Как карта ляжет

В городе душно. Во всех смыслах душно. Редкий ветер поднимает пыль, дышать нечем, а дождя всё нет. Не происходит ровным счётом ничего: городская жизнь будто вымерла. Даже от местных бандитов ни слуху ни духу: цыгане сидят у себя, Стрельников из города испарился, Альберт наверняка пылится в своей похоронке, а Малиновский чёрт знает где. Тончик лежит на потёртом диване в гараже и, кажется, вот-вот начнёт от скуки плевать в потолок. Барсетка сидит на раскладном стуле и, похоже, спит — из-за тёмных очков хрен поймёшь — Павлуха копошится рядом с Тончиком, устроившись на старом кресле, которое они с Мобилой на днях нашли в поле близь города. Анатолий уже собирается предложить Павлухе, громко лопающему пузыри из жвачки пройтись хоть куда-нибудь, когда их безделье прерывает на удивление бодрый голос. — Ну чё, кисните тут? Парни, кроме уснувшего Барсетки, поворачивают головы, чтобы встретиться взглядами с довольно приспустившим очки Мобилой. — А чё нам ещё делать, — вяло ворчит Тончик, задирая кепку за козырёк. — А у нас тут дискотека намечается, — почти хвастливо заявляет Мобила, демонстрируя помятую цветастую листовку. В то время как у Павлухи от радости брови улетают куда-то под козырёк, Анатолий придирчиво шмыгает носом. — У кого это «у нас»? Мобила чуть ведёт плечами и деловито поправляет болтающуюся поверх полурасстёгнутой олимпийки цепочку. — Ну у нас, в городе. У «Ангара», — он улыбается, останавливаясь у кресла в котором сидел Павлуха. Тончик задумчиво дёргает усами. С одной стороны, подумаешь, а с другой… В их городе подобные мероприятия были, пожалуй, редкостью — устраивались преимущественно летом, удивительно, что за эти два месяца не было ни одного. Клубов в Катамарановске было полно, только вот «дискотеки» такого плана были хороши тем, что денег там почти ни за что, в отличии от «клубных», не требовали, пускали всех, кого не попадя, а народу обыкновенно собиралось больше, чем в каких-нибудь молодёжных заведениях. И на народ можно посмотреть, и себя показать, так сказать. — Чё, прям дискотека? — интересуется тут же оживившийся Павлуха, выхватывая у Мобилы листовку. — Завтра уже! — он перестаёт чавкать яблочной «Turbo» и присвистывает. — Так надо идти! Анатолий восторга пацанов не особо разделяет. Мобила вот был заядлым танцором и любил поглазеть на девчонок, Павлуха обожал любые мероприятия с музыкой и всегда вызывался быть диджеем, даже Барсетка, похоже, проснулся, тут же заинтересовавшись обсуждением, а Тончик… Если раньше Тончик был слишком занят планами по покорению города, то теперь ему просто было как-то всё равно. Ну, он не изверг, пацанов, конечно, отпустит. — Ну идите, раз хотите, — спокойно произносит Анатолий, подкладывая руки под голову. — Слышь, так давай с нами. Тончик приподнимается, чтобы слегка удивлённо и недоумевающе поглядеть в горящие лица Павлухи и Мобилы. До того, как Анатолий успевает пробормотать «не, пацаны, я пас», последний начинает уверенно задвигать: — Ты не понимаешь, это наш шанс показать авторитет, мы же типа ОПГ, забыл? А ты наш лидер, как мы без тебя покажемся? Заявим о себе, сразу там блатными станем! И вообще, ты когда последний раз развлекался? Сидишь в гараже, как деды эти в своих офисах. Поехали, оттянемся. Тончик невольно улыбается. — Красиво стелешь… И вправду, когда он последний раз вообще был на дискотеке? Ему вроде всего двадцать три, «взрослые» ещё молодёжью считают, много кто в его возрасте ещё развлекаются. А чем он занимается? В последнее время столько всего навалилось, чёрт ногу сломит, не помешало бы вернуть в жизнь элемент «нормальности». Нормально развлечься в кои-то веки. — Ну чё? — Павлуха подаётся в его сторону и зазывно улыбается. Анатолий вздыхает коротко и кивает, садясь на диване. — Поеду с вами. — Балдёж, — констатирует Павлик, щёлкая пальцами, — ты только фонарь свой прикрой. Тончик непроизвольно прикладывает пальцы к правой брови, под которой рядом с переносицей ещё красовался не до конца заживший синяк, оставшийся после той попытки открыть пиво глазом. Подумав, он выуживает из кармана олимпийки тёмные очки. — Нормально? — напялив очки, интересуется Анатолий. Павлуха кивает. — Чётко.

***

Здание местного временного «клуба» среди местных звалось «Ангаром». Собственно потому, что своего рода небольшим ангаром оно и было. Когда-то кто-то соорудил там танцпол и притащил столы — с тех пор «Ангар» и превратился в клуб. Люди сами приносили остальное, кому что не жалко. Удивительно, но молодёжь и дети из здания ничего не таскали, видимо, включилась какая-то солидарность. «Ангар», кажется, никому толком не принадлежал, потому что время от времени различные энтузиасты, не платя ни рубля за аренду, устраивали там тусовки. Алюминиевые штаны подъезжают на тончиковой девятке. Выходят в ярких олимпийках, надвинув на глаза тёмные очки. Вечер ещё только начинал опускаться на город — солнце ещё не село, а на танцполе уже кишел народ. Ближе к ночи скорее всего здесь будет некуда шагнуть. Пацаны вливаются в общую тусовку быстро, естественно. Стоит им шагнуть в здание, они уже начинают с кем-то здороваться. А вот Тончик оглядывается слегка нервно. Он на самом то деле никогда на дискотеки не ходил и не особо понимал, что ему делать. Вся уверенность стремительно испарялась. Из динамиков загрохотала «Фаина», люди на танцплощадке начали двигаться активнее, кто-то явно готовился подпевать. Озирающегося слегка рассеяно Тончика цепляет за локоть Мобила. — Чего стоишь? — он усмехается легонько.— Знаешь чё тебе надо? — Чего? — тянет чуть опешивший Анатолий. — Девчонку подцепить. Тончик удивлённо вскидывает брови и скептически шмыгает носом. — Стасян, а ты уверен, что мне это надо? Собеседник хлопает его по плечу, притягивая чуть ближе к себе и наклоняя голову. — Ну сам посуди, ты же типа авторитет, тебе девушка нужна, — Мобила довольно хмыкает, — у тебя ж её и не было никогда, а у каждого уважающего себя лидера ОПГ должна быть дама сердца, — он, кажется, подмигивает за тёмными очками, — не дело щас одиноким быть. Я же тебе как другу помочь пытаюсь. Анатолий задумчиво поджимает губы. — Ну смотри мне… — он усмехается. — «Эксперт», — усмешка сменяется вздохом и растерянностью, — так я же даже разговаривать с ними не умею, на кой оно мне тогда? Мобила фыркает и вновь хлопает его по плечу. — Тебе не трудно будет, ты только лицо поважней сделай и все девчонки твои. Понарассказывай всякого про ОПГ, про стрелки, про лавандосы. Они такое любят, — Стас ободряюще ухмыляется, — вон, иди, с Танюхой пообщайся. Она, конечно, душнит иногда, но красивая, — он довольно вздохнул, — дуй давай. Тончик, которого чуть ли не толкнули в сторону девушки, только и успел, что сдавленно охнуть и загнанно оглянуться на Мобилу. Тот в чём-то был прав, но советы его… Не особо обнадёживали. Танюха, как её назвал Стас, судя по всему недавно пришла с танцпола — стояла у стены и с уже скучающим видом чавкала жвачкой, лениво высматривая кого-то в толпе. Розово-фиолетовая олимпийка расстёгнута, демонстрируя жёлтую футболку с какой-то надписью, волосы собраны в высокий хвост, на веках тени цвета точь-в-точь как у популярной телеведущей. Тончик сам не заметил, как оказался рядом с ней. — Тебе чего? — звонко лопнув пузырь из жвачки интересуется Танюха. Анатолий застыл. В его голове вертелось тысяча мыслей и ни одна из них не содержала в себе ответа на чужой вопрос. Как вообще пацаны понимают, что перед ними та самая? Девчонки, вроде, все красивые, по какому принципу они её выделяют, ту самую? Он что-то должен чувствовать? Ну, у Танюхи глаза красивые, хоть и холодные. Олимпос ничего такой. И всё? Резко проносится воспоминание: он, будучи ещё ребёнком, пытается поцеловать девочку во дворе. Все пацаны тогда за девчонками бегали — либо дразнились, либо пытались угодить — но всё равно втайне завидовали тем, кто с ними гулял. Тончику тоже хотелось быть «взрослым», как все, хоть смысл он и не совсем понимал. К лицу приливает кровь. Ему ж двадцать три, а он не целовался ни разу. Вдруг Танюха узнает? Меньше всего Анатолию хотелось, чтобы над ним смеялись. — А-э-э, — выдавливает он, открыв рот. — Содержательно, — холодно хмыкает Танюха. — Познакомиться хотел, — наконец возвращает себе дар речи Тончик. Он был рад, что тёмные очки скрывают его растерянный и нервный взгляд, и надеялся, что отблески цветного света в полутьме зала скроют покрывшееся красными пятнами лицо. — Ну познакомься, — снисходительно усмехается собеседница. — Тончик, — рывком протягивает руку Анатолий. Танюха смотрит оценивающе. Руку не пожимает, но всё же легонько улыбается. — Татьяна, — спокойно и почти гордо представляется она. По тому, как на него смотрят, Тончик понимает, что всерьёз его не воспринимают, но заинтересовать у него, кажется, получилось. Анатолий неуклюже улыбается. — Ну пойдём что ли, потанцуем, Тончик, — прерывает его оцепенение Татьяна. Последнее слово она произносит со снисходительно хитрой ухмылкой. Тончик вздрагивает и, коротко кивнув, плетётся на танцплощадку следом за девушкой. Смотрит в основном себе под ноги, разглядывает оцепенело цветастый пол. Ты что, двигаться не умеешь, гаджо? Анатолий, пытаясь отогнать воспоминание, поднимает взгляд на Татьяну, которая уже начала пританцовывать, скользя в толпе ближе к центру площадки. Она изгибает бровь в немом вопросительном жесте и вытягивает руку, подзывая его взмахом ладони. В голову упорно лезет Лошало, и Тончик пытается вспомнить, как он двигался. Ногу сюда, руку туда. Нет. Не то. Чувствует на себе чужой выжидающий взгляд. Анатолий пытается двигать плечами. Вместо изящных или хотя бы активных движений выходят какие-то нелепые дёргания. Кажется, он сейчас сгорит под этим взглядом. К чёрту. Тончик разворачивается и решительно поправляет кепку. — Извиняй, Тань, может в другой раз увидимся, — бросает он, обернувшись, с улыбкой, в этот раз уже куда более уверенной и спокойной. Он не обязан стараться быть тем, кем не является. И получать то, что ему на самом деле не нужно. Мобила в толпе находится быстро, уже окружённый хихикающими девчонками. Тончик подходит, хлопая его по плечу. — Если что, я погнал, тачку заберу, надеюсь переживёте, — извещает он друга, тут же разворачиваясь и устремляясь к выходу. Мобила даже ответить ничего не успел, только проводил его растерянным взглядом. Анатолий лихо запрыгивает на переднее сиденье девятки и тут же начинает копаться в кассетах, выуживая одну из любимых. Касетоприёмник с журчанием её поглощает. Тончик выкручивает звук на магнитоле погромче, когда звучат первые ноты «Зеро». Он знает, к кому ему поехать.

***

Алик сидит в душном кабинете, перебирая в уме числа. Вентилятор громоздящийся среди бумаг снова отказывает. Альберт ругается, ударяет дурной прибор, роняет записную книжку. Наклоняется, чтобы поднять, и тут же, заслышав скрип двери, натыкается взглядом на чёрные ботинки. — Нашёл? — выпрямляясь, интересуется он почти требовательно. Малиновский разводит руками и безрадостно усмехается. — Никакой информации. Словно испарился, — он вздыхает и подходит ближе, — плюнь уже на этого цыгана, он и так знает, что в таборе Лало ему теперь не рады. Алик морщится. — Не могу смириться с мыслью, что Стрельников хотел сделать всё его руками. Мы бы свалили всё на цыган и в жизни бы не подумали, что это он подстроил убийство Лошало, — Альберт раздражённо скривился, — он ведь знал, что если сделает всё сам, мы на него накинемся. Роман снова вздыхает и осторожно кладёт ладонь на плечо Алику. — Тебе надо расслабиться. Ни Стрельникова, ни этого цыгана сейчас нет в городе, — он хмыкает, — да и Толик всё-таки может за себя постоять, — Рома слегка щурится, наклоняясь ближе к Альберту, — а тебе следовало бы взять отпуск, — бормочет он вкрадчиво. — Сейчас неподходящее время для отпуска, — ворчит Алик. — Разве оно хоть когда-нибудь подходящее? — ехидно парирует Малиновский. Альберт вздыхает. — Так уж и быть, я подумаю.

***

Трава тихо колышется под лёгким ветерком, и Тончик снимает кроссовки, оставляя их в машине. Не пробежаться сейчас босиком — грех. Здесь его, кажется, уже все знают. Редко какие цыгане оборачиваются, чтобы посмотреть, кто несётся, да и только. Никто не собирается его останавливать. Анатолий по памяти минует шатры и постройки, чтобы добраться до той, которая принадлежит Лошало. На заборе сидит рыжий котёнок и губы Тончика сами собой растягиваются в улыбке. Вареник за время пребывания у Лало окончательно оправился и подрос. Огненная шёрстка с еле заметными полосками теперь была чистой и лоснящейся. Анатолий протягивает руку, чтобы погладить кота. — Анатоль? Чего тут забыл? Тончик поворачивается и, продолжая почёсывать Вареника за ухом, смотрит на Лошало. Тот стоит, полусогнувшись, приподняв одну ногу и опираясь локтями о забор. Между улыбающимися губами Лало зажата сигарета. Поднятой босой ступнёй он почёсывает ту ногу, на которой стоял. — Да вот, — разводит руками Анатолий, сам даже не зная, как сформулировать причину, по которой он сейчас здесь. Лошало щурится от лучей заходящего солнца и хмыкает, выпуская маленькое облачко дыма. — Ну раз так, то пойдём, — спокойно тянет он.

***

Лало ведёт его дальше в поле, и Тончик не задаёт вопросов, только лишь изредка пинает траву ногами. Острое желание поболтать сменилось спокойствием. Чем дальше, тем выше заросли. Только когда шум табора стал еле слышен, они вышли на прогалину, где трава была скошена. Анатолий совершенно не протестует, когда Лошало укладывается в этот круг, и ложиться следом в паре метров от него. Трава на удивление мягкая, хоть и колется за ушами. Над ними тут же будто бы замыкаются заросли. Небо заливается фиолетово-синим. — Я прихожу сюда, когда хочу спрятаться, — тихо тянет Лало, разглядывая облачный потолок. Тончик снимает тёмные очки и складывает руки на животе. — Многовато у тебя мест для пряток, — усмехается он наигранно-язвительно. Лошало, подложивший руки под голову, фыркает и прищуривается, косясь на него отчего-то ехидно. — Говорит тот, кто прячется здесь прямо сейчас. Анатолий едва уловимо вздрагивает и, забыв, что снял очки пялится на Лало со смесью растерянности и лёгкого смущения. — Откуда ты пришёл, Анатоль? — миролюбиво тянет Лошало. Тончик на пару секунд отворачивает голову и поджимает губы, будто колеблется. Колдун проклятый, насквозь видит. С другой стороны, он сам поговорить с кем-то хотел. А Лало, похоже, такие вещи чувствует. — С дискотеки свинтил, — наконец выдаёт Анатолий, переводя взгляд в небо. Пальцы полубессознательно елозят по ткани олимпийки. Лошало кивает медленно, также глядя наверх. Ухмылка с его лица пропадает. — А почему ушёл? — интересуется цыган уже осторожнее. — Неужели всё ещё «не до дискотек»? Тончик вздыхает и дёргает плечами. — Там мне было не по себе, — честно признается он, — ну не моё это всё… Я не только танцевать не умею, но ещё и… — Анатолий с лёгким раздражением прикрывает глаза и шумно выдыхает. Лало поворачивается на бок и подпирает голову согнутой в локте рукой. Не пялится, но смотрит внимательно, ждёт. — Не могу я, короче, девушек кадрить, — выпалил Тончик, вскинув взгляд на Лошало. Тот пару секунд смотрит на него слегка удивлённо, а потом улыбается, без насмешки и язвительной снисходительности. — Ну это не беда, этому можно научиться, — спокойно тянет Лало. — А ты умеешь? — встрепенулся Анатолий заинтересованно. Лошало хмыкает и слёгким самодовольством посмеивается. — Умею, — отчасти довольно отвечает он, ловя на себе взгляд полный странного уважения. Тончику даже не приходится говорить «научи», и без этого всё читается. — Значит, смотри, комплименты — это довольно важно, — начинает Лало, медленно садясь, — тут нужно потренироваться, — он складывает ноги по-турецки и прикладывает ладонь к груди, — представь, что я — это она. Скажи что-нибудь приятное о её внешности, найди что-нибудь, что тебе в ней правда нравится. Поспешно усевшийся Анатолий, всё это время внимательно кивавший, завис. Выловить из памяти действительно «красивое», примечательное — сложно. Под цветными огнями танцплощадки не особо обращаешь внимание, да и как можно выделить что-то одно? Тончик, задумавшись, уставился на Лошало. Что-то, что нравится… У Татьяны была «чёткая» олимпийка. И яркие тени на веках. Вроде вспоминает, а сам, вновь зависнув, смотрит только в глаза напротив — гипнотически-зелёные. — Глаза у тебя красивые. Лошало пару секунд молча его разглядывает, а потом усмехается. — Банальщина, — фыркает он, не замечая лёгкой потерянности Анатолия. — Ну я не знаю, я искренне сказал, — бурчит Тончик, пожимая плечами, не понимая, с чего вдруг сказал про глаза именно сейчас. Лало вздыхает с улыбкой. — Ладно уж, дело времени, научишься. Анатолий угукает, но отводит взгляд. Мысли как-то комкаются. — А, может даже, и ну его, — заключает он, отвернувшись, — мне это всё равно не шибко надо было. Это мне Мобила всё затирал, что замутить с кем-то надо. Лошало пожимает плечами. — Решать в любом случае тебе, — он слегка подаётся вперёд и кладёт руку Тончику на плечо и приободряюще улыбается, — но, надеюсь, ты понимаешь, что в отсутствии какого-то опыта нет ничего страшного. Это всегда дело поправимое, — Лало хмыкает, — а иногда, знаешь, и не нужно ничего исправлять. Тончик поджимает губы и показательно хмурится, борясь с предательским румянцем. Чего Лошало ему в голову лезет? Неужели он, Анатолий, такой вдоль и поперёк очевидный, что цыган из него мысли выуживает на раз-два? Бесит. Тончик шумно вздыхает и через силу расслабляется. Хватит уже. Упирается всё, как будто действительно до сих пор подраться с Лало собирается. Но сам ведь к нему пришёл. И теперь уже, кажется, очевидно, что Лошало ему не враг. — Слушай, Ло… Цыган резко вскидывает голову. В его глазах на секунду виднеется удивление: не ожидал внезапно услышать от него сокращение собственного имени — такое простое и почти личное. Анатолий неслышно барабанит пальцами по босой ступне. — А у тебя кто-нибудь есть? Становится одновременно и легче и тяжелее. Легче от того, что озвучил любопытство и открылся, тяжелее — из-за страха, что вопрос покажется глупым, наивным или слишком личным. Но это ведь Лало — любитель задавать личные вопросы. Уж он тогда точно имеет право спрашивать. У Лало наверняка есть опыт, Лало куда старше, не может быть, чтобы у него не было, выражаясь романтическим языком, «особенного» человека. — Нет, — совершенно спокойно отвечает Лошало, тут же разбивая все предположения Тончика. Ну да, если бы был, они бы скорей всего не проводили столько времени вместе. Лошало было бы попросту не до него. Анатолий всё равно, кажется, выглядит удивлённым. — Правда: нет, — Лало хмыкает, — мне о таком врать незачем. Тончик решает, что говорить «почему?» — уже слишком. — Мне и одному неплохо, — частично отвечает на неозвученный вопрос Ло. Он вновь откидывается на траву и начинает шарить по карманам. Достаёт сигареты и зажигалку. Анатолий молча ложится рядом, уставившись в потемневшее небо. От земли начинает тянуть холодом. Лошало закуривает. Теперь под стремительно опускающейся тьмой его лицо можно было различать по огоньку дымящей сигареты. Дни становятся короче. Тончик отчего-то успокаивается. Шум маленького города остался позади. Где-то в высокой траве вокруг трещат насекомые. Когда Лало молча протягивает ему сигарету, он медлит пару секунд, а потом осторожно, чтоб не уронить, её принимает, тут же делая короткую затяжку. Смотреть на вырывающийся в небо дым довольно красиво. — Ещё чуть чуть и лето закончится, — произносит Лошало тихо, задумчиво. Тончик хмыкает, вновь затягиваясь. — Хорошее оно, — он не глядя возвращает сигарету, — давно такого хорошего не было. Лало вздрагивает, а потом отчего-то тихо смеётся, заставляя Анатолия повернуть голову. — Тебя несколько раз чуть не убили, а ты говоришь — хорошее? — Лошало широко усмехается, вскидывая брови. — Вот это я понимаю, оптимизм. — Не, а что, — ответно, не выдержав, ухмыляется Тончик, — зато вот с тобой скорешился, — ухмылка сменяется искренней спокойной улыбкой, — вот уже и хорошее. Лало на секунду будто бы готов уронить сигарету. Смотрит не моргая, а потом улыбается ответно. — Дурак ты, Анатоль. — Слышь, сам такой! Тончик фыркает показушно и несильно ударяет его в плечо. Ветер уносит их смех в сторону леса.