Как карта ляжет

Тончик выбирается наружу и хлопает дверцей автомобиля. Закатное солнце мягко опаляет контуры складов и бетонные поверхности гаражей, обтекая его вишнёвую девятку. Встреча со Стрельниковым была назначена на вечер. Анатолий надел тёмные очки и деловито поправил козырёк кепки. Он хоть и предвкушал поживу, всё же слегка нервничал. Одно радовало — прокля́тый цыган скорее всего не появится. Отлично. Не придётся его ни видеть, ни разговаривать с ним, да и когда дело дойдёт до делёжки района, ему, Тончику, достанется больше. Приободрившись, Анатолий хмыкнул и зашагал по пустынной складской улице, оглядываясь в поисках нужного поворота. Здесь, оказывается, легко было заблудиться. Он тормозит ненадолго, поджимая губы недовольно, и уже собирается сделать шаг вперёд, как тут ему в спину что-то врезается. Точнее кто-то. Лошало, вынырнувший из-за поворота, морщится и потирает лоб. Тончик оборачивается и замирает оторопело, пару секунд просто пялясь на него с открытым ртом, а затем его возмущение, клубившееся где-то в груди, всё же находит путь наружу. — Ты чё здесь делаешь?! — не здороваясь, сразу предъявляет Анатолий. Он нахохливается, словно воробей, поднимая плечи и топорща олимпийку, чтобы казаться более грозным и высоким. — И ты здравствуй, Анатоль, — как обычно спокойно отвечает Лало, разве что хмурится едва уловимо, — время идёт, а ты людей нормально приветствовать так и не научился, — лениво укоряет он, так, будто в его распоряжении было всё время мира и на вопрос лидера «Штанов» отвечать вовсе необязательно. Тончик на него таращится так, словно его от недовольства и едва сдерживаемой ярости сейчас разорвёт. Лошало даже усмехается — того и гляди глаза на лоб полезут, думает он, щурясь. — Решил составить тебе компанию, — тянет цыган, возвращая себе былое лукавство, — меня, если ты забыл, тоже пригласили, — он хмыкает, отчего-то невероятно довольно — видимо, раздражать Анатолия сейчас ему было в радость. Тот в ответ открывает рот, собираясь сказать что-то крайне злобное и нецензурное, но тут же его закрывает, внезапно замолкая. Они, конечно, сейчас одни и попытаться набить Лало рожу ему ничего не мешает, рассуждает Тончик. Только вот пока он мутузит цыгана, Стрельников может и уедет. Смоется, оставив выгодное предложение при себе и всё — пиши пропало. Анатолий по-собачьи морщит нос и, насупившись, стреляет в лоб Лошало недовольным, предупреждающим взглядом. Тому, кажется, это ни о чём не говорит. — Ладно, — наконец бурчит Тончик, отворачиваясь и засовывая руки в карманы олимпийки. Заинтересованное лицо Лало он игнорирует — проглатывает готовые сорваться с языка ругательства и замолкает, продолжает шагать, не глядя на него. Анатолий сейчас похож на недовольного и обиженного ребёнка, которому конфету не дали. Даром что строит из себя грозного и сильного. Лошало и пятнадцати шагов сделать не успевает, как Тончик оборачивается, пронзая его очередным взглядом, в котором читается неприкрытая ненависть. От того, какой тот по-юношески открытый и искренний в своей злобе, хоть и старается спрятать мысли, Лало становится почти смешно. Для него Анатоль — открытая книга. — Хули ты за мной тащишься? — рыкает Анатолий через плечо. Не кричит, и то славно. — Нам в одну сторону, — не скрывая широкой усмешки отвечает Лошало. — Я знаю, — тут же огрызается Тончик, видимо почувствовав, что его самолюбие задето. Лало хмыкает. Дурак. Его взгляд внезапно зацепился за чужую руку, опущенную уже в карман старых спортивок. Складной нож. По контурам и тому, как оттягивает карман сразу понятно — у Лошало глаз намётан. Анатолий перебирает его для уверенности, не потому что сам хочет броситься, потому что боится, что нападут. Не такой уж и дурак, выходит. Лало снова усмехается. Анатоль на зверёныша дикого похож. Клыки, как взрослые, ещё не отрастил, а кусаться уже лезет. — Чё пялишься? — прерывает его мысли Тончик, уже не рыча, но готовясь в любой момент оскалиться предупреждающе. Лошало хочет ответить что-то насмешливо-язвительное, но у очередного поворота внезапно тормозит. — Притормози-ка, гаджо, — на плечо Анатолия мягко легла его рука, — предчувствие у меня плохое. Тот тут же останавливается, дёргая плечом и сбрасывая с него чужую ладонь почти брезгливо. — Я чё — конченный, чтобы к твоему предчувствию прислушиваться? — рыкает Тончик. Лало хмурится. — Карты сегодня… — В жопу себе свои карты засунь! — раздражённо перебивает его Анатолий. Он и так был порядком недоволен тем, что Лошало всё же припёрся на эту встречу. Наверняка хотел заставить его не пойти, чтобы явиться одному, а теперь снова пытается помешать. Тончик упрямо поворачивает за угол, фыркая. — Вон машина стоит, пришли уже, — цедит он, делая несколько шагов в сторону чужого авто, хозяин которого почему-то отсутствовал. Отошёл куда что ли? Додумать Анатолию мешает подоспевший сзади Лало. — Стой, пустоголовый! — выкрикивает цыган, хватая его сзади за ворот олимпийки и с силой увлекая назад, а потом и в бок к одному из грузовых контейнеров. Тончик от неожиданности запинается, отчего они оба вместо того, чтобы пригнуться, падают на землю. Внезапно слышится грохот, обдаёт волной жара, которую Анатолий почувствовал даже за своеобразным укрытием. В ушах пару секунд звенит, но это не мешает ему тут же вскинуться на Лошало, на котором он теперь практически лежал. — Ты, блять, охренел?! — Тончик скалится, хватая ворот чужой рубашки. — Ты чё устраиваешь?! Лало пару секунд смотрит на него почти ошарашенно, а потом внезапно повышает голос. — Я тебе жизнь спас, баран! — возмущается он, пытаясь приподняться. — А я тебя не просил! — рявкает Анатолий. Лошало внезапно отражает его жест, демонстрируя в оскале золотой зуб. — Ах ты малолетний… Закончить он не успевает, потому что ему в лицо прилетает кулак. Ну или точнее пытается. Лало в последнюю секунду уворачивается, рывком сбрасывая с себя Тончика. Тот охает от неожиданности и того, как жёстко приложился позвоночником об асфальт. Лошало, что удивительно, ограничивается пинком в чужой живот, чтобы присмирить, видимо. Он поднимается, брезгливо почти отряхивая штаны и рубашку с жилеткой, и косится на Анатолия. Тот делает хриплый судорожный вдох, пытаясь вернуть вышедший из лёгких воздух. Тончик, наверное, ни разу не видел Лало таким рассерженным. Так или иначе, цыган быстро возвращает себе былую маску расслабленности. — Надо уходить, — цедит он тихо. Лошало видит, как Тончик засовывает руку в карман спортивок. Видит, как эта рука сжимается на рукояти складного ножа. Видит и готовится дать отпор. — Ладно. Анатолий, кряхтя, поднимается и отводит взгляд. Руку из кармана штанов он вытаскивает. Удивляться времени нет, и Лало едва уловимо кивает, направляясь туда, откуда они пришли. На миг он оборачивается, разглядывая то, что осталось от автомобиля. Сгоревшие обломки. Тончик, невольно проследив за взглядом цыгана, хмурится и поджимает губы. До машины добираются молча. Анатолий, только собираясь открыть дверь своей девятки, понял, что Лошало всё ещё стоит рядом. — Я пешком пришёл, — поясняет он под пристальным взглядом, — подбросишь? — тут же слабо улыбается Лало. Тончик замирает. По его лицу видно — в этой голове идёт тяжёлый мыслительный процесс, едва ли пар из ушей не валит. — Ладно, — наконец буркнул он, угрюмо надвинув козырёк кепки на глаза, — полезай. Лошало усмехается едва уловимо и, открыв дверь, ловко запрыгивает на переднее сиденье. — Только учти: что-нибудь засрёшь, я тебе руки оторву, — тихо рыкает Анатолий, усаживаясь на водительское сиденье. В салоне душно, тепло и оглушающе пахнет «ёлочкой». На заднем сиденье постелен какой-то плед, больше похожий на расписной ковёр, какие обычно висят на стенах, и лежит мафон. На зеркале заднего вида помимо освежителя висит увесистый крест на цепочке… Старый, грубый и потёртый, но явно серебряный. Или посеребренный, сказать сложно. Лало неосознанно протягивает руку, за что тут же получает злобный выкрик. — Не трожь, — глухо отрезает Тончик, — я его целым обещал сохранить, — бурчит он уже тише, хмурясь и отводя взгляд. На язык само собой напрашивается «чей?», но спросить Лошало не успевает — девятка с шумом срывается с места, набирая скорость. Они молчат всю дорогу. Лало впервые не знает, как завести разговор, а Анатолий не хочет отвечать, только пронзает хмурым и сосредоточенным взглядом дорогу. Крест мерно покачивается. Лошало, увлёкшись своими мыслями, сам не заметил, как машина затормозила у табора. — Вылезай, — цедит грубо Тончик, даже не глядя на него. Лало вздыхает, открывая дверь авто и выбираясь наружу. Он, однако, задерживается, оглаживая рукой верхушку наружной панели двери. — Спасибо, — тихо хмыкает Лошало. — Ой, да иди нахер, — так же тихо ворчит Анатолий, наконец удостоив его быстрым взглядом. Лало усмехается и, кажется, хочет сказать что-то ещё, но не говорит. Только хлопает дверью и удаляется неспешно туда, откуда доносились запах костра и чуждый Тончику говор. Тот, перед тем как вдавить педаль газа в пол, провожает цыгана нечитаемым напряжённым взглядом. Ведёт Анатолий несдержанно, скрежеща колёсами на поворотах. С дороги взгляда не сводит, но смотрит отстранённо, отрывисто. В голове, что для него редкость, слишком много мыслей. Из машины он выбирается с облегчением, выдыхая шумно. Хочется закурить ужасно, но он медлит. Оборачивается к незакрытой двери и, наклонившись, заглядывает в салон. Рукой тянется к кресту: сжимает крепко, почти судорожно, оглаживает пальцами мягко и отпускает наконец. Дверь девятки хлопает с едва уловимым тяжким вздохом.