Если бы не его рука, обнимавшая ее за талию, и рука на шее удерживающая ее голову, она бы рухнула вниз, как подкошенная.              — Они не знали, Том.              Он глубоко вдохнул через нос, ноздри раздулись, рука сильнее прижалась к ее хрупким ребрам, пальцы сжались у основания черепа.              — Как ты можешь быть в этом уверена?              Она облизнула губы, душа отделилась от тела.              — Потому что, если бы они это знали, ни один из нас не стоял бы здесь.              Раздался тяжелый стук в дверь.              — Гермиона? Ты там?              Они оттолкнулись друг от друга, будто одинаково заряженные частицы. Том попятился к окну и опустил жалюзи, пытаясь устоять на ногах. Гермиона поймала себя на том, что прислонилась к разворошенному комоду, и едва успела взглянуть на свое платье, чтобы убедиться, что все в порядке, как дверь распахнулась и в комнату ворвалась хозяйка взволнованного голоса.              — Вот ты где… — Тетя резко остановилась, ее взгляд упал на Тома, стоящего у окна, как темный страж. Она поджала губы, прокашлялась, чтобы прочистить горло. — Привет, Том. Мне было интересно, куда ты запропастилась. — Она сложила руки перед собой, сузив глаза. — Я не знала, что ты нашел Гермиону. Ты ведь говорил, что понятия не имеешь, где она.              Его скулы дрогнули, прежде чем маска, как всегда невинного и дружелюбного молодого человека, скользнула на место.              — Я и не знал. Хотел помочь вам в поисках. Решил проверить наверху, пока вы ищете снаружи.              Ее нос дернулся.              — Ну что ж… — Тетя посмотрела на Гермиону, приподняв тонкую бровь. — Надеюсь, я не помешала.              Сердце Гермионы подскочило к горлу, когда она поймала острый взгляд женщины.              — Конечно нет. Мы как раз собирались спуститься вниз, — непринужденно сообщил Том.              Тетя снова метнула на него подозрительный взгляд.              — Я сожалею о твоей потере, Том. Томас был хорошим человеком. Он по-настоящему осчастливил мою сестру.              Том рассеяно вздрогнул. Подобное заявление явно застало его врасплох, но в следующее мгновение он пришел в себя и вежливо кивнул.              — Я ценю ваши добрые слова, мисс Эпплгейт.              Ее лицо скривилось. Амелия терпеть не могла, когда Том называл ее по фамилии, и знала, что Тому это хорошо известно. Гермиона с дрожью наблюдала за молчаливой схваткой. Она не могла справиться с напряжением, истрепанные нервы были натянуты до предела.              — Тетя Миа.              Женщина моргнула, повернувшись к Гермионе с удивленным выражением лица, как будто запамятовала, что ее племянница вообще присутствовала в комнате.              — Я тебе зачем-то понадобилась?              Тетя откашлялась.              — Да, дорогая. Я хотела сказать тебе, что взяла отгул на работе, чтобы помочь разобраться с домом. Но если вам будет удобнее остановиться у меня, тогда…              — Я бы предпочла жить здесь, пока не продам дом.              Тетя закрыла рот. Мрачность промелькнула по ее лицу, что добавило ей лишний десяток лет. У Амелии и Джин были разные отцы, и у них было очень мало общих черт, к большому облегчению Гермионы. Ей казалось, что она не вынесет, глядя на подобие своей матери — старую маску, которую носит самозванец.              — Я бы тоже хотел остаться и помочь.              Спина Амелии напряглась. Она оглянулась через плечо.              — А как насчет Йеля?              — Я могу взять академический отпуск на семестр. Семейные обстоятельства и все такого.              Ее нос снова дернулся.              — Понимаю. — Тетя глубоко вздохнула. — Мы поговорим об этом завтра, у нас еще есть время все обдумать.              Она выдержала его взгляд.              — Я останусь на ночь.              Том улыбнулся, обнажив острые голодные зубы.              — Вы очень добры, мисс Эпплгейт. Но в этом нет необходимости. Я буду дома.              — Мне бы хотелось быть поближе к племяннице. — Холодная решительность ее голоса не оставляла места для споров. — Я буду прямо по коридору.              В висках Гермионы запульсировало. Ее тетя и брат сверлили друг на друга взглядом в целую вечность. Ни один из них не собирался сдаваться первым, поэтому она взяла инициативу в свои руки, шагнув вперед и привлекая их внимание.              — Это замечательно, тетя Миа.              Правый глаз Тома дернулся.              — Спустимся вниз? — продолжила она, улыбаясь тете.              Амелия кивнула, напряженные плечи расслабились.              — Конечно, милая.              Она схватила Гермиону за руку, там же, где Том держал ее несколькими минутами ранее, и направилась к двери. Переступая порог, Гермиона оглянулась через плечо, кинув на Тома прощальный взгляд.              Его лицо казалось безмятежным.              Но его глаза… Темные озера.              Они говорили о многом. И их послание было совершенно ясно.              Мы еще не закончили, сестренка.       

***

             Гермиона лежала в постели, уставившись в потолок, окруженная лужицей тьмы, которую разделял по центру луч лунного света. Она ворочалась на матрасе, но не в попытке заснуть, а в попытке не уснуть, остро прислушиваясь к каждому шороху и танцующим теням.              Это был только вопрос времени, когда он придет за ней.              Каждый последующий миг Гермиона оставалась одна только по его милости. Возможно, он сделал это, чтобы подарить ей видимость уединения, создать иллюзию одиночества.              Но, скорее всего, он сделал это, чтобы помучить ее. Он знал, какие предательские мысли терзают ее. Он сам вживил их, погрузил наглые пальцы в тайники ее души и поместил семя, присыпал почвой, и регулярно поливая, со злобным ликованием наблюдал, как оно зреет и неумолимо разрастается в каждой трещине и щели.              Его жестокости не было предела. Она исследовала весь горизонт до самых дальних границ времени и пространства, только для того, чтобы вернуться к началу. Снова к его настороженным глазам. К его острым белым зубам.              Гермиона перевернулась на бок, лицом к стене.              И тут она услышала его.              Шаги в коридоре.              Он знал, какие половицы скрипят, знал, каких мест следует избегать, если он хочет беспрепятственно и бесшумно войти.              Сегодня вечером он объявил о своем прибытии.              Это стало поворотным пунктом в их запутанной игре.              Их родителей больше нет.              Прятаться не от кого.              Она моргнула, поражаясь судьбе своей тети, когда дверь в комнату медленно приоткрылась, и петли протестующе заскрипели, будто тоже осуждали.              Блеклый свет из коридора падал на стену перед ней, его силуэт в центре простирался от пола до стены демонической тенью.              Том бесшумно перешагнул через порог, прежде чем застыть на месте. Единственным звуком во вселенной осталось ее отчаянно бьющееся сердце, кровь пульсировала в ушах.              Пока он наконец не пошевелился. Тень вытянулась, когда он закрыл дверь, прогнав свет и погасив силуэт.              — Я знаю, что ты не спишь.              Она продолжала неподвижно лежать, словно мертвая.              — Я и не притворялась.              — Хм.              Гермиона слышала приглушенную поступь его босых ног по ковру, мягкий шорох одежды. Затаила дыхание, когда матрас шумно прогнулся под его весом, заставляя ее хрупкое тело наклониться к нему. Холодный воздух коснулся бедер Гермионы, когда одеяло приподнялось, и его собственные ноги скользнули под него.              А потом рука обвилась вокруг ее талии, локоть уперся ей в живот, а жилистое предплечье легло ей на грудь, между грудей. Большая ладонь легла поверх ее собственных, там, где они покоились у лица Гермионы. Его пальцы переплелись с ее, столкнувшись костяшками. Ее неглубокое дыхание коснулось их ладоней.              Она закрыла глаза, когда рука потянула ее назад, прижимая к его груди. Том снял рубашку. Его грудь поддавалась вперед с каждым глубоким вздохом, его биение сердца жадно пульсировало меж лопаток, отдаваясь эхом в каждом ее пальце.              Ее ноги были согнуты и приведены к животу, иначе, она уверена, он бы окутал и их, обвивая своими жгучими путами каждую часть ее тела, которую мог схватить.              — Ты замерзла.              Его губы коснулись мочки ее уха.              — Ты вся горишь.              Он усмехнулся, и этот звук мурашками пробежался по ее позвонкам. Рука, не скованная ремнем, скользнула под шею.              — На тебе моя рубашка.              Гермиона распахнула глаза.              — Я не специально.              Его пальцы лениво играли с ее.              — Тетя Миа, — хрипло прошептала она напряженным голосом.              — Она вырубилась лицом вниз в постель, по крайней мере, еще на восемь часов.              Плечи Гермионы напряглись. — Что ты ей дал?              Том проигнорировал вопрос, как она и ожидала.              — Я скучал по тебе.              Она смотрела, как подушечка его большого пальца аккуратно проводит линии по сухим кутикулам ее ногтей. Тишина поглотила их целиком.              — Ты скучала по мне?              Ее горло распухало от ядовитых испарений, которые он выделял с каждым выдохом.              — Ты действительно хочешь заняться этим прямо сейчас?              Он разочарованно вздохнул, уткнувшись ей в шею. Ее глаза прищурились в темноте.              — Наши родители умерли, Том.              Она прислушивалась к его прерывистому дыханию, чувствовала учащенное биение его сердца.              — Мой отец был уже давно мертв для меня.              Она моргнула, когда он застыл, как доска, позади нее.              — Что ты имеешь в виду?              — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.              Гермиона не стала ждать, пока он уточнит. Она знала, что Том подразумевал, видела непростые отношения между отцом и сыном, напряжение которых росло с каждым днем в течение двух лет.              — Он любил тебя.              — Не стоит.              Он предупреждающе сжал ее руку. Она замолчала.              Но тишина казалась невыносимой. Вопреки здравому смыслу, Гермиона опустила руку и положила ее поверх его, нежно поглаживая ногтями внутреннюю сторону запястья, исследуя каждую линию на его ладони.              Результат был мгновенным.              Он приятно заурчал, прежде чем перевернуть ее на спину, приподнялся на локте и посмотрел на нее сверху вниз. Ночная темнота скрывала большую часть его лица, но лунный свет падал на его глаза, придавая им сверхъестественный и даже опасный блеск.              Он наклонился, и Гермиона ощутила его мятное от зубной пасты дыхание на своих губах. Как только его мягкие теплые уста коснулись ее, она отвернулась.              — Том.              Он замер, по-прежнему нависая над ней.              — Не сегодня, — прошептала она в стену, слезы жгли ей глаза. — Они все видят.       Гермиона услышала его невеселый смешок. Злобный, полный ярости и ненависти. Это пугало. Не из-за того, что он мог сделать, а из-за того, что звук холодным эхом отозвался в ее собственном сердце.              Том наконец опустился вниз, наполовину придавив ее своим телом, уткнувшись лицом в изгиб шеи Гермионы.              — Конечно. Они ждали смерти специально для того, чтобы, наконец, обратить на нас внимание.              Она ощетинилась от этих слов, но все же понимая, что они сказаны не с целью ее задеть, промолчала.              Том все же расслабился, прижимая Гермиону к простыни. Его тепло просачивалось в ее кожу, заставляя кровь кипеть и пузыриться в венах. Она медленно выдохнула, выпуская горячий воздух.              — Том?              Она почувствовала, как его кадык легко коснулся ее плеча.              — М?              — Теперь мы совсем одни.              Он слегка пошевелился.              — Мы никогда не будем одни, Гермиона. — Его пальцы опустились, нырнув под подол ее рубашки. Его рубашки. Теплая ладонь неподвижно покоилась на ее животе, собственнически заявляя о своих правах на тело, которое Том давно считал своим.              — Мы всегда будем вместе.              Она сморгнула, чувствуя, как слезы медленно потекли из уголков ее глаз, вдоль ресниц, вниз по лицу, впитываясь в линию волос.              Он не утешал ее и не подбадривал. Том никогда не тратил времени на такие вещи.              Нет, это была простая истина. Сухая констатация факта.              Когда она услышала это, у нее защемило сердце. Гермиона ощущала, как медленно обмякает, когда последние жизненные силы покидали ее, переливаясь через край кровати и растекаясь жемчугом по полу.              И наступало утро, когда Том шагал по кровавой реке, не останавливаясь, следуя за ней по всему дому, прежде чем смыть ее полностью, лениво наблюдая, как последние осколки ее разбитой души стекают в канализацию.       

***

      Суббота, 6 июня 1998 года              — Миона, он тут!              Гермиона вздрогнула, обернувшись на знакомый резкий шепот.              — Кто?              Лаванда снисходительно рассмеялась, закатив глаза.              — А ты как думаешь, гений? — Она легкомысленно подпрыгнула на каблуках, прежде чем забежать вперед и схватить Гермиону за запястье. — Виктор!              Рот Гермионы безмолвно открылся и закрылся, когда ее потянули с крыльца на задний двор. Толпа неугомонно росла в течение последнего часа, многие лица простирались за пределы списка гостей, смех соседей и знакомых переливался с музыкой и запахом барбекю.              Тетя Миа не пожалела денег, чтобы устроить Гермионе выпускной вечер на память.              Тем не менее, присутствие Виктора, конечно же, не было делом рук ее тети, и Гермиона знала, что это так же не было делом ее собственных рук, так что оставалось…              — Лаванда, что ты наделала? — Она выдернула руку из ухоженных ноготков подруги. Та оглянулась через плечо, лицо ее засветилось заговорщицким весельем.              — Я думала, ты хочешь сказать: большое спасибо за то, что ты самая потрясающая лучшая подруга, о которой только можно мечтать, Лаванда!              Гермиона нахмурилась.              — Я не нанюхалась пропана, чтобы говорить такие глупости.              Ее подруга только рассмеялась, снова повернувшись вперед, пока вела их сквозь толпу гостей.              — Если тебе интересно знать, я пригласила Оливера и велела ему привести друзей. Кого он решил взять с собой, полностью зависело от него, и так уж случилось, что, когда он упомянул, кем устроена вечеринка, Виктор сам практически запрыгнул в машину подобно гигантской немецкой овчарке.              Гермиона насмешливо приподняла бровь, все еще пытаясь освободиться.              — Почему немецкая овчарка?              Блондинка пожала плечами.              — Ну у него акцент.              — Он из Москвы.              — И что?              — Москва совсем в другой стране! Почему бы не русский терьер или спаниель…              — О боже. — Лаванда резко остановилась, от чего Гермиона чуть не споткнулась об нее. — Пожалуйста, только не говори так перед ребятами.              Гермиона озадаченно моргнула.              — Что? Это ты упомянула собаку…              — Серьезно, Оливер и его друзья все второкурсники, пожалуйста, не смущай меня.              Гермиона вспыхнула.              — Я даже не думала…              Лаванда вздохнула, выражение ее лица смягчилось.              — Ты великолепна, Миона. Я люблю, когда ты болтаешь о всяком. Это действительно интересно. — Она потянулась вперед, играя с кудрями Гермионы. — Но некоторые могут счесть это…              Гермиона опустила глаза.              — Заносчивым?              — Я хотела сказать, что это чертовски раздражает. Но это тоже подходит.       Гермиона закатила глаза.              — И вообще, зачем ты пригласила Оливера? Разве он не встречается с какой-то девушкой из Шармбатона?              Лаванда громко усмехнулась при одном упоминании о частной школе.              — Его родители пытаются вставить ему палки в колеса, но он не хочет, — улыбнулась она, с явной гордостью откидывая назад собственные волосы. — Он попросил меня пойти с ним на Бал выпускников.              — У них в колледже выпускной?              Она думала, что наконец-то преодолела все эти ужасы.              — Конечно! Во всяком случае, его компания празднует. А теперь пошли!              Она схватила Гермиону за руку и снова потащила ее через двор.              — Лав, я правда не хочу.              — Виктор чертовски горяч, умен и очень тобой интересуется. Нет причин не хотеть, Гермиона Грейнджер.              Гермиона судорожно сглотнула, пульс и тревога в равной мере усилились, когда за домом послышались отчетливые мужские голоса. Она сделала последнюю отчаянную попытку вырваться, но ей удалось только запнуться о собственные ноги и повалиться боком на стол с чипсами и соусами, увлекая за собой Лаванду.              Блондинка вскрикнула так, как будто упала с края обрыва, приняв на себя основной удар — в то время как Гермиона приземлилась в траву. Люди замолкали посреди разговора и отходили в сторону.              — О боже! — К ним подошла пожилая соседка. — Девочки, с вами все в порядке?              Гермиона откинула волосы с лица, одернула подол юбки и выпрямилась.              — О… гм… да, да, мы в порядке.              Она не скрывала своего унижения. Искоса взглянула на Лаванду, которая сердито нахмурилась, соскребая луковый соус со своей блузки.              — Я убью тебя.       — Гермивона?              Гермиона вздрогнула, оставшись глухой к угрозе Лаванды, и подняла глаза, прищурившись от яркого солнца. Широкая фигура шагнула вперед, и в ее поле зрения появилось лицо Виктора, свет сиял над его головой подобно нимбу.              Гермиона еще дважды хлопнула ресницами, прежде чем обрела дар речи.              — Привет.              Ей захотелось стукнуть себя по лбу.              Он казался озабоченным.              — Все нормально? Лаванда?              Девушка застонала, поднимая прядь светлых волос, запачканных соусом.              — Черт.              Гермиона съежилась.              — Пойдем в ванную и…              — Нет, нет, — Лаванда протестующе подняла руки. — Я сама могу умыться. Вам с Виктором лучше пойти, — Она бросила на Гермиону многозначительный взгляд. — И поговорить.              У Гермионы дрогнули скулы, когда Лаванда вскочила на ноги, покачнувшись на опасно высоких каблуках. Виктор протянул ей руку, помогая удержаться на месте.              — Спасибо, Вик. — Она улыбнулась ему и через плечо и заговорщицки подмигнула Гермионе. — Вы, ребятки, развлекайтесь. Я скоро вернусь!              Гермиона осталась стоять, разинув рот, как рыба на суше, забыв, что все еще держится за разгромленный стол, пока перед ней не появилась большая ладонь.              — Пожалуйста, позволь помочь.              Гермиона прикусила губу, слишком смущенная, чтобы встретиться с ним взглядом, когда вложила свои маленькие пальцы в его, позволяя ему помочь поднять ее.              Она быстро отдернула руку, стряхивая несуществующие крошки с платья, делая вид, что очень сосредоточена чисткой своей одежды. Виктор наблюдал за ней насмешливым взглядом.              — Лаванда умеет сотворить настоящий ажиотаж.              Гермиона нервно хихикнула, бросив смущенный взгляд на него.              — На самом деле это была моя вина. Подозреваю, что она замышляет коварную месть в ванной.              Виктор ослепительно улыбнулся, и грубые черты его лица смягчились, делая его действительно привлекательным.              — Ты сегодня очень хорошо выглядишь.              Она покраснела, заправляя локон за ухо, тщательно изучая траву под носками своих туфель.              — Ой. Спасибо. И ты тоже.       Он усмехнулся. — Откуда ты знаешь? Ты ведь даже не смотришь на меня весь день.       Гермиона удивленно подняла глаза. Его ухмылка казалась весьма самокритичной.       — Конечно, я заметил это только потому, что наблюдал за тобой. — Теперь настала его очередь отвести взгляд, изучая ту же травинку. — Наверное, я неправильно выражаюсь, и это звучит жутко, или как ты там говоришь?              Она рассмеялась, звук вырвался у нее слегка пронзительным: Гермиона еще была взвинчена после неудачного падения.              — Нет, — она покачала головой, шагнув вперед и встретившись с его полным надежды взглядом. — Ты вовсе не жуткий.              Она прикусила губу, резко покраснев, когда его глаза скользнули вниз, чтобы проследить за движением.              Ее грудь вздымалась.              — Я радf, что ты пришел сегодня. Я хотела пригласить тебя сама, но так замоталась. Моя тетя занялась организацией вечеринки, а так как она с тобой никогда не встречалась… — Она откашлялась, останавливая свой словесный поток.              Виктор ласково улыбнулся. — Я понимаю. Выпускной и экзамены — напряженное время. — Кто-то прошел позади него, и он придвинулся ближе, чтобы дать пройти. — Я слышал, тебя приняли в Йель. Это невероятно. Мои поздравления.              Кровь отхлынула с ее лица.              Его лицо вытянулось, он почувствовал что-то неладное.              — Мне очень жаль?              — Нет, я… — Гермиона покачала головой, судорожно всплеснув руками. — Не ты, а я… То есть да, меня приняли в Йель. — Кровь прилила обратно, превращая ее лицо в обжигающе красное. — Я просто… — она глубоко вздохнула. — Я просто ошеломлена, думая об этом. Но спасибо, я очень волнуюсь.              Она взмолилась, чтобы земля разверзлась и поглотила ее целиком.              Но как истинный джентельмен, Виктор спокойно отреагировал на ее сумбурные речи, не став настаивать на дальнейшем.              — Я тоже нервничал перед началом университета. Тем более я тогда впервые покинул Европу.              Гермиона мысленно поблагодарила парня за спасательный круг, охотно поддержав смену темы.              — Должно быть, это тяжело — путешествовать вдали дома. Ты в одиночку добирался до Америки?              Он кивнул.              — Только я. И да, это было довольно страшно, но в принципе захватывающе. Настоящее приключение.              Гермиона расслабилась в непринужденной обстановке.              — Но разве ты не боялся остаться совсем один? Если бы что-то случилось, когда ты только приехал сюда, тебе не к кому было бы обратиться.              Виктор слегка пожал плечами, приблизившись еще на полшага к ней.              — Именно поэтому это настоящее приключение.              Она улыбнулась.              — Полагаю, так оно и есть.              Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом со смущенными смешками отвернулись. Ее руки неловко висели по бокам.              — Когда Оливер рассказал мне о вечеринке, я удивился.              Она подняла глаза, затаив дыхание в ожидании его следующих слов.              — Ты не похожа на тусовщицу. — Виктор вздохнул и покачал головой. — Это прозвучало нелепо. Я имею в виду, когда я видел тебя на вечеринках, у тебя никогда не было хорошего… — он замолк, нахмурив брови. — Я сделал еще хуже, да? Я не хотел тебя обидеть.              — Все в порядке. — Она еще раз взглянула на их ноги. — Я поняла, что ты имеешь в виду, и не обижаюсь. Я действительно не из тех, кто любит вечеринки. Чаще всего я сижу дома и читаю, пока не засыпаю под грудой книг.              — Это не так уж плохо. Посмотри, к чему это привело. В Лигу Плюща, в то время как остальные едва сводят концы с концами.       Гермиона улыбнулась, встретив его серьезный взгляд. — Не скромничай, я слышал, ты неплохо справляешься со своей… — В воздухе что-то изменилось. Перепад давления, эффект вакуума, который вытягивал весь кислород вокруг нее. — Личностью.              Мышцы напряглись, невидящий взгляд остановился на Викторе.              Он склонил голову набок.              — Гермивона?              Голос Виктора прозвучал приглушенно, словно под водой. Она медленно выдохнула, чувствуя, как ее ноги отрываются от земли, и она высоко парит.              Он был здесь. Где-то. Наблюдающий.              — Гермивона? — Голос Виктора стал громче, ближе, его рука мягко сжала ее ладонь. — Ты в порядке?              Она судорожно сглотнула.              — Д-да. — Сделала шаг назад, высвобождая руку. — Я просто… мне нужно идти.              Он растерянно хлопнул глазами.              — Идти?              — Я имею в виду… мне нужно проверить Лаванду. Убедиться, все ли с ней в порядке.              Блеск в его глазах потух.              — Ой. Точно. Конечно.              Она сделала еще один широкий шаг назад, ее грудь затрепетала.              — Поговорим позже, Виктор.              Гермиона едва отдавала себе отчет в своих словах, не слыша его вежливый ответ, стремясь скорее и как можно дальше уйти от толпы.              Это у тебя в голове, его здесь нет…              Она быстро пробралась сквозь толпу гостей к заднему крыльцу.              Ты проверила расписание сотню раз, он все еще в Вашингтоне, округ Колумбия.              Она распахнула раздвижную стеклянную дверь с такой силой, что рама недовольно задрожала. Несколько человек с любопытством оглянулись через плечо, но она не обратила на них внимания.              Разговор с Виктором ошеломил меня, сбил с толку, вот и все…              Гермиона глубоко вздохнула в пустой кухне. Но в тот момент, когда она оперлась руками о стойку, из коридора донеслись голоса, что-то бурно обсуждающие и громко смеющиеся.              Ее тетя.              Я не могу позволить ей видеть меня такой.              Гермиона развернулась на каблуках и бросилась в гостиную, едва не врезавшись в знакомую фигуру.              — Ого! Миона! Куда это ты несешься?              Адреналин забурлил в ее венах, мешая стоять на месте.              — Оливер. — Она облизнула губы. — Ты не видел Лаванду?              Он насмешливо приподнял бровь.              — Я видел, как она снесла столик на заднем дворе. Отличная работа.              Гермиона встревоженно улыбнулась, сцепив перед собой трясущиеся руки.— Действительно. Ты не видел ее с тех пор?              Он отрицательно покачал головой, протягивая ей стакан.              — Выглядишь напряженной. Выпей.              Она посмотрела на алкоголь, тошнотворный запах виски проник в ее нос, выворачивая желудок.              — Спасибо, но я в порядке.              Парень невозмутимо пожал плечами.              — Как хочешь. Я иду на задний двор, хочешь пойти со мной? Вик искал тебя с тех пор, как мы приехали.              Гермиона вцепилась в спинку дивана, впиваясь ногтями в замшевую ткань.              — Мы уже побеседовали.              Оливер ухмыльнулся.              — Понимаю. Это объясняет, почему ты выглядишь так, словно Куджо несется за тобой по пятам.              Гермиона побледнела.              — Это неправда.              — Я знаю, что он немного нетерпелив, но поверь мне, Вик хороший парень. Лучше многих. Конечно, намного лучше, чем я. — Он засмеялся, слегка покачнувшись на пятках. — Ты должна встретиться с ним этим летом, прежде чем отправишься в Йель.              ЙельЙельЙельЙель…              Она тяжело сглотнула, зрение затуманилось.              — Верно. Я поищу Лаванду.              Оливер отодвинулся, уголки его рта опустились. — Просто подумай об этом, Миона. Ты не сможешь постоянно прятаться за Лав. Ты не должна быть одиночкой. У тебя должны быть друзья.              Ее сердце подпрыгнуло в груди.              Он громко рыгнул в кулак.              — Черт. Кажется, я напился. — Оливер усмехнулся. — Крепкая штука. Наверное, стоит перейти на кокаин.              Гермиона кивнула.              — Возможно. — Ее голос был почти сиплым шепотом, его слова пустили корни глубоко в грудной клетке и пережали голосовые связки.              Оливер уставился в свой стакан и медленно попятился, словно забыв о ее присутствии. Гермиона задержалась на спинке дивана еще на несколько секунд, толпа людей вокруг нее не обращала на нее никакого внимания.              — За нами никто не следит, — прошептал ей на ухо призрак. — За нами никто никогда не следит.              Она быстро заморгала, рванулась к лестнице, вскочила так быстро, что босоножка соскочила с ноги. Гермиона застонала, снимая вторую туфлю, и в отчаянии швырнула ее в коридор. Остановилась перед закрытой дверью ванной.              — Лаванда?              Ее встретила тишина.              Она громко постучала, в такт бешено колотящемуся сердцу.              — Лаванда?              Снова тишина.              Гермиона медленно повернула ручку. — Алло? — Она открыла дверь и увидела совершенно пустую ванную.              — Черт возьми!              Она оглянулась через плечо — в коридоре тоже не было ни единой души.              Гермиона начала закрывать дверь, намереваясь возобновить поиски своей перемазанной соусом подружки, когда луч солнца, струящийся через окно, отразился ярким бликом от крана ванны, поймав ее взгляд.              Она колебалась, закусив губу.              Даже не думай об этом! Внизу собралась целая компания ради…              И все же, не успев даже закончить мысль, она вошла в крошечную комнатку, захлопнула дверь и защелкнула замок большим пальцем.              Всего несколько минут передышки, а потом я спущусь вниз с горящими глазами, подняв пушистый хвост, как кошка.              Кстати, о пушистом…              Гермиона глянула на свое отражение в зеркале, проводя пальцами по взлохмаченным и спутанным кудрям. Ее волосы были гладкими и идеально уложенными в начале дня, но влажность за считанные минуты свела на нет часы усердной работы. Она посмотрела на непокорные пряди, отвернувшись к ванне, чувствуя, как мышцы ее расслабляются.       Она не собиралась купаться.       Она ощутила невероятное блаженство от того, что просто сидела в пустой ванне, чувствуя прохладу керамики на коже, приглушенное эхо звука, когда опустилась в белые глубины. Это было похоже на погружение в зыбучие пески, конечности обмякли, когда невидимая тяжесть поглотила ее.              Гермиона вытянула ноги перед собой и откинулась назад, положив руки на широкий бортик.              Она откинула голову назад, звуки вечеринки этажом ниже, медленно затихали. Она изолирована на необитаемом острове, наконец-то одна. Наконец-то освободившись от демонов за спиной, кусающих ее за пятки.              Гермиона забыла о своей прежней панике, о своей чрезмерной тревожности при повседневной социальной рутине. Она вообразила, что на нее все пялятся. И, разумеется, не в первый раз.              Веки ее отяжелели, долгая тишина убаюкивала. Глаза Гермионы наконец закрылись, и ласковая темнота окутала ее.              В дверь постучали. Ее глаза резко распахнулись, тело дернулось, больно ударившись о край ванны.              — Ой! Черт! — прошипела она, потирая ушибленное место.              Стук повторился, на этот раз настойчивее.              Гермиона быстро захлопала ресницами, огляделась. Ей казалось, она потеряла счет времени.              Неужели я заснула? Дерьмо.              Она быстро вылезла из ванны, прислонившись к раковине и глядя на свое бледное отражение в зеркале. Она была похожа на привидение.              Я настоящая?              Что-нибудь из этого реально?              Гермиона покачала головой, отгоняя странные размышления, и решительно направилась к двери. Откашлялась, в надежде пробудить вялые голосовые связки.              — Извините, иду!              Она повернула ручку, и замок выскочил у нее из ладони. Она распахнула дверь, на ее лице застыла извиняющаяся улыбка.              — Это все ты.              Она осеклась, сердце забилось.              — А что все я?              Она покачала головой, отступая на онемевших ногах.              Нет.              Это не реально.              Том толкнул дверь еще шире, шагнул внутрь и быстро закрыл ее за собой.              Он улыбнулся, и его лицо было таким же, каким оно являлось в ее снах каждую ночь. Преследующее. Красивое. Опасное.              А затем он закрыл замок, щелчок которого вызвал взрыв ударной волны, которая раздавила ей легкие и сломала кости.              Она устало посмотрела на дверь, покачиваясь на пятках, как зверушка, попавшая в капкан.              Он спас ее от необходимости выбирать.              Том рванулся к ней, схватил за запястья, когда она уперлась руками ему в грудь, пытаясь удержать того на расстоянии, используя его уверенную хватку, чтобы закружить ее; на мгновение у нее остановилось сердце, ей снова было тринадцать лет, она была одета в платье, слишком откровенное для ее детского тела, кружилась на танцполе со смеющейся невестой, а затем ее толкнули вперед, бедра врезались в туалетный столик.              Она задохнулась от шока, боль пронзила ее мгновение спустя. Его руки отпустили ее запястья, прижав к мраморному выступу по обе стороны от ее тела, безжалостно заключая в клетку.              Грудь Тома прижалась к ее спине, более широкая и мускулистая, чем ей помнилось. Его руки тоже казались на мили длиннее, его позвоночник обратился в вечность за ее плечом. Гермиона изо всех сил пыталась дышать, глядя вниз на белоснежную раковину, кудри спадали вперед, закрывая лицо, предложив краткую передышку от его присутствия.              Но она ощущала, как металлические глаза выжигают рваный след вдоль ее кожи везде, где блуждали.              Том наклонился, сильнее прижимаясь к ней. Она резко выдохнула, когда ударилась поясницей о комод. Жар в спине стал еще болезненнее. Она горела заживо, нервные окончания плавились.              — С успешным окончанием, Гермиона.              Он поднял руку, чтобы откинуть завесу ее волос с одной стороны, открывая ее раскрасневшиеся щеки обжигающему взору. Намотал непослушные локоны на пальцы, словно бечевку, откинул ее голову назад, обнажив белизну тонкой шеи.              В новом положении ее глаза устремлялись верх, не имея возможности спрятаться. Она встретила его пристальный взгляд, ее грудь тяжело вздымалась, когда она пыталась восстановить дыхание. Другой рукой он обхватил талию, оттягивая от тумбочки и жадно прижимая к своему телу, привстав на цыпочки. Том склонил голову, почти невесомо коснувшись мочки ее уха. Выдержал ее отчаянный взгляд, но тень пробежала по его лицу, как туча надвигается на солнце.              — Неплохая у вас вечеринка. Представь себе мое удивление, — делая на этом акцент, Том потянул ее за волосы, и ее голова беспомощно откинулась назад еще сильнее. — Меня не пригласили.              Она сглотнула, дыхание застряло в горле, невидимая преграда перекрыла ей трахею.              — Я не хотела устраивать вечеринку.              — Шшш. — Он уткнулся носом в ее шею, его рука окутала ее бедра, заставляя ту извиваться. — Больше никакой лжи.              — А я не…              — Гермиона.              Предупреждающий рокот его голоса был более зловещим, чем сами слова. Слезы застилали ей глаза.              — Тетя Миа все спланировала. Я не хотела устраивать вечеринку. — настаивала она.              Он приоткрыл губы, и острые зубы заскользили по обнаженной коже плеча, стягивая бретельку сарафана вниз по бледной плоти.              — Я почти могу в это поверить. Надоедливая сука, вот она какая. — Его глаза вспыхнули, поймав ее взгляд в зеркале. — И все же это не объясняет, почему меня не пригласили.              Пальцы ног Гермионы сводило судорогой, когда она пыталась удержаться на них.              — Ты был в Вашингтоне.              — Ясно же, что нет.              — Я так думала!              — Так вот почему именно сегодня? Чтобы я не приходил?              Слезы, наконец, скатились по кончикам нижних ресниц, оставляя темные дорожки на лице, пронизанные тушью.              — Когда это мне удавалось удержать тебя от всего, что ты хочешь?              Его челюсть напряглась, глаза яростно прожигали в ней дыру, в их глубине ясно читался алчный голод.       — Ненавижу, когда ты мне лжешь.              Гермиона медленно вдохнула.              — Добро пожаловать в мой мир.              Он выдержал ее взгляд еще несколько мгновений. Затем его рука отпустила ее волосы, медленно разматывая спутанные пряди, кровь прилила к голове. Она вытерла покрасневшие глаза, размазывая тушь, чувствуя, как его сердцебиение отдается в ее спине, когда он обнимал ее.              — Я приехал навестить тебя. Меня не будет до начала семестра.              Ее сердце подпрыгнуло, руки опустились, чтобы сжать предплечье, перекинутое через нее.              — Куда это ты собрался?              — В Европу. Встреча с инвесторами.              Она сглотнула.              — Значит, округ Колумбия имел успех?              — Хм. — Он приподнял свободную руку, чтобы лениво поиграть пальцами с ее кудрями, его взгляд скользнул по блестящим карамельным локонам.              — Э-это замечательно, Том.              Гермиона облизнула нижнюю губу, проклиная себя за дрожь в голосе. И действительно, она снова привлекла его внимание, причем самым худшим из всех возможных способов. Ее страх пробудил спящего зверя, и его руки сжали ее бедра со всей силы. Она прикусила язык, борясь с болью.              — Не можешь дождаться начала учебы в Йеле, Гермиона?              На этот раз она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал ровно и уверенно, а конечности не тряслись.              — Конечно.              Том смотрел на ее отражение с жутковатой неподвижностью, присущей только хищникам перед убийством своей жертвы.              — Скоро ты будешь видеть меня каждый день. Как в старые добрые времена.              Ее губы затрепетали.              — Ты будешь слишком занят уроками и своим новым стартапом, чтобы обращать внимание на первокурсницу.              — Я никогда не бываю слишком занят для тебя, сестренка.              Она не могла сдержать дрожь, вызванную этими словами. Его зрачки мгновенно расширились, поглощая серую радужку. Они сверкали черным и зловещим светом, зубы, острые, как клыки, впились в ее плечо, оставляя розовые ямочки на коже.              Ее дыхание участилось, глаза алчно следили за движением его губ, пока он медленно пожирал ее живьем. Горячее возбуждение собралось в ее центре, распространяясь наружу щупальцами плескающегося тепла.              Она растворялась в нем, откинув голову назад и невидящими глазами уставившись в потолок, когда он вонзился клыками в ее беззащитную плоть. Он слегка приподнял ее, заставив привстать на цыпочки. Теплая ладонь небрежно скользила по ее бедру, вверх, вверх, вверх, вверх, поддевая край юбки, ногти бессовестных пальцев поглаживали тонкий хлопок ее нижнего белья.              — Этой осенью ты моя.              Гермиона тяжело сглотнула, не понимая его слов, когда шершавые подушечки его пальцев отодвинули влажную ткань в сторону и скользнули вдоль ее самых сокровенных складочек. Она застонала, выгибаясь назад и сильнее прижимаясь к нему, мышцы на ее шее напряглись, когда ее голова опустилась ему на плечо.              — Ты всегда была моей.              Его слова высвободили что-то животное и дикое внутри нее, что начало отчаянно царапать и разрывать поверхность ее кожи, пытаясь вырваться.              Пальцы жадно проникли внутрь, и Гермиона сжалась, туго обхватывая его внутри себя, вызывая тихий стон из его горла. Горячая влага текла вниз по ее бедрам мерцающими искрами, словно извержение вулкана.              — Скажи это, Гермиона. — Он продолжал ласкать ее внутри, расплавляя пучок ее нервов, и полностью лишив ее последних отголосков рассудка, когда на самом пике ее коленки задрожали и подогнулись, и только его рука удержала Гермиону на весу.              — Скажи это.              Она крепко зажмурилась, горячие слезы ручьями потекли по ее лицу.              — Я твоя.              Том зарычал, как разъяренный волк, прежде чем наградить ее обжигающим поцелуем и своим грубым языком, нагло вторгающимся в ее мягкий рот и имитирующим неприличные движения его пальцев.              Когда солнце взорвалось за пределами ее века, и тело рассыпалось пеплом, разум Гермионы пронзила последняя осознанная мысль. Она прошептала это ему в губы с благоговением и подобострастностью девы, собирающейся умереть в руках своего создателя:              — Я чудовище.              Том медленно убрал руку, проводя пальцами смазкой по внутренней стороне ее бедра. Она смотрела с удовлетворенной отстраненностью, как он облизывал каждый влажный палец, медленно и тщательно смакуя ее вкус.              Он выдержал ее взгляд, успокаивающе шепча ей на ухо.              — Вот что я люблю в тебе больше всего, сестренка.       

***

      Воскресенье, 23 августа 1998 года              Дверь с грохотом распахнулась.              Он ударился о стол в прихожей, сбив на пол рамку с фотографией, стекло разбилось с подобием улыбающегося лица Гермионы.              Ветер завывал в коридоре, буря в полную силу, яростная буря бушевала в тупике, маскируя звук пронзительного крика Амелии.              Она забежала на кухню, раскинув руки, отчаянно цепляясь за открытый воздух, как будто какое-то оружие могло материализоваться в пределах ее досягаемости с помощи силы мысли.              Он поймал ее на полпути через столовую, грубо схватил за руку и резко развернул, прижав к стене. Лицо его превратилось в ледяную маску, напрочь лишенную эмоций, глаза — темные и пустые, как у демона. Он опасно прищурился.              — Том! — Она ахнула, широко распахнув глаза от ужаса. — Отпусти меня сейчас же!              — Где она?              Его голос был пронизан холодной сталью, заставив ее рефлекторно зажать рот. Рука на ее плече болезненно сжалась, другая сдавила горло, молчаливо угрожая сдавить еще сильнее.              — Где она, Амелия?              — Она… она в школе.              — Нет. Это не так.              Амелия быстро заморгала, в ее глазах стояли слезы.              — Я ничего не понимаю.              — Она должна была приехать пять дней назад. Она никогда этого не делала. Я проверил ее предполагаемое общежитие, Р. А. никогда не слышал о Гермионе Грейнджер. Поэтому я связался с приятной леди в регистратуре и представь себе мое удивление, когда я узнал, что Гермиона даже не подавала заявление в Йель.              Амелия побледнела.              — Ч-что?              Теперь пальцы на ее горле сжались. Она вытаращила глаза.              — Я не знала!              Желваки играли на его скулах, молнии сверкали в металлических глазах, отражая бушующий хаос внутри и снаружи.              — Ты лжешь. Ты сама помогла выдумать эту дерьмовую историю.              — Том! Я не знала! Она сказала мне, что ее приняли в Йель! Она показала мне… — Женщина закашлялась, беспомощно задыхаясь, когда дыхательные пути ее были отрезаны. Она вцепилась в металлическую хватку острых когтей на шее, отчаянно и безрезультатно дергаясь.       Он немного ослабил руку, ровно настолько, чтобы позволить ей сделать один жадный вдох. Потом он снова начал душить ее.              — Если ты не знала, что она лжет, то почему не удивилась, увидев меня?              Вены на ее лбу вздулись, лицо умоляюще исказилось.              — Она… она предупредила меня, что ты придешь… — ее голос был напряженным, дрожащим, взволнованным. — Она сказала, чтобы я остерегалась чудовища, что придет за мной.              Том моргнул.              — Что она сказала?              Глаза Амелии начали закатываться. Том рыкнул, отпуская ее полностью, с отвращением наблюдая, как хрупкое тело рухнуло на пол, тяжело вздымаясь при каждом хриплом вдохе.              — Чертовски жаль.              Он отступил на шаг, проводя рукой по взъерошенным волосам.              — Ни малейшего понятия, где твоя чертова племянница. — Том рассуждал сам с собой, медленно расхаживая по столовой. Каждый его мускул был напряжен и насторожен. — Она считает себя очень умной. Думает, что сбежала. — Он невесело рассмеялся, и этот звук заставил Амелию испуганно отпрянуть назад, прижавшись к стене. — Она понятия не имеет, что натворила.              — Том… — Амелия съежилась, потирая свое багровое горло, на лице ее отражался ужас и мольба. — Пожалуйста… оставь ее в покое. Она уже достаточно натерпелась.       — Она уже достаточно натерпелась? — взорвался он, резко схватив стул и швырнув его со всей дури в стену, наслаждаясь взрывом деревянных осколков. Женщина взвизгнула, съежившись еще больше, почти в комок. Том мрачно усмехнулся, его глаза были по-настоящему безумными. — Ты действительно дура? Ты ведь даже не знаешь, что, черт возьми, происходит у тебя прямо под носом!              Она медленно хлопнула ресницами, глядя вверх с сомнением и явным замешательством. Но благоразумно промолчала, плотно сжав губы. Том отошел назад, резко вдохнул и убрал с глаз упавшие волосы.              — Я единственный, кто может ее защитить. Она нуждается во мне. И если бы ты действительно беспокоилась о ней, то помогла бы мне найти ее. — Он нахмурился. — Но ты этого не сделала. Ты бесполезная. Такая же бесполезная, как и они. — Том с презрением покачал головой. — Только задерживаешь и отвлекаешь меня.              Ее глаза широко распахнулись, и по бледному лицу пробежал затравленный взгляд.              — Ч-что ты собираешься делать?              Его плечи откинулись назад, спина выпрямилась, поза стала безупречной.              — Я не собираюсь тебя убивать.              Она выдохнула с облегчением.              — Ты нужна мне живой.              Она слегка отстранилась.              — Зачем?              Том закатил глаза. — Приманка, очевидно. Как ты до сих пор не додумалась?              Амелия скрестила руки на груди, словно защищаясь. — Я не собираюсь помогать тебе заманить ее сюда. Где бы она ни была, ей будет лучше…       Она резко остановилась, когда Том опустился на корточки прямо перед ней. Он двигался с грациозной легкостью, которая казалась гротескно неуместной рядом со сломанным стулом и яростной погромом за его спиной.              — О, Амелия. Ты правда не понимаешь? — Его тихий голос сочился ядовитым сочувствием, которое разъедало кожу. Он протянул руку, заправляя прядь волос ей за ухо, только для того, чтобы она снова выпала, когда женщина отвернулась с явным отвращением.              — Мне не придется заманивать Гермиону обратно. — Он ухмыльнулся, и в его глазах заплясало зловещее предвкушение. — Она скоро вернется домой, независимо от того, хочет она или нет. Она не в состоянии бороться с ним, когда он только начинается.              Амелия моргнула, дрожа всем телом от осознания того, что ее разум проявлял медленно.              — Б-бороться с чем?              Он наклонил голову, жадно блуждая глазами по ее лицу.              — Голод.              Молния расколола небо и осветила эркер за его спиной, придавая его красивым чертам неземное сияние — темный ангел, падший с грозных небес.              Он безумно оскалился, когда в ее глазах появилось осознание. Страх.              — Думаю, теперь ты наконец-то начинаешь понимать.              Гром рвался вслед за молнией, и оглушительный грохот сотрясал серый фундамент величественного дома.              — Я не тот монстр, о котором она тебя предупреждала.