Моя Королева, найди меня...

             Едва ли после коронации прошло несколько дней, как Алисента вновь направлялась в покои новоиспечённого короля с новым призывом исполнить долг. Осознание того, что уже случилось, никак не доходило до юного бывшего принца, возможно, два кряду дня не выпускать бокал с вином не способствовало этому. Потому сейчас Эйгон не был готов к приходу матушки. Делая большие глотки спиртного, он не мог дождаться, когда уже провалиться в сон без сновидений. Войдя в комнату, Алисента обнаружила сына, сидящего на кровати в ночной рубашке, поверх которой был надет праздничный камзол, тот самый, в котором его короновали. Возле его ног валялись пустые кувшины. Не поднимая головы от пола, держа в руках кубок, полный до краёв, Эйгон едва слышно спросил: «Что ты хотела?» Резким движением руки Алисента выхватила из рук сына кубок, да так быстро, что на её руку вылилось его содержимое. Поставив бокал на стол, стоявший у кровати, женщина схватила сына за лицо, поднимая на себя, зло приговаривая: «Прекрати нас позорить! Не успел ты стать Королём, как снова напиваешься, забросив свои обязанности». Пьяными и абсолютно пустыми глазами Эйгон смотрел на свою мать. Что же ещё он должен сделать, чтобы его оставили в покое? Отныне он будет нести бремя правителя. Сколько убийств, сколько подлостей ждут его впереди, а потерь? Потери будут неисчислимы. Раздался звук пощёчины. На несколько мгновений он пришёл в себя, вернувшись к стоящей напротив него матери. — Ты будешь должен жениться на Хелейне, — не дрогнув, объявила вдова Визериса. Старший из её сыновей поднял на неё глаза. Не то чтобы это его очень удивило, но поразило, так точно. И, как бы не хотелось, он не ослышался. Резко поднявшись, он вплотную подошёл к своей матери, угрожающе наступая так, что женщина начала пятиться назад. Она боялась его. Потому что знала, на что способен её сын, и знала, что он уже творил. Но это знание никак не влияло на её твёрдое решение поженить своих детей. — Что ещё тебе нужно? Голос Эйгона трясся, казалось, ещё чуть-чуть, и он разрыдается. Он не мог поверить, что после всего, что произошло, мать хочет отнять всё, что ему было дорого, без остатка. То единственное, что он лелеял, то единственное, что он всеми силами старался не искалечить, стараясь оставить, как только мог, всё как было. Конечно же, это было наивно. Ибо невозможно верить, что всё ещё может оставаться каким было прежде. Ведь уже ничего не будет так, как раньше. Если с ним всё было уже кончено, то у Хелейны ещё была возможность обрести счастье. Но мечтательной девочке придётся навсегда попрощаться с мечтами о чистой и светлой любви. И пусть истории со счастливыми концами не сбегут со страниц рассказов и не воплотятся в жизнь. Каждый его день был похож на погружение на глубину под толстым слоем льда. И чем глубже, тем страшнее та тьма, куда он погружался. Оставив попытки всплыть наверх, разламывая лёд, юный Король всё ещё думал, что хуже и ужаснее событий уже не произойдёт. Последний раз он виделся с Хелейной на своей коронации. Обменявшись мимолётными взглядами с ней, он оглядел остальных членов своей семьи. Сначала на мать, что ободряюще глядела на него, пока народ чествовал его имя, будто ещё час назад она, сопроводив хлесткой пощёчиной, не произнесла слова о том, что он не её сын. Затем на младшего брата, который являлся очевидным фаворитом среди детей Королевы Матери. И, вернув взгляд к Хелейне, что если и чувствовала себя иногда счастливой, то всегда вдали от него, всегда не с ним. Услышав намерения своей матери, Эйгон, спустя несколько секунд, опустился обратно на кровать. И даже то, как были опущены его плечи, уже можно было понять, насколько сильный груз отныне он будет и должен нести. Спустя несколько секунд молчания Алисента продолжила: «Эйгон, подумай о семье, которую ты должен защищать, о наследниках». В её словах не было даже намёка, что ей самой не по себе от мысли о том, что её дети станут супругами. Нет, она и не собиралась думать ни о ком из них, ведь, как она считала по умолчанию, что они будут безразлично исполнять свой долг. Будучи достаточно пьяным и опустошённым, Эйгон не собирался покорно смиряться с желанием своей матери разрушить ещё одну жизнь. Жизнь, которую он ценил больше своей. Кричать, ему хотелось закричать на весь Красный замок о несправедливости, о жестокости этой жизни. Но из его груди вырвался лишь звук, похожий на тихое подвывание раненого зверя. — Я не стану.. — только и смог произнести бывший принц, глотая вино. Алисента тяжело выдохнула. Ей порядком надоело объяснять этому мальчику, что это его долг и святая обязанность, и его несерьёзность аукнется им кровавым эхом. — Нет, станешь, — проговорила женщина и наскоро вышла из покоев запойного некогда принца. А он так и остался сидеть на месте. Слишком пьян, чтобы проронить хоть одну слезу о разрушенной своей жизни и жизни своей сестры, слишком трезв, чтобы осознать действительность. Проснувшись, Эйгон чувствовал, как даже через плотные шторы пробивались лучи жаркого утреннего солнца. Ему хотелось выйти на балкон, распахнув парчу, чтобы праведный огонь солнца выжег его. Праведный и чистый огонь солнца, что не нёс глухого и беспощадного: «— Драккарис». Тепло, что могло выжечь всю грязь, порочность, весь грех его существования. Подойти и подставить своё лицо, обрамлённое тяжестью и наступающей жестокостью. Так близко к обжигающим лучам солнца, чтобы выжгло всё, что уже было, и всё, что только ждало. Принять праведное пламя, не боясь и не убегая. Но то, что ждало его впереди, будет тянуться так долго и так медленно, так же медленно, как ночь расстаётся с небом, уходя до рассвета, пряча за собой звёзды, что исчезали так быстро и неумолимо, как и его надежды на светлое и прекрасное будущее, оставляя за собой только выжженный след наступающего рассвета. Сир Отто вошёл в покои внука без малейшего намёка на такт, быстро прошагивая к постели короля. Тот уже не спал. — Вставай! Скомандовал десница. Эйгон нехотя встал, прикрывая себя простынёй, что была запачкана пятнами от пролившегося вина. — Тебя ждут на малом совете, — проговорил Отто, брезгливо приподнимая ногу с застывшей лужи всё того же разлитого вина. — Вы были у Хелейны? Первый вопрос, что прозвучал от Эйгона, что только недавно проснулся. — Да, твоя мать только что была у неё, — сухо и как всегда выдержано проговорил Отто. Эйгон мог себя представить, как его матушка, с присущим ей упором на жертвенность и долг, объявила дочери о её скором браке с братом. Но даже эта новость не могла встревожить его сестру, пока так неотрывно держала пяльцы в руках, бормотала что-то понятное только ей самой. — Эйгон! — Поторопись, тебя ждёт малый совет, — подгонял его дед, жестами пуская уже появившуюся прислугу с кувшинами с водой и свежими полотенцами. Эйгон устало потер глаза. «Забавно…» — пронеслось у него в голове. Даже став королём, он не будет властен над своей жизнью, продолжив подобно тряпичной кукле, что будет вольна двигаться только под подёргивания пальцев своего кукловода. Кое-как собравшись под пристальным наблюдением своего деда, Эйгон, отослав слуг, подошёл к столу, наливая себе вино. Делая большие глотки терпкого напитка, он вдруг ощутил неприятное ощущение, скорее предчувствие. Оно не несло ничего хорошего. Что-то назревало. — Эйгон, — начал издалека Отто. — Как ты знаешь, многим правителям пришлось пожертвовать несколькими жизнями, чтобы сохранить много других и… Остальную часть фразы Эйгон не успел дослушать, так как в висках резко застучало, а мысли, что прежде бездумно кружили вокруг разума, вдруг ударили, и до него дошло, к чему ведёт его дед-десница. Король нервно улыбнулся, делая новый глоток, а затем едва заметно посмеялся, поворачиваясь к Хайтауэру. — Вы хотите сказать, что я должен… Его перебили. — Да, именно это я и хочу сказать, ты должен убить свою сестру и её бастардов. Голос Отто был холоден и выдержан. Неудивительно. Спустя столько лет службы королям, пришлось атрофировать чувство сожаления и чести. Ибо не было ещё ни одной битвы, что обошлась бы без крови. Прикрыв глаза, юный король почувствовал, как затряслись его руки, сердце забилось быстрее, дыхание же, наоборот, стало нечастым, из-за чего стало трудно вбирать воздух полной грудью. Заметив, что внуку стало нехорошо, Отто немедля подошёл к нему, кладя руки на плечи, начав приговаривать: - Тихо, тихо.. Усадив Эйгона на стул, десница продолжил: «Не ты первый, не ты последний», — цинично проговорил он. «Ну всё, возьми себя в руки», — похлопав по плечу его милость, Хайтауэр подлил в бокал внуку вина. «Вот, выпей». И Эйгон залпом осушил бокал, затем, потерев и без того красные глаза, резко поднялся, быстрыми и слегка неровным шагом выходя из покоев. Отто ухмыльнулся: «До чего же слаб этот мальчишка. Одним богам ведомо, сможет ли он стать достойным правителем». Как бы матери ни хотелось верить в совестливость своего отпрыска, она уже достаточно знала о поступках его. О его неблагоразумии. И вчера, когда он пытался противиться столетним традициям, возражал он только из-за исключительной жалости к себе, а не к её единственной дочери. Одной ей знамо, как он был ей противен. Гордиться было нечем, потому уповала Королева-мать лишь на младшего сына. Она верила, что уж он её точно не разочарует. Единственное, что её успокаивало в отношении старшего, так чувство, что пока он был слаб, а разбиваться он будет ещё сильнее, она сможет продолжить им манипулировать. До недавнего времени Алисента считала, что более слабовольного короля, чем своего мужа, она уже не увидит на троне. Но после коронации её мнение начало меняться. После долгой молитвы в септе Вдовствующая королева направлялась в зал малого совета, всем сердцем надеясь, что Эйгон не успел обдумать решение касаемо Рейниры. Зайдя в зал, оживлённые возгласы стихли. Сев на своё место, Алисента посмотрела сначала на отца, затем на ничего не выражающее лицо сына, что сжимал рукоять кинжала, пока косточки пальцев не побелели. — Я думаю, что многие из присутствующих на этом совете согласятся с тем, что без жертв нам не укрепить государство, — вещал Отто, оглядывая членов заседания. — И как бы… — Я не думаю, что Визерис этого бы хотел, — перебила десницу Королева-мать. Отто тяжело выдохнул. Не при всех, но он бы очень сейчас хотел напомнить дочери, что их давняя дружба с Рейнирой перестала иметь хоть какое-то значение ровно в тот момент, когда Алисента оказалась под её отцом. — Возможно, мой отец хотел бы, чтобы мы предпочли жизнь Рейниры и её ублюдкам своим? Эйгон злобно посмотрел на свою мать, ожидая ответа. Отчасти он упивался этим моментом, ему приносило удовольствие видеть страх в глазах своей матери, которая, судя по всему, предпочла бы жизнь своей чертовой подруги, нежели его. Молчание затянулось, пока мастер над монетой не взял слово: «Ваша Милость, время против нас, чем больше мы прождем, тем больше вероятность, что наши потери приведут к обсолютному поражению». Король кивнул, возвращая своё внимание к кинжалу, что уже был вытащен из ножен. Безразлично вертя в руках лезвие, его разум быстро толкал к принятию решения, и с каждой секундой юноша всё больше осознавал, чем закончится этот совет. Не сейчас, но очень скоро он возненавидит сам себя ещё сильнее, чем когда-либо мог. Но сердце его отчаянно жаждало отплатить своей матери, отнять у неё хоть что-то близкое к тому, что она собиралась отнять у него. Засунув кинжал обратно в ножны с неприятным металлическим звуком, что было сделано им нарочно, дабы в прямом смысле разрезать гнетущую тишину, Эйгон выпрямился и очень внимательно посмотрел в глаза своей матери, что ещё глядела на него с надеждой. Но увидев во взгляде сына холодную решительность без тени сомнения, женщина вздрогнула, а глаза начали наполняться слезами. От чего вдовствующая королева отвернула лицо, а после чего в торопях вышла из зала, оставляя за собой едва слышное шуршание её платья. И в этот момент юный король впервые почувствовал вкус власти и мести. Он возрадовался этим новым ощущением, с упоением смотрел на пустой стул, где несколько минут назад сидела его мать. Отныне с него довольно, твёрдо решил он. Но минуту его ликования прервал голос десницы: «Тогда, Ваша милость, нам стоит поспешить». Согласно кивая, Эйгон II поднялся и объявил совету: «Завтра на рассвете я отправлюсь на Драконий Камень».