Моя Королева, найди меня...

Эйгон пробудился от настойчивого стука в дверь. — Уходите! — крикнул он, но стук не прекратился. Поскольку он запер дверь, ему пришлось поспешно подняться с постели. Завернувшись в простыню, он, ещё не до конца проснувшись, направился к двери. Едва он повернул замок, как в комнату буквально влетела Алисента. — Ты ещё спишь? — воскликнула она, отчего Эйгон поморщился. Его голова болела — то ли от выпитого, то ли от событий прошлой ночи. Юноша побрёл обратно к кровати, продолжая прикрываться простынёй. Закатив глаза, Алисента бросила на сына гневный взгляд. — Быстро одевайся, ты должен встречать прибывающих к нам гостей. — Что? Эйгон едва поспевал за словами матери. — Свадьба, Эйгон. Твоя свадьба завтра. Эйгон поднял на королеву сонный взгляд, начиная быстро приходить в себя. Всё происходило очень быстро, по крайней мере, как он рассчитывал, свадьба должна была состояться не раньше чем через неделю. — К чему такая спешка? — А сколько, по-твоему, ты ещё можешь быть без своей королевы? Королевы? И Алисента, и Эйгон прекрасно понимали, что Хелейна не будет участвовать в управлении государством, так что речь шла не об этом. Ложась обратно в постель, король закрыл глаза, пытаясь справиться с головной болью. Резко дёрнув за простыню так сильно, что Эйгон чуть не остался голым, Алисента скомандовала: — Быстро вставай! На что её сын небрежно натянул простыню и устало ответил: — Я скоро буду готов, а до этого выйди из моих покоев. Бросив презрительный взгляд на сына, женщина вышла из комнаты, хлопнув дверью. Эйгон поморщился от шума и потёр глаза, которые были красными. Нехотя поднявшись, он начал одеваться, вспоминая прошлую ночь. На его лице невольно появилась улыбка. Кроме того, он понял одну важную вещь: что-то должно закончиться, и что-то должно начаться. Но чувство вины за вчерашнее тяготило его. Его сестра была подобна ребёнку в своём искреннем интересе к жизни, к ощущениям. Он не должен был позволять ей утолять её неподдельный интерес. Но разве это не то, что его так манит? Её невинность, её искренний интерес к жизни, к ощущениям? Она была удивительна в своей наивности, в своей искренности. Это и жгло его. Ему хотелось открыть перед ней мир, на который она не могла смотреть, который она игнорировала. Но позволить себе развратить это невинное, нежное существо было бы преступлением. И куда хуже для него, чем убийство кровных родственников. Ибо там всё прошло быстро, но этот процесс растянется на долгие месяцы и годы, пока она не ужаснётся реальности и не возненавидит его. И, кроме того, Эйгон завидовал ей. Завидовал её проклятию быть отрешённой от всего этого мира. От ужаса реалий, в котором они вынуждены существовать. Пока Эйгон размышлял в своих покоях, Красный замок бурлил жизнью. Слуги сновали туда-сюда, и коридоры не успевали пустеть. Лорд Десница раздавал приказы, а вороны только и успевали покидать замок. Будущая королева Хелейна проснулась в странном приподнятом настроении. Она чувствовала себя не очень хорошо, так как не выспалась из-за ночной прогулки с братом. Прошлой ночью произошло слишком много событий, чтобы их можно было осознать в полной мере. В этой ситуации Хелейне было несколько легче, ведь ей предстояло испытать всё впервые. Без налёта предвзятости, ей было незнакомо чувство пресыщения. А события вчерашней ночи будто пробудили спящую принцессу от глубокого сна. И хотя бы тут можно провести параллель со сказкой, где поцелуй принца претворяет чудо в жизнь. Вот только на этом моменте сказка изменяет направление своего сюжета, готовя совершенно иной поворот истории.  Ожидая прихода служанок, Хелейна вышла на балкон. Прохладный ветерок развивал серебряный волосы, вызывая лёгкую волну мурашек. Таргариен любовалась видом на город. Даже среди самых грязных улиц Блошиного конца она нашла для себя и там нечто любопытное, достойное внимание её Высочества. С небольшой толикой тоски девушка вспомнила самое, как ей казалось, высокое дерево, которое когда-либо видела. Белоснежные ленты, развивающиеся на ветру, на фоне чистого ночного неба, картина, впечатавшаяся в память юной Принцессы, вызвала лёгкую улыбку. Она сразу вспомнила про Эйгона. Её родственная душа открылась ей совершенно с другой стороны. В свете полной луны она нашла его нежным и разбитым. А ласковый взгляд его небесно-голубых глаз грел сильнее его тёплых, трепетных прикосновений. Да и сама Хелейна не была похожа на себя. Возможно, поцелуй всё-таки сделал эту ночь особенной, подарив им последнее чудо.  Его Величество завершил утренние сборы, не приглашая слуг. Застёгивая последние пуговицы камзола, Эйгон почувствовал резкую боль в повреждённой руке. Прикрыв глаза, он сжал её крепче, и боль стала ещё сильнее. В последнее время только боль помогала ему сосредоточиться, позволяя начать путь, который он избрал, в агонии ранений. Выйдя из покоев, Эйгон ощутил непреодолимое желание заглянуть к сестре. Он очень хотел увидеть её, заглянуть ей в глаза и сказать... Его переполняло чувство вины перед ней за то, что он не смог уберечь её от всего, что им предстоит пережить в скором времени, за то, что... Отчасти он понимал, что даже став королём, не сможет изменить столетние традиции своей семьи. Знание этого не приносило утешения. Воле Богов никогда не стоит противиться, иначе они ниспошлют ещё больше испытаний, труднее прежних. Спускаясь тяжёлой поступью по ступеням, Эйгона посетила мысль: «Что, если Боги нарочно посылают наказание в виде осколков разбитых надежд, давая при этом возможность самому искать веру или мрак? Отнимая мечты, даруя возможность из осколков собрать для себя счастье? И если истина такова, то он намерен именно это и сделать. Построить своё собственное счастье, собрав воедино кусочки разбившегося, вопреки боли от порезов об обломки». Поспешно покинув зал Совета, Эйгон отправился встречать гостей. К счастью для себя, не столкнувшись со своей матерью. Выходя во двор, юноша ощутил лёгкую прохладу, всё-таки конец лета. На смену тёплым вечерам придут заморозки, а тёплые закаты заменят пасмурные облака, намекая своей хмуростью на скорые дожди. Судя по всему, его величество несколько опоздал, так как у главных ворот замка его уже ожидали несколько экипажей. - Дорогой племянник! - радостно воскликнул рыжеволосый мужчина, облачённый в рыцарские доспехи, украшенные гербом Хайтауэров. Приветливо улыбаясь, Эйгон сделал несколько шагов вперёд. - Сир Гвейн. Дядя и племянник обнялись, хлопая друг друга по спине. Отстранившись, Гвейн не мог не заметить шрамы, покрывающие половину лица племянника. - Так юн, а уже обзавёлся боевыми ранами, - с улыбкой сказал рыцарь. - Что делать, - без тени эмоций ответил Эйгон. Поглядев на юношу снизу вверх, Хайтауэр гордо произнёс: - Ты возмужал с нашей последней встречи. Широко улыбнувшись, искренне обрадованный приезду Гвейна, Эйгон отправил дядю в заранее приготовленные для него покои, а сам остался встречать остальных прибывших. Первыми, кого поприветствовал Король, была чета Веларионов. С присущей им помпезностью, словно это не они, а к ним прибыли в гости, они обменялись стандартными приветствиями, проследовали в замок. За ними последовал дом Баратеонов. Они проявили больше энтузиазма. - Сир Боррос, - Эйгон махнул рукой в знак приветствия. - Для моего дома большая честь быть приглашённым на Вашу свадьбу, - почтительным тоном произнёс суровый лорд Штормового Предела. - Благодарю. *** - Отец, - приветствовала Алисента своего десницу, когда тот выходил из зала Малого совета. - Ты не видел Эйгона? Возможно, он снова заперся у себя в комнате и напивается, - с недовольством произнесла Королева-Мать. Отто снисходительно взглянул на дочь и ответил: - Твой сын сейчас встречает гостей. Алисента, картинно вскинув бровь, произнесла: - Вот как, ну наконец-то. Одарив дочь снисходительным взглядом, Отто со всей серьёзностью обратился к ней: - Услышь то, что я тебе сейчас скажу, - мужчина сделал паузу, - Эйгон, если ты не заметила, повзрослел. Он уже не тот мальчишка, которому ты могла отвешивать пощёчины за малейшую провинность. И чем скорее ты это поймёшь, тем лучше будет для тебя, - с этими словами десница удалился, оставляя Алисенту размышлять над его словами. Будучи достаточно мудрым и проницательным человеком, Отто сразу начал замечать, то как менялся его внук. И его радовали эти изменения. Ещё немного, и он начнёт оправдывать возложенные на него надежды. И что-то подсказывало деснице, что Эйгон покажет себя лучшим правителем, нежели его отец. Незаметно для всех день подошёл к концу. И только после захода солнца, можно было позволить предаться размышлениям о том, что не успели или не хотели успеть осознать. Кого-то сбила с ног невероятная усталость после долгой дороги, и тех счастливцев уже окутал глубокий сон. Кто-то поражался тому, насколько разочарование не знает предела. Оставив служанок за дверью, Алисента подошла к камину, в изнеможении опускаясь в кресло. Подперев голову рукой, женщина задумчиво глядела на огонь. Она думала о своём первенце. О том, насколько нежеланна ею была эта беременность. И как старалась полюбить своё дитя, из чего получилось, что она лишь мучила и себя, и его. С последующими двумя беременностями того не было. С появлением на свет остальных её детей появилась и безусловная любовь к ним. Вот только она по-прежнему не умела давать им того самого материнского тепла. Только когда они повзрослели, Алисента начала видеть последствия своих ошибок. В каждом своём ребёнке родители могут увидеть своё собственное отражение. В Эйгоне Алисента не видела ничего, кроме полного разочарования и опустошённости, которую сама испытывала большую часть сознательной жизни. Женщина приложила руку к груди, нервно подёргивая пальцами. Глаза её наполнялись слезами, она вспомнила день, когда был коронован её сын. Как умоляюще он смотрел на неё, отчаянно ища поддержку, и сколько боли и горечи увидела в его глазах. А что же сделала она? Она, как и всегда, предпочла сделать вид, будто ничего не замечает. Алисента прикрыла глаза, и несколько одиноких слезинок скатились вдоль её щёк. Кажется, она была готова смириться с тем, что она плохая мать. К концу дня тоска вконец овладела Эйгоном. Правда, он не был уверен в том, почему больше тоскует: возможности быть самим собой, скидывая маску, за которой скрывался, или же просто по её присутствию рядом с собой. Чтобы это ни значило, но он яснее ощущал это липкое чувство. Оказавшись наконец в одиночестве, Эйгон налил себе в бокал вина. Сделав первый глоток, он ощутил, как сладковатая, с капелькой горечи жидкость разливалась по горлу, готовясь унести всю боль его тела. Прикрыв глаза, он был рад, что этот день подошёл к концу. Слегка прошедший в сумбуре и ненужной суматохе. Ещё одна ночь перед днём, когда его жизнь претерпит изменения. Ещё одна. Всё ещё держа глаза закрытыми, он отчего-то вспомнил, как не так давно он получал удары в спину от своей матери. Но её попытки сделать ему больно таким образом никогда не увенчивались успехом. И тогда она, приблизившись близко настолько, чтобы он мог смотреть ей прямо в глаза, говорила ему, как сильно его ненавидит. От мысли, что она всё ещё способна сделать ему больно, Эйгона просто тошнило. Он давно оставил попытки добиться хоть какого-то проявления любви в свою сторону. С тех пор их чувства наконец стали взаимны, и, кроме как с ненавистью, он более никак не смотрел на свою мать. Потерев лицо, он открыл глаза. Взгляд сразу же остановился на успокаивающем пламени свечи, стоящей рядом с графином. Внимательно вглядываясь в этот маленький источник света, Эйгон сказал вслух: «Видимо, всех Таргариенов успокаивает пламя. Так или иначе».